Нация. От Рима до Бастилии

Так когда же именно возникли первые нации, и что под ними понималось?

Историк Иван Арский в 1941 году обронил фразу: «если нация - продукт недавнего прошлого, то сам термин «нация» достаточно стар». Арский И.В. Вопрос о формировании национальностей в Западной Европе. - Ученые записки ЛГУ, серия Ист. науки, вып. 12. Л. 1941, с.124.

Обратим внимание на это удивительное замечание: если верить Арскому, то понятие нации появилось много раньше той формы общности людей, которую в СССР принято было называть нацией.

Кстати, Арский, автор одной из самых глубоких работ о нации, вряд ли помышлял, какая нелепая судьба ждет его труд.

Много поколений философов, критикуя выдвинутую Арским идею национальности как нации в зародыше, будет цитировать его труд без указания источника.
Так, именно к статье Арского восходит не совсем точный перевод латинского слова n;tio (вместе с неточным написанием - natio), который именно в этом написании прочно вошел в наши энциклопедии и словари. (От автора: вместо n;tio писали natio, так как "а с титулом" в имевшимся тогда наборе символов не было - С.Ш.).

Итак, если начать, как говорится, ad ovo (что можно перевести «от печки»), то нас ждет сюрприз. Оказывается, nasci - по-латински означает "рождаться", а Нацией (N;tio) в древнем Риме называли богиню рождения (или знатности, родовитости). Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. - М., 1986, с.505.

Богиня Нация у римлян была олицетворением всего живого.
По свидетельству Цицерона ("О природе богов"), ей поклонялись, в частности, на территории Ардеи - одного из древнейших городов Аппеннинского полуострова. Впрочем, о жертвоприношениях богине Нации говорит не сам Цицерон, а участник этого диалога - Аврелий Котта.
Другие участники-персонажи беседы - Цицерон, Веллей и Бальб.
Котта говорит: "Так что, если мы будем считать богами тех, которые принимают участие в том, что происходит с человеком, то следует считать богиней также и Рождение (Natio), которой мы, когда обходим храмы на Ардейском поле, обычно приносим жертву. Она и название такое получила от “рождать” (nascere), так как оберегает женские роды. Если же эта - богиня, то боги и все те, которые были упомянуты тобою: Честь, Верность, Разум, Согласие, стало быть, также Надежда и Предостережение (Moneta), и вообще все, что нам придет в голову. Но если все это не правдоподобно, то неправдоподобно и то, из чего это следует..."

По-итальянски Nata и ныне значит «родившаяся». Natalis dies - означало день рождения, который римляне отмечали пиром для друзей: дом и очаг отмечались венками, гению дня рождения воскуряли фимиам, именинник в белой тоге выслушивал похвалы, вместе с близкими совершал возлияния. Natalis dies - дни рождения Цезаря, Августа, других императоров были праздничными днями в империи. Словарь классических древностей. - СПб, 1864, с.903.

У слова «натура», обозначающего природу, тот же латинский корень N;tio, как и у имени Наталья - «родовитая», «знатная».

Возможно, что и слово «сенат» (se-n;tus) восходит не к senex (старый, древний), а при помощи приставки se- образовано от того же корня n;tio.
Тит Ливий в «Истории Рима» четко отделяет «отцов» (сенаторов, входивших в сенат по праву происхождения, из знатных родов), и патрициев, записанных в сенат позже. Тит Ливий. История Рима от основания города, т.1. - М., 1989, с.518.

Видимо, n;tio в Риме обозначало знать. В трактате «О дивинации» Цицерон упоминает богиню Натту, покровительницу знати. «Пинарии (жрецы) Натты - нобили, значит, опасность от знати». В кн. Цицерон. Философские трактаты. - М., 1985, с.259.

Тард пишет еще определенней: «Рим-то и создал эту социальную группу - нацию». Тард Г. Социальные этюды, с.245.

Заметим, что до реформ Туллия патриции были единственными гражданами Рима, обладавшие правом принимать участие в решении государственных вопросов.
Даже после предоставления плебеям гражданских прав знать сохранила за собой право выбирать и занимать высшие должности квесторов, военных трибунов, консулов, цензоров, диктаторов и авгуров.

Кроме того, у n;tio было еще несколько значений. 1) n;tio обозначало рождение, происхождение или род; 2) n;tio могли применить по отношению к племени, народу, Цезарь неоднократно использует это слово в «Записках о галльской войне». Nationes et gentes - означало племена и народы, nationes gentes - языческие народы. Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь, с.504-505.

N;tio в Риме называли и элитную породу скота, т.е. n;tio было синонимом породистости. Система кровного родства, бывшая основой социального устройства Рима царей, обозначалась словом cognatios. Маяк И.Л. Рим первых царей. - М., 1982, с.120-166.

Рим начался с покорения одним из племен италиков этрусков и сабинян, живших по соседству. Расширяя власть за пределы Аппенинского полуострова, постепенно он вырос в империю, охватывающую кольцом Средиземноморье.

Граждане Рима - потомки основателей города, патриции, были военным привилегированным сословием, они имели право участия в народных собраниях. Потомки покоренных звались плебеями. Им запрещали носить оружие, они обязаны были трудиться на земле.

Когда войны выплеснулись за пределы полуострова, привлекают к службе и плебеев, из них возник класс воинов. Захватив новую провинцию, римляне первым делом переселяют туда колонистов - плебеев из числа ветеранов войн, награждая их за службу земельными участками. (Именно отсюда «колония» - поселение).

Так на захваченных землях появлялись опорные пункты для подавления возможных мятежей, а в самом Риме снижалась вражда между патрициями и плебсом. Силами, скрепляющими империю, были также мощные легионы и религия, обожествлявшая императоров. Алтари им воздвигались в любой деревушке Империи.

Себя римляне называли populus romanus - римский народ.

Остальное человечество - рабы в состав человечества не входили - относилось к разряду варваров (barbari). Из числа варваров исключались также греки и египтяне, а позднее галлы и иберы. Всех варваров римляне делили на три категории: barbari (варвары, живущие за пределами империи), barbarae g;ntes (языческие племена и народы) и, наконец, barbarae n;tiones (варварские нации).

В речи «В защиту Фонтея» Цицерон рассуждает о живущих в Римской империи галлах, иберах и пунах - «диких и варварских нациях» (immanae ac barbarae n;tiones), об их «диком и заносчивом варварстве».
Отметим, что у перечисленных Цицероном народов уже существовала родоплеменная аристократия, которая из своей среды выбирала вождя-военачальника.

Кроме того, у римлян было слово gens или gents. В отличие от g;nus, значившего племя, род, семейство (также класс, сорт, разряд), оно еще при основании римского государства не выражало происхождения, кровного родства, обозначая женский род, соединение семей в одну трибу, курию с общим именем и уделом земли. Затем оно уже означает род, племя, народ, и получает новый смысл - иноземцы, язычники, живущие где-то далеко. Дворецкий И.Х. Там же, с.347.

С обращением Рима в христианство за gentes закрепилось понятие «язычники», а nationes стали, видно, пониматься, как народы, имеющие знать. С распространением латыни в средневековой Европе эти слова входят в обиход всюду. Когда Фома Аквинский (XIII в.) пишет трактат Summa contra gentiles, то gentiles обозначает у него именно язычников.

Заметим, что есть закономерность: появление нового типа этнических отношений происходит путем отрицания прежнего типа - принцип кровного родства отступает, принцип территориальный торжествует, все более широкая группа людей обретает политические права.

Афинский народ возник после ломки родового устройства и замены его территориальным. В состав демоса были включены все жители Афин, включая ранее бесправных пришельцев - метэков. В этом состояли реформы Клисфена.

С тех времен афинянин - не член рода или племени, а как гражданин полиса: замена принципа родовой принадлежности принципом территориальным привела к рождению демократии.

Такие же реформы осуществил Сервий Туллий в Риме: уничтожив привилегии аристократии, он дал гражданские права плебсу, т.е. потомкам покоренных племен, деление по племенным трибам превратил в территориальное и разделил граждан по имущественному признаку на 5 разрядов, родовая демократия стала современной. Поэтому смена принципа крови принципом земли в корне изменила содержание римского патриотизма.

«Решающее значение имела уже не принадлежность к родовым связям, а исключительно место постоянного жительства; не народ подвергался делению, а территория; население в политическом отношении превращалось в простой придаток территории». Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т.21, с.117.

Кстати, кровные связи заменяются территориальными и при рождении древнерусской народности. «Не было ни одной области, которая бы состояла только из одного и притом цельного племени; большинство областей составилось из разных племен или их частей, в иных областях к одному цельному племени примкнули разорванные части других племен». Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. 1, с.161.

«Государство Руси стало распадаться, но распадаться не путем выделения отдельных племен, населявших Русь и находившихся первоначально в союзе друг с другом, а по княжествам, образовавшимся вокруг отдельных городов. Династические и княжеские интересы, концентрировавшиеся вокруг городов, оказались в разделении Руси на княжества сильнее, чем племенные и национальные». Лихачев Д.С. Записные книжки. М., 1972, с.492-493.

Нельзя не согласиться с А. Грамши: «О национальном нельзя говорить без территории; а во все эти периоды (речь - о Риме времен Пунических войн) территория имеет исключительно юридическое и военное значение, то есть «государственное» в смысле управления ею, без какого бы то ни было нравственно-эмоционального содержания». Грамши А. Тюремные тетради, т.1, с.355.

Нация еще не была силой, скрепляющей территорию. Напротив, создание империи означало уничтожение этнических особенностей захваченных народов.

«По всем странам бассейна Средиземного моря в течение столетий проходил нивелирующий рубанок римского мирового владычества. Там, где не оказывал сопротивления греческий язык, все национальные языки должны были уступить место испорченной латыни; исчезли все национальные различия, не существовало больше галлов, иберов, лигуров, нориков - все они стали римлянами... Новоиспеченное римское гражданство ничего не предлагало взамен; оно не выражало никакой национальности, а было лишь выражением отсутствия национальности... Элементы новых наций были повсюду налицо... Но нигде не было налицо силы, способной соединить эти элементы в новые нации; нигде еще не было и следа к развитию и сопротивлению, не говоря уж о творческой энергии. Для громадной массы людей, живших на огромной территории, единственной объединяющей связью служило римское государство, а это последнее со временем сделалось их злейшим врагом и угнетателем». Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. - Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.21, с.146-147.

Но, поглощая другие народы, Империя и сама подвергается их влиянию.

«Недавно английский писатель де Куинси, пытаясь объяснить зверства Калигулы и Нерона, их чудовищную и противоестественную жестокость, а также всеобщее раболепство и продажность; которую они породили, заметил, как трудно поверить в то, что «потомки народа столь сурового», каким были римляне, «могли так быстро выродиться»; в это время население Рима, свезенное сюда из различных частей света, но особенно из Азии, было по существу новой расой. Огромная «часть коренных жителей была вырезана», и права гражданства были предоставлены такому большому количеству освобожденных рабов из Азии, что «на протяжении жизни одного поколения римское золото почти полностью превратилось в простой металл».

Ювенал с горечью писал: «Оронт ... смешал свои нечистые воды с водами Тибра», а также: «Возможно, во времена Нерона меньше, чем каждый шестой, был римлянином по происхождению». Вместо них, пишет другой автор, «пришли сирийцы, каппадокийцы, фригийцы и освобожденные рабы из других стран». «За полвека они деградировали так быстро, что Тиберий даже назвал сенаторов его (Рима) homines ad servitutem natos, то есть людьми, рожденными быть рабами». Торо Г.Д. Дневник. - В кн. Сделать наш день прекрасным, М., 1990, с.150.

“За двухсотлетний период, - пишет Ляпуж, - наиболее знаменитые старейшие фамилии Рима исчезли и заменились менее достойными, вышедшими из разных слоев и даже из освободившихся невольников. Когда Цицерон жаловался на упадок римских добродетелей, знаменитый афинянин забывал, что в городе, даже в самом сенате, римляне старых фамилий были редки, и что на одного потомка квиритов приходилось десять латинян нечистой крови и десять этрусков. Он забывал, что римское государство начало приходить в упадок с того дня, когда открылся доступ в него чужестранцам, и что причина, по которой титул гражданина беспрестанно терял свой блеск, была та, что между носителями его было более сынов народов побежденных, чем народа-победителя. Когда право римского гражданства путем последовательных натурализаций распространилось на все народности, когда бретонцы, сирийцы, фракийцы и африканцы облеклись в это звание, которое было им не по плечу, то родовые римляне уже исчезли”.

Столица державы - Рим - оказывается населенным выходцами со всех провинций.

Чтобы найти новых солдат и колонов, властвующему сословию пришлось привлекать в Рим больше иноземцев, варваров («barbarii» - люди, которые бормочут, говорят «бар-бар»). В итоге военное сословие состоит из переселившихся в Рим чужеземцев и их потомков. В селах тоже живут варвары-язычники.
Городское и сельское земледельческое население превратились в две различных нации, не понимающих друг друга.

В будущем римские христиане, живущие исключительно в городах, будут употреблять слово «paganus» (означающее «житель деревни) для обозначения не христиан, язычников. (Отсюда - русское «поганые» «татаровья» и половцы).

Столица державы оказывается населенным выходцами со всех провинций.
На закате Рима на императорский трон часто усаживаются полководцы варварского происхождения.
Даже государственной религией Рима станет христианство, созданное одним из покоренных народов.

В своем безудержном расширении на север, юг и восток Империя выдохлась и, наконец, приступила к закреплению постоянных рубежей. Когда на место римской армии пришло войско наемников, надежнейшая опора любой империи в подавлении внутренних волнений, оно оказалось неспособным к отражению угрозы внешних врагов.

Агрессия остановилась, превратившись в позиционные войны на границах.

Войны из завоевательных стали оборонительными. Количество военнопленных все уменьшалось, предложение рабов сокращалось, потери войск все росли.

На латифундиях некому стало работать, а римляне не желали арендовать у владельцев гигантских поместий их землю, становиться их колонами-поселенцами. За границами государства живут воинственные племена, и последние столетия Западной Римской империи – это века непрерывных конфликтов с кочевниками.
Рассуждая, как на земли Руси пришли наши предки, и кем они были, историки тоже не избежали долгих, хотя мало обоснованных споров.

По Геродоту, сперва на юго-востоке Европы жили киммерийцы, их сопоставляют с кельтами. В 5 в. до н.э. их истребили скифы, в которых долго видели предков славян. Например, В. Тредиаковский, выводя слово «скиф» от корня «скит» («скитание»), убеждал, что нашими предками были скитальцы-скифы.
Хотя славянами скифов считали многие, но строка поэта Блока «Да, скифы - мы, да, азиаты - мы, с раскосыми и жадными очами», видимо, все же неверна.

Скифы делились на несколько племен, над которыми властвовало племя царских скифов (скифов-пахарей). Царские скифы говорили на языке, близком к древнеиранскому, имена рек Дон, Днестр, Дунай - иранского происхождения. Они успешно воевали с персами, но к славянам не имели отношения, затем были вытеснены другими племенами иранского происхождения - сарматами и саками.

В первые века н.э. сарматские, а позже сарматско-аланские племена населяли Поволжье, Южный Урал, Прикамье, смешиваясь с финно-угорскими племенами. Из современных народов наиболее близки к сарматам осетины.

Начинается переселение народов.
Германские племена готов переселяются из Скандинавии на юг, к истокам Вислы, появляются у берегов Черного моря, где создают свои государства.
Государство западных готов находится на Дунае и в Трансильвании, восточными готами во главе с Германарихом создается держава, примерно совпадающая в границах с Киевской Русью.
Греческие источники сообщают, что по черноморским степям поочередно движутся гунны, обры, приходят из-за Урала тюркские племена.

Но вопрос, какое из этих имен означает будущих славян, вызвал отповедь Ключевского: «Присутствия славян среди этих древних народов незаметно... Историческая этнография, изучая происхождение всех этих народов, пыталась выяснить, какие из них принадлежали к кельтскому и какие к германскому или славянскому племени. В такой постановке вопроса есть, кажется, некоторое методологическое недоразумение. Эти племенные группы, на которые мы теперь делим европейское население, не суть какое-либо первобытное извечное деление человечества: они сложились исторически и обосновались в свое время каждая. Искать их в скифской древности, значит приурочивать древние племена к позднейшей этнографической классификации. Если эти племена и имели общую генетическую связь с позднейшим генетическим населением Европы, то отдельным европейским народам трудно найти среди них своих предков и с них начинать свою историю». Ключевский В.О. Курс русской истории, т.1, с.106.

В IV веке в поход на запад движутся гунны во главе с Аттилой. Гунны грабят Италию, после смерти Аттилы в 453 г. возвращаются в причерноморские степи.
Поход их орд подтолкнул другие племена.

В конце IV в. н.э. готы из Северного Причерноморья вторгаются во Францию и Италию.
Вестготы и аланы в V в. нападают на Италию и грабят Рим (410 г.), создают Тулузское королевство (вскоре уничтоженное франками) и захватывают Пиренейский полуостров. Через три века их страна пала жертвой арабов.
Остготы во главе с Велемиром основывают королевство в Италии (спустя 150 лет завоеванное Византией), а затем переселяются в Паннонию.

Союз вандалов, вновь разграбив (в 455 г.) Рим, создает державу в Северной Африке.
Германские племена бургундов, франков, лангобардов, турингов, переселясь на запад, создают государства Бургундию, Францию, Ломбардию, Тюрингию. Фризы поселяются на территории Голландии (Фрисландии), саксонцы - на юге Германии. Герулы и туринги захватывают Рим, Теодорих, вождь остготов, убивает Одоакра, изгоняет герулов из Италии и становится ее королем.
Одна из орд гуннов во главе с ханом Аспарухом, примерно в 650 г. покорив западнославянские племена, создает Болгарское царство. Они то воюют с византийцами, то помогают им во внутренней борьбе.

Угры, или мадьяры, в конце VII в. из уральско-каспийских степей кочуют к Черному морю, движутся мимо Киева на запад, в Паннонию, где, подчинив славян и наложив на них дань, в IX в. создают Хунгарию (Венгерское королевство), вступают в борьбу с Византией и Болгарией.
Согласно Гардизи, мадьяры правили славянами так, как рабами.

Так орды кочевников движутся с одного края Европы на другой, подчиняя слабые племена. «У странствующих народов, не имеющих никаких постоянных границ, не может недоставать поводов к войне, так как они постоянно вторгаются в границы пастбищ друг друга. Таким образом, возникают случаи предательской войны». Зибер Н. Очерки первобытной экономической культуры. - СПб, 1899, с.39.

Столетия войн ведут к порождению крупных военных союзов, вся жизнь их проходит в боях.
«Мир является для германцев тяжелым состоянием: они постоянно вздыхают о войне; на войне они быстро приобретают известность; они предпочитают сражаться, а не обрабатывать землю», - замечает Тацит.

По мере порабощения человека землей, когда и мужчина привлекается к ее обработке, всеобщее ополчение уже противоречит благополучию племени. Возникает новое разделение труда: одни занимаются земледелием, другие войной. Появляются разные виды вооруженной силы, но все они направлены против интересов кормильца общества, свободного земледельца.

Необходимость войн ведет к появлению вооруженных людей, объединенных в целевую организацию под руководством военачальника-вождя. Содержание своих воинов становится принудительной обязанностью племени.

Во времена Тацита в Германии уже были воины, посвятившие себя исключительно военному делу. Они «не имели домов и ничем, кроме войны, не занимались». Тацит, Германия.

 «Воины, выделившись в особый общественный строй, постепенно начинают верховодить в племени и требовать от мирных жителей не только уважения, но и повиновения... Бывает даже так, что воины заключают союзы с соседними племенами против своих же единоплеменников и обращаются в их угнетателей. Вожди же считают воинов «своими людьми», на которых они могут рассчитывать в борьбе с народом. И действительно, воины всегда с вождями против народа, так как честолюбивый и воинственный вождь вполне отвечает их вкусам и привычкам. Но воины поддерживают вождя лишь до тех пор, пока он не ограничивает их привилегий: по своей сущности они являются сторонниками аристократической республики. Поэтому князья стараются заменить этих независимых воинов другими, более покорными и живущими их щедростью. Так появляется дружина. Успешные и частые походы благоприятствуют возникновению дружины... воины, увеличивая богатство князя, увеличивают его силу и власть. Дружина более дисциплинирована, чем всеобщее ополчение, и обыкновенно беспрекословно повинуется князю. Дружина всегда и всюду занимается грабежом. В случае недостатка у дружины продовольствия, она ходит по деревням, грабит и убивает, оставляя после себя полное разорение. Но так как князь обыкновенно избегает грабить своих собственных подданных, то дружина заставляет его воевать с соседями. Иногда дружина, доходящая до размеров армии, состоит из рабов». Крживицкий Л. Хозяйственный и общественный строй первобытных народов. 1925, с.202-204.

«Простой тип маленького общества - это кочующая ватага дикарей, тип по своей организации совершенно хищнический Он представляет не что иное, как кооперативную структуру для военных целей - промышленная часть почти совершенно отсутствует и, поскольку существует, представлена исключительно женщинами. Когда кочующее племя становится оседлым, начинает обнаруживаться и промышленная организация, особенно там, где приобретен посредством завоеваний класс рабов, который может быть принужден к работе. Тем не менее, хищнический строй еще долго сохраняет за собой господство. За исключением рабов и женщин, все политическое целое состоит из частей, организованных для нападения и защиты, и действует успешно соответственно тому, насколько власть над ним централизована. Общества такого рода, продолжая подчинять себе соседние общества и развивая сложную организацию, сохраняют, тем не менее, преобладающий хищнический тип. При нем промышленные структуры возникают в таком именно количестве, какое потребно для поддержания существования структур, служащих для нападения и защиты. Прекрасный пример последнего типа представляет Древняя Спарта. Отличительные черты подобного социального типа следующие: каждый член господствующей расы есть воин; война составляет главное дело жизни; каждый член подчинен строгой дисциплине, приспосабливающей его для этого дела; централизованная власть управляет всеми видами социальной деятельности до подробностей повседневной жизни человека включительно, и, наконец, благосостояние государства - все, и индивидуум живет только для его пользы. Эти черты сохраняются до тех пор, пока окружающие общества по своему характеру продолжают требовать и поддерживают в действии воинствующую организацию. Когда, благодаря главным образом завоеваниям и образованию крупных агрегатов, воинственная деятельность становится менее постоянной и война перестает быть занятием каждого свободного человека, тогда начинают брать верх промышленные структуры». Спенсер Г. Опыты. Т. 3, с.289.

Понятно, что лишь оседлый образ жизни мог вести к созданию рабства - прикрепления к земле, являющейся единственным источником существования.
Так называемые кочевые державы, или кочевые орды, являлись не государствами как таковыми, а объединением нескольких племен, участвующих в общем набеге.

Установление твердой политической власти стало возможным тогда, когда кочевые племена превращались в оседлые народы.

Экономической предпосылкой рождения рабовладельческого государства являлся, следовательно, переход к земледелию, связанный с оседанием на ограниченной территории. Поэтому древние государства и возникают после покорения воинственными кочевыми племенами слабых оседлых соседей. До того кочевники в рабах не нуждались, убивая их, не дожидаясь, пока пленник сбежит.

Проходит тысячелетие, и на обломках Римской империи из союзов племен, бродивших с оружием по Европе, возникают зачатки новых наций - небольшие государства, отгородившиеся друг от друга границами.

Социальной структурой этих государств, созданных силой меча, становится деление на сословия - высшие и низшие, возникающее при нагромождении друг на друга разных племен.

По мнению Грановского, именно 14-15 века стали периодом создания национальностей в Европе: «Мы видели, до какой степени были упрямы античные национальности, у которых было все отдельное, даже религия; можно сказать без преувеличения, что идея национальности чужда средневековому миру, он не знает народностей, знает лишь сословия. Везде, на всех концах Европы у феодального владельца общие враги - города и вилланы. На всех концах Европы идет мучительный процесс образования национальностей; деятелями здесь - монархи; надо было задавить и непокорную общину и непокорный замок, за стенами которого феодальный владелец считал себя таким же господином и властителем. Надо было, чтобы эти упорные особенности сплавились в национальности. Этим мучительным процессом исполнены XIV и XV век». Грановский Т.Н. Лекция по новой истории от 10 сентября 1849/50 г. - В кн. Грановский Т.Н. Лекции по истории средневековья, М., 1961.

Так, «по-видимому, начиная с конца Римской империи, или лучше, со времени распада империи Карла Великого, западная Европа разделилась на нации». Ренан Э. Что такое нация. Соч., т. 6, с.89.

По словам Энгельса, «из смешения народов, происходившего в раннем средневековье, постепенно развивались новые национальности», и «как только произошло разграничение на национальные группы, …стало естественным, что эти группы послужили основой образования государств, что национальности начали развиваться в нации». Энгельс Ф. О разложении феодализма и возникновении национальных государств. Соч., т. 21, с.409-410.
Он замечал, что процесс образования наций уже в IX веке, задолго до создания мононациональных буржуазных государств, был настолько силен, что это вызвало распад смешанного по национальному составу государства Лотарингии.
Наличие границ есть первая примета отделения наций друг от друга. Впрочем, пограничные полосы между землями племен известны уже в древности.
«Племя оставалось для человека границей как по отношению к иноплеменнику, так и по отношению к самому себе... Люди этой эпохи... не оторвались еще... от пуповины первобытной общности». Энгельс Ф. - Маркс К., Энгельс Ф., Сочинения, т. 21, с. 99.

На нейтральной полосе могли бродить представители обоих племен-соседей, но запрещалось заходить за нее. «Ничья земля» достигала 10-15 километров в ширину. Были границы и у германцев.

Цезарь в «Записках о галльской войне» пишет о племени свевов, гордящемся, что вокруг его владений лежат пустынные земли на протяжении 60 тыс. шагов. Чем шире полоса, тем сильнее считалось племя; ширина полосы пропорциональна страху, который оно внушает соседям.

Обычно границей были река или горный хребет; где природного рубежа не было, ее обозначали специально вырытыми рвами, просеками в лесах. Нейтральные полосы имелись между землями племен Африки и Австралии.

Рабовладельческое государство складывалось обычно в естественных границах.

«Горы, реки и моря служили неимоверно большими препятствиями, чем теперь, и образование государства шло в пределах географических границ, гораздо более узких. Технически слабый государственный аппарат обслуживал государство, распространявшееся на сравнительно узкие границы и узкий круг действий». Ленин В.И. ПСС, т.39, с.74.

Полосы-засеки отделяли древнюю Русь от соседей, например, от Литвы.
«На литовских рубежах стояли московские войска. Но рубежи эти больше были условные: не было естественных границ - гор, больших рек или непроходимых лесов или болот, никаких отличий в составе населения». Мавродин В.В.. Образование русского национального государства, с.153.

Но земли разных народов разделялись еще и иными, невидимыми границами, обозначенными сочетанием географических названий, явно принадлежащих какому-то старому языку. И хотя давно забыто, какой народ назвал словом Москва небольшую речку и что значит слово Киев, хотя много раз сменялись племена, считавшие эти земли отечеством, но оставались жить на земле непонятные имена.
Именно языковые границы географических названий изучал Ф. Энгельс в работе «Франкский диалект».

«Этнотопоним - это топоним, в основе которого лежит этноним, то есть слово, обозначающее какую-либо этническую группу (племя, народ, род и его ответвления; национальность и т.п.)». Появились этнотопонимы давно, что было связано с закреплением за этническими группами определенных территорий. «Образование этнотопонимов связано с использованием этнических наименований в качестве дифференцирующего признака страны, области, города, природного объекта в условиях сплошного заселения территории разноплеменным населением». Этническая топонимика, сб.ст. - М., 1987, с.3.

Еще в XIX веке отечественные историки-географы наиболее частое употребление этнотопонимов отмечали в маргинальных областях, поскольку они вообще «имели практическое значение средства, фиксировавшего право на использование определенной территории». (Там же).

Немного иначе обстояло дело у кочевых племен.

Суперанская А.В. объясняет значение топонимов в жизни кочевников так:
«Кочевому образу жизни, как правило, сопутствовал родовой строй, при котором отдельные части этноса - роды и их подразделения - имели свои особые имена, обеспечивавшие их строгую выделяемость внутри племени или племенного союза. В условиях отсутствия письменности и постоянного перемещения в пространстве, значение родовых имен и порядка следования частей этноса относительно друг друга было аналогично своеобразной паспортизации населения. Сами же имена людей в сопровождении имен родов и названий родоплеменных подразделений позволяли четко локализовать каждого человека в обществе и в том месте, где в данный момент находился его этнос. Образно выражаясь, кочевой этнос представлял собой некоторое подобие географической карты, которая двигалась по поверхности земли, неся с собой свои имена, однозначно организованные в пространстве. Безусловно, если кочевой народ в течение длительного периода пребывал в одной и той же местности, он мог дать названия отдельным ручьям, оврагам, холмам. Но не это было для него самым важным. Важно было знать, где находится определенный сосед. Коллективная родовая собственность на скот и прочие материальные ценности сопровождались коллективным владением пастбищами, покосами, порубками, водными источниками и иными угодьями, поддерживавшими жизнеспособность рода». Суперанская А.В. Что такое топонимика. - М., Наука, 1985, с.86.

Постоянно перемещаясь по свету в поисках кормов для скота и добычи для племени, порой останавливаясь, кочевники везли свои привычные имена с собой. Старые названия как бы выгораживали в неизвестных мирах психологическую опору для существования колонии.
Так в приуральских степях появились названия семи узбекских родов, ставших названиями башкирских племен, а откочевавшие с приднепровских равнин поляне дают имя Польше.

Желание жить среди привычных названий управляло и мореходами-греками, создававшими полисы-колонии, и славянскими переселенцами, и американскими колонистами: все они давали своим деревушкам имена тех городов, из которых они прибыли на новые берега (Ростов и Галич, Нью-Амстердам и Новый Орлеан).

«Там, где нация уже образовалась или, по крайней мере, ядро нации, там наряду с торгово-географическим положением получает громадное значение и ее военное положение. Чрезвычайную задачу всех современных наций составляет такое проведение границ, которое бы возможно более облегчало защиту территории, принадлежащей нации, и нападение на соседей. Одной из важнейших причин, по которой французы не могут забыть потери Эльзаса, служит именно то обстоятельство, что Рейн и Вогезы являются единственной искусственной защитой Парижа от нападений с Востока. Всякие искусственные укрепления могут лишь в слабой степени заменить этот естественный барьер». Каутский К. Национальность нашего времени, с.28-29.

«После распада кровнородственных связей и разрыва областных союзов вследствие переселения германский народ растворился в союзе мелких сельских общин, между которыми не существовало или почти не существовало никакой экономической связи, так как каждая марка сама удовлетворяла свои нужды... условием дальнейшего существования нации становится государственная власть, возникшая не из их среды, а враждебно им противостоящая и все более их эксплуатирующая». Энгельс Ф. Франкский период. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.16, с.391-393.

В этих словах Энгельса о германских государствах подчеркнем два момента: 1) условием дальнейшего существования нации становится государственная власть, 2) эта власть возникла не из их среды, она враждебна им и их эксплуатирует.

Характеризуя эру родового коммунизма германцев, Отто Бауэр считал, что «нацию составляла совокупность всех тех, которые происходили от одного первоначального рода и духовное существо которых определялось в силу естественной наследственности и передачи культурных ценностей, судьбами этого первоначального народа». Бауэр О. Там же, с.140.

Но нация у германцев - понятие не столь этнически-языковое, сколь сословно-управленческое. Захватив и создав ряд стран Европы, германцы везде стали правящим слоем (отсюда немцы выводят свою «расу господ»).

«Не всем известно, что Пруссия с ее преимущественно славянским населением еще век назад не считалась немецким государством, хотя ее короли, которые как курфюрсты Бранденбурга были курфюрстами германской империи, рассматривались как германские князья. На конгрессе в Вене Пруссия была зарегистрирована как «славянское королевство», а еще в 1830 году Гегель говорил, что Бранденбург и Мекленбург населены «германизированными славянами». Поппер К. Открытое общество и его враги, т.2, с.62.

У многих прусских и саксонских городов и рек славянские названия. Одер назывался Одрой, Эльба - Лабой - отсюда полабские славяне. Померания была Поморьем, Лейпциг - Липском, Штеттин - Щетин, Щитно, Кенигсберг - Кролевец, Бранденбург - Бранибор.

Голландский историк Й. Хейзинга считал, что изначально «слово natio характеризовало несколько неопределенную общность людей, сложившуюся на основе племенного, языкового и территориального единства, взятого иногда в более узком, а иногда в более широком смысле. Нациями называли бургундцев, бретонцев, баварцев, швабов, но также и французов, англичан и немцев. (Говорили, например, о множестве всех наций Германии). Административного значения, по аналогии со словом patria, слово natio не имело... Постепенное уточнение понятия natio связано с развитием отношений между отдельными людскими общностями, которые с одной стороны, стремились к независимости, с другой же к внутреннему единению. Блеск королевской власти, верность сюзерену, защита со стороны епископа, милость господина, на которого работаешь, - создавали множество связей, присущих тесно сплоченной общине. Лишь наиболее охватывающие из связей этого рода передавались понятием natio. Но сколь бы ни были широки или узки эти связи, лежащее в основе понятия natio чувство сводилось всегда к одному и тому же примитивному единству наших, своих, с безудержной страстью начинающих ощущать свою сплоченность, едва только им покажется, что другие, чужаки (что бы за этим словом ни стояло), угрожают им или оспаривают их первенство. Это чувство заявляет о себе чаще в виде враждебности, реже в виде единения. Чем теснее соприкосновение с не-нашими, тем острее ненависть. Недаром история не знает вражды более яростной, чем между соседними городами». Й. Хейзинга. Курс публичных лекций, прочитанных в Лейденском университете в 1940 году.

Первой крупной державой в Западной Европе было государство Карла Великого. «Король франков Карл Великий завоевал страну саксонцев, живших по р. Везеру, королевство Лангобардское в Северной Италии и Северную Испанию до р. Эбро, отняв эту землю у мавров; он подчинил славянские племена, жившие по р. Эльбе. Словом, Карл Великий создал... монархию, куда входили все германские племена, за исключением норманнов, живущих в Ютландии и Скандинавии, и англосаксонцев, занимавших Британию. Титул короля не соответствовал могуществу Карла, этот титул у германцев носили правители только одного племени, под властью Карла находилось много племен, почему он и принял в 800 г. титул императора». Беллярминов И. Элементарный курс всеобщей и русской истории, с.67.

Но когда основанная франками империя Каролингов распалась на западнофранкское и восточнофранкское государства (843 г.), за этим не последовало разделения франкских союзов на немецкую и французскую нации: нациями именовались правящие галльскими и германскими провинциями завоевавшие их племена, т.е. франкская племенная аристократия. (Слово «франк» - означало «свободный», «господин»).

В Западно-франкском королевстве жили франкская, нормандская, бургундская, пикардийская, провансальская и бретонская нации.

Что касается восточнофранкской державы - Ost-Reich’a (Австрия и сейчас по-немецки называется Osterreich), в акте коронации императора Священной Римской империи Оттона III в 983 г. говорилось, что он коронуется с согласия римлян, франков, баваров, саксов, эльзасцев, швабов и лотарингов. Козинг А. Нация в истории и современности, с.36.

Кстати, «Священная империя» (лат. Sacrum Imperium) встречается в документах императора Фридриха I Барбароссы, начиная с 1157 г. С 1254 г. она называется Священная Римская империя (лат. Sacrum Romanum Imperium), то же название по-немецки (Heiliges Rmisches Reich) встречается в указах императора Карла IV, с 1442 г. к нему добавляются слова «Немецкой нации» (Deutscher Nation, лат. N;tionis Germanicae) - чтобы отличить собственно немецкие земли от «Римской империи» в целом.

В указе императора Фридриха III от 1486 г. о «всеобщем мире» говорится о «Римской империи немецкой нации», а в постановлении Кёльнского рейхстага 1512 г. использована окончательная форма «Священная Римская империя немецкой нации», просуществовавшая до 1806 г.

Впрочем, как шутил Иоганн Гете, эта «империя была не священной, не римской и не империей, к немецкой же нации имела самое отдаленное отношение».
В средние века употребление и смысл слова natio расширяются.

Уже в XIII веке natio используется для указания на принадлежность к аристократическому властвующему союзу, т.е. к рыцарскому сословию, правящему определенной территорией. Тут составной единицей феодального государства является уже не род, а фамилия.
Древность происхождения членов рыцарской нации подкреплена фамильными родословными, восходящими к основателям дворянских родов. Их привилегии официально зафиксированы в первых юридических кодексах.

Именно им принадлежит совокупность наследственных прав, закрепляющих их господство в обществе, поэтому нация является политическим представителем страны в международных отношениях.

Из этого же сословия в основном рекрутируется высшее духовенство: церковная карьера - удел младших сыновей благородных родов.

Эти два сословия являются носителями культуры, благородства и чести - цветом нации. Их политическое единство скреплено существованием общего врага - оно состоит в необходимости господ сообща подавлять крестьянские восстания.

Народ разобщен, неграмотен, откуда он взялся – все равно, он бесправен.
Любопытны и взаимоотношения между нацией и народом.

Как и в Древнем Риме, в средние века народ и нация в государстве - четко разграниченные понятия. Члены нации имеют гражданские права, народ - низшее сословие, подданные, за которыми государство признает в основном обязанности.

Уже в те годы порой раздаются голоса, оспаривающие это положение дел.
Так, в 1484 году на собрании Генеральных Штатов Франции, посвященном введению новых налогов, депутат бургундских дворян Филипп По произносит: «Я называю народом не только низшее сословие, но всех людей всех сословий, живущих в государстве», а делегат Руана Масселен: «В монархии народ остается верховным господином своего имущества, и нельзя отнимать его у народа, пока он в полном составе противится этому».

Но то, что нация есть высшее сословие монархии, еще не оспаривается.
По отношению к нации, олицетворением которой является монарх, народ - низшее сословие, «фон нации». Бауэр О. Там же, с.51.
Так, в «Мемуарах» графа Ф. де Коммина (1490 г.), читаем: «Никогда еще народ не выражал такой любви к королю и его нации, как в этот день». Коммин де, Ф. Мемуары. - М., 1986., с.301.

Для венгерского юриста Вербёци, автора кодекса феодального права «Трипартирум», в начале XVI века «нацию составляют господа прелаты, бароны и другие магнаты, вообще дворяне, прочие же к нации не принадлежат и образуют плебс, чернь». Цит. по Бауэр О. Там же, с.424.

С тех же пор в хрониках упоминают о хорватской, мадьярской и - чуть позже - польской нациях. У этих наций благородное прошлое, они выбирают себе королей и участвуют в принятии государственных решений. Словом, это аристократия.

Один из русских посланников сообщал, что короля в Речи Посполитой избирает нация.   причем цитирует польские тексты, где утверждается, что польского короля выбирает народ польский. Но польский народ — это отнюдь не вся совокупность жителей Речи Посполитой, не этнические поляки и не те, кто говорит по-польски. Собственно, народом в Речи Посполитой XVIII века  считалась только шляхта - политическая корпорация, обладающая правом выбора короля. Даже бедные шляхтичи дистанцировались от "холопов". В данном случае польская нация — это польская шляхта. Права шляхты на управление страной и дали повод политическую систему Речи Посполитой называть шляхетской демократией, демократией аристократии.

Широко известно обращение Мартина Лютера «К христианскому дворянству немецкой нации» в 1520 г., где есть слова: «В конце концов, немецкая нация, епископы и князья, должны сами позаботиться о христианстве, и править вверенным им народом во всех делах земных и духовных, и защищать от подобных волков лютых, прикрывающихся овечьими шкурами и выдающих себя за пастырей». Лютер М. Избранные произведения. - СПб, 1994.

Лютер пишет о благородстве немецкой нации, о пороках - пьянстве и обжорстве, об обычае передавать дворянским детям землю и делать из них священников, о главной беде - ростовщичестве, т.е. под нацией им понимается благородная кровь, знать и духовенство, которые управляют подчиненным народом.

Вместе с тем, возникают высочайшие династии, специализирующиеся на управлении странами, независимо от их национальности. Они выставляют свои кандидатуры на вакантные места, и нации избирают их, заключая с королем договор о собственных привилегиях.

Династия Габсбургов (или Австрийский дом) стала поставщиком королей для всей Европы. Брат Карла Y Фердинанд I - родоначальник австрийской ветви династии, от его сына Филиппа II произошла испанская ветвь. Первая властвовала в Германии и Центральной Европе, вторая - в Испании, Италии и Новом Свете.
Габсбурги давали королей для Чехии, Венгрии, Испании, Сицилийского королевства, были герцогами Тосканы и Модены, правили в бесчисленных немецких княжествах.

Анжуйский дом несколько веков распоряжался Англией, Южной Италией, Венгрией, Сицилией и Польшей. Члены династии Бурбонов в разные годы правили Францией, Испанией, Сицилией и Неаполем, Луккой и Пармой.

Гогенцоллерны управляли Бранденбургом, как курфюрсты, как короли - Пруссией, как императоры - Германией, а также владели Румынией и многими мелкими государствами. Глюксбурги были датскими, норвежскими, греческими королями.

Династия королей Ваза два века властвовала в лютеранской Швеции и католической Польше. Ягеллоны правили Польшей, Великим княжеством Литовским, Венгрией и Чехией.

Немецкая Ганноверская династия управляла Британской империей двести лет, расцвет империи - годы правления королевы Виктории, отпрыска династии.
Саксен-Кобург-Готская династия с 1901 г. является правящей Виндзорской династией Великобритании, дала болгарскую правящую ветвь.

Династии Омейядов (Испания, Дамаск), Аббасидов (Багдадский халифат), Фатимидов (Египет, Марокко) вели род от Магомета и его близких. Мировой династией были и Чингисиды.

Впрочем, космополитизм правителей, состоящих в договорных отношениях с нацией-аристократией, не слишком мешал формироваться взглядам о нации как естественном единстве.

Но в средневековых республиках, где нет королей, население тоже делится на две категории: граждан республики и ее подданных.

У Франческо Гвиччардини, современника Макиавелли, мы найдем странное утверждение: «Надо желать себе вообще не родиться подданным; однако, раз это случилось, лучше быть подданным князя, чем республики; республика унижает всех подданных и приобщает к своему величию только собственных граждан; князь же в большей мере властвует над всеми». Гвиччардини Ф. Сочинения. - М. 1934, с.142.

Словом, в республиках нациями считались их граждане.

В «Истории отпадения Нидерландов от испанского владычества» Фридрих Шиллер, описывая события 1520-1540 гг. в республике, употребляет слово «нация», деля голландцев на нацию, народ и чернь, объяснив, что нацией считает знать, духовенство и высшие чины городского управления. По Шиллеру, нация вправе выбирать себе короля и воевать с ним. Об интригах испанского министра Шиллер пишет так: «Он ... стремился довести разлад между нацией и королем до разрыва: ведь тогда монарх не мог бы обойтись без него. Гранвелла (министр испанского короля) вымещал на дворянстве свое низкое происхождение». Шиллер Ф. Соч., в 6 т., т.4. Исторические сочинения. - М. 1957, с.116. «О богатстве нации мы можем судить по тому, что подати, которые ее заставляли платить Карлу Пятому, исчислялись в сорок миллионов червонцев». (Там же, с.62). «Самое святое для нации - ее привилегии и грамоты». (Там же, с.310).

Шиллер называет нациями также испанцев, шведов, чехов. Любопытно, что, по мнению Шиллера, в конце XVIII столетия расцвет наций уже позади - впереди их грядущее слияние в единое человечество. «Отечественные интересы важны только для незрелых наций, для молодежи мира». Шиллер Ф. Соч., в 6 т., т.5, с.549.

Предъявленное спустя сто лет английским парламентом обвинение королю Карлу I включало в себя: «проведение и утверждение личного интереса своеволия, власти и мнимой прерогативы для себя и своей семьи в ущерб общественному интересу, всеобщему праву, свободе и миру людей нашей нации» (дословно the people of this nation - народу этой нации). Gardiner S.D. The Constittutional Documents of the Puritan Revolution. Oxf. 1906. P.373. - Цит. по ст. М. Ильина “Слова и смыслы: интерес” в журнале “Полис”, 1995, №2, с.103.

В приговоре королю слово people встречается 11 раз, the free people of this nation - 10 раз, а nation (или national) - 7 раз. «Как тиран, изменник и убийца, открытый и беспощадный враг английской нации», Карл I был приговорен к смертной казни и 30 января 1649 года казнен.

Разумеется, что король поплатился головой не за то, что он пренебрегал интересами народа, - его казнила оскорбленная нация. В марте того же года английский парламент отменил даже само звание короля английской нации. См. Законодательство английской революции 1640-1660 гг. Сост. Дмитревский Н.П. - М.-Л. 1946.

Уже после того (в 1650 г.) Томас Гоббс отмечал, что «священнослужители... составляют значительную часть английской нации», то есть нация по-прежнему понимается как властвующее сословие. Гоббс Т. О свободе и необходимости. - В кн. Гоббс Т. Избр. сочинения в 2 т. - М., 1965. т.1, с.521.

Со временем слово «нация», охватывая сопутствующие явления, используется уже как в смысле «организующее сословие», так и в значении «происхождение из страны, которой правит нация во главе с монархом».

Так как в эпоху феодализма и во времена абсолютной монархии государственную территорию считали частной собственностью государя: его доменом, вотчиной, из права на территорию выводилось право государя-вотчинника и высшего сословия властвовать над населением вотчины.

Его подданные, жители территории, считаются придатком к территории, которой управляет нация с королем во главе, а затем к «нации» начинают причисляться выходцы с этой территории.

Поэтому «нациями» именуются студенческие землячества.
В Сорбонне самоуправление основывалось на принципе равного представительства всех наций. В ее совет входили делегаты французов, пикардийцев, нормандцев и англичан, причем в «английскую» нацию включались немцы, венгры, скандинавы и поляки, а во «французскую» - испанцы и итальянцы.

Университет в Праге имел совет из посланцев богемской, баварской, саксонской и силезской (силезских немцев) наций, в совет Болонского университета вошли представители 31 наций: 17 итальянских, «с этой стороны гор» и 14 - «с той стороны», немецких.

В совете Оксфорда представлены были «северная», шотландская, и «южная», уэлльская нации, но англичане входили в состав обеих.

Эти землячества сохранялись в университетах до начала XX века. Описывая поездку в Швецию в 1899 году, русский журналист Л. Толстой, рассказывая об университете в Упсале, упоминает о студенческих «нациях» общим числом 13. Толстой Л.Л. Современная Швеция. М., 1900, с.34.

На такие же nationes делились делегаты на католических соборах.

Великий раскол между католичеством и православием имел характер конфликта между Италией и греческой Византией. Раскол в католической церкви в 1378 году, когда появилось двое пап - Урбан YI и Климент YII, тоже был борьбой национальных интересов.

Урбана папой сделали итальянцы, с оружием в руках принудившие кардиналов выбрать их представителя. Удалившиеся с конклава кардиналы выбрали папой своего, француза. Потом появился испанский папа.

В итоге, пришлось проводить ряд интернациональных церковных соборов, в которых делегаты светских государей участвовали наравне с кардиналами. На Констанцском соборе, проходившем в 1414-1418 годах, папа Мартин Y, с избранием которого закончился великий раскол, был избран не просто кардиналами, но особой коллегией, в которой рядом с 23 кардиналами заседали 30 делегатов пяти христианских наций: итальянцев, немцев, французов, испанцев и англичан, причем к немецкой нации были причислены поляки, шведы, чехи, далматинцы, - дабы помешать итальянцам получить перевес при голосовании.
Делились на национальные отделы и монашеские ордена. Возникли национальные церкви, которые подчинялись светским государям: французская, испанская, английская. Римская церковь была национальной изначально.

Лишь Германия тогда не смогла создать национальную церковь. Она была слишком раздробленной.

Поскольку с укреплением абсолютистского государства на сцену выходит новое сословие - кадровая бюрократия, являющаяся аппаратом королевского господства, механизмом осуществления власти, понятие «нации» подвергается ревизии. Смысл понятия смещается, постепенно охватывая все сословие власти, для членов которого свойственны личная свобода, участие в осуществлении государственной политики и образованность.

Как писал Карл Маркс, «история возникновения нации во Франции - это долгая история о том, как номинальные короли Франции превращаются в ее фактических королей». Маркс К. - В кн. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.29, с.68.

Справедливо пишет о роли Жанны д’ Арк в рождении французского национального самосознания Т.Н. Грановский: «Она своим явлением дала войне характер войны народной. Народные массы не двигались до тех пор; теперь они двинулись, во главе их шла Дева из низкого звания, она привела Францию к сознанию национальности». Грановский Т.Н. Лекция по новой истории 13 сентября 1849/50 г. - В кн. Грановский Т.Н. Лекции по истории средневековья, М., 1961.

На Западе особое значение в период создания нации имеет власть монарха.

Характеризуя период феодальной раздробленности, Энгельс отмечал, «что во всей этой всеобщей путанице королевская власть (das Konigtum) была прогрессивным элементом, - это совершенно очевидно. Она была представительницей порядка в беспорядке, представительницей образующейся нации в противоположность раздроблению на бунтующие вассальные государства». Энгельс Ф. О разложении феодализма и развитии буржуазии. - В кн. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. XVI, ч. I, с. 445.

Подлинной силой, превратившей короля по должности в монарха нации, была королевская бюрократия. Именно она, бюрократия Франции, является тем социальным институтом, который отныне понимается как нация, точнее, как эталон для создания нации.

Именно столичному сословию власти или, по Гегелю - «всеобщему сословию, или точнее, сословию, посвящающему себя служению правительству» (Гегель Г.Ф. Философия права, с.343) вскоре предстоит стать силой, которой, действуя в своих интересах, удастся создать крупные нации из разноплеменного населения страны, принудить его говорить на языке центра, и подчинив своей воле, заставить служить интересам развития единого государства.

«Эгоизм нации есть стихийный эгоизм всеобщего государственного порядка в противоположность эгоизму феодальных сословий». Маркс К. - В кн. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.2, с.133.

Средневековые Англия, Испания, Швейцария, Московское царство, в новые века - Австро-Венгрия, Италия, Германия - все они возникли из множества мелких племенных государств. Но «государства национальны в своем происхождении и в своем ядре». Булгаков С.Н. Размышления о национальности. - В кн. Булгаков С.Н. Два града, т.2, М. 1911, с.291.

Интересы нации - сильной королевской власти и служилой городской бюрократии - приходят в столкновение с интересами нации-аристократии, мешают ее независимости от короля. Сергей Булгаков точно заметил, что «обиталище нации - большие города». Булгаков С.Н. Размышления о национальности. - В кн. Булгаков С.Н. Два града, т.2, М., 1911, с.314.

Так происходит не только во Франции - история становления нации везде тесно связана с расширением занимаемой территории и процессом укрепления монархии, иными словами - установления господства столицы над периферией.

«Нации перебираются в столицы, и, действуя отсюда, они начинают постепенно «захватывать в свои руки все население небольших городов и деревень». Каутский К. Материалистическое понимание истории, т.2, с.438.

«Столицы, всасывая и поглощая силы нации, держат ее, не давая развалиться». Тард Г. Социальные этюды, с.174.

Но власть государства действует в строго определенном пространстве. Маленькие государства, населенные мелкими, по выражению Энгельса, «народцами», - каждое со своей династией, таможенными поборами, особым налогообложением, с вечными междоусобицами - были помехой для развития экономики, культуры и языка. Они были и легкой добычей для сильных соседей.

Сильное государство - без внутренних границ и уплаты пошлин, с единым языком и законодательством, бюрократией, слушающейся одного начальника, общей налоговой политикой - иными словами, централизованное национальное государство - было мечтой не только бюрократии и интеллигенции, но и буржуазии: они видели в таком порядке наиболее естественную и желанную для себя государственную форму.

Поэтому девизом создания централизованного государства под королевской властью стала идея национального единства, а образцом для создания нации - армия.

Обычно создание централизованного национального государства предшествует колониальным захватам.

Но иногда централизация шла параллельно с захватом соседних государств. В таком случае централизованное государство - империя, которую объединяет великодержавная идеология избранной нации-победительницы, иными словами, идеал расширения и укрепления монархии.
Вдохновляющий военную бюрократию на захваты патриотизм культивируется и политической бюрократией как обязательное чувство, насаждается как национальная, надклассовая вера в необходимость расширения территории государства.

Создание монархий и «консолидация» наций Европы происходит обычно путем отрицания бюрократией победивших государств особенностей народов, живущих на захваченных территориях.

Так, провансальцы, нормандцы, бретонцы были силой обращены в подданных французской короны, а их знать стала частью дворянства, войдя в состав единой нации.
В годы рождения Французского королевства по-французски говорили лишь 3 миллиона из 12, они и могли считаться этническими французами.
Испанское королевство Арагона и обеих Кастилий подминает под себя Валенсию, Галисию, Страну Басков.
Английская нация захватывает Великобританию, преодолев противодействие шотландской, ирландской и валлийской наций.

Воистину, «история есть вековой допрос наций судьбою, допрос, который решает их участь и нередко осуждает их на казнь». Тард Г. Социальные этюды, с.192.

По мере развития в Европе феодальных государств термин «нация» все чаще используется в обиходе и для обозначения населения, живущего в стране.
Так, уже в начале XVIII века англичанин Даниэль Дефо использует слово «нация» в передовых статьях газеты «Обсервер», где пишет о грозной и многочисленной нации московитов, нависшей над шведской нацией.

Считается, что в русский обиход понятие нации введено Петром I. Словарь М. Фасмера, т.3, с.51. (Со ссылкой на книгу Н. Смирнова «Западное влияние на русский язык в петровскую эпоху». СПб, 1910, с.203).

С тех времен слово нация, заимствованное из польского языка в значении «народ», появляется и в русском языке. В «Архиве князя Б.П. Куракина», изданном в 10 томах в Санкт-Петербурге (1890-1892 гг.), можно встретить такие словосочетания: «нация калмыцкая», «нация татар» (т.1, с.345), «многие годы жил в Москве и к нашей нации большую любовь являет» (1705 г.) - т.3, с.320). Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2 т., т.1. - с.522 .

Резюмируем: представление о нации как выразителе политической воли населения страны, т.е. его политическом представителе, а затем как политическом сословии, формируется исподволь.

В начале средневековья нация - знатное сословие землевладельцев, лично свободное и обладающее правом влиять на формирование власти в стране. Для средневековой нации характерны представление о древности личного происхождения каждого из ее представителей, существование объединяющего ее врага (в лице народа), наличие общего языка и веры.

По мере усиления личной королевской власти и формирования сословия бюрократии, право на участие в выработке важных решений, формально концентрируясь в руках монарха, охватывает более широкую группу людей. Возникает сословие власти, существенным признаком которого становится доступ к центру власти, что оказывается важнее знатности, древности происхождения, верности обычаям, соблюдения религиозных обрядов и т.д.

Но понятие о нации как едином целом, объединяющем все население, не может стать политической силой, пока в обществе есть несколько сословий, не равных в правах и обязанностях. О каком национальном единстве можно рассуждать, пока есть господа и рабы?

«Лишь, когда над интересами разобщенных сословий возникла укрощающая их сила, «когда пали сословные перегородки, когда расширилось участие общества в управлении, развились и укрепились начала личной и общественной свободы, - разрушенные элементы старого общества осознали свою общность и национальная личность появилась на политическом поприще». Градовский А.Д. Соч., т.6, с.298-299.

Понятие суверенитета возникает в борьбе папства с приверженцами власти королей. Сторонники приоритета власти папы доказывали, что его власть исходит от бога, а власть королей земного происхождения, она основана на договоре, когда-то заключенном ими с нацией, или вообще исходит от дьявола.

Так, в 1081 г. папа Григорий VII, отлучивший в 1077 г. от церкви будущего императора Священной Римской империи Генриха IV, писал мецскому епископу: «Кто не знает, что светские государи обязаны своею властью врагам бога, которыми предводительствует сатана и которые хотят господствовать над равными себе людьми посредством высокомерия, грабежа, измены, предательских убийств и всех других преступлений?». Плеханов Г.В. Соч., т.20, с.137.

Сторонники королей выдвигали встречную, хотя столь же спорную гипотезу: власть монарха тоже божественного происхождения, поэтому она вечна и не может ограничиваться законами, монарх - высшее олицетворение нации. Тогда и стали выводить происхождение королей от богов (подтверждая неделимость и единство суверенной власти монарха, что было доводом и в спорах с притязаниями знати).
 
Идея суверенитета королей родилась в годы расцвета французского абсолютизма. Суверенитет, по его определению, есть власть принудительная, господствующая; власть первоначальная, непроизводная; власть верховная, независимая, самостоятельная, сама ставящая себе предел, сама определяющая свою компетенцию; высшая власть, чье понятие не допускает никаких степеней.

Выдающимся выразителем этой идеи считается французский юрист конца XVI века Жан Бодэн. Он говорит о суверенной, т. е. вовне и внутри независимой власти короля. Король связан лишь велениями естественного и божественного закона. Он свободен даже от своих постановлений. Впрочем, для Жана Бодэна, Мишеля Монтеня и их современников важна идея королевского, а не государственного суверенитета, хотя тогда уже намечалось разграничение прав короля и государства в вопросе о государственных землях.

В будущем Жан-Жак Руссо и его ученики провозглашают принцип суверенитета не королей, а народа. Руссо был убежден, что общество может существовать лишь на основе общественного договора.
Согласно Руссо, «общественный договор родит впервые существование нации. Нация, народ есть совокупность сговорившихся и согласившихся индивидов, выражение их доброй воли и их сознательных намерений». (Ссылка на принадлежность этой идеи Ж.-Ж. Руссо в кн. Н.Н. Алексеева. Русский народ и государство, с.428).

Так в политический лексикон человечества входит идея нации как суверена, как свободного народа, самостоятельно выбирающего себе власть, и начинаются споры об ее сущности.

Джон Локк (1632- 1704) тоже считал источником власти народ и в правах гражданина видел первооснову народных прав. Его «Трактат о государственном правлении» начинался со слов: «Рабство настолько отвратительное и оскорбительное для человека состояние, оно столь несовместимо с великодушием и отвагой нашего народа, что невозможно представить англичанина, а тем более джентльмена, который мог бы высказываться за него».

Поэтому явно ошибался историк Владимир Герье, считавший, что в годы Французской революции идея суверенитета нации была незрелой: «Потребность более ограниченных форм законодательства ощущалась смутно и не могла опираться на опыт жизни и на политические соображения. Она искала себе выхода в туманной идее нации или народа, которая по самой неопределенности этого понятия как политического термина удовлетворяла всевозможным инстинктам и требованиям. В сбивчивых и противоречивых мечтаниях о нации одно только было ясно и для всех несомненно - чисто оппозиционный характер этого требования». Герье В.И. Понятие о власти в наказах 1789 г. - М., 1884, с.46.

Понятие нации уже задолго до Великой Французской революции являлось объектом интернационального анализа.

Еще в 1721 году Ш. Монтескьё, описывая в «Персидских письмах» от имени перса Рики нравы наций Европы, иронически охарактеризовав некоторые из них и высказал догадку о зависимости нравов народов от их географического положения.

В 1725 году итальянец Дж. Вико в книге «Основания новой науки об общей природе наций» писал, что все нации развиваются по циклам, состоящим из 3 эпох: божественной (безгосударственное состояние, подчинение жрецам), героической (аристократическое государство) и человеческой (демократическая республика или представительная монархия).

В 1733 году Франсуа-Мари Вольтер издал в Лондоне «Письма об английской нации», перепечатанные в Париже как «Письма о Лондоне и англичанах», а нам известные под названием «Философские письма».
Тут он применял слово нация как к современным народам, так и к древним, таким, как индийцы, китайцы, египтяне, персы, халдеи, финикийцы, подшучивал над еврейским мессианизмом. Вольтер. Философские сочинения. - М., Наука, 1989, с.382.

По мнению Вольтера, национальные особенности народов и их духовные черты слагаются под влиянием и воздействием трех сил: климата, политического устройства страны и религии. Вольтер Ф.М. Эссе о характерах и духе наций (Essai sur les moeurs et l'esprit des nations, 1756). На русском языке выходило под названием “Опыт о нравах и духе народов”.

В 1764 году Иммануил Кант рассуждал о специфике восприятия возвышенного и прекрасного национальными характерами, а в 1775-м осуществил классификацию рас как биологических родов, при этом народы им понимаются как виды. Кант И. Наблюдения над чувством прекрасного и возвышеннного. - в кн. Кант И. Соч., в 6 т., т 2, С.168-183. Кант И. О различных человеческих расах, там же, С.445.

По Канту, подданные государства составляют народ, разделенный на две части. Та часть, которая является гражданским целым, объединенным общностью происхождения и культурных традиций, есть нация. Все остальное, вне традиций, - чернь, сброд. Государство, по Канту, может объединять в себе разные нации. Кант И. Антропология. - В кн. Кант И. Соч., т.6. 570.

В 1776 году Адам Смит публикует «Исследования о природе и причинах богатства наций» (Inquiry into the nature and causes of the wealth of nations), а в 1777 году Дэвид Юм - «Эссе и трактаты по разным вопросам». Оба используют слово нация как синоним государства: «если данная страна имеет сношения с другими нациями»...

В те же годы Дени Дидро вел с Екатериной II беседы о государственном устройстве разных наций, объясняя императрице, как управлять Россией. В «Энциклопедии» Дидро и д'Аламбера нация определяется как «значительное количество народа, обитающего на определенном пространстве страны, ограниченном определенными границами, и повинующегося общему правительству» - иными словами, энциклопедисты отвергли принцип, согласно которому право быть нацией принадлежало исключительно высшим сословиям. Diderot et d'Alamber. Enciclopedie. T. 21. 1778, p. 147.

В начале XVIII века во Франции состоялся знаменитый диспут между графом Буленвилье и аббатом Дюбо.
По мнению Буленвилье и его единомышленников, высказанному в сочинениях 1727-1732 гг. («История древнего правления Франции» и др.), завоевание Галлии германским племенем франков породило монархию и дворянство. «Франки являлись элитой народа, который сам был элитой среди других народов».

Словом, дворянство Франции произошло от «высшей расы» завоевателей, а простой народ - от подчиненной им, «неполноценной» галльской расы. Власть королей и дворян опирается на законное право завоевателя: победители породили дворянство, а покоренные галло-римляне стали крепостными.

А Дюбо, оспаривая в «Критической истории установления французской монархии» сам факт завоевания, отвергал законность прав короля и знати на власть.

Именно этот спор дал повод Франсуа Гизо трактовать революцию 1789 года как итог всей истории Франции - противостояния между франками, потомками которых считались дворянство и духовенство, и коренным населением - галлами, образовавшими податное сословие.

«В течение 13 столетий Франция состояла из двух народов: народа-завоевателя и народа порабощенного. В течение тринадцати веков побежденный народ боролся для того, чтобы свергнуть иго народа-победителя. Наша история есть история этой борьбы. В наши дни произошла решительная битва. Эта битва называется революцией… День, когда рознь должна была разрешиться, наконец, настал». «Революция изменила относительное положение обоих народов: прежний побежденный народ сделался победителем; он в свою очередь завоевал Францию». Обобщая социальную историю Франции, Гизо писал: «Борьба сословий наполнила, или скорее, создала всю эту историю». Гизо Ф. Du gouvernement de la France. (сентябрь 1820 г.).

О том же страстно восклицал Огюстен Тьерри: «Мы думаем, что мы - одна нация, а мы составляем две нации на одной и той же земле, две нации, враждебных по своим воспоминаниям и непримиримых между собою по своим проектам. Одна завоевала некогда другую, и ее пожелания, ее надежды сводятся к тому, чтобы вернуть молодость этому завоеванию, ослабленному временем, мужеством побежденных и успехами разума». Тьерри О. Dix ans d'etudes historiques, oeuvres completes d'Augustin Thierry, dixieme edition, t. VI, p.259. - Цит. по Плеханов Г.В. Соч., т.23, с.61.
(В книге А. Козинга этот перевод выглядит чуть иначе: «Мы полагаем себя одной нацией, но мы две нации в самой нации, враги в своих воспоминаниях, непримиримые в своих планах». А. Тьер).

Защищая права знати, граф Жозеф де Местр на вопрос «Что есть нация?» отвечал в своей брошюре: «Суверен и аристократия!».

В ответ ему аббат Эммануэль Сийес издал памфлет «Что такое третье сословие?» Сийес Э.-Ж. Что такое третье сословие? - СПб, 1906.
Право народа на революцию аббат объяснял национальным противостоянием и иронически вопрошал: «Почему бы третьему сословию не выслать обратно во франконские леса все эти семейства, претендующие на происхождение от породы завоевателей и на наследование по праву завоевания? Я думаю, что нация, когда она будет таким образом очищена, смогла бы утешиться верой, что она состоит из потомков галлов и римлян».

«Чем было третье сословие? - спрашивал аббат.
Следует ответ: «Чем-то».
«Чем оно должно стать?»
«Всем!»

А затем Сийес объявил французской нацией третье сословие, составляющее 96 % населения страны, т. е. народ Франции.
Точнее, на вопрос: «Что такое нация?» Сийес отвечал: «Нация - это совокупность объединенных индивидуумов, живущих под общим законом и представляемых одними и теми же законодательными органами!».

А когда защитники дворянских прав возопили, что привилегии принадлежат им по праву завоевателей, Жозеф Сийес ехидно усмехнулся: «И всего-то, месье? - роняет он. - Что ж, мы тоже станем завоевателями».

Франция идет к революции.

Король, желая ввести новое налогообложение, издает указ о созыве Генеральных Штатов страны.
Генеральные штаты открылись в Версале 5 мая 1789 г., но первые недели прошли в пререканиях между привилегированными и третьим сословием о способе совещаний: первые два штата не хотели подчиниться третьему сословию, требовавшему совместных заседаний.

Но на первом же заседании собрания общин, где присутствуют оскорбленные представители третьего сословия, - представители дворянства и духовенства отказались заседать с ними вместе, - разгорается филологическая дискуссия.

Категорически отвергая предложение Сийеса назвать сидящих в зале «облеченных доверием французской нации», граф-расстрига Оноре де Мирабо произносит пламенную речь: «Не принимайте пугающего (!) названия. Ищите такое, которое нельзя было бы оспаривать, и которое, будучи более скромным и менее торжественным, было бы всегда подходящим... А таковой формулой, по моему разумению, является следующая: «представитель французского народа»...

По мысли Мирабо, понятие нации несет в себе неистребимое представление о многовековом безжалостном господстве нации над народом Франции.

В конце дебатов Мирабо вновь пытается отстоять свое мнение.

Он против слова «нация», веками связанного с аристократией, ему по душе слово «народ»:
- Меня мало беспокоит смысл слов на нелепом языке предрассудков. Я говорил перед вами на языке свободы и опирался на пример англичан и американцев, всегда чтивших слово «народ», всегда освящавших его в своих декларациях и в своей политической деятельности. Указывая, что слово «народ» охватывает непременно большое или слишком узкое понятие, тем самым думали поставить передо мной неразрешимую дилемму. Здесь говорилось, что если его употреблять в том же самом смысле, как латинское populus, то оно обозначает «нацию», тогда оно имеет более широкое значение, чем то название, к которому склоняется собрание; если же его понимать в более тесном смысле, как латинское слово plebs, тем самым предполагается существование сословий, различие между ними, т. е. именно то, что мы желаем предотвратить. Возникали даже опасения, как бы это слово не оказалось равнозначным латинскому vulgus, английскому mob, тому, что аристократы - столь же благородные, сколь и подлые, нагло называют «сволочью»... Я настаиваю на своем предложении. Я хочу сказать, что единственно приемлемое выражение - «французский народ». Свобода. Равенство. Братство. Великая Французская революция. М., 1989, с.52-54.

Но предложение Сийеса участникам обсуждения больше по душе.

Депутаты третьего сословия объявляют себя Национальным собранием и 20-21 июля 1789 г. Сийес зачитал перед Конституционным комитетом «Обоснованное изложение прав человека и гражданина»: «Нация есть совокупность объединившихся, всех управляемых, всех подчиненных закону, являющемуся произведением их воли, всех равных в правах и свободных в их связях и взаимных обязательствах». Документы истории Великой Французской революции. В 2 т, т.1. - М., Изд-во МГУ. 1990, С..42.

Именно эту формулу повторяют историки, доказывающие, что возникшее в революционной Франции понятие нации носило гражданский характер. Тем не менее, хотя этот факт наши исследователи старались не замечать, мотив восстания против национального гнета в Великой Французской революции звучал весьма отчетливо.

В будущем Наполеон по этому поводу обронит одну из своих емких фраз: «В революции галлы свергли иго франков».

Мысль, что англичан на две различные нации разделила крупная промышленность, была, как известно, почти одновременно с Энгельсом высказана Дизраэли в его романе Sybil, or the Two Nations (Сибилла, или Две нации).
Так что теория о существовании внутри одной нации двух наций изобретена отнюдь не В.И. Лениным.

Наконец 17 июня третье сословие приняло важное решение, объявив себя национальным собранием, в качестве представителей 96% нации. Это постановление превращало средневековые сословные генеральные штаты в бессословное национальное собрание. К указанному решению вскоре присоединились приходские священники и некоторые дворяне; но двор был им крайне недоволен, и король велел закрыть залу заседаний национального собрания.

Тогда депутаты собрались в манеже для игры в мяч (Jeu de paume) и поклялись друг другу не расходиться и собираться всюду, где представится возможность, пока Франция не получит прочного государственного устройства (20 июня). Следующее собрание состоялось в церкви, так как и манеж был заперт.
На 23 июня двор устроил королевское заседание, в котором Людовик XVI произнес речь с приказанием штатам впредь собираться отдельно.

Когда король оставил залу, депутаты высших сословий удалились вслед за ним, но третье сословие продолжало заседание. На требование одного из придворных разойтись, Мирабо гордо ответил, что депутаты собрались по воле нации и удалить их можно лишь силой штыков.

Через несколько дней король уступил, и почти все депутаты двух первых штатов вошли в состав национального собрания. В сущности, однако, при дворе не думали уступать. Вокруг Парижа и Версаля стали собираться военные силы, что очень беспокоило и национальное собрание, и народ.

Когда в столицу пришло, вдобавок, известие, что Неккер, в то время пользовавшийся громадной популярностью, получил отставку, и что ему даже приказано покинуть Францию, в Париже произошло восстание, в котором главную роль играли голодавшие от безработицы и дороговизны хлеба рабочие.
Чувство единого порыва охватывает Париж.
14 июля народные толпы разграбили арсенал и оружейные лавки, напали на государственную тюрьму Бастилию и овладели ею, освободив всех заключенных.

Провозглашаются республика - федерация французских общин - и вечный мир. Возрождение Франции на принципах Добра, Разума и Свободы - вот цель первой французской революции.

Решением Национального собрания, представляющего уже всю нацию, отменены различия между сословиями, провозглашено национальное единство. На место монарха, правящего государством по воле божьей, возводится нация, священная воля которой становится фундаментом государственности.

В схватке парламента с королем идея суверенитета нации и ответственности правительства перед нацией чеканится в юридических терминах.
«Суверенитет нации един, вечен, неотчуждаем и неотъемлем». Там же, с.116.

«Декларация прав человека и гражданина» (1793 г.) провозглашает: «Источник суверенитета зиждется, по существу, в нации. Ни одна корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника». Документы истории Великой Французской революции. В 2 т, т.1. - М., Изд-во МГУ. 1990, с.112.

В «Декларации прав» содержится даже право народа на восстание: «Если правительство насильственно нарушает права народа, восстание становится священнейшим из прав и необходимейшей из обязанностей».

Любопытно, что ту же мысль можно найти в трудах отца церкви Фомы Аквинского: «Тираническое правительство несправедливо, ибо оно стремится не к общему благу, а к частному благу того, кто правит… и поэтому восстание, поднимаемое против такого правительства, не имеет мятежного характера»…

Вместе с сословным делением отменялось и «подданство», замененное термином «гражданство». Подданные имеют обязанности, граждане - права.
Равенство прав признается выше равенства крови.
Французами становятся те, кого освободила революция.
Впрочем, не совсем все.
Рассуждающим о современных европейских ценностях стоило бы перечитать слова идеолога Французской демократии.
«Все обитатели той или иной страны должны пользоваться в ней правами пассивных граждан; все имеют право на защиту своей личности, своей собственности, своей свободы и т. д., - писал аббат Сийес. - Однако не все имеют право играть активную роль в формировании публичной власти; не все являются активными гражданами. Женщинам (по меньшей мере, в настоящее время), детям, иностранцам и прочим не делающим никакого вклада в поддержание общественного устройства лицам следует запретить активно влиять на общественную жизнь. Каждый уполномочен пользоваться общественными благами, но только те, кто вносит вклад в общественное устройство, является подлинным акционером этого великого общественного предприятия. Лишь они являются действительно активными гражданами, полными членами общества».

Теперь нацией именуют все взрослое население мужского пола, живущее на территории страны (в состав Франции тогда входили провинции итальянские, немецкие, фламандские).
Впрочем, это уже детали.
Главное, что становление идеи нации началось как революционный процесс расширения прав все большей части населения, пока наконец гражданство не охватило его собой целиком и полностью.

Права гражданина предоставлялись и иностранцам, живущим во Франции не менее года и желающим принять ее гражданство. Неважно, на каком языке говорит гражданин, в каких богов верит, какого цвета его кожа, - важно, что он платит налоги и участвует в избрании органов власти.

Как пишет Ю. Хабермас: «Нация граждан обретает свою идентичность не в этнически-культурных сходствах, но в практике граждан, которые активно используют свои демократические права на участие в коммуникациях. Здесь республиканская компонента гражданства полностью освобождается от принадлежности к дополнительному сообществу, интегрированному через происхождение, общие традиции и язык». Хабермас Ю. Гражданство и национальная идентичность». - В кн. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность, М., 1989, с.312.

Но из состава нации исключались ее враги.
Врагами нации объявлены потомки франков - король и дворяне, ее патриотами - верные сыны родины, борцы против королевской власти.
Люсьен Сен-Жюст уточнял: «С тех пор, как французский народ проявил свою волю, всякий, кто противостоит ей, становится вне суверена; всякий, кто стоит вне суверена, - враг». Документы истории Великой Французской революции. В 2 т, т.1. - М., Изд-во МГУ. 1990, с.231.

«Врагами народа являются те, кто посягает силой или хитростью на общественную свободу, те, кто призывает к восстановлению королевской власти, покушается унизить или распустить Национальный Конвент и революционное республиканское правительство, центром коего он является... Врагами народа объявляются лица, занимавшие общественные должности и злоупотреблявшие ими для притеснения патриотов и угнетения народа». Декрет о Революционном Трибунале. 10 июня 1794 г. - Там же, с.275-276.

Королевская чета в июне 1791 г. пыталась сбежать за рубеж и была арестована. Поэтому в августе 1791 г. король Пруссии и австрийский император договорились помочь французскому королю подавить революцию.

После вторжения в апреле 1792 г. во Францию австро-прусских войск и ряда поражений, Национальный конвент объявил: «Отечество в опасности!»
Тиран-король провозглашен Робеспьером врагом всего человечества: «Тот, кто угнетает какую либо нацию, тем самым объявляет себя врагом всех наций». Речь М. Робеспьера в Национальном конвенте 24 апреля 1793 г. - Там же С.189.

Противостояние суверенной нации и суверенитета короля достигает высшей точки. «Суверенитет нации не признает над собой никого. Однако, если человек имеет привилегию строить заговоры против нации и не может быть за это наказан, ясно, что это привилегированное существо и есть суверен, а нация является его рабом». Документы истории Великой Французской революции. В 2 т, т.1. - М., Изд-во МГУ, 1990, с.59.

Как известно, коронованная чета кончила жизнь на гильотине.
«В тот день, когда французская нация отрубила голову своему королю, она совершила самоубийство» - так расценивал происходящее Эрнест Ренан. Ренан Э. Интеллектуальная и моральная реформа. - В кн. Ренан Э. Собр. соч., т. 7, с.39.

Но одновременно родилось представление о нации, силе более великой и священной, чем монархия. Иностранная агрессия усиливает объединение вокруг национального знамени. Все возлагается на жертвенник Родины!

Проводятся массовые реквизиции ценностей, идет поголовный призыв новобранцев, музыканты и писатели, художники и певицы обязаны пробуждать патриотические чувства.

Эксплуатация национализма - главный способ мобилизации масс на борьбу.
Звучат призывы в духе Руссо к единству национальной воли. Образцами гражданского патриотизма называются примеры из жизни древнего Рима и Спарты. В отличие от Англии, где обязанностью государства считается служение правам личности, во Франции делом чести гражданина провозглашается готовность отдать жизнь за нацию, самоотверженно слиться с государством-нацией.

Оппозиция диктатуре добродетельных людей, посвятивших себя спасению отчизны, равносильна измене нации. Не желающих быть патриотами следует заставить быть истинными сынами отечества. Вся нация должна встать в ряды защитников отечества. Объявляется призыв в армию на основе всеобщей воинской повинности.

Дантон призывает к революционному единству нации: «Когда отечество в опасности, никто не может отказаться служить ему, или он будет объявлен бесчестным предателем. Подлежит смертной казни каждый гражданин, отказавшийся встать в строй, и кто прямо или косвенно противодействует мерам общественной безопасности». Дантон Ж. Речь в Конвенте от 2 сентября 1792 г.

Национальный Конвент провозглашает: «Отечество в опасности! К оружию, граждане!». Революционные части Франции идут в бой с криком: «Viva Nation!»

Именно с этого дня, а не с “первой империалистической” русско-японской войны 1904-1905 гг., как думал В.И. Ленин, «безвозвратно канули в вечность те времена, когда войны велись наемниками или представителями полуоторванной от народа касты. Войны ведутся теперь народами». Ленин В.И. ПСС, 5 изд., т.9, с.154.

Размахивая знаменем спасения отечества, группировки Конвента отбирают власть одна у другой. За казнью Мирабо лишились голов жирондисты. Затем якобинцы во главе с Робеспьером, победив эбертистов, создают Комитет общественного спасения.

Объявив нацию источником власти в стране, Робеспьер, Шометт и другие взывают к ее авторитету, заверяя окружающих в своей преданности интересам нации-государства.
Республика отрицает все, связанное с властью королей.
Месяцы и дни календаря, названия площадей и улиц получают патриотические названия, появляются имена, напоминающие о республиканском Риме.
Искусства должны служить делу нации. Королевский дворец Лувр объявляется национальным музеем.
Вероисповедание провозглашается личным делом каждого - Франция становится светским государством. Регистрация рождений, браков и смертей переходит из рук церкви в руки гражданского государства.
Церковь отстраняется и от образования. Создается первая в мире система всеобщего государственного образования. Вводятся уроки патриотического пения, истории, труда и военно-спортивные занятия.

Культ французской нации - национализм - превращается в идеологию, точнее, в гражданскую религию, вплоть до введения государственного культа Верховного разума Франции и установления во всех общинах республики Алтарей отечества, покрытых французскими знаменами с надписью «Гражданин родится, живет и умирает во имя Отечества».
У этих алтарей французы собираются, хором поют «Марсельезу» и другие патриотические песни, клянутся защищать отечество и присягают отдать за Францию жизнь.
Постоянно проводятся общенациональные празднества, на которых народ должен веселиться, проникаясь мыслью о счастье быть французом. День взятия Бастилии становится национальным праздником - днем Федерации.

Под предлогом защиты отечества и требований момента отправляя на казнь десятки бывших товарищей, Робеспьер беспощадно проводит политику террора. Национализм превратился в людоедскую религию, требовавшую все новых жертв.
Кровь реками течет по Франции.
В конце концов, 9 термидора (28 июля) 1794 г. на гильотину были отправлены и якобинцы. Но им удалось добиться своего - Республика не только смогла защитить себя, но и перенесла военные действия на чужую территорию.
Новое государство рождается в блеске военной славы, под фанфары побед.

Французский национализм возник не на пустом месте.
Идолом французов становится их армия, и прежде всего - ее лучший полководец генерал Бонапарт.

Взятая якобинцами на вооружение концепция нации как всех людей, живущих в стране, независимо от сословия, происхождения и языка, позволяя заручиться поддержкой населения, стала эффективным оружием в сражении с королем и его сторонниками.
Патриотизм нации оказался сильнее объединенных сил монархической Европы.

Принцип «нация есть совокупность граждан, живущих на территории страны», т.е. группа лиц, определенных по политическому признаку, родился в борьбе третьего сословия за власть и предоставление равных прав всем гражданам и возник путем расширения смысла слова нация: нация поглотила народ, вобрав в себя. С тех пор нация понимается как свободный народ, имеющий гражданские права, прежде всего - право выбирать себе правительство.

Но от имени нации уже выступает политическая бюрократия Франции. Всего через полтора века нация-аристократия, посягнувшая на права короля, дабы захватить политический суверенитет, была низвергнута и лишилась своих прав, а нацией-сувереном стали называть весь народ страны, за вычетом аристократии.

Два понятия - нация и народ, двигавшиеся через историю параллельно, - сливаются в общем представлении о свободных гражданах, живущих в государстве.

В революционном порыве национальные трения отступают на второй план, и об этом верно пишет Энгельс: «Нигде во Франции народ не присоединился к революции с большим энтузиазмом, чем в провинциях с говорящим по-немецки населением. Когда же Германская империя объявила войну революции, когда обнаружилось, что немцы не только продолжают покорно влачить собственные цепи, но дают еще себя использовать для того, чтобы снова навязать французам старое рабство, а эльзасским крестьянам - только что прогнанных господ феодалов, тогда было покончено с принадлежностью эльзасцев и лотарингцев к немецкой нации, тогда они научились ненавидеть и презирать немцев, тогда в Страсбурге была сочинена, положена на музыку и впервые пропета эльзасцами «Марсельеза» и тогда немецкие французы, невзирая на язык и прошлое, на полях сотен сражений в борьбе за революцию слились в единый народ с исконными французами. Разве великая революция не совершила такое же чудо с фламандцами Дюнкерка, с кельтами Бретани, с итальянцами Корсики? И когда мы жалуемся на то, что то же самое случилось с немцами, не забываем ли мы всю нашу историю, которая сделала это возможным?» Энгельс Ф. Роль насилия в истории. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.21, с.461.
Впрочем, скоро понимание нации как согражданства во Франции сменится классическим шовинизмом этнического толка. Переход власти от якобинцев к Бонапарту, покорение Европы и создание наполеоновской империи были логическим развитием националистической сверхидеи: Наполеон был в гораздо большей мере предшественником Гитлера, чем об этом было принято писать.
Не случайно даже слово «шовинизм», означающее высшую степень национализма, восходит к имени героя комедии братьев И. и Т. Коньяр «Трёхцветная кокарда» (считается, что прообразом этого персонажа была реальная личность - ветеран наполеоновских войн Николя Шовен (N. Chauvin), воспитанный в духе преклонения перед императором - создателем «величия» Франции].

«Подобно живому организму, язык рождается, растет и умирает; в продолжение своего существования он проходит ряд эволюций и революций, усваивая и отбрасывая слова, речевые комплексы и грамматические формы», — утверждал французский марксист Поль Лафарг. Он же писал о «внезапной языковой революции, совершившейся между 1789 и 1794 годами». После взятия Бастилии французы заговорили по-другому.

Еще в 1794 году Б. Барер, докладывая Комитету общественного спасения о необходимости введения употребления французского языка во всей Франции, обосновал предложение так:
- Кто в департаментах Верхнего и Нижнего Рейна присоединился к предателям, дабы призвать австрийцев и пруссаков к вторжению в наши границы? Это были крестьяне Эльзаса: ведь они говорят на одном языке с нашими врагами, а потому считают себя скорее их братьями, чем согражданами французов, у которых другой язык и другие обычаи!.. Федерализм и предрассудок говорят на бретонском диалекте, эмиграция и зависть к республике - на немецком, контрреволюция говорит по-итальянски, а фанатизм по-баскски. Разобьем эти орудия вредительства и заблуждения! Монархия имела основания оставаться похожей на вавилонскую башню, но в демократии оставлять граждан невежественными в национальном языке, не способными контролировать власть, - значит совершать измену по отношению к родине, ибо всякий печатник - учитель языка и законодательства. Французский язык станет всемирным языком, потому что это язык французов. Пока что, так как он имел честь служить Декларации прав человека, он должен стать языком всех французов. У свободного народа язык должен быть единым для всех. Цит по кн. Жирмунский В.М. Национальный язык и социальные диалекты. - Л. 1936, с.48-49.

Поэтому патриот Франции обязан был заговорить по-французски. Так принуждение инородцев к переходу на государственный язык было применено в революционной Франции - почти за век до германизационных законов Бисмарка и русификационных указов Александра II. Воздействием революции объясняется и почти полная ассимиляция мелких, унаследованных от прошлого, национальностей: пикардийцев, бургундцев, фламандцев и других.

Именно Наполеону принадлежит знаменитый принцип национальностей: «Одна нация - одно государство, и в каждом государстве - лишь одна нация». Так что не следует считать, что французский национализм был заквашен на особых - не этнических, а гражданских - дрожжах.

В те годы не было недостатка в пророчествах, что без попавших на гильотину или бежавших  за границу дворян, Франции суждено погибнуть. Похожие прогнозы в ХХ столетии звучали и по поводу России, будто «утрата наиболее ценного наследственного материала», связанная с массовым бегством русской аристократии, буржуазии и буржуазной интеллигенции после Октябрьской социалистической революции, неминуемо приведет к гибели русский народ как «цивилизованную нацию».

Надо признать, что, с одной стороны, искусственный отбор по социальным признаком отбросил обе эти страны - и по экономическим показателям, и по развитию культуры, и по моральному уровню - на несколько столетий назад.
То же самое происходило во всех странах, переживших социалистические или националистические перевороты. На смену прежней тирании приходила тирания, по жестокости и размаху своему многократно превосходившая тиранию низвергнутую.
С другой стороны, после бесславного ухода нового режима со сцены, рано или поздно состоявшегося, освободившись от коммунистической или националистической тирании и не чувствуя угнетения бывших господствующих слоев, страны начинали развиваться, входя в число наиболее цивилизованных государств мира.

Подобный процесс прощания с национальной утопией пережили Франция, мировой банкир 19-го века, послегитлеровская федеративная Германия, расставшаяся с самурайским кодексом Япония, сбросившая апартеид ЮАР.

Вместе с тем, в Европе вызревает понимание нации как природной общности, возникшей в силу разных причин.

Походы Наполеона, перекроившие карту Европы, привели к возникновению национальных движений - и не только в Германии и Испании. Бонапарт стал не только императором Франции, протянувшейся до левого берега Рейна, но также королем Италии, посредником Швейцарской конфедерации и протектором Рейнской конфедерации. Королями стали его братья: Жозеф в Неаполе, а затем в Испании, Луи в Голландии, Жером в Вестфалии.

В сущности, в его лице идея национальной агрессии впервые потерпела столь сокрушающее поражение.

«С помощью Наполеона человечество произвело опыт по исследованию возможностей разума, начисто лишенного совести. История еще не знала столь одаренного и столь могущественного правителя; никогда прежде в распоряжении правителя не было столь эффективных средств и столь преданных соратников. Каковы же результаты деятельности этого одаренного и могучего деятеля? Чего добилась деморализованная Европа с помощью огромных армий, дотла сжигавших города, грабивших богатства и уносивших жизнь миллионов людей? Все это не дало никаких результатов. Все исчезло, как дым артиллерии Бонапарта, не оставив следа. Он покинул Францию, когда она была меньше, беднее и слабее, чем в момент его прихода к власти; и вся борьба за свободу должна была начаться вновь. Попытка в принципе оказалась самоубийственной. Франция вверила ему жизнь, тела и достояния своих сыновей и служила ему до тех пор, пока отождествляла с ним свои интересы; но когда люди поняли, что после победы начинается очередная война, а уничтоженные армии восполняются новыми наборами и что те из них, кто столь непосильно трудился, уже не видят этой каторге конца, они не могли жить в свое удовольствие, даже прилично заработав, не могли спать на своих пуховых перинах или важно расхаживать по своим замкам, они покинули его. Люди поняли, что всепоглощающий эгоизм Бонапарта смертелен для всех окружающих... Этот безудержный эгоист обеднял и обесценивал жизнь тех, кто служил ему, поглощая их энергию и силу, и в 1814 году во Франции, да и по всей Европе, раздался клич. "Assez de Bonaparte!" - «Довольно с нас Бонапарта!». Эмерсон Ральф. Наполеон. - В кн. Сделать прекрасным наш день. Пер. с англ. - М., Прогресс, 1990, с.409-410.

«Всеобщая война народов против Наполеона была ответной реакцией национального чувства, которое Наполеон попирал ногами на глазах у всех народов». Энгельс Ф. Роль насилия в истории. – В кн. Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т. 21, с.421.

В чем был просчет Бонапарта?
Он не учел угрозы сопротивления испанцев, немцев, венгров, русских. Они стали националистами после вторжения корсиканца в их земли, но их национализм возник как защитная реакция, а не из-за заражения идеями революции 1789 года. Сначала им был непонятен пафос на чужом языке, хотя французы свергали власть их монархов и раздавали крестьянам землю.
Когда Наполеон возложил на себя императорскую корону и вместо преобразований в захваченных странах назначал братьев королями, он уже не отличался от прочих императоров и королей, желающих поживиться за счет соседей.

«Родина в опасности! Не дайте себя покорить французам!» - этот лозунг стал выражением патриотизма всюду, куда вторгались его армии.

Попытки сопротивления наций Наполеону жестоко карались. За издание анонимной брошюры против его господства «Германия в ее глубоком унижении» (Deutschland in seiner tiefen Erniedrigung, Нюрнберг, 1806), проникнутой духом патриотизма, книготорговец И.Ф. Пальм был расстрелян французскими властями.

«Оплакивайте преступления, терзающие вселенную! Оплакивайте пылающую Испанию, превращенную в пепел Москву, погребенную под развалинами Сарагосу, опустошенную Германию, ограбленную Италию, отчаявшуюся Голландию, оплакивайте Францию, - Францию, скорее несчастную, чем виновную, которая сдерживая рыдания, вернее, скрывая свои слезы, тихо оплакивает потерянных детей своих», - так об итогах походов Наполеона писал будущий теоретик официального славянофильства, в царствование Николая I президент Академии наук и министр народного просвещения граф С.С. Уваров, в статье «Ответ на воззвание кардинала Мори», вышедшей в августе 1813 года в журнале «Сын отечества».

Правилом, которым руководствуются монархи, попирая национальные чувства, на Венском конгрессе (1814-1815) после победы над Наполеоном при установлении новых границ, является не принцип национальности, а династическое право, то есть так называемый «принцип легитимизма» (от латинского «legitimus» - «законный»), предложенный на конгрессе представителем Франции Талейраном. Согласно этому принципу, в Европе должно было произойти восстановление власти всех «законных» династий, свергнутых в ходе французской буржуазной революции конца XVIII в. и наполеоновских войн.

Там, «где сверкнул объединенных наций меч» (Байрон Д.Г. Паломничество Чайльд-Гарольда, III, 35), «самая маленькая династия имела большее значение, чем самый большой народ. Германия и Италия были вновь раздроблены на мелкие государства. Польша была в четвертый раз разделена, Венгрия осталась порабощенной». Энгельс Ф. О роли насилия в истории. - В кн. Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т.21, с.421.

Однако идея нации как общественного договора, как единства граждан, равных перед законом, уже воспринята мыслителями иных стран.

Разве не ее отголоски звучат в словах Александра Радищева: «Народ есть общество людей, соединившихся для снискания своих выгод и своей сохранности соединенными силами, подчиненное власти, в ней находящейся; но как все люди от природы суть свободны и никто не имеет права у них отнять сея свободы, следовательно, учреждение обществ предполагает всегда действительное или безмолвное согласие»? Радищев А.Н. Избранное. - Л. 1949, с.304.

Другая идея, усвоенная от Франции, - понятие национального суверенитета.
Так, осуждая Веронский конгресс, созванный «Священным Союзом» для подавления испанской революции, декабрист М.А. Фонвизин считал, что международное «вмешательство в дела Испании неправомерно». Испанский народ сам может установить нужные ему порядки, и соседние государства должны соблюдать нейтралитет. «Соседи, кому угодно, властны прекратить с гишпанцами сношения, дав им время распорядиться, перебеситься, пока устроится у них прочное правление. Но никто не имеет права мешаться во внутренние дела и учреждения, разве только, когда гишпанцы сами станут мешаться в чужие дела, что они до сих пор не делали. Беспорядки, там существующие, вредны для самих гишпанцев и никакой опасности не составляют для соседей, если сии последние, оставаясь также в покое, не будут смотреть на все предметы в увеличительское стекло, что им нужды до партий и раздоров, которые из пределов Гишпании не выходят? Пускай стараются об учреждении у себя лучшего порядка». Фон-Визин М.А. Обозрение проявлений политической жизни в России. - В кн. Общественные движения в России в первую половину XIX века. - СПб, 1911.

М.А. Фонвизин писал, что правительства стран Европы, поднимая свои народы против Наполеона, торжественно поклялись дать им свободу и представительные учреждения, а после победы над ним беззастенчиво обманули их и даже «стали вменять в преступления справедливое требование конституционных учреждений, всячески стараясь везде подавлять дух свободы.

Когда в 1820 году православные греки взялись за оружие, чтобы сбросить ярмо турецкого рабства, декабристы надеялись, что Россия окажет им братскую помощь.
Они осуждали Веронский конгресс, не поддержавший «греков, сражающихся, - писал М.А. Фонвизин, - за независимость своего отечества».
Он проклинал гнусную тактику «Священного Союза» с Александром I, «ставшим во главе монархических реакционеров», называвших греков «инсургентами», «бунтовщиками»: «О, провидение! Можно ли так ругаться над человечеством? Державы, называющие себя «Священным Союзом», оставляют христиан, погибающих под мечом варваров, не заботясь о несчастном их жребии...». Фонвизина злило, что «право народное потеряло свою силу и достоинство. Нет постоянной системы, определяющей и обеспечивающей достояние каждой нации... Сильные угнетают слабых и хотят даже наложить оковы на мысли и общее мнение». Избранные социально-политические и философские произведения декабристов, т.1, с. 381.

С сочувствием относился к «изнуренным «под игом рабства» грекам и Н.И. Тургенев: «Смерть для них не величайшее из бедствий. Плен, насильство, поругание, новое рабство, ужаснейшее прежнего, - вот их участь». Архив братьев Тургеневых. Дневники и письма, т.3, 1923, с.326.

На помощь восставшим со всех концов Европы ехали добровольцы, борцы за христианскую веру, и среди них - английский поэт Джордж Байрон.

Но даже и в Европе тогда звучали голоса, относящиеся к восстанию греков скептически.

«Греческое восстание в первой половине XIX столетия явилось событием, наиболее полно воплотившим призрачный принцип национальности. Ему старались придать специальное значение, как будто бы существует какое-либо другое, более важное основание, помимо воли отдельных людей, соединяющейся с другими волями. Полная противоположность в смысле расы и языка между европейскими греками и азиатами турками, равно как и противоположность религиозная между христианами и мусульманами, между крестом и полумесяцем, еще более способствовала укреплению в умах людей химерического представления о существовании в действительности национальных единиц как особых коллективных существ». Реклю Ж.Э. Человек и земля, т.5. - СПб, 1908, с.324.

Очерк истории Европы В.О. Ключевского отражает всю сложность происходившего в ней процесса.

«В политической истории Европы территориальная дробность феодальных времен сменилась стремлением обществ складываться в крупные политические тела, размеры которых определялись сперва принципом так называемых естественных, т.е. географических границ, а с начала девятнадцатого столетия - принципом национальности. Тому и другому принципу политика давала очень эластичное, изысканное толкование, а сила - очень произвольное применение, и следствием обоих принципов было поглощение или слияние множества мелких самостоятельных территориальных союзов, образовавшихся во времена феодального дробления Европы. Но с начала 19-го же столетия, прежде чем указанное стремление достигло своей цели, прежде чем карту Европы успели разрисовать на крупные участки по географическому или национальному трафарету, обнаружилось обратное движение: некоторые старые и крупные политические тела стали разлагаться на мелкие части. Мотивом этого разложение начало более реальное и определенное, чем произвольное и растяжимое понятие об естественных границах или шаткое и смутное, иногда искусственно возбуждаемое чувство национальных связей. Этот мотив - религиозно-племенное чувство. Такое разложение уже постигло Турцию и очень успешно подготовляется в Австрии.
Любопытнее всего, что руководительницей этого религиозно-племенного разложения является самая крупная и в религиозно-племенном отношении одна из наиболее сплоченных европейских держав - Россия: она создала уже четыре мелких племенных государства (Грецию, Сербию, Румынию и Болгарию) и поддержала существование пятого - (Черногории). Со временем это религиозно-племенное обособление в ходе политического устройства Европы по национальностям... глубоко изменит ее нынешний политический склад». Ключевский В.О. Соч., в 9 т., т.6, с.91-92.