ВО САДУ ЛИ, В ОГОРОДЕ...
Повесть
Начало:
http://www.proza.ru/2013/12/10/1304
7. Большая радость и большая беда
Полина прожила с Петровичем целых пятнадцать лет, но ведь он был намного старше её и в конце концов умер. А если бы не она, он столько не прожил бы – в войну и ранен был, и контужен. Она старалась, чтобы дед не напрягался, не поднимал ничего тяжёлого и ел горячую пищу.
Как-то раз он заболел и аппетит у него стал совсем плохой, так Полина ему сварила утром четыре разных каши – на выбор, что захочет съесть, то и возьмёт на плите. Какая жена когда-нибудь варила мужу четыре каши одновременно? Причём перед тем, как пойти на работу. То-то же! А ведь каша с молоком для старого человека – самая здоровая еда.
Но полковник покинул этот свет, и ещё хорошо, что лежал до этого недолго – всего полгода. С одной стороны – горе, похороны, поминки. Кладбище далеко, добираться трудно, надо ставить ограду и памятник – но это не раньше, чем через год, денег у Петровича на книжке сколько-то есть, должно хватить. А с другой стороны, сколько же мучиться больному человеку и Полине вместе с ним? Она ведь практически одна за мужем ухаживала, да ещё и на заводе работала.
И вот наконец дождалась Полина большой радости: на заводе подошла очередь на квартиру, а их теперь много народу прописано в той, старой, где Витя живёт, – пять человек вместе с ней, причём дети разнополые. Сначала им давали три комнаты, но Полина выходила, выпросила четырёхкомнатную. Что положено, то отдайте.
Конечно, сама она туда жить не пошла – зачем мешать молодёжи, они теперь без неё справляются, да ещё и молодая сватья суёт нос во все дела. Полина была довольна тем, что имела: домик с газом, водопроводом и паровым отоплением, даже ванна есть; сад-огород, чистый воздух – куда уж лучше для пожилого человека?
В новую квартиру Полина отдала всё полковничье добро – два настенных ковра, хорошую посуду, две настоящих картины, импортные покрывала. Пусть живут как люди. А ей одной и тут хватит места. Дом теперь весь её – Петровичева дочка на него не претендует, она так и сказала. Да хоть бы и претендовала – полдома ведь не продашь, здесь всего-то две комнаты: зал четырнадцать метров и проходная комнатка восемь метров, да ещё кухня. А деньгами выплачивать Полине нечем, у неё запасов никогда не имелось.
Наверное, дочка была благодарна ей за отца, за то, что досмотрела его по-людски, жизнь ему продлила. Кто знает, сколько он прожил бы с какой-нибудь другой женщиной, к примеру, с толстой Лидой, которая собиралась его на себе женить. Она сама-то уже два года как умерла.
Полина всё ещё работала на заводе, хотя уже получала пенсию, – а что ей дома сидеть, когда можно помочь сыну? У него двое детей растут, в квартиру надо мебель покупать, а денег не так и много.
Ходила она на работу пешком – тут недалеко, всего два километра, она привыкла, да и всё равно ничем не доедешь – окраина. Однажды, переходя дорогу, по которой машины почти не ездили и потому никто их не опасался, она почувствовала страшный удар в бок и упала прямо под колёса. Машина, на которую она не обратила внимания – задумалась, наверное, – ехала не слишком быстро. Там дорога неасфальтированная, поэтому сильно не разгонишься, и даже странно, что водитель вовремя не затормозил.
Потом Полина думала, что он её специально задавил – может, на спор. Она слышала: бывает так, что спорят на человека или в карты проигрывают, и вместо денег, то есть долга, идёт чужая человеческая жизнь. А место здесь малолюдное, свидетелей не было. Только один мужчина шёл на электричку, он всё издалека увидел, закричал и подбежал к Полине, так что благодаря ему машина осталась на месте и водитель с двумя пассажирами тоже.
Они-то, пассажиры, и дали такие показания в милиции, что тётка сама под машину полезла, а ведь ей сигналили: уйди, мол, с дороги. А почему же вы тогда не объехали её, спрашивается, почему не притормозили, если видели пожилого человека? Да и сигналов никаких не было слышно, она же не глухая.
Полину забрала «скорая» – у неё всё было переломано. Целых три месяца провалялась в больнице. Сначала месяц держали в реанимации – её ведь вообще еле собрали.
«Вот там-то было страшно! Просто жуть! – рассказывала она. – Привезут кого-нибудь нового, он полежит немного – и увозят в труперню. Настроение от этого такое, что, того и гляди, самоё туда же увезут. А больно так, что хоть криком кричи. Рука сломана, нога, несколько рёбер и ещё какие-то мелкие косточки. Места живого нет – одни синяки да гипс».
Однако всё как-то потихоньку срослось, и Полину выписали домой. На работу она уже не ходила – какая там работа, если всё тело болит, а когда не болит, так ноет. Петрович уже три года как умер, так что пожалеть её было некому, кроме сестёр, ну и сына, конечно.
Вот и стала она больной старушкой – всего-то в шестьдесят лет. Водителя того даже не посадили – заплатил, наверное, кому следует. И, соответственно, никакой компенсации Полине за подорванное здоровье он не выплатил. Был бы нормальный человек, сам пришёл бы и денег принёс, чтобы совесть не мучила.
Это ей одна знакомая так сказала, которая всё удивлялась, почему они не довели дело до конца. А кому доводить-то? Полина всё это время лежала в гипсе, а у Вити своих забот хватало – он весь день на работе, да ещё и к матери в больницу ездил.
А его жена Лариса к ней даже не приходила, только приветы передавала, ну и передачи собирала, конечно, – куда она денется?
Продолжение:
http://www.proza.ru/2013/12/28/1922