Июль 1944 года. Ожесточенные бои в Прибалтике. Немцев теснят все дальше и дальше, но они оказывают упорное сопротивление. Приграничный район Литвы и Латвии. Ведутся непрекращающиеся бои. Периодически то одна, то другая сторона переходит в контратаку. В последнем усилии сломить наступление советских войск немцы предпринимают танковую атаку. Старший лейтенант командир батареи 76-мм пушек Васильев Дмитрий Михайлович и его уже изрядно потрепанная батарея принимают удар на себя.
Днем ранее. Успешное наступление советских войск. Чувствуется, что победа уже совсем рядом. Правда, здесь, в прибалтийских лесах, война идет на два фронта. Одна линия фронта – это немец, а вторая – лесные братья. Это бывшие пособники эсесовцев и другие антисоветчики. Объединяясь в небольшие группы, но под единым командованием, они наносили удары в тылу советских войск. Вот и сейчас, хотя и минута затишья, дозорные ходят вокруг батареи, стараясь не допустить удара в спину.
Этот день был затишьем перед боем. 18 июля должно начаться наступление. Батарея приведена в полную боевую готовность. Расчеты заняли свои места. Но пока у них есть короткий перерыв перед боем, чтобы написать письма, поесть американской тушенки возле костра, покурить махорочки. Дмитрий Михайлович сидит на КП и, разложив на планшете листок бумаги, пишет письмо своей жене.
«Здравствуй, моя дорогая!
Вот еще немного, и я вернусь домой. До победы осталось совсем чуть-чуть. Я так соскучился по вам. Как там дочурки – Лариса и Галина? Наверное, совсем большими стали? Вернусь – не узнаю. Очень скучаю по вам, очень-очень. Завтра погоним немцев дальше. Даже не знаю, что еще вам написать. Лишнее напишу – все равно военная цензура потрет. А такого в общем-то и рассказать нечего. Воюем. Хорошие ребята у меня в батарее подобрались, надежные. Вот что я могу сказать. А больше и ничего.
До свидания. Крепко целую. Ваш Дмитрий.»
Утром началась артподготовка. Подбегает сержант Кириллов:
- Товарищ лейтенант! В восьмом орудии затвор заклинило.
- Ну так делайте что-нибудь. Сейчас наступление начнется.
В это время раздался крик:
- Немецкие танки слева! Они нас уже почти обошли.
- Развернуть орудия! К бою! Прямой наводкой! Пли!
Раздался залп. И в то же время немецкие танки ответили своим залпом. Вокруг взметнулась земля. Осколки, комья грязи полетели во все стороны. Несколько орудий были перевернуты прямым попаданием. Раздавались крики раненых. И над всем этим возвышался голос лейтенанта Васильева:
- Батарея, огонь!
Новый залп – и один из «Тигров» загорелся.
- Заряжай! Прицел 130. Огонь!
Вот и еще один танк из пяти окутался черным дымом. Но немцы тоже стреляли. И вокруг сплошным гулом были разрывы снарядов. Еще одна пушка с расчетом была фактически полностью уничтожена ответными выстрелами немецких танков.
Танки все приближались. Казалось, что глядишь им прямо в ствол, который направлен точно на тебя.
- Прямой наводкой! Огонь!
На команду ответили всего три орудия. Один из «Тигров» сначала задымился, а потом его как будто разорвало на части, башню отбросило на несколько метров. Это, по всей видимости, внутри взорвался боекомплект.
- Товарищ лейтенант!
- Кириллов, почему ты здесь?! Твое место возле орудий!
- Товарищ лейтенант! Наши! Наши!
Он махнул рукой, показывая туда, где из-за холма даже не выкатились, а вылетели шесть наших тридцатьчетверок. В это время каска на его голове дрогнула, он схватился руками за голову, срывая с себя каску. И между его пальцев текла кровь. Кириллов медленно опустился на землю и затих.
- Орудия! Огонь!
Залпы трех оставшихся пушек и наших тридцатьчетверок слились в один. Два немецких танка задымились, один, с перебитой гусеницей, продолжал вращаться на одном месте, а из другого немецкие танкисты пытались выбраться через люк, но их тут же сняли пулеметными очередями.
Все, кто уцелел после этого десятиминутного боя, выскочили из укрытий и радостно стали махать нашим тридцатьчетверкам. В это время из подбитого «тигра», который вращался на одной гусенице, прогремел выстрел. Лейтенанта Васильева что-то больно ударило в грудь, внутри все словно обожгло огнем. Он упал на землю, еще видел, как поднимают его на руки солдаты. А потом дикая боль – и темнота.
Я проснулся. Нам с мамой ничего не известно о том, как погиб ее отец и мой дед. Но вот сегодня, задремав всего лишь на час, я увидел этот сон. И проснулся от боли в груди, как будто это в меня попал осколок снаряда. Может, это просто сон? А может, мой дед именно так и погиб? Ведь могло так быть?