1.
Мы больше не спим под одним одеялом.
Я жду, пока он заснёт, чтобы лечь рядом, обнять, прижаться, но как бы осторожно я не касалась его, Женя и через сон чувствует это, и отодвигается подальше от меня, к самой стене. Ещё он сжимает себя руками, как будто защищаясь от моих прикосновений. Женя больше не представляет, что можно спать под одним одеялом.
Он стал совсем другим. Утром он молча ест завтрак, который я ему готовлю, и уходит на работу. А я остаюсь ждать его и отчаянно надеяться на то, что хоть сегодня, когда он вернётся, всё будет иначе. Целый день сердце больно стучит в груди, в ожидании родных шагов. До сих пор ещё я верю в чудо. Вот он войдёт, Женя, мой Женя, и глаза его будут улыбаться, губы тянуться к моим губам, руки его обнимут меня. «Дашка, хорошая моя», — скажет он те слова, которые я столько дней не слышала от него. И (как страшно думать об этом!) может быть, никогда не услышу. Я смотрю на его губы так, как смотрят на иконы в церкви. Я и правда молюсь им, я молю их о нежности, которой они были прежде полны. Я хожу в церковь, я ставлю свечки, готовлю самые разные блюда по новейшим кулинарным книгам, покупаю нижнее белье, которое может привлечь. Но ничто не возвращается. Ни страстные, безумные ночи, когда казалось, что может сломаться кровать, ни простая тёплая улыбка.
У моей подруги, Кати, однажды пропала пятилетняя дочь. Они с ней пошли на Дворцовую площадь, и в толпе та не смогла удержать руку маленькой девочки. Я хорошо помню, как изменилась Катя, не знавшая, где её дочь. Волосы её поседели, глаза налились болью, руки стали дрожать. С утра до вечера она расклеивала по всему городу, на каждом столбе, объявления, в которых молила найти Любочку за любое вознаграждение. Я тоже хотела клеить на каждый столб объявление о потерявшейся Любви. Найдите её! Пожалуйста, найдете её, умоляю вас! Верните её нам, пожалуйста, умоляю, умоляю….
Казалось, эти строчки клеят на столбах моих ребер, и всё внутри меня обращается в крик.
Катя рассказала мне о том, что в милиции, один человек там, пообещал ей найти дочь. Только сказал, что пропадает в последнее время так много людей, что их уже не стараются искать. «Но если особый случай…», — дальше он откровенно намекнул, что «сделает максимум возможного, если..». Катя была готова на всё. Она поняла, что от неё хотят, и стала раздеваться прямо у него в кабинете. Не потому что ей было всё равно с кем. Просто она торопилась, отчаянно торопилась сделать всё, что от неё хотят, чтобы доченьку, её родную Любочку, наконец стали «по-настоящему искать». Катю не обманули. Тот человек, из милиции, точно знал, что сдержит своё обещание. Девочку к тому времени, когда Катя, раздетая, лежала у него на столе, уже нашли. И он об этом прекрасно знал. Застёгивая пуговицы на штанах, и потрепав довольными пальцами голые Катины ягодицы, он сообщил в каком морге находится её дочь.
— Как у тебя на работе? – спрашиваю я Женю, когда мы сидим за ужином. Мне неловко начать разговор, как будто мы чужие люди, и нужен какой-то повод для того, чтобы заговорить. — Нормально, — говорит он, не смотря мне в глаза. Раньше я знала о каждом покупателе, он в лицах изображал передо мной всех посетителей. Теперь я не знаю ничего, кроме того, что он так и работает продавцом в магазине детских игрушек.
Ночью я, хоть это и очень тяжело, всё-таки решаюсь сказать ему: — Ты не виноват. Пожалуйста, не вини себя. Не надо.
Уже ночь, совсем темно, но даже через эту темноту я вижу, как кривятся его губы. — Медвежонок, — шепчу я. Но он раздраженно смотрит на меня, и отворачивается лицом к стене.
2.
Вчера мы поссорились. Я сказала, что, может быть, нам нужно сходить к психоаналитику. — Ты! – закричал Женя, — Ты хочешь, чтобы все знали об этом! Ты хочешь рассказать!
Он боится, что кто-нибудь узнает о том, что тогда произошло. Именно поэтому Женя не хотел, чтобы я заявляла в милицию. Я и сама не стала бы делать этого, помня о том, что мне рассказала Катя.
Уже почти утро, начинает светать, но только теперь я засыпаю. — Женя! – кричу я, — Женечка, милый, хороший, родной, — кричу я, кричу изо всех сил, — обними меня. Пожалуйста. Пожалуйста! И я просыпаюсь от собственного крика. Но вижу, что никого нет рядом. Я испуганно озираюсь вокруг, встаю, спотыкаюсь, падаю, снова встаю, и наконец вижу, что Женя сидит на кухне. — Почему ты здесь? – спрашиваю я. — Просто ты очень громко кричала во сне.
Он ушёл подальше от моих криков.
3.
Я знаю, что если он забудет о том, что случилось, между нами всё изменится. Но как мне помочь ему забыть, вычеркнуть из памяти тот проклятый день?!
Я люблю его. Он ни в чём не виноват. Моё сердце сжимается от боли, потому что из любимого мужчины, который может защитить, Женя стал для меня ребёнком, которого надо утешить. Но я не знаю как. Как утешить мне его, Господи, если он сторонится моих рук, если ночами он ложится спать под второе одеяло?! Странно, что мы ещё спим на одной кровати. Я слышу, отчётливо слышу как болит его сердце, и как саднит память о том проклятом дне. Я хочу, чтобы он всё забыл, чтобы мы могли жить дальше. И я сама пытаюсь забыть. Я мечтаю о том, чтобы мы справились с нашим общим несчастьем, и у нас обоих хватило сил.
Я хочу помочь ему забыть, но вижу, что ничего не получается. Я читаю ему книги вслух, но он слушает с рассеянным, блуждающим взглядом, я ищу в программке когда будут показывать футбол, но во время трансляций матча Женя отводит глаза от телевизора, я надеваю бельё, которое специально купила, но он смотрит на моё тело с раздражением. Ни разу с того дня мы не были близки. Я боюсь, что вызываю у него отвращение. Но я ведь тоже не виновата в том, что тогда произошло. Это не я предложила «отдохнуть за городом», не я выбирала маршрут, когда мы ехали наугад, подальше от городской суеты и людей. Как мы звали их потом, как жалели о том, что уехали так далеко от города, и никто не отзовётся на наши отчаянные крики.
Сначала Женя пытался вырваться, но когда один из них приставил к его горлу нож, он испугался. Третий насиловал меня. Двое других заставляли Женю смотреть на это. Он отказывался, но ощутив лезвие у самого горла, послушно открыл глаза.
Они насиловали меня очень долго, по очереди, пока я не потеряла сознание. Когда я очнулась, Женя сидел рядом и, обхватив голову руками, протяжно выл.
До того дня мы были влюбленной парой. Нам завидовали. Но всё изменилось в один день.
4. Я всё-таки надеялась на Женю. Что он найдёт какой-то выход, который поможет нам справиться с бедой, сделавшей нас чужими. Я видела, чувствовала, что он ищет этот выход. И он его нашёл. Сказал, что нам надо расстаться. Потому что у него теперь есть другая женщина. Он забрал свои вещи, когда меня не было дома, чтобы не отягощать себя прощанием.
5.
Сегодня меня прямо на улице остановил запыхавшийся мужчина. — Вот, — сказал он, протягивая мне букет роз, — бежал за вами со всех ног. Успел купить. Вы – самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. Если у вас будет плохое настроение, позвоните, я очень попытаюсь сделать так, чтобы вы улыбнулись.
Он оставил мне визитку со своим телефоном. Но я не могу набрать эти цифры. Хотя ни у кого никогда я не видела таких нежных, ласковых глаз. Он очень красивый.
Стоит только позвонить… И всё можно начать сначала. Он ничего не знает о том, как меня насиловали три человека, и заставляли моего любимого мужчину смотреть на это. Стоит только позвонить, и… Жизнь всегда можно начать сначала. Когда встречаешь кого-то, она начинается с чистого листа.
Пальцы сами тянулись к телефону, но всё-таки каждый раз останавливались. Мне нужно время, чтобы опять научиться хоть немножко доверять. Сейчас у меня еще нет сил для этого.
6.
Мне очень тепло спать по ночам. До самого утра я не выпускаю из рук большого плюшевого медвежонка, которого подарила мне мама на день рожденья в шестом классе. Мой самый счастливый день. Ещё были живы родители, мне подарили много подарков, накануне я получила три пятерки, и самое главное, с утра позвонил меня поздравить мальчик из класса, который мне очень нравился.
Плюшевая игрушка пахнет тем счастливым днём моего детства.
— Медвежонок, медвежоночек мой, — шепчу я, целуя его в плюшевый носик и прижимаю ближе к себе. Мне тепло с ним. Нам обоим тепло.