Курица всегда была притчей во языцех, знаменуя собою уровень глупости, плавно переходящий в идиотизм. Женщину, раздражающую своим скудоумием и несообразительностью, всегда называют курицей. «Ты! Курица!» – брошенное в сторону женщины звучит уничижительно, оскорбительно и говорится специально, чтобы ее обидеть. Это не «овца», которая не умнее, зато нежнее и ласковее и не «коза», которая намного сексуальнее.
«Глупа как курица», «куриные мозги», «курья твоя голова» – вот самые распространенный эпитеты для человеческой глупости. .
Вообще, русский народ создал много эпитетов, связанных с куриным племенем. И почти все они какие-то непохвальные. Тут и «мокрая курица», и «курица лапой», «куриная слепота» и «курам на смех». Вот только «денег куры не клюют» – стоит особнячком.
Но мы, городские жители, частенько, произнося эти фразы, не понимаем того – насколько же глупа курица или какова она – куриная слепота, и даже не задумываемся над этим. Привыкши к подобным выражениям, мы отпускаем их, чаще всего, бездумно.
Так и я, подчиняясь общему правилу, частенько употреблял «куриные эпитеты», толком никогда не видев курицы и, уж тем более, ничего не зная об ее повадках. Как говорится – бросался красным словцом. Я конечно же не задумывался о том насколько же глупа настоящая, живая курица. Не скажу, что я был настолько городским, что видел только тушки голландских кур в магазинах. Мне приходилось бывать, и в геодезических партиях, и работать в сельской местности на реставрации памятников архитектуры, но во всех этих случаях, я как бы вскользь, смотрел на курячье племя. Да – глупые – мечутся из стороны в сторону перед машиной, кудахчут – одним словом – куры-дуры и все. Никакой более тонкой оценки их умственным способностям я дать не мог из-за отсутствия тесного общения с курьем. Прочувствовать пресловутую куриную глупость, ограниченность их памяти, отсутствие элементарной логики – попросту не выпадало случая.
У Ирины же был целый курятник! Прекрасный материал для наблюдений и изучений.
Во-первых, мне сразу стало ясно, почему «курица» – ругательно, а «петух» – чуть ли не похвально. (Замечу в скобках, что это не касается «зоновского петуха», потому что это определение связано не с характером поведения петуха как животного, а с похожестью телодвижений пассивного педераста и птицы). «Разоделся как петух», «задирист как петух», «ходит петухом» – во всех этих фразах о петухе говорится, хоть может быть и насмешливо, зато уважительно. И действительно разум, сила и отвага, я бы даже сказал крайняя отчаянность, свойственна этому животному. Достаточно вспомнить, как иринкин петух, несмотря на семнадцатикратную разницу в весе, напал на меня, негодуя на то, что я съел за неделю четырех его юных сыновей, и вцепившись когтями в ногу долбанул три раза клювом по колену. Меня спасло то, что в руках была лопата и я, не задумываясь о петушином здоровье, въехал ему по спине черенком, так, что мама-дорогая. Я с детства слышал о том, что у курей слабая голова и бить по ней нельзя – сразу сдохнет. Поэтому бил по корпусу, но бил с душой – сильно. И петух, отлетевши от моей ноги, брякнулся на землю замертво. Я уж подумал, что придется разрубить его на свинячий корм – общеизвестно, что старые петухи несъедобны из-за малого количества и «деревянности» своего мяса.
Но не тут-то было! Уже через минуту, зная, что перед молодыми петушками показывать слабину ни в коем случае нельзя – заклюют (в полном смысле этого слова), он резво вскочил, захлопал крыльями, заклекотал, правда, при этом держась на ногах не очень твердо и поминутно заваливаясь. Хотя на следующий день был как ни в чем не бывало. А мое колено после этого «заклева» болело с перерывами несколько лет. Да и раны от когтей гноились полмесяца.
Надо было видеть каким «петухом» ходил тот петух, глядя на то, как я прихрамывая подхожу к хлеву. Ух, как он был горд и самодоволен. Еще бы – такого большого зверя подранил.
Все остальные птицы в курятнике, видя мой, чисто гастрономический, к ним интерес, меня ненавидели и жутко боялись. Я не считал нужным, что-то скрывать от них, поэтому рубка куриных голов, велась прямо напротив хлева. И население курятника, в этом плане, чем-то походило на жителей средневековых европейских городков, где на базарной площади то и дело проводились казни, испытывающих одновременно, и жуткий ужас перед увиденным, и непонятную тягу к созерцанию чужой смерти1. Недаром я всегда говорил, что в жизни нет ничего более жизнеутверждающего, чем чужие похороны.
Поэтому, стоило мне только войти в курятник, как все куры в нем резко умолкали. Кудахтанье и квочканье прекращалось. Петушки старались спрятаться за соседа или жались куда-нибудь в уголок. Видимо, каждый кур думал только об одном: «Я? или не Я?»... «сегодня? или потом?» Наверное о том же думали узники сталинских концлагерей, когда к ним в барак заваливались краснопогонники. Через некоторое время меня от этого стало коробить и я решил приумерить свои аппетиты, довольствуясь больше вегетарианской пищей, к тому же рассчитав, что населения курятника хватит мне всего лишь на месяц.
Так, понемногу, куры стали отходить от шока, вызванного моим появлением. Хотя не совсем – столбняк прошел, а недоверие – осталось. Они уже не замирали в смертельном испуге, но благоразумно держались от меня на максимально возможном расстоянии, даже, когда я рассыпал вкусный комбикорм. А особо одаренные старались сделать так, чтобы между ними и мной все время находился петух, начинавший бешено клекотать, как только я приближался к нему.
Я прожил уже больше месяца в Турках, а мне никак не представлялся случай, открывший бы мне всю глубину куриной тупости.
И вот я, в очередной раз, начал кормить кур. Все было как всегда – птицы жались около двери курятника, дожидаясь пока я закончу рассыпать корм, на полдороге стоял петух – как верный страж своего курячьего народа и только лишь одна, слишком проголодавшаяся курочка, решила насытится вперед других. Она двинулась вдоль штакетника и подкралась к зерну с противоположной петуху стороны, оказавшись между мною и калиткою.
Заметив ее, я, инстинктивно, как будто бы кормлю московских голубей, швырнул пригоршню комбикорма в ее сторону. Непростительная ошибка! Я забыл о том, что здешние куры меня дико боятся. Расценив мое движение отнюдь не за жест доброй воли, курица шарахнулась в сторону калитки, закудахтала, подпрыгнула, замахала крыльями и, подхваченная, непонятно откуда взявшимся, довольно сильным порывом ветра, перелетела через штакетник в огород, оставшись в полном одиночестве. Между ней и стаей, а в особенности, петухом стояла довольно высокая преграда.
Курица, не надеясь на свои летные способности, со всех ног рванула вдоль штакетника, видимо, в надежде найти в нем какую-нибудь лазейку, чтобы проскочить на скотный двор. Напрасно! Калитку я всегда плотно закрывал, проверял и перепроверял, после того, как у меня в огород убежали свиньи, а в заборе дыр не было.
Иринка, увидев очумело несущуюся курицу, ринулась ей наперерез, размахивая руками, как бы показывая в каком направлении та должна взлететь, чтобы снова вернуться к своим. Но курица, обезумевшая от ужаса, ничего не понимала и, проскочив мимо Иринки, понеслась как угорелая дальше вдоль штакетника прямо к входной двери. Уж не знаю как так получилось, но дверь в тот момент была приоткрыта, что позволило курице выскочить на улицу. От неожиданности увиденного (а она никогда, за всю свою недолгую куриную жизнь, не покидала пределов скотного двора), кура резко остановилась и это был самый удобный момент, чтобы схватить ее, но… в этот момент взволнованный петух, заметив исчезновение одной из своих несушек-потаскушек, издал громкое «ку-ка-ре-ку». Кретин, лучше бы помолчал, поскольку Иринка была уже в двух шагах от курицы и могла в следующее мгновение ее схватить.
Услышав призывный клич петуха, курица не догадалась повернуть назад – принять такое решение для ее, в полном смысле этого слова, куриных мозгов, было слишком сложно, поэтому она побежала на звук, но уже с уличной стороны забора, который был намного выше штакетника скотного двора и перелететь через него для нее было непосильной задачей.
Пробежав несколько метров, кура застыла прямо напротив того места, где во дворе находился петух и отогнать ее оттуда уже не было никакой возможности. Как и в случае со свиньями, мы с Ириной стали исполнять «ритуальный танец» вокруг курицы, пытаясь руками, ногами напугать, затолкать – лишь бы направить ее в спасительном направлении – к двери из которой она выскочила. Но не тут-то было! Курица крутилась под ногами, квохтала, отбегала и возвращалась, но все время оставалась практически на одном месте. Я подумал, что она в конце концов выдохнется и пойдет в руки, но я ошибся – выдохлись мы.
Заметив, что кура несколько раз, подпрыгивая, пыталась помахать крыльями, как бы желая перелететь через забор, я посчитал, что это единственная возможность вернуть ее на место. А поскольку куриные крылышки слабоваты, то надо было ее подбросить. В руки она все равно не дастся, но на дворе лежал достаточно большой лист оргалита и можно было им подкинуть ее метра на полтора над землей, ну а остальное – в власти ее крыльев и мозгов.
Притащив оргалит мы без труда загнали на него курицу, я напрягся и толкнул его вверх – курица подлетела выше моей головы, почти до самого края забора, но, по непонятной причине, сложив крылья спланировала на исходную позицию. Дура! Достаточно было пару раз махнуть крыльями, чтобы очутиться возле петуха, который слыша возню, отчаянное кудахтание отбившейся курицы и сам буйствовал, расшвыривая лапами землю и поминутно издавая призывное «кукареку».
Я решил снова подкинуть курицу вверх, в надежде на то, авось она со второго раза сообразит, что же надо сделать, чтобы возвратиться домой.
Снова курица подлетела вверх и, на радость мне, захлопав крыльями, полетела.
Но ужас! Она полетела не в ту сторону!
Не на двор, а на дорогу, по которой, явно по закону подлости (ну откуда в деревне автомобиль в то далекое время), ехал грузовик под колесами которого она и окончила свою жизнь.
Глядя на ее, размазанные по песку, внутренности я подумал, что правду говорят люди, отмечая тот факт, что Бог не любит ни глупых, ни жадных.