Панариций

Валерий Красовский
   Шувалов вел поликлинический прием. Фельдшер из отдаленного полкового медицинского пункта представил  больного с перевязанной рукой.
     - Ершов Савелий Павлович? – спросил его Василий Фомич.
     - Так точно, курсант Ершов! – вяло ответил тот.
     - Снимайте повязку, - сказал Шувалов санитарному инструктору, просматривая  медицинскую книжку доставленного курсанта.
     Первый палец правой кисти был резко отечен, багрово-красного цвета, на его конце имелась гноящаяся рана, ноготь расплавился и держался на небольшом кусочке кожи у ногтевого валика.  В окружении желтого гноя была заметна кость  фаланги. Шувалов написал направление на госпитализацию и приказал срочно сделать рентгеновский снимок. Закончив прием, он отправился в рентгеновский кабинет. Просмотрев все снимки, которые уже были описаны специалистом, он достал из фиксажа последний. Костная структура первого пальца была изменена, а первая фаланга оказалась полностью разрушенной воспалением. Так как больной был правша, то в  случае ампутации фаланги изменилась бы степень годности его к строевой службе. Василю Фомичу однажды пришлось удалить в сходной ситуации часть первого пальца и сформировать культю. Врачебная комиссия признала солдата негодным к службе в танковых частях, но Шувалову пришлось ответить на несколько неприятных вопросов перед экспертами и главным хирургом округа. Его действия были признаны правильными, но осадок на душе и внутренние сомнения остались. Он взял больного на перевязку.  Медсестра подала пинцет. Оказалось, что кость свободно плавала в гное и ни за что не держалась. Был вызван анестезиолог.
     - Можно начинать? – спросил его Шувалов, облачившись в халат и надев стерильные перчатки.
     - Да, Василий Фомич, начинайте! 
     В течение нескольких минут Шувалов сделал надрезы, дренировал гнойные затеки, промыл рану, наложил повязку. Свободный костный фрагмент он положил во флакон с пробкой и дал распоряжение хранить в формалине. На повторном снимке было видно, что от фаланги остался только хрящевой слой у основания. Оказалось, что курсант был уже дважды оперирован по поводу панариция этого же пальца ординаторами Шувалова и выписывался с полным выздоровлением, как значилось в записях. Этот случай не судил ничего хорошего ни врачам, занимавшимся с ним, ни больному. Можно было думать как о врачебных дефектах, так и о членовредительстве. Василий Фомич решил взять эту проблему на себя.
     - Ну,  дружок, я тебя не выпишу, пока не решу этот кроссворд, и будешь ты у меня под присмотром! – проговорил он в маску так, что никто не услышал.
     Только чуткая медсестра обратилась к Шувалову:
     - Вы, что-то сказали, Василий Фомич.
     - Нет, это не вам. Я так, про себя.
     Шувалов предупредил своих ординаторов Теплова и Дробышева, что будет сам делать перевязки и наблюдать за ходом выздоровления. Рана быстро очистилась от гноя, отек спал, палец приобрел вполне нормальный вид. Шувалов незаметно наблюдал во время своих манипуляций за выражением лица и вазомоторными реакциями Ершова. Чем успешнее шло восстановление пораженных тканей, тем задумчивее становился Ершов.
     - Доктор, скажите, вы меня на комиссию будете отправлять? – однажды, не выдержав неопределенности, спросил он Шувалова.
     - А зачем? – задал ему встречный вопрос заведующий.
     - Вы же мне сказали, что удалили из раны сгнившую кость.
     - Да, удалили, но палец у тебя цел, даже ноготь начинает отрастать. Ну-ка подвигай им. Так. Сгибай! Сгибай! А сейчас разгибай! Не больно?
     - Нет.
     - Значит воспаление прошло. Сейчас надо разрабатывать.
     - А как долго?
     - Пока функция полностью не восстановится.
     Но Ершов оказался не настолько простым, как казалось с первого взгляда человеком. Он написал о своем состоянии здоровья родителям, а те связались с военкоматом, проконсультировались с экспертами, начали переписку с командованием округа. Замполит медицинского батальона Демьянов естественно был в курсе. Такие ситуации особенно интересовали нашего идеолога. Врачи не занимались вымыслами и давали объективные данные о больных, которым оказывали помощь. Шувалов был не в восторге от действий агентурной сети Демьянова, но и не мешал ему.
     Примерно через полтора месяца от начала лечения Ершова Шувалов сделал очередной контрольный снимок и, наконец, дождался того, чего хотел. Когда он чистил гнойную рану, то удаляя разложившуюся фалангу, максимально сохранил надкостницу и хрящевое основание, как источники для остеобластов. Процесс восстановления пошел довольно быстро, и структура кости приняла прежний естественный вид. Надо сказать, что Шувалов даже сам был удивлен регенераторными возможностями организма. О комиссовании уже не было речи. Когда он рассматривал снимок, ему сообщили, что его вызывают в штаб по поводу рядового Ершова.
     В кабинете Гурова находился также Демьянов.
     - Василий Фомич расскажите, как идет лечение Ершова? На мой адрес пришло еще одно письмо от его родителей.
     - Он излечился и может быть выписан.
     - Как выписан!? – удивился Гуров. – У него же ампутировали фалангу на первом пальце правой кисти. Он правша?
     - Ему ничего не ампутировали, кость же полностью восстановилась. Шувалов подробно рассказал о ходе проведенного лечения и показал снимок. Гуров и Демьянов с любопытством принялись рассматривать изображение на рентгеновской пленке.
     Затем Демьянов сказал:
     - Мне доложили, что Ершов пытался вновь вызвать воспаление на пальце.
     Шувалов не стал интересоваться, как это стало известно замполиту, а только ответил:
     - Я осмотрю его и побеседую.
     - Беседовать с ним буду я, - возразил Демьянов.
     Шувалов умозрительно представил ход этой беседы…