Как-то в годы коммунистов необычайной популярностью у советских граждан пользовался француз Ив Монтан. Каждый день на радио звучал его голос, исполняющий песни на родном французском языке. А одну из песен перевели, и передавали по радио еще чаще. Настолько часто, что все граждане нашей необъятной родины могли наизусть подхватить «когда поет далекий друг, теплей и радостней становится вокруг, и т.д.». А потом, вдруг, неожиданно пропали его песни, и само имя этого француза перестали упоминать. Ну, как будто не было никакого француза, и все.
Я почему решил рассказать об Ив Монтане? Потому что вспомнил, как в то далекое время, поздней осенью раздобыл в нашем продовольственном магазине несколько килограммов прекрасного винограда.
Магазин занимал весь первый этаж нашего длинного жилого восьми подъездного дома. В обычно пустынном магазине покупатели толпились только в хлебном, молочном и винном отделах. В других ни покупателей, ни продуктов не было.
Я возвращался домой с работы. Уже стемнело, погода стояла слякотная, противная. Возле своего дома я почувствовал какое-то оживление. Оказалось, в магазине давали виноград. Два килограмма в одни руки, о чем мне сообщила соседка, которая заняла следующую очередь, и мчалась в дом отнести полученный в предыдущем стоянии виноград. Это было чудо. Виноград в нашем городе уже много лет можно было достать только в обкомовском распределителе. Летом, конечно, его можно было купить на рынке, но уж никак не два килограмма, а небольшую гроздь, которая стоила намного дороже бутылки коньяка, которую, впрочем, также можно было достать только в обкомовском распределителе.
Очередь начиналась около входа в магазин, и тянулась через все отделы, становясь все шумнее и скандалистее по мере приближения к овощному отделу. Я прошел через весь магазин, здороваясь со знакомыми продавщицами в винном отделе. К прилавку овощного протолкаться было невозможно. Женщины сформировали оцепление, и никого не пускали. Никаких инвалидов, ветеранов и героев. Ожесточение было настолько сильным, что к прилавку не пустили одноногого орденоносца на костыле, заявив, что в будний день жестянки свои навешивает только тот, кто хочет хапнуть без очереди. У пожилого калеки даже слезы навернулись на глаза; он плюнул, и заковылял, громко стукая костылем по метлахским плиткам магазинного пола.
Стало ясно, что говорить этим женщинам о том, что я – лауреат, доктор наук, профессор, член международных комиссий, и тому подобное, дело совершенно бессмысленное. Я легко представил, какое хамство и сколько издевательств я мог услышать в ответ. Пришлось вернуться в винный отдел. Но там ничего радостного мне не сообщили. Уже был скандал, директрисе дали из торга втык, она велела продавщице запереть дверь в подсобку и никого не пускать. Даже мать родную. Так что ей приходится самой носить ящики, и лаяться с очередью. Потому как Колька - сволочь запил, а продавщиц из других отделов директриса посылать в овощной не хочет.
Я еще немного побазарил с девками, и понял, что оформилась идея. Пришла мысль. Осенило вдохновение. Но вначале я напомню, почему советское радио перестало упоминать имя знаменитого французского певца и киноактера. Дело в том, что в свой очередной приезд в Советский Союз, Ив Монтан накупил в Москве женского белья российского пошива, и устроил в Париже выставку. Был сногсшибательный успех у француженок, которые с недоумением перебирали руками фанерные бюстгальтеры и рейтузы. Естественно, что после выставки имя певца в союзе было запрещено. Ах, как жаль, что никому не пришло в голову устроить выставку одежды интеллектуальной элиты: вытянутые бумажные свитера, фланелевые рубашки, брюки с заранее выкроенными пузырями на коленях, серые болоньевые куртки, и прочее того же рода. Вот такая же одежда висела на моем молодом мускулистом теле.
Перед дверью заведующей я только снял очки. Иначе проситься рабочим в магазин было бы просто наглостью. Паспорт у меня был с собой, и я через несколько минут получил грязный синий халат с полуоторванными карманами. Заведующая грохнула кулаком в дверь овощного отдела, заорала, дверь приоткрылась, и продавщица втащила меня в подсобку, приговаривая что-то о спасителе и благодетеле.
Ящики для винограда сделаны невысокими, чтобы нежная ягода не давилась собственным весом. Поэтому я внес из подсобки сразу несколько ящиков, и был встречен приветственными криками очереди, которая решила, что дело сейчас пойдет быстрее. И действительно, развес пошел быстрее, а я натаскал ящики с запасом. В моей куртке всегда находилась объемистая сумка из болоньи. Впрочем, весь народ имел при себе сумку; вдруг выкинут какой-то продукт, или на работе распределят колбасу. Поэтому я вынул из куртки свою сумку, выбрал самые красивые грозди винограда, затарился, прикинул по деньгам, и положил их на видное место.
Ну а потом стащил с куртки халат, почистился немного, открыл щеколду, выскользнул из подсобки, и вышел черным ходом прямо к своему подъезду.