Это зов или ор, голосящий в безликой пустыне? Где жара, где ветра, где сухая земля, где растрепаны чувства. Где пуста голова, раскалёны уста и пропащие мысли. Ты зовешь или я, или тень от меня, или то, что осталось.
На песчаной земле все сгорает в огне, даже время нахальное тонет в бархане. Горизонт на игле, тучи варят в котле свое зелье. Эта туча - не смог! А смертельный песок, что сбивается в стаи. Он летит, застилая тебя от меня, хочет, видно, чтобы души восстали.
Я кричу, я зову, но самум виноват, он закрыл пеленой от меня твои двери. Так наполнил песком, ядовитым огнем, что слова лишь натужно скрипели. Потерявши язык, я, пустынный дервиш, от колодца к колодцу бредущий.
Этот ор - он не зов. Этот вопль - он не стон! Это просто гримаса отчаяния. Перед огненным ветром я падаю ниц, обезумевший пламень сжигает. Дай воды мне, ты слышишь, мой голос осип, до тебя докричусь я едва ли.
Но колодец - мираж, ты - его верный страж, и мой ор переходит на шепот: "Помоги, помоги! Не отвергни руки. Мне воды! Умираю!" Но пустыня глуха, и мираж - не река, ты молчишь, исчезая.
По безликой пустыне караваны идут, рассекая барханы. Ты кричишь, ты зовешь, переходишь на ор, все надеешься, что я живая. Погоди, не спеши, ведь не слышит песок, он оглохшая масса немая. Ну, а я далеко-далеко, высоко, на пустыню смотрю из рая. И воды хоть чуток, хоть ничтожный глоток, я дождем на тебя проливаю.