Вся кашерная Варшава копает Ночной Котлован, предназначенный брезгливой шляхтой для упокоения отпиленных ног весёлого ветерана и обрубков других полууцелевших воителей Великой Армии. На этих торчащих из прелого мяса костях, на пересыпанной хлоркой чёрной крови будут возлежать молодые трупы, нашпигованные березинским свинцом. Молодые жизни, плавающие в вони смерти, раздетые до последней пуговицы закопчённой польской столицей.
Из бесполезных каменных ядер грустные люди построили весёлый кабачок для весёлого ветерана восьмидесяти бестолковых войн, где он, на подаяния, проводит наполненные пивной отрыжкой вечера и кислокапустные ночи. Две увесистые веселухи Пше и Прошем тащат его из шинка в глубины черепично-черевичного домика. Две тряпичные куклы с болтающимися на нитках польскими колбасами волокут трёхунцового золотого старика в безобразие платного секса.
Ты смотришь на колыхающиеся туда-сюда жирные окорока, на складчатые бока женского мяса, на неумелые руки кукловода, дёргающего щетины волос. Пше и Прошем трахают весёлые усы пьяного солдата, их колени в свежайшей блевотине, они растирают сперму на грудях до состояния цинковых белил. Очарованные онанисты собирают здесь дань предутренними запахами, следами волочения и елозинья, скребут закатывающимися глазами подсохшую краску с пупырчатых сосков.
Проклятое забытьё лишает тебя сил. Ты просыпаешься в мире намёков на виденья промежуточного сна. Серая пыль разрушенных жизней устилает снеги города.