Молот — боец, отец — кузнец
Молот — боец, отец — кузнец.
Я славлю имя их и труд.
Кузнец кует, а молот бьет.
Я восхищаюсь, труд их крут.
Суровой русскою зимой их надломили под Москвой
Память о суровых битвах, народа многонационального Советского государства.
22 июня армады юнкерсов бомбили нашу землю. Танки Гота и Гудериана поползли по родной земле. Бравые немецкие солдаты атаковали города и села.
Нападение.
Вижу Крест Твой, вижу Храмы, золотые купола - взрывы, огненные смЕрчи - всюду белые саваны - рвы, могильные курганы - рожь, пшеница полегли - стон исходит от земли.
Давят землю танки Гота - тигры Гейнц Гудериана - в небе вороны клекочут - юнкерсы бомбят Россию - смертью Родина клокочет.
Геройский Брест- могильный крест - его не сдали, умирали.
Враг беспощаден и силен.
Умели немцы воевать - в кольцо зажали нашу рать - печальный плен, расстрелы, тлен.
Ленинград.
-Взять Ленинград, с землей сровнять - людей всех с корнем выжигать - их семя больше не должно на их земле произрастать- кричал и бесновался Фюрер - все разбомбить, всех растоптать.
- Ах не сдаются! - Окружить и голодом всех уморить!
Рожденный бурей.
Из ада вышел Кузнецов, прорвав ряды Гудериана - прошел, как клин, поля из мин - прошел Москву, Курск, Сталинград - в конце войны войдет в Берлин.
Битва за Москву.. Провал плана Барбаросса.
Мороз под сорок - где за тридцать - он помогает бить нам фрицев -и стар и млад все поднялись, - Мать Родина зовет! – борись.
Россия наша велика - но за спиной она –Москва - не отступать - стоять братва.
Под танк бросались, погибали - столицу нашу отстояли - признает Гейнц Гудериан, провален грандиозный план, дал трещину фашистский дух, нам крепко дали по зубам...уух....
Адольфа захлебнулся крик.....План Барбаросса - мой Блиц - криг!....
Но враг силен пошел на юг –туда, где иволги поют - чтоб Волгу нашу захватить – затем столицу покорить.
Сталинград
Померкло голубое небо - бомбит Люфтваффе - стоны, взрывы, в руинах братские могилы, - гробы-кроватки у детей - за день погибших сорок тысяч! - Бог содрогнулся от зверей.
Но тиграм не пройти руины - здесь рукопашный бой в чести - штыки, кинжалы и стилет -у ярости пощады нет.
Штурмовые бригады
Двадцать отчаянных ребят белье нательное меняют - на штурм готовится солдат - глазами яростно сверкает.
В бой рукопашный дерзкий страшный - готов на смерть наш штурмовик - саперную лопатку точит, как зеркало она блестит, - она не подведет солдата, - в руинах выручит, как брата.
Пал духом фашист.
-О, ужас, Ганс, - это Россия - этот Советский их Союз, - у них смертельная миссИя, -я, Ганс, ужасно их боюсь – они все в теплых телогрейках, - в ушанках с красною звездой - в стежонках*, валенках в развалинах - как крысы ползают зимой - а мы в пилотках и штиблетах, я, Ганс, замерз, хочу домой - но не дождется фрау Мутер - немецкий мальчик под землей - фельдмаршал Паулюс все понял – печальный взор прошит слезой.
Победа.
Душа советского солдата взвилась и к небу воспарила свою страну, Европу, Мир от злой чумы освободила.
Берлин мы взяли слышишь Ваня? - но он не наш, он нам чужой, - меня ждут дома дети, мама, - я к ним хочу, пошли домой.
Мы умирали, чтоб вы жили, стихи писали и любили.
* Стежонки - ватные зимние штаны.
******
Все слезы наши людям павшим!
Молитва у меня такая,
Как в детстве, светлая, простая.
Слеза, зажженная свеча.
Пусть светит трепетное пламя.
Открой им, Боже, двери рая!
Всем, всем, безвинно убиенным!
Был словно камушек сосок
Великая Отечественная война 1941—1945 гг.
Он хлеб ручонкою опять
Уж в сотый раз хотел достать,
Хлеб увернулся и поплыл,
и запахом его манил.
И потянулся снова он,
Хлеб засмеялся.
Малыш достать его пытался,
Поставил стул на табурет,
С трудом залез, но хлеб исчез,
А вместо хлеба - поле, лес.
Раздался рокот, танк ползет,
Наперерез ползет боец.
Кровавый след, ползет солдат,
В руках гранаты, взрыв и тьма!
Как страшно здесь! Идет война.
Малыш согнулся, побежал,
Под танк попал,
Смертельный ужас испытал, проснулся.
Ручонки шарят в темноте
В избушке ветхой, мама где?
Ну, слава Богу, здесь она,
Любимая, родная мама, вот грудь ее.
Хочу глоточек молока,
Всего один, тихонечко.
Губами взял ее сосок
И даже сжать его не смог.
Был словно камушек сосок,
Сухой и черствый как горбушка.
И понял в этот миг малыш,
как трудно маме делать пушки.
Прижался к маме и затих.
Как партизан, на пол сползаю
Босоногое, военное детство
В избушке ветхой лунный свет,
Кровати две, стол, табурет,
Друг к другу прислонясь, гуртом,
Мы спим все вместе впятером.
Мне в середине очень тесно
Сопит бычок наш на полу
Я потихонечку к нему,
Как партизан на пол сползаю,
Прижмусь к бычку своим бочком,
Тепло и мягко с ним в соломе,
То он на мне, то я на нем,
Вот так и спали с ним вдвоем.
Наутро морду мне оближет
Своим шершавым языком,
Прическу на пробор прилижет
И промычит: — Будь молодцом,
Придет твоя невеста — Фенька,
Ты должен быть красив лицом.
— А чем бы Феньку угостить,
Нет ничегошеньки, слышь, Бантик*?
— Ну, подари хотя бы фантик.
— Зачем сейчас ей этот фантик,
Ей бы немножко молочка,
Да что возьмешь с тебя, с бычка.
Когда жива была Красуля**,
Кормила нас всех молоком,
Дрова возила, хворост, сено,
Похитили ее потом,
И наступило лихолетье,
На полку зубы все сложили,
Крапиву на зиму сушили,
Ни корки хлеба, пуст наш дом.
Однако мы надеждой жили,
в войну играли, не тужили,
на амбразуры и под танки
бросались, яростно сражались…
Летом в горах,
на крутых склонах
малины сладкой наберем,
капусты заячьей намоем.
На озере, в камнях наш дом.
С камней по сорок раз нырнем.
В кружочек вместе соберемся,
капусту поровну разделим,
хрустим, как зайцы впятером.
— Ну, а малину?
— Бережёём..
Мы понесем ее домой,
Чтоб Феньку угостить потом.
Зимой накроет землю снегом,
мы в огород стрелой, бегом,
обувки нет, мы с братом Колькой
в одних трусах и босиком.
Урра! Два круга пронесемся,
мороз, как хватит, сабли в ножны
и на конях галопом в дом!
— Но так ведь можно простудиться?
— Так мы ж солдаты, аты-баты.
Нет, мы не можем простудиться,
Нам же ещё с фашистом биться.
— А если плен, СС, Гестапо,
Пытать вас будут, Аты-Баты?
— Раз попытался «унтер Колька»
Меня в плен взять, чтобы пытать.
Он кочергу нагрел и только
Хотел меня в углу связать,
Нырнул я быстро под кровать,
Он кочергой давай ширять,
Но я за печку быстро юркнул,
И он не смог меня достать.
За печкой жили пауки,
Они проснулись, зашуршали,
Усами Кольку испугали.
А мне запрыгнул на бочок
И затрещал, мой друг — сверчок:
Аты-баты, шли солдаты,
Аты-баты, на базар,
Аты-баты, что купили,
Аты-баты, самовар.
Аты-баты, сколько стоит,
Аты-баты, сто рублей,
Аты-баты, «унтер Колька»,
Деньги доставай быстрей,
Кочергою не маши,
Лучше барыню спляши.
*Бантик — имя бычка
**Красуля — имя коровы
Красуля спасала от голода! Записки партизана!
Писал химическим карандашом, его мне сапожник дядя Дёма подарил! Он у него за ухом лежал. Маленький уже был огрызочек. Дядя Дёма его вытащил и сказал: «Бери, партизан, пиши свои записки!» Вот я и пишу.
Сегодня с Колькой играли в войну, я был партизаном, Колька — «фрицем».
Он меня взял в плен и пытал горячей кочергой, но пока нагревал кочергу, я залез под кроватью за печку.
Хоть он и ширкал кочергой по моей спине, мне было не больно. Кочерга у него чуть теплая, потому что в печке дров нет, а угли все потухли.
Красуля — наша корова, самая лучшая корова в мире, которая кормит нас четверых да еще маму. Красуля еще теленочка своего кормит, он — маленький, живет вместе с нами, я часто с ним сплю вместе в соломе, теплее вместе.
Красуля всё-всё делает для нас. Читайте, если умеете, я сочинил стишок про нее.
Пока пишу с ошибками, скоро научусь без ошибок писать, а стишки складываю как поленницу из дров, я же еще правил не знаю.
Таскала плуг, возила сено,
Дрова из леса, губы в пене,
Она лишь ноздри раздувает
Бока Красули ходуном,
Глаза живые, понимает,
Что маме нашей помогает
Кормить ватагу молоком.
Их четверо босых, голодных,
Худющий старший, как скелет,
Ему всего 12 лет.
Телегу тянут и толкают,
А дома даже хлеба нет.
Картошка в подполе гнилая,
Отец на фронте, рядом нет.
Священная война пылает.
Умна Красуля, размышляет:
— Дать бы им больше молока,
Ох, больно горочка крута,
Но дотащу телегу дров
Уж скоро близится Покров,
Согрею я ребятам кров.
Вовка мне голову погладит
И даже в губы поцелует,
Уж больно любит он коров!
Сенокос
Я помню леса благодать.
Туда мне хочется бежать.
Как в детстве, бОсым и не важно.
Хочу в душистом сене спать.
Там братья Алька, Генка, Колька.
Коров.Тетя Поля, мать.
Там молоко, клубники столько,
Что можно с бесшабашным Колькой
За час вдвоем ведро набрать!
Клубники сочной наберем
И в чашке с молоком намнем.
О чем же нам еще мечтать.
В лесу, конечно, благодать.
С утра клубнику собираем.
Сушить на простынь высыпаем.
А Генка наш, кабан, лентяй.
Пасет корову, ай-яй-яй!
Опять корову потерял.
Клубники в рот набрал, молчит.
Башкою вертит и глядит.
Какая умная корова!
Лентяя обманула снова,
И вот уже в который раз
Ворует ягоды у нас.
С простынки нашей,
Вот те раз.
Уничтожает наш запас.
Влюбилась в ягоды, зараза!
И вот что интересно мне.
Набеги делала три раза.
И всё по-разному. В уме
Буренке просто не откажешь.
А Генку мама вот накажет.
Даст хворостиной по спине.
1945 год
Украли стельную красулю!
Великая Отечественная война, нас пятеро в маленькой избушке: мама, Алька, Генка, Колька и я. Жили во дворе дома дяди Дёмы. В пригоне по ночам спала наша любимая корова Красуля. Только благодаря ей мы выжили в начале войны. Но однажды случилось несчастье!
В избушке темной, свет задув,
сижу один я, как в темнице.
Вдруг двери настежь распахнув,
влезает горец!
На лице
Один лишь глаз, чернее тучи.
Другой закрыт большим бельмом.
Как шлем шаль женская на нем,
За поясом кинжал могучий.
Я испугался и застыл.
А он вдруг жалобно заныл:
— Дай, отрок, хлебушка кусочка.
Голодный умирает дочка*.
— Я не могу помочь никак.
Ни хлеба, ни картошки нет.
— А вот лежит гнилой бурак*,
Его возьму я, слышишь, шкет.
Сам шарит глазом по избушке.
Зачем-то заглянул в окошко.
Вышел во двор, там постоял.
Со страхом я за ним следил.
Он гневно пальцем погрозил.
Я спрятался и дверь закрыл.
Прислушался, ну, слава Богу.
Всё, кажется, бандит ушел.
Я на иконочку Христа
Ручонкой детской помолился,
Долго раздумывать не стал,
Спиной к горячей печке встал.
А, вот и Колька! Прибежал!
Чихает, кашляет, дрожит.
К горячей печке привалился.
— Что за бандит вышел от нас?
Около дома покрутился,
В окно два раза заглянул.
Меня, как только увидал,
так сразу быстро удалился.
Ох, я наверно простудился!
— А видел ты его кинжал?
Я Кольке быстро рассказал,
Бандита живо описал.
Тут появились Алька, Генка.
И я бояться перестал.
Темно и холодно в избушке.
Затушен свет от фитилька.
Мы вчетвером, мать на работе.
Уже двенадцать, спать пора.
Вдруг скрипнули во двор ворота.
Мимо окошка тень прошла.
Снаружи вдруг окошко кто-то
Прикрыл — глухая темнота.
И дикий страх!
Боязнь смерти!
— Кричите: Ах!
Вопите, черти!
Кричи: Спасите!
Убивают!
Это бандитов испугает!
Но мы предательски молчали.
Мы предали Красулю нашу!
Бандитов мы не испугали.
Мы сжались и чего-то ждали.
Предатели! Мы дали
Свести Красулю со двора.
В глубокий увести овраг.
Зарезать! А потом сожрать.
Красуля стельная была.
Вот-вот, она бы отелилась.
Душа болела, я молился!
Боль не прошла, но притупилась.
Однако горцев невзлюбил.
Подрос и в драку, как увижу.
Дрались, как дети сатаны.
Мы поножовщины сыны.
Остер и ловок их кинжал,
И в этой битве друг мой пал.
Наш незабвенный Алька Шквал.
Затем погиб еще один.
Красив он был, как Алладин.
Гарифом звал я, Фахрутдина.
Удары получили в спину.
Шквал под лопатку, прямо в сердце.
Гариф под почку, в позвоночник.
Предательски их отвлекали.
«Мы братья вам!», — писали кровью
Кинжалом прямо на руке.
Ребята верили, не знали,
Что сзади притаилась смерть.
Нож острый в спину получили.
Всё больше мы ожесточались.
Следили, мстили, рисковали.
Но все отлично понимали.
За что им мстить?
Совсем простить
Их надобно.
Их дети также умирали!
Ведь их из гор родных изгнали.
* * *
Могучий богатырь-отец мой жив остался
В кровопролитнейшей войне.
Он с пулеметом ДШК свободно управлялся!
Силен был, трезв, всегда в своем уме!
Его напарник Брусов перед боем не сдержался:
— Серега, слышь, дай твою сотку боевых,
Чтоб я в бою не обмарался!
— Да на, возьми, я все равно не пью.
Да только ты, дурак,
Ведь сложишь голову свою
Из-за нее проклятой!
Окоп не соизволишь выкопать лопатой.
Попасть штыком врагу в живот
Не можешь, лишь рычишь в угаре!
Меня не подведи, мы в паре.
И Брусов «не подвел», бухой!
Бой только начался, уже
Лежит с простреленной башкой!
Мне ж одному крутить тяжелый ДШК
И за него, за Бруса воевать.
Пред боем пить
Готовься голову сложить!
Поклон низкий всем советским воинам, выжившим и погибшим в Великой Отечественной войне.
Отец
Пришел с войны суровый воин
Он чести, славы был достоин,
Он победитель, награжден,
Но отдыхать не станет он.
Не станет пить, болтать с соседом,
Работать будет день и ночь.
Нужда идет за нами следом,
Ее он должен превозмочь.
Цель воина — детей поднять,
Кормить, поить, тренировать.
К любой работе приучить
И всем наукам обучить.
В избушке тесной места нет.
Но всё ж возьмет он табурет,
Перевернет, на пол поставит,
На ножки бросит ватник свой.
Ногами вверх стоять заставит,
Ткнув меня в ватник головой.
Отставит к стенке табурет
И бросит на пол ветхий плед,
Заставит делать всех курбеты,
Сальто-мортале, пируэты…
И удивится белый свет.
Посадит в ряд всех, петь заставит,
Стихи читать и танцевать.
При свете лампы деревенской
Наук всех тайны познавать.
1946—1950 годы
Это Вовка мал-мала
Миниатюрки
Война 1941—1945 годов
Вижу крест Твой, вижу храмы,
Золотые купола:
Боже милый, Боже правый,
Это Вовка мал-мала.
Глядя на Тебя, молю я:
«Сохрани живым отца!
На войне священной бьется,
Ждет семья домой бойца».
9 мая 1945 г. День Победы.
Колька, выходи и пой!
Победили, он живой!
Солнце яркое звенит,
Заводской гудок гудит.
Дети скачут,
мамы плачут.
Что б поесть?
Живот урчит.
Более полугода в ожидании отца-победителя.
Все пришли уже домой.
Мама плачет: «Где же мой?».
На японцев Колька злится
И тихонько матерится.
Я, как партизан молчу
И на Кольку не стучу.
На японцев тоже злюсь,
С Колькой иногда дерусь.
Ночью 30 декабря 1945 года вернулся домой солдат.
Воет вьюга в час ночной,
Разбудил нас стук глухой.
Наш солдат с войны вернулся,
В гимнастерке со звездой.
Обнял плачущую маму,
Всех детей поцеловал.
Сел на лавку, улыбнулся
И меня на руки взял.
Уколол меня щетиной:
— Ох, какой ты взрослый стал!
— Слава Богу, Слава Богу!-
Это Колька закричал.
Всем, всем, всем. До скончания мира
Я не хочу войны и грохота орудий,
Любить хочу детей, жену и маму, люди!
Сестер и братьев, и больших, и малых,
И веточки берез да свежий ветер в скалах!
И солнце, солнце — Бога лик!
Ответит всяк перед Ним, к прицелу кто приник!
Добычи и убийства ради.
Золотистый петух стережет молодух
После войны мы переехали в деревню Злато Поле, там у нас был живописнейший двор.
Петух
Золотистый петух,
стережет молодух,
охраняет кур,
деревенских дур.
То одну, то другую
потопчет вдруг.
Царь и бог во дворе,
эка, сколько подруг!
Утки
Три утки сами по себе
Утят сноровке обучают:
как находить еду в воде,
в большом корыте во дворе.
Никто им не мешает!
Собака Дамка
Собака Дамка с петухом
Обычно конфликтует.
Сегодня мирно спит с котом.
Пускай петух флиртует.
Гуси
Гусей штук двадцать, га-га-га,
На улице гуляют.
Пускай гуляют, да-да-да,
Вожак их охраняет.
Попробуй к стае подойди!
Вожак не даст тебе пройти.
Я, онемев, стоял на месте
Синички в ряд, прильнув к окну,
Нам барабанят по стеклу:
— Мороз, нам холодно, вставайте!
В кормушку зерен засыпайте!
Вован, проснись, ну, Вера, где ты?
Как мы замерзли! Мы раздеты!
тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук!
Нахохлились, в глазах испуг.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Открыл я форточку, и вдруг,
Синички в кухню залетели,
Доверчиво на печку сели,
Как детки малые сгрудИлись,
Их глазки нежно засветились.
Немножко птички обогрелись,
Сушеных семечек наелись,
Попили тепленькой водички,
И вдруг запели мои птички.
Защебетали сразу вместе,
Я, онемев, застыл на месте!
Котёнок белобрысый Мисс!
Кто же я?
Я Лу, Киссе, я Джо Луис.
Я в детстве был чудесный Кис,
Котенок белобрысый, Мисс!
Я Джек, я Мартин, мистер Икс!
То Хэм я, то Экзюпери.
То Пушкин, смелый на дуэли…
Всю жизнь рисую параллели.
Любил озера, скалы, ели.
Но вдруг в Варлама превратился
И с блатарями храбро бился.
Отважным бригадмилом был.
Я с хулиганами судился.
Копал, грузил и матерился.
Стирал в крови я плащ-палатки.
Полы засаленные мыл.
Пилил могучие березы,
Сучки сосновые рубил.
Махал кувалдой весь в поту
И клал асфальт я как в бреду.
Зерно раскидывал в вагоне.
Ногами босыми месил
Замес из глины на соломе.
Я пас коров, траву косил.
Однажды даже умудрился:
Из самосада козью ножку
Руками детскими скрутил
И вместе с Колькой накурился,
Домой доплелся и свалился.
Поднялся и с трудом большим
Я на печь русскую втащился,
Как птица, я, разинув рот,
раскинул руки словно крылья,
Залег.
Ждал смерти, Бога вспоминал,
Его молил простить просил,
Что в душу дьявола пустил.
Печь русская меня согрела.
Я провалился в темноту,
Взлетел как птица в высоту.
Летало долго мое тело.
И Ангелы мне песню пели.
Бог сжалился над малышом.
Душа осталась в моем теле.
Проснулся потный, нагишом,
Лежу как брат с моим котом.
Урчит живот и кот мурлычет,
Мне мордой прямо в шею тычет.
Нос лижет и хвостом махает.
Прохладу ветром нагоняет.
Не нравится, как пот воняет.
2010 год
Мальчиш замерзал
— Прасковья Михайловна, у меня кто-то украл цветные карандаши? — Римка Анциферова многозначительно взглянула на меня. Я сидел на следующей парте.
1950 год, не прошло еще и пяти лет после окончания Великой Отечественной войны. Разруха, люди хлеба не имели в достатке. Цветные карандаши для ученика начальной школы были большой ценностью! Все завидовали таким ученикам и на уроках рисования, клянчили карандаши у таких обладателей, особенно красный.
Строгая Прасковья Михайловна не стала долго раздумывать: «Все портфели, сумки, книжки на парту, быстро!»
Я потащил свою сумку и из моей парты посыпались Римкины цветные карандаши! Все уставились на меня.
— Немедленно, отца в школу, Мусатов!
Это прозвучало, как удар грома для меня, и я, плача навзрыд, громко закричал: «Я не брал, не брал, не брал!».
— Отца немедленно! — гремело уже где-то отдаленно.
В школе наш 4-й класс занимался в третью смену. Я выскочил на улицу, когда было уже темно. Совсем не чувствовал холода, мозг сверлила одна только мысль: « Как я скажу такое отцу — нашему суровому отцу, который говорил обычно всем: «Вовка у меня гордость школы, почитай отличник, спортсмен-чемпион, да еще командир класса!».
Не помню, как оказался около окна нашей избушки. Прислонившись к стеклу, смотрел внутрь, и слезы катились по лицу!
Я же дал клятву, прочитав рассказ о честном слове, быть честным всегда и везде и даже написал в дневнике: «Если я честное слово скажу, лучше умру, но слово сдержу!». А теперь я кто? Мне не верят!
В холодной избушке тускло лампа мерцает,
На улице ветер и сильный мороз.
Прижавшись к окошку, Мальчиш замерзает.
Ручьи ледяные на щеках от слез.
Он смотрит, как мама устало стирает.
Отец подшивает худые пимы.
Трескучий мороз к ночи быстро крепчает.
Ну, как им сказать, что за ним нет вины.
Слышит, как Колька кричит: «Где же Вовка?».
Чувствует брат, что случилась беда.
«В восемь закончилась тренировка.
Должен быть дома давно брат мой Вовка».
Выскочил Колька, накинув фуфайку.
Кнут свой схватил с привязанной гайкой.
Зябко, тревожно, вдруг ингуши*
Вовку убили? Кругом ни души.
Сидя в снегу, уж Мальчиш засыпал.
Грезилась степь и теленок любимый.
Неистовый Колька его отыскал.
Посыпанный снегом, он был словно иней,
Только тихонько губами шептал:
«Не виноват я. Не брал я, не брал.
Кто-то подсунул мне в парту пенал».
*Жили мы в Казахстане в городе Щучинске. Во время войны здесь проживало много интернированных ингушей, и между мальчишками-горцами и коренными мальчишками, русскими и казахами, постоянно происходили драки.
Мой мудрый отец, выслушав меня, сказал : «Я верю тебе, сынок». После этого он пошел в школу и встретился с Прасковьей Михайловной. Никогда и никто после этого не упоминал об этом случае, тем более не ставил под сомнение мою честность. Кто подложил мне в парту пенал так и осталось тайной.
Январь 1950 года
Мальчик, дед Ишман, Дракон, Жумбактас
Скала, которую мы называли Сфинкс, зовется по-казахски Жумбактас! Как гласит легенда, выросла она на месте падения в воду с вершины скалы Окжетпес плененной казахами Калмычки.
***
Скала над синью морской возвышаясь,
Похожа на профиль старухи столетней.
В воду ныряю, ее изучаю,
А там огромный хвост рыбий шершавый.
***
С вершины падала стрелой,
Вонзилась в воду дна коснулась,
Окаменела и взметнулась,
Наверх причудливой скалой!
Джигиты, вам не жить со мной!
***
Ростом не вышел.
Встав на скалу,
Стану повыше.
Смотри, дед Ишман,
Я — великан!
***
Лежит, извиваясь огромный *Дракон.
Напротив, заснув одним глазом, *Верблюд.
Вторым глазом смотрит внимательно он
На жало дракона, открытую пасть:
— Эх, вырвать бы надо, чтоб не ужалил.
Опасно, однако, можно пропасть!
Дракон*- скала
Верблюд – сопка(гора)
Самбист и английский стандарт
Я пришел по приглашению балетмейстера Бельского в его школу бальных танцев
Я в зал зашел и встал у стенки,
Кажется, и "здрасьте" не сказал.
Танцоры все враз повернулись,
Один вдруг шустро прошептал:
— Вам, видно, в зал не к нам, напротив!
Я, вскинув брови, промолчал.
— Ну, ты же рингер! Я не против.
Но здесь, друг, танцы. Англобал.
Я, не ответив, развернулся,
Он вдруг смущенно замолчал.
Стал я за ними наблюдать,
Очень воспитанные «дети»,
Ведут себя, как в высшем свете!
— Лаура, милая, привет!
Я подарю тебе букет,
Но лишь тогда, как поцелую!
Ты не откажешь?
— Юдин, нет!
— Привет, Лаура! — молвит Генкин.—
Позволь мне кисть облобызать!
Что за борец стоит у стенки?
Вы что, боитесь мне сказать?
Здесь, рингер, музыка и танцы,
Ты не по адресу зашел!-
Тихонько Юдин пискнул — Самбо!
Он быстро от меня ушел.
Вдруг в зал ворвался мастер Бельский:
- Пришел, Самбист?
- Да, - я сказал,
— Так это ваше протеже?-
Тихонько Юдин прошептал.-
Легонько двинет и уже
Ты труп! Я, мама, зарыдал!
Могучей шеей я гордился.
Но тут совсем другой стандарт.
Я застеснялся и смутился,
А балетмейстер: — Все на старт!
Ты, Лу, не обращай вниманья,
На этих Питерских стиляг.
Снимай пиджак, щас будет жарко,
А ну, все встали быстро в ряд!
Мы понеслись вокруг, как лани.
Его величество стандарт:
Подьемы, свинги, такты, грани,
Я принял свой английский старт.
Искусство, ты моя мечта,
Ведь красота спасает мир.
Красивый балетмейстер Бельский
Отныне для меня кумир!
— И что же дальше? Лу признали?
— Да! Мы с Лаурой танцевали!
— А как стиляги Генкин, Юдин?
— Мы все друзьями быстро стали.
Лишь только вышли на орбиту,
как нас прикрыли и прогнали,
А Бельского ошельмовали,
ярлык приляпали,
Сказали,
— Не нужен нам стандарт английский,
Танцуйте русский краковяк!
И по головке нашей бряк.
Из зала Мраморного вон!
Такой был в Ленинграде шмон.
— И как же защищались вы?
- Писали, бегали, просили,
А нас футболили, месили,
по шее крепко, нудно били,
Лаура, правда, больше ржала.
Всех красота ее спасала.
Ведь неземная красота
Чиновника сведет с ума.
Лаура бровью поведет,
Любой чиновник упадет!
Честь в спорте. Путь Супермена
Не всем подвластен честный путь,
Но многим хочется блеснуть,
Победой общество сразить
И уважение заслужить.
Я никому не наливал,
Не пил вина и даже пива,
В рот водку никогда не брал,
Вынослив был, как конь ретивый!
Я терпеливо отвергал
Насмешки, тупость, лизоблюдство,
Разврат, услуги проституток,
Банкеты, бани и фуршеты,
Вершился сговор здесь. И тех,
Кто это совершал, я презирал!
— А что за сговор, ты о чем?
— Кого «сожрать», «прижать» кого,
Иль просто так уговорить,
Пообещать в свой вуз принять,
Его сенсея напоить,
Через чиновника давить,
Банально, нагло засудить,
Но схватку должен он отдать!
— Кому? И где?
— Понятно мне, не понимаешь,
Ты еще честь не потерял!
Ты — офицер!
Ты — дворянин!
Тот, кто бивал Наполеона!
Предателей уничтожал,
В дуэли честной погибал!
Не видел ты хамелеонов.
Одно заладил «где, да где»,
Да на ковре, в спортивной схватке.
— Неужто, это может быть?
— Сколько угодно!
Судье таланта победить,
Да это стало даже модно!
И только гению по силам
Рвать сердце, мышцы, свои жилы,
Рвануть, поднять, смерч закрутить
И с блеском судей победить.
Да, гениям и суперменам!
Стать суперменом очень трудно,
Неимоверно тяжко, нудно.
Аскетом нужно стать прилюдно.
Не жаловаться, не пищать,
Гармонию ума и тела
Священным духом насыщать.
Боролся Барс, вскипала ярость! О, натиск, молодость...
С наступающим праздником Влюбленных. Вспомним нашу молодость друзья!
О молодость, какое время!
Энергия, любовь!
Ты в стремя,
Секунда!
И носок вогнал!
Вскочил в седло, коня погнал.
Пригнулся к холке, ветер свищет.
Сорвать с коня возможность ищет.
В ушах свистит и завывает.
Одежды рвет!
Твой длинный волос,
Как стаю, голубей гоняет!
Во чистом поле русском!
Знаю!
Ты в рог, свистал
И «гончих стаю»*
По утренней росе
В спортзал ты пригонял!
— Мы здесь сенсей! —
Юнцы кричали!
— О’кей, О’кей! —
Ты им кричал.
И вы игрища начинали.
Стонал батут, трещал балкон!
Вы прыгали со всех сторон.
От травм спасал вас поролон.
И тело в роллы** вы вгоняли.
Дух свой отвагой наполняли.
Он улыбался!
— Кто же он!?
Сенсей***, могучий, молодой!
Вздохнув, ребята чередой
За ним следили и просили:
— Не позволяй ему, Господь!
Вернуться в Питер золотой!
Озерску нужен лидер свой.
Сенсей был молод и суров.
Он не уехал, он остался,
Работать день и ночь старался.
Боролся Барс****, вскипала кровь!
Реально — бился!
Есть, что вспомнить.
О натиск, молодость, любовь!
****Барс — кличка сенсея
*Гончих стаю — стаю мальчишек и девчонок.
***Сенсей — тренер, учитель.
Ролл** — кувырок после прыжка с высоты, с балкона.
К перилам ринулась Мари
Лу сталло и Мариэтта
Рига, прекрасное кафе,
Лу засиделся с Мариэттой.
— О милая, пора уж ехать мне.
— Куда?
— В отель, потом домой.
— Голубоглазый, я с тобой!
— Мари, такси в аэропорт,
Попутно заскочу в отель.
С тобой прощаюсь, но я горд,
Ты — совершенство, ты — Газель!
Весь вечер ты была со мной.
— Голубоглазый, я с тобой!
Мари не понимает Лу.
— Мне нужно ехать, Мариетта!
Я не рижанин, я не твой,
Лететь мне надобно домой.
— Голубоглазый, я с тобой.
— Да что же хочет Мариэтта?
Лу непонятно и тревожно.
Спешит к такси он сам не свой,
В такси садится осторожно.
— Голубоглазый, я с тобой!
Остановились у отеля.
— Мне нужно на седьмой этаж,
Ты не ходи, Мари, за мной.
— Голубоглазый, я с тобой!
Поднялись быстро на этаж.
— Мари, жди здесь, а я багаж
Возьму и живо номер сдам.
Здесь попрощаешься со мной.
— Голубоглазый, я с тобой!
— Нет-нет, обязан я лететь!-
Промолвил резко мастер Лу
И пожалеть пришлось ему.
К перилам ринулась Мари:
— Не улетишь ты! Ну смотри.
Я сброшусь вниз, тебя люблю,
Побудь со мной иль я умру!
Прыжок газели грациозен,
Уж на перилах в лоно смерти,
Приняв изогнутую позу,
Взглянула смело Мариэтта.
Лу стало страшно.
Тихо, тихо он авиабилет достал,
В кусочки мелко изорвал:
— О Мариэтта, успокойся!
Сойди с перил, иди за мной,
Я открываю номер свой.
Мари, ты можешь отдыхать,
Если захочешь, можешь спать,
Я буду твой покой хранить,
Теперь мне некуда спешить.
— Я так устала, я посплю,
Нет силы даже свитер снять,
Я юбку вовсе не сниму.
И должен ты меня понять,
Голубоглазый, милый Лу.
На правый бок она легла
И, улыбаясь, замерла.
Опять тревожно стало Лу...
Что же задумала Мари?
Что значит «мой» и «я с тобой»?
Что значит «сброшусь вниз», «умру»?
Стоял, и взгляд его скользил
По тонкой талии, бедру....
О, я так больше не могу!
Он рядом лег, стерпеть не смог
И со спины ее обнял.
Мари мгновенно повернулась,
Губами губ его коснулась:
— Голубоглазый, я проснулась!
Глаза ее полузакрыты
И поволокою покрыты...
Полубезумны, полускрыты.
Зрачки гуляют в забытьи,
Всплывают, тонут в полыньи....
Ему сорочку расстегнула,
Груди его слегка коснулась,
Прижалась бедрами к нему
И прошептала: — Мой ты, Лу.
Лу твердость бедер ощутил,
В них было что-то неземное...
Уж точно, Бог ее простил,
Ведь он позволил ей такое...
Она лежала, как Джульетта.
В одеждах, словно выпив яд.
Исполнена любви вендетта,
Великой оперы либретто,
Любви божественный обряд.
Лу понял: нечто здесь такое,
Что будет долго вспоминать...
Крутое тело молодое,
Которое нельзя распять.
Поцеловав сто тысяч раз,
Слезами замочив сорочку.
Она боялась — вот сейчас
Любимый Лу поставит точку
В гармонии их лиц и глаз.
Однако Лу, как и Ромео,
Вершил смертельное родео,
То он сознание терял,
То возвращался в мир любви,
То Мариэтту обнимал,
То вдруг в безумии молил.
— Уйдем отсюда, Мариэтта
Чтобы твой Лу не согрешил.
Он не хотел ее обидеть,
Ведь он ее уже любил.
К тому же он повенчан был.
На воздух вышли, уж светает.
Дышать легко, тьма отступает.
— Берем такси, любимый мой,
Поедем мы ко мне домой.
Посмотришь, Лу, как я живу.
Живу одна в большом саду.
Со мною скрипка, кошка, розы,
Вокруг плакучие березы,
Дуб вековой, мечты и грезы
Сегодня встретятся с тобой.
Свой мир открою, милый мой.
В такси сидел Лу, как Ромео,
И Мариэтту обнимал.
Бог видел сверху сказку эту,
Но даже он не понимал...
Ведь Лу любимую не взял.
А Мариэтта так бледна,
Неразрешимую загадку
Пытается решить она:
Он рядом, но ведь он не мой,
Зачем же быть ему со мной?
Затем, что я его люблю,
Отдам я честь ему свою.
Соединится пусть со мной,
Оставит мне частичку Лу.
Я так хочу иль я умру.
Не буду дальше продолжать...
Лу был божественно прекрасен,
Не смог Мари он отказать.
Любовь и розы, сладкий сон -
Мне трудно счастье описать!
— Ты поезжай, я буду ждать
Ко мне приедешь ты опять!
В Париж за золотом
Глухая ночь и темнота,
И снова я лежу без сна.
Озерских гениев спортивных
Перебираю имена.
Провинциальных и наивных,
Cвехсовременных, креативных,
Приспособленцев и снабженцев
И просветленных мудрецов,
Правдивых, честных и лжецов,
Упертых, крепких кузнецов.
Клыжук, Семенов, Ермолаев,
Бадукин, Щекин, Николаев.
Других вы называйте сами,
Но этих знаю — это точно,
Ермол всё строил очень прочно
Не для себя, а для людей,
Ушел, жаль, быстро в мир теней.
Семенов быстр, смел, отважен,
Такой для спорта очень важен,
Руководить способен смело
И действовал весьма умело.
Однако мы же не в столице,
Мы на Урале, как в темнице,
В кольце озер лесов и гор
И не попасть нам «за бугор».
Я начал рвать, метать и биться,
Кружить по клетке, как тигрица:
— Семенов, помоги пробиться!
— Куда?
— Конечно, за границу!
На мире, на Европе биться,
Олимп желаем покорить.
— Ну, так и быть.
Но чтобы золото добыть, иначе
Нам с тобой не жить...
— Да не волнуйся, обещаю,
Я за Ахилла отвечаю...
Мой ученик летел жар-птицей
В Париж, с такими же сразиться.
Сразил Валерий наповал
Всех иностранных дзюдоистов.
Ахилл Париж завоевал,
Как будто граф он Монте-Кристо.
И сразу знаменитым стал.
Народ его зауважал.
— А власть? Совдепия?
— О, диво!
Бумажкой наградили живо.
И сувенир преподнесли.
— Наверно, очень дорогой!?
— Костюм спортивный шерстяной.
— Ну а квартиру?
— Мы просили!
— Какую дали?
— Эк, хватил! Сказали, очень молодой.
— Вот это диво!
Сказ. Он русский, сила предков в нем
Сенсей рассказывает об Ахилле его сыну.
Он русский, сила предков в нем,
Уральских рудознатцев древних.
Они с обычным молотком,
Стальным изогнутым кайлом,
Как муравьи, по бесконечным тропам
Ползли чрез чащи и болота.
Взбирались на Шихана кручи.
Вгрызались в мягкие породы.
Шурфы копали, ямы, гроты.
Долбили, закусивши пОтом,
Разламывали твердь гранита.
Каменья собирали оптом.
Дрожали руки!
Кладь земную,
Божественную кладовую
Вскрывали для державы нашей.
В изнеможеньи изучали
При свете отблесков огня
Каменья, обжиги в печи.
Державе надобны мечи,
Нужны ей ружья и свинец,
Ряды железных пушек грозных.
Ведь пробиваем окна мы
В Европу, в Англию.
И защищаем.
Набеги орд предотвращаем
С востока
Дьявольской чумы.
Мы женщин сохранить, детей
От поругания должны!
У дьявола нет состраданья.
Нет жалости.
И поруганье
Его есть пища!
Но рудознатец, небом послан,
Отыщет медь, железо, злато.
А мастер сделает щиты,
Мечи, секиры!
Будем свято
Мы защищать сестру и брата,
Дочь, сына, женщин, старика!
Только нужны сыны державе.
Мечом владеть, его держать.
Отвагой, честью обладать!
Идти прямой дорогой в битве.
Не предавать, юлить и лгать.
Но в честной схватке побеждать!
От Арктики до Казахстана
Каменьями усеян пояс,
Покрыт озерами, лесами.
Он талию стянул России,
Красу Европы и манеры
Закрыл от Азии. Без меры
Каньонами изрезан пояс.
Грохочут реки по весне,
По ним заводы люди строят.
Щит ядерный стране возводят.
Урал — опорный край державы!
И люди здесь - хребет Российский!
На Тече создана предтеча,
Победам в битве олимпийской!
Впитавший силу рудокопов,
Дух и уменье рудознатцев,
Свой дом Василий заложил.
В семье родилось трое братцев.
Владимир, Виктор, и «Ахилл».
Росли, друг друга догоняли,
Вдвоем на Вовку нападали,
Боролись прямо на песке.
Кряхтели мальчиши и ржали,
Питались молоком, мужали.
Работы явно не чурались.
Копать, грузить, траву косить.
Умели и бетон месить.
Уж очень строг Василий был,
Он водку никогда не пил,
Как настоящий рудознатец.
Умом, отвагой обладал.
Им свой характер передал.
Однажды я увидел сон.
Три брата спорят во дворе.
В руках кувалда, кто ж сильней?
А ну, костыль в чурбак забей,
За сколько раз забьешь костыль?
Я — за один, а ты, «Ахилл»?
Старший Володя мощный был.
Два взмаха - и костыль вошел.
Три взмаха — Витька. И ушел.
И тут Валерка подошел.
Взмах свою силу набирал.
Щелчок никто не увидал.
Костыль не видят, ищут рядом.
Костыль сидит себе, молчит.
Лишь только шляпочка блестит.
«Ищите, братцы, где да где?
Да вот сижу я в чурбаке!»
Так выстрелом из пистолета
Вбивается пробойный гвоздь.
Не шпалу, а бетон крепчайший
Мгновенно покоряет гость.
Тот сон мне Бог послал недаром.
Меня обдало словно паром.
Он здесь, двойник Ахилла-Бога!
Ищи на Тече за забором.
Мальчишкам, взрослым объяви,
Все школы, парки обойди,
Ахилла-двойника найди.
Я стал искать Ахилла-Бога.
Мальчишкам рассказал про сон.
Сенсей! — промолвил Молибога.
В поселок Течь ведет дорога.
Иди, смотри, там где-то он.
Ахилл копает, пилит, грузит.
Спроси, кто всех мальчишек тузит.
Кто верховодит, чья семья.
К кому хотели бы в друзья.
Мальчишки все на Старой Тече.
Уж стаю гончих я собрал.
Мальчишки все как на подбор.
С зарей вставали, в зал бежали.
Не шагом, а во весь опор.
Тренировались, побеждали,
Но вот Ахилла не видали.
Но я надежды не терял.
Искал на танцах, вечерах,
На стадионах, во дворах.
По школам бегал, как савраска.
По радио трещал рекламы,
В телеэфире выступал,
По летним лагерям мотался.
Ахилл мне всё не попадался.
Но я упорный, терпеливый.
Перемолол как в мясорубке
Юнцов Озерска, всех кто был.
И он нашелся, объявился.
Великолепный мой Ахилл.
Стоит застенчивый, могучий,
Как видно час его пробил.
Так вот он, вот мой долгожданный.
Мой длиннорукий, мой Ахилл!
Руки, как крюки, тяжелы.
А ну-ка, покажи ладони!
Я посмотрел и понял.
Он!
Не даром снилс. В руку сон.
Широкая грудная клетка.
Стоит на лапах, будто влит.
Урала он впитал магнит.
— Такого матушка-земля,
Будет держать,— отметил я.
Он — монолит, он — камень цельный,
Гранит он, только драгоценный.
Я разумом не обделен...
Читал, смотрел и изучал
Жизнь олимпийских чемпионов.
И вот он предо мной предстал.
Наследник касты фараонов.
Я не ошибся, в скулах воля,
В лице упорство, интеллект.
И солнцем светится улыбка,
К сенсею и к друзьям — респект.
Я в нем Окано увидал!
Еще Поддубного Ивана
Он ярко мне напоминал.
Бог словно перстом указал
На Олимпийский пьедестал,
— Ответь на мой вопрос, Ахилл.
Кто твой герой, кто твой кумир?
Свой фильм любимый назови.
Каков в душе ты, что внутри?
Ахилл достойно отвечал:
«Подвиг Фархада» он назвал.
Я понял: он готов на подвиг,
Он предвиденье оправдал.
Я стал детально изучать,
Как скоротечна его мысль,
Как он улавливает смысл,
Анализирует пробелы
И ликвидирует умело ль.
И он не подведет сенсея.
Всего лишь только год прошел,
Он юношей всех превзошел.
Я стал на взрослых проверять.
Он сразу стал их побеждать.
И тут сказал, воскликнув, я:
— Да точно, он — судьба моя.
Его я должен сохранить,
Единой цели подчинить.
Настолько умно развивать,
Чтобы ему не навредить.
Партнеры строились в пике!
По восемь человек в колонну.
Поочередно нападают.
Мгновенно их Ахилл бросает.
Стоят, заходят или тянут.
Нет времени на размышленье.
Ты автомат, твой мозг мгновенно
Дает команду! Ты бросаешь.
Взрываешь мышцы, как тетиву.
Как стрелы все летят красиво.
Я только слушаю, смотрю.
Щелчок услышал, я кричу:
— Отлично, также повторить.
Усилить, подорвать, подбить.
В подбив энергию вложить.
На максимуме, соберись!
Партнеру: — Быстро не ленись!
Готовься, быстро нападай!
Да не лежи, быстрей вставай…
Взрывной, повторный, максимальный.
Многосерийный, интервальный.
Четыреста бросков подряд.
Какая страсть, какой заряд.
Ахилла страсть, сенсея власть.
Рождали лазер, солнца луч.
Он быстр будет и могуч.
Партнеры строятся по кругу.
Это совсем другая битва.
Здесь нужно чувствовать, не видя.
Соображать еще быстрей.
И снова карусель идей.
Их столько, что не посчитать.
Их смоделировать, понять.
Лишь гению ума и мощи
Подвластно классно исполнять.
— Тебе пока что не дано
Понять, что гениям подвластно.
- Я с этим полностью согласен.
Давай, рассказывай скорей
Что вы еще изобретали?
И как его тренировали.
— Что ж, слушай, мы ведь не зевали,
Партнеры строились в каре,
А на татами Он- Ахилл
Каждый из них будет стремиться
Успешно с Гением сразиться
— И что, кому-то удавалось?
— Нет, никому не улыбалось.
Минуту выстоять с Ахиллом.
— Неужто правда?
— Да.
— Не хило!
Однажды он рекорд поставил.
Семнадцать схваток отстоял,
Таланты падали, менялись.
Он неизменно побеждал.
— Хотел бороться он еще.
Я просто рисковать не стал.
В 67-м ему семнадцать.
Его жестоко засудили.
Но руки мы не опустили.
Я верил в гения!
С небес
Мне озаренье поступило!
Ошибку делаешь Сенсей.
Его испытывай смелей.
Почаще, моделируй битвы.
Ахиллу в голову молитву
Вложи, чтоб понимал быстрей.
Какой он силы, что есть он.
Да посмотри со всех сторон.
Где Ахиллесова пята,
Где его слабые места.
Какой выходит он на битву,
Сосредоточен ли молитвой.
Мы продолжали смело биться.
В пике, в каре…..
И с целой армией
Готовы были мы сразиться!
Год наступил 68-й.
И в Ереване на Союзе
Ахилл всех просто поразил.
Для Книги Гиннесса рекорд
В финале он установил.
Поднял на плечи, как домкрат,
И, развернув на Арарат,
Смерч беспощадный закрутил.
И сбросил точно на лопатки
Юнца Армении Ахилл.
Он — чемпион, он победил.
Был счастлив я!
Мою мечту осуществил,
Великолепный мой Ахилл,
На долгих 10 лет он в сборной
Для себя место застолбил.
О школе вдруг заговорили
— Кто? Чей? Откуда? Школа чья?
Он с юмором на этом фоне:
— Мы за колючкой, мы же в зоне,
Мы ковыряем там плутоний.
А как наш город называть,
Об этом мы должны молчать!
Короче, спутник, Атомград.
Но вы об этом не пишите,
А то нам воли не видать.
Ведь хочется еще в Париже,
В Европе, в Штатах побывать.
Стал я его к боям готовить.
Союза, мира и Европы.
А там нехоженые тропы.
Грузины, русские, чеченцы,
Французы, англичане, немцы,
Прибалты, белорусы, финны,
Сыны советской Украины,
И москвичи, и ленинградцы.
Сибиряки, калининградцы.
Но гениальней всех он был.
В Европе всех он победил.
Труднее было здесь, в Союзе.
Поэтому в своей стране
Иные схватки,
Как во сне,
Я вспоминаю.
Слышь, Вале!**
Мотай на ус, ведь я тебе!
— Да, да. Я слушаю сенсей!
Ну, продолжай же поскорей.
Я весь внимание!
— О’кей!!
Я вспоминаю.
Вот послушай!
**Вале – сын Ахилла
Сказ о поиске, подготовке, становления высочайшего мастерства Гения дзюдо - Вице-чемпиона Олимпийских Игр 1976 года Валерия Двойникова. Выступал в весе 80 кг, имея собственный вес 71, 5 кг.
*Только трёх не-японских дзюдоистов величайший японский дзюдоист Исао Инакума назвал обладающими бриллиантовым shin-gi-tai (дух, мастерство, сила и энергия) - Невзорова, Двойникова, Лоренца.
Он — Ахиллес — Гигант – Атлант
Заслуженному мастеру спорта СССР Валерию Двойникову в день шестидесятилетия!
Старая Теча — поселение уральских мастеровых рудознатцев (Озерск). Старая Теча* - поселение уральских мастеровых рудознатцев. г. Озерак.
Глухая ночь, лежу без сна.
Перебираю имена.
Тех, кому жизнь я посвятил,
Кого воспитывал, учил.
Я в школе математик был.
Усердно физику учил.
Мною доволен химик был.
Я в Ленинград, в ЛИТМО спешил.
Если б в ЛИТМО я поступил,
Тогда бы я растил светил.
Но спорт сомненья победил.
В ГДОИФК я поступить решил.
Я акробат, гимнаст, танцор.
Танцую самбу до сих пор.
Вольник, самбист, метатель диска.
Я до сих пор танцую диско.
Я чемпион Спартакиады Рус.
Закончил суперзвездный Вуз.
Орденоносный, даже дважды.
Учиться в ВУЗЕ мог не каждый.
А выступать на фестивале,
На стадионе в Лужниках.
Мог акробат гимнаст отважный.
На высоте пять метров!- Ах!
Студентки Мира замирали,
Когда крутили мы мортале.
Страховки нет, ведь мы не в зале.
Мы на асфальте, на земле.
Девчонки нас запоминали.
На площадях в Москве встречали.
О Рус!Гимнастика!- кричали.
Профессор! - делайте морталле!
Смеялись и во всю визжали.
Как будто сальто не видали.
И мы крутили, чтоб все знали.
Как их в России развлекали.
Любили Лесгафта мы, чтили.
По Лесгафту стремились жить.
Нас всех по Лесгафту учили.
По Лесгафту я стал учить.
Мои кумиры - люди чести.
Изящества! Да, да без лести
Замятин, Албул, Кимельфельд
Тиньков, Колесник, Иваницкий,
Профессор Пуни, маршалфельд -
Ректор Ионов-Пугачевский.
Я тренер, мастер, кончен бал.
Три фразы ректор мне сказал.
Езжай, Мусатов, на Урал,
Там люди- наш хребет Российский.
Готовься к битве Олимпийской.
И я ему не отказал.
В Озерск я на Урал прибыл,
Сенсеем местным встречен был.
Мне классиков он передал.
Больших успехов пожелал.
Средь них Годовиков, Коляс,
Маргания, ну просто класс
Рачков, Мехонцев, Одиссей,
Так звал я Осию, ей-ей!
Поставил цели пред собой.
Ильдуса доблестную рать
В научную стезю вогнать
И с ними область покарать,
Россию и Союз познать.
И непременно побеждать.
Мне ж чемпионом мира стать.
Но,главное, детей собрать.
Мечтой увлечь, профильтровать.
Таланты быстро распознать,
Но никого не отчислять.
Дети нужны как воздух людям,
Как кровь, текущая по жилам.
Стране ее военным силам,
Оммону, Гру и небесам.
Я буду гениев растить.
Друзья меня должны простить.
Они мне будут помогать.
Всем трудно гениями стать.
Не всяк талант взойдет как гений
На неприступный пьедестал.
Мне нужен гений, без сомнений,
И я его средь них искал.
Я стал испытывать таланты
На твердость духа, каждый день,
Где исполины, где атланты?
Искал я Ахиллеса тень.
Искал Ахилла двойника,
Непобедимого в бою,
Нашел на Тече* Двойникова,
Талантище, судьбу мою.
Я никому не доверял
Гранить алмаз, судьбу мою,
И только брату поручал
Его испытывать в бою.
Таланты строились в пике,
Таланты строились в каре,
А против них мой Ахиллес,
Он бился с ними словно бес.
Он победил в Европе в Мире,
На игры в Монреаль попал,
Как только судьи не хитрили,
Олимп он прочно оседлал.
Он Ахиллес, Гигант, Атлант!
Сам величайший сэй Исао
Ему добавит в «Шин - джи – тао*»
Одно лишь слово - "бриллиант".
И я воскликнул, о Исао,
Сей сын отваги фолиант!
Дорогой он моей пошел,
В дзюдо сенсея превзошел.
Сенсеем стал, на пьедестал,
С детьми блистательными встал,
Четыре языка познал,
Весь мир ему рукоплескал,
Сейчас он в Бельгии живет,
Нам теплые посланья шлет.
Ему уж скоро шестьдесят,
Вернуть бы время в мире вспять.
Готов Творца я попросить,
Бессрочно жизнь ему продлить.
Он может гениев растить.
*Только трёх не-японских дзюдоистов Исао Инакума назвал обладающими бриллиантовым shin-gi-tai (дух, мастерство, сила и энергия) - Невзорова, Двойникова, Лоренца
4 мая 2010 г.
Глухая ночь, лежу без сна,
Перебираю имена
Тех, кому жизнь посвятил,
Кого воспитывал, учил.
Я в школе математик был.
Усердно физику учил.
Мною доволен химик был.
Я в Ленинград в ЛИТМО спешил.
Если б в ЛИТМО я поступил,
Тогда бы я растил светил.
Но спорт сомненья победил.
В ГДОИФК я поступить решил.
Я акробат, гимнаст, танцор.
Танцую самбу до сих пор.
Вольник, самбист, метатель диска.
Я до сих пор танцую диско.
Я чемпион Спартакиады Рус.
Закончил суперзвездный вуз.
Орденоносный даже дважды.
Учиться в вузе мог не каждый.
А выступать на фестивале,
На стадионе в Лужниках
Мог акробат гимнаст отважный.
На высоте трех метров! — Ах!
Студентки мира замирали,
Когда крутили мы мортале.
Страховки нет, ведь мы не в зале.
Мы на асфальте, на земле.
Девчонки нас запоминали.
На площадях в Москве встречали.
О Рус! Гимнастика! — кричали.
Профессор!— делайте мортале!
Смеялись и вовсю визжали,
Как будто сальто не видали.
И мы крутили, чтоб все знали,
Как их в России развлекали.
Любили Лесгафта мы, чтили,
По Лесгафту стремились жить.
Нас всех по Лесгафту учили.
По Лесгафту я стал учить.
Мои кумиры, люди чести,
Изящества! Да, да без лести.
Замятин, Албул, Кимельфельд,
Тиньков, Колесник Иваницкий,
Профессор Пуни, Маршал Фельд,
Ректор Ионов-Пугачевский.
Я тренер, мастер, кончен бал.
Три фразы ректор мне сказал.
Езжай Мусатов на Урал,
Там люди — наш хребет российский.
Готовься к битве Олимпийской.
И я ему не отказал.
В Озерск я на Урал прибыл,
Сенсеем местным встречен был.
Мне «классиков» он передал.
Больших успехов пожелал.
Средь них Годовиков, Коляс,
Моргания, ну просто класс!
Рачков, Мехонцев, Одиссей.
Так звал я Осию ей, ей!
Поставил цели пред собой.
Ильдуса доблестную рать
В научную стезю вогнать
И с ними область покарать,
Россию и Союз познать.
И непременно побеждать.
Мне ж чемпионом мира стать.
Но главное детей собрать.
Мечтой увлечь, профильтровать,
Таланты быстро распознать,
Но никого не отчислять.
Дети нужны как воздух людям,
Как кровь, текущая по жилам.
Стране ее военным силам,
ОМОНу, ГРУ и небесам.
Я буду гениев растить,
Друзья меня должны простить.
Они мне будут помогать.
Всем трудно гениями стать.
Не всяк талант взойдет как гений
На неприступный пьедестал.
Мне нужен гений, без сомнений.
И я его средь них искал.
Я стал испытывать таланты
На твердость духа каждый день,
Где исполины, где атланты?
Искал я Ахиллеса тень.
Искал Ахилла двойника,
Непобедимого в бою,
Нашел на Течи* Двойникова,
Талантище, судьбу мою.
Я никому не доверял
Гранить алмаз, судьбу мою
И только брату поручал
Его испытывать в бою.
Таланты строились в пике,
Таланты строились в каре,
А против них мой Ахиллес,
Он бился с ними словно бес.
Он победил в Европе, в мире,
На игры в Монреаль попал.
Как только судьи не хитрили,
Олимп он прочно оседлал.
Он Ахиллес, Гигант, Атлант!
Сам величайший сэй Исао
Ему добавит в «Шин-джи-тао»**
Одно лишь слово, бриллиант.
И я воскликнул, о, Исао,
Сей сын отваги фолиант!
Дорогой он моей пошел,
В дзюдо сенсея превзошел.
Сенсеем стал, на пьедестал,
С детьми блистательными встал.
Четыре языка познал.
Весь мир ему рукоплескал.
Сейчас он в Бельгии живет,
Нам теплые посланья шлет.
Ему уж скоро шестьдесят,
Вернуть бы время в мире вспять.
Готов Творца я попросить
Бессрочно жизнь ему продлить.
Он может гениев растить.
**Только трёх неяпонских дзюдоистов Исао Инакума назвал обладающими бриллиантовым shin-gi-tai (дух, мастерство, сила и энергия) — Невзорова, Двойникова, Лоренца.
4 мая 2010 году
Судьба шагала по пятам
Судьба шагала по пятам,
Следила лишь за чашей смерти.
Он переполнил ее сам,
Еще мальчишкой в нашей церкви.
Я знаю, согрешил когда,
Брат мой, неистовый и дерзкий.
Во мраке дьяволом тогда,
Указан срок,
Смертельный, мерзкий.
Пытался Бог его хранить.
Мне поручил за ним следить.
Борьбе, искусству научить.
Всему я брата обучал.
И чашу я его держал,
Но я ведь часто уезжал.
Явился дьявола слуга.
Брат не сумел его понять.
Перехитрил его иуда,
В доверие вошел и в чашу
Стал злобы, яда подливать.
Не выдержало сердце брата.
И не дано ему понять,
Какая для меня утрата
Соратника потеря, брата.
Уверен, видит он оттуда,
Как я воюю здесь с иудой.
С их армией схватился я.
Но армия у них с изъяном.
С трудом стоят в угаре пьяном.
Теряют знамя, поднимают.
На флаге водка вместо Бога.
Они используют, подлоги.
Смешно, но в этой жизни мерзкой.
Еще немало подлецов,
Предателей, ворюг, лжецов.
Они сейчас не понимают.
Что ждет их Бог и ты, я знаю.
1987 год
У него есть душа
Не топчите могилу брата,
На халяву нажравшись водки.
Ведь кладбИще не место для мата,
Придержите луженые глотки.
Хватит лить крокодиловы слезы,
Хватит корчить печальные рожи.
Распрямите согбенные спины,
Лицемерить пред Богом негоже.
Уберите паленую водку!
Хлеб и сало бездомным раздайте.
Совершите печальную ходку.
В храме долг свой сенсею отдайте.
Не кричи, дорогой наш отец!
Презирал он и ложь и коварство.
Вспомни, чем лизоблюд и подлец
У него догоняет начальство.
Ну не лги, у него есть душа!
Не качайся в пьяном угаре.
Тихо, тихо почти не дыша.
Помолись за него, ты не в баре!
Великий тренер — грозный Масс
Великий тренер — грозный Масс
Сидел, небрежно развалясь.
Он, словно воду, водку пил,
По-русски мне стакан налил.
— Я пригублю, но я не пью
Принципиально, мой сенсей.
— Нет, уж ты выпей, Белый,
Пей!
Я угощаю!
Ну, смелей!
— Нет! Я обет свой не нарушу,
Ложь заберется в мою душу.
Сказал, не пью, дал слово Богу.
Умру, но слово я сдержу!
— Мне нравишься ты, Белый Барс,
Но посмотри вокруг, брось фарс,
Не будешь с волчьей стаей пить,
Сожрут тебя, тебе не жить.
Ты, Белый, посмотри на Барри.
У Барри не лицо, а харя.
Жрет водку, жареных цыплят
И топчет Барри всех подряд.
Играет в карты ведь на деньги!
И с кем? С детьми, они не денди!
— Что же ты делаешь, делец?
Ты же сенсей, а не подлец!
Барри молчал, сопел, терпел.
Старик с катушек уж слетел.
— Ты посмотри на его взгляд,
Злобой глаза его горят.
Тебя сожрет, попомнишь Масса,
Ты посмотри, какая масса.
Сколько в нем жира, сала, мяса.
— Барри, налей мне поскорей!
Масс был начальником у Барри.
Карьеру мог испортить вмиг.
Однако Барри — хитрый парень.
Он ринулся, графин схватил,
Подобострастно изогнулся,
Налил сверх меры и пролил.
Масс усмехнулся.
— Видишь, Белый,
Как он поспешно услужил.
И выпив, зло заговорил:
— Таких, как Барри, я, горилл....
в 37-ом...
(Масс медленно глаза закрыл)
— .. Я ставил к стенке... — прохрипел,
На спинку кресла завалился и захрапел.
Уснул старик...
А с Барри пот ручьем — вспотел.
Но ты не будь таким, как Барри,
Будь Снежным Барсом, слышишь, парень.
Коль влез в спортивное ярмо,
Не пей вина, ни водки, пива —
Это реальное дерьмо.
Стать чемпионом очень трудно,
Неимоверно тяжко, нудно.
Аскетом нужно стать прилюдно,
Не жаловаться, не пищать,
Гармонию ума и тела
Священным духом насыщать.
Как и во всяком другом деле.
Нет, он не тренер, он мясник
Нет, он не тренер, он мясник,
Он не читает умных книг,
К чему ему сия наука:
«Учить — это такая скука».
Его система — мясорубка,
В его руках топор и штык,
И по живому эта рубка.
Детей он рубит на шашлык.
А к шашлыку, понятно, водка,
Рядом, понятно... проститутки,
Загулы, шашни, прибаутки.
В отчетах ложь... сплошные «утки».
Пока огонь самца горит,
Он смело в дело штык пускает,
На вертел «мягкие куски»,
В огонь, в сжигающую битву,
Как гладиаторов бросает.
Они там плавятся, горят,
Он водку пьет, их достает.
Как вор в законе жрет и жрет,
Но к старости он затухает,
Его расплата ожидает.
Так это к старости, а в жизни
Сколько же дров он наломает……..
Тебе, мальчишка, твоей девчонке
Стань чемпионом, влюбись в девчонку,
Но в ту, что хочет стать чемпионкой.
Пусть встанет рядом с российским флагом,
Красою тела всех, поражая,
Пусть на ристалище всех побеждает.
Время уходит неумолимо,
Как снег под солнцем на склонах тает.
Стране медали вы с ней добыли,
Рекорды мира установили,
Любовь окрепнет и не исчезнет,
Свое возьмет, всё наверстает.
Она детей пусть теперь рожает.
Не расслабляйся, расти замену,
Ведь снегом время на склонах тает,
Течет не вверх, вниз убегает,
Мгновенья жизни не возвращает.
Он не турок, не француз, просто наш озёрский Туз
Фрагмент выступления перед родителями. Все участники на фотографии.
Занимайтесь дети спортом,
Больше страсти и огня.
Вдруг придется на скаку...
Останавливать коня.
И задумалась малышка:
— Конь — это большая мышка
Или мой котенок Тишка,
Может плюшевенький мишка?
А малышку звать Иришка,
Жаль, на фото нету Тишки,
Кот ее и папа с мамой
Наблюдают за программой.
А красотка, та, что в центре,
В снежно-белом кимоно,
Выступает на концертах
И снимается в кино.
Кто не верит, пусть проверит,
В порошок сотрет Рустама,
А Рустам — любимчик мам,
Он влюблен в нее давно,
В центре в синем кимоно.
Слева сбоку Мариэтта,
Словно милая Бабетта,
Красотой своей сверкает
И мальчишек привлекает.
Приходите посмотрите,
убедитесь, кто не знает.
За Рустамом, Лешка Рубан,
Весит сотню килограмм,
С ним встречаться на татами
Не советую я вам.
Справа сзади наш Жуан,
У него четвертый дан,
Он не турок, не француз,
Просто наш озерский Туз.
За моей спиной Диана
Украшает панораму.
только видно ножку ушко,
Она — прелесть, она — душка.
Впереди Сенсей, друзья,
Кажется, ведь это я,
Только где же шевелюра,
Где же молодость моя?
Малышке -Иришке еще нет пяти лет, все выступают, а она вдруг остановилась и задумалась.
Танец Лабостелло.
Палатка, озеро Балхаш,
Мой Бультерьер поймал кураж!
Я с ним танцую Лабостелло,
Меня зовут здесь Лусталло.
Прыжки, крутые развороты,
Кульбиты, сальто, переметы.
Песок горяч, я с Булем вскачь,
Он на плечах, крутой лихач.
* * *
Тонкий стан словно стебель цветка,
И вуаль разметалась таинственно.
Только вздох!
Не придумал пока,
Как дотронуться к милой, единственной!
*******
Она и он, и дикая природа,
СкалЫ и пропасти, да скальная порода,
Гранит, степная твердь, пустыня,
Ночной костер, палатка — их твердыня.
Там кони, ржание, любовь и кобылицы нежный зов
Бескрайни степи Казахстана,
Мы пролетаем сопки Ханы.
Здесь розы дикие, курганы,
Здесь кони, ржание, любовь
И кобылицы нежный зов!
Свернули с трассы - степь златая
В свои объятья приняла,
Окутала волной тепла,
Ковры свои нам предложила.
Палатку мы поставили на берегу Ишима,
Костер огромный развели.
Легла на землю темнота,
Уж жаворонок не звенит,
Лишь рядом водопад шумит,
Взошла полночная луна.
Изящная и молодая
Сидит моя подруга,
Друга ожидая,
Костер любви в ее душе вовсю пылает.
— А вот и я, любовь моя,
Любви нашей теперь
Никто не помешает!
Таинственно и мило улыбаясь,
Заговорила вдруг луна:
— Как хороша твоя подруга — дар от Бога.
Любовь священна здесь, как матушка-природа.
Падите ж ниц под ржанье кобылиц.
Мы пали ниц и оказались в облаках,
Нас подхватил кортеж из колесниц.
Был бал большой и залпы из бойниц.
Повенчанные Матушкой-Природой
Навечно стали мужем и женой.
Наутро тело в неге разметав,
Раскинув руки, словно крылья,
Лежала ты, не в силах глаз открыть,
Так и заснула, чтобы сон любви продлить.
А я спустился к водопаду
И бросился в прохладную стремнину,
Был вынесен на водную равнину,
На берег вышел, бросился в песок
И радостно воззрился на восток.
Оттуда яркий шел лучей поток,
Смеялся Солнца Лик.
Ликую я, мой Бог!
Ты ее не буди
В небе черном тускло звезды мерцают, вокруг черная мгла.
Лишь волнистый ковыль, мотыльки, словно пыль,
В свете фар возникают и вновь пропадают.
Яркий свет на пути, их сбивает с пути.
По Казахской степи еще долго идти,
Утомленная мглою любимая спит.
Ты ее не буди.
Береги!
*********
Увези подругу в скалистые горы
От альфонсов гламурных подальше. —
Увези подругу из городских джунглей —
Лучше на Джомолунгму!
Дай ей веревку в руки —
Пусть страхует тебя над пропастью.
Возьми ее на поруки,
Оотвечай за нее своей гордостью!
Полюби ее на природе,
На испытаниях —
Это истинный путь к свободе,
Аа не к страданиям!
********
В лунном сиянии засеребрившись,
Кружит листвою в танцующей роще.
Нежно, как ласковый ветер,
Летает на дивной скале Окжетпесе.
Ярко пылает на пиках горы Кокшетау,
Черные тучи в светлую синь превращает.
В свечении лунном ликует любимая женщина —
Таинство жизни, ее продолжение.
***********
В этом крае дивном,
На скалах горы Кокшетау,
Только птицы, да солнце,
Луна, да вечные камни —
Свидетели таинства —
Любви ликования!
********
Степные холмы,
Горячее солнце,
Ты мчишься на юг.
И проносятся мимо
Казахские юрты и мавзолеи
И скальны выходы.
Ни деревца,
Но вот он Бектау
Вдали показался,
Зовет кипарис
Отдохнуть молодца.
С любимой, конечно!
Вокруг ни души.
Остановись,
Отдохни, не спеши.
Лихие 90-е годы ХХ века
* * *
Пьянь одолела коммунизм.
Чечня разбита в пух и прах!
В Россию хлынул терроризм
В умах людей полнейший крах.
* * *
Засели все в своих столицах.
Повсюду стала заграница.
Мне в отчий дом нужно попасть
На таможне такая страсть!
Ой, как бы в кому не упасть!
* * *
На свой любимый *Окжетпес!
Только за деньги я залез!
*Жеке Батыр мне подмигнул:
— Братишка, это наш аул.
За всё плати!
— Ой, караул!
*Окжетпес – скала.
*Жеке Батыр – сопка
Балеринка
Сколько изящества и силы!
Как совершенен сей скелет!
Плоть, облегающая в стиле,
И ни жиринки лишней нет.
Это жаворонок — ангел солнца!
Это жаворонок — ангел солнца.
Он трепещет в моих очах,
Поднимается выше и выше.
Я теряю его в лучах,
Он скрывается к Богу в оконце.
Ах, как жаль,- я шепчу,- милый птах!
* * *
Вот она Родина моя!
Как белка, в скалах лазал я.
Плавал на Сфинкс*, с него нырял,
Калмычку* снизу изучал,
Изящный рыбий хвост искал.
*Сфинкс — скала, возникшая на месте падения плененной казахами красавицы-калмычки, сбросившейся со скалы Окжетпес в голубой залив.
* * *
Падает рыцарь*, сразив исполина,
Оба погибли в порыве едином.
Повергли друг друга
Враги в небе синем,
Теперь крепко спят.
*Рыцарь спящий — сопка, которую венчает голова спящего рыцаря в шеломе.
* * *
Горы родные, скалы крутые,
Танцующий лес, полеты с небес,
Гонки ночные, танцы шальные,
Голубые озера - окинул всё взором,
Забравшись на голову Спящего Рыцаря!
Снова вернуться хочу сюда я!
Эх, ностальгия! Страна - не Россия!
Тоскуй мальчуган, страна — Казахстан.
Отец мой и мать похоронены там,
А рядом наставник, казах, дед Ишман.
Мы жили, как братья, развел нас шайтан.
Гигантский Джунгарский змей целуется с лилией!
На фото автор у головы гигантского змея
Я гигантский джунгарский змей,
растянулся на полкилометра
ломаной линией!
Хвост в огромной впадине,
извиваясь, целуется
с лилией!
Пастью открытой с вырванным жалом
хотел проглотить Верблюда
белого,
на колени павшего
смелого!
Закрыл проход Верблюд
в цветущую долину.
Я каменею!
Паду здесь, наверное,
сгину!
Спящий рыцарь – Жеке Батыр
Веками лежит голова исполина,
Голову, лоб защищает шелом.
Глазницы открыты до половины,
Нос рассечен, две горбинки на нем.
Губы застыли в предсмертном изломе,
Насмерть сразил он пришельца мечом.
Был тот пришелец таким же могучим,
Пал в этой битве и рыцарь Казгуччи.
Рядом гнездятся Орел и Орлица,
Стервятников рвет благородный Орел.
Богом повязана с рыцарем птица,
Вечный охранник — его ореол.
Черное небо скалЫ накрывает,
Пропасти, камни, опасные кручи.
Молнии-стрелы взрываются в тучах.
Ливни, дожди поливают Казгуччи.
Грозный орел прикрывает крылом
Губы в изломе красавца Казгуччи.
Второе крыло у орла сожжено
В битве с драконом грозным, могучим.
Повержен орлом дерзкий дракон,
Окаменела свирепая пасть
Не опалИт больше адский огонь,
Правит в горах орлиная власть.
Вырвал Орел змеиное жало,
Тело дракона безвольно упало.
Окаменело гигантское тело,
Орел совершил благородное дело.
Застыли на стенах и в башнях бойцы,
Свидетели битвы миров исполинов.
Время сравняло раны, бойницы,
Провалы заполнило, водами хлынув.
Окжетпес, Окжетпес, на тебя я залез
На вершине скалы Окжетпес лежит огромный ушастый слон! Скалу окружают горы Кокшетау, Бурабай, Орел, Жеке Батыр, Верблюд, Дракон с открытой пастью, Орлиное гнездо, Сказочная сопка и множество скал.
Я залез на Слона и пою свою песенку, горы разговаривают. Они живые!
Я танцую. Слон подыгрывает мне своей спиной, и все горы покачиваются, оживают, ветер вихрем кружится вокруг скал, улыбается солнце, облака то ласковые, то таинственно страшные в своих постоянных превращениях, а внизу зеленое лесное море с зеркальными чашами голубых озер.
А я — властелин огромного мира, белокурый, голубоглазый танцующий маленький принц.
Окжетпес, Окжетпес, на тебя я залез.
Ты не сбросишь меня, мой родной Окжетпес.
Мне Батыр подмигнул — мальчик где твой аул?
Видно, хочешь взглянуть ты на свой Барнаул?
Тут проснулся верблюд:— ты откуда? С небес?
Как сумел ты забраться на наш Окжетпес?
Ты Слону задремавшему в ухо залез,
А- я- яй, А- я-яй, Окжетпес, Окжетпес!
— Ну, дела, Окжетпес,— молвил старый дракон:
— Почему ты не сбросишь мальчишку в огонь?
— Помолчи, Аксакал,— молвил гордый Орел:
— И прикрой свою пасть, мальчик может упасть.
Окжетпес, Окжетпес, на Слоне я сижу
И со всеми горами родными дружу.
Кокшетау смеется, кряхтит Бурабай:
— Вот мальчишке неймется, а ну-ка слезай!
— Никого не боюсь, Окжетпес, Окжетпес,
Ветер смерч закрутил, а я в ухо залез.
— Никого не боюсь, Окжетпес, Окжетпес,
Я люблю тебя с детства, родной Окжетпес.
Ты не сбросишь меня, мой родной Окжетпес.
Рванем в горы на Спящего Рыцаря
Спорт-рэп
Рванем в горы, на Спящего рыцаря
Cо мною рядом моя царица.
«Тойота-Камри», динамик, «Вести».
Крутая трасса — скорость двести.
Любовь, дружба — надежный крюк
Cтальной, карабин — смелый трюк.
Адреналин, трибуна — футбол, хоккей.
Не пей пива — зря не балдей.
Посмотри, альпинист
Скалу атакует,
Под ним километр,
А он не пасует,
Висит на страховке
В палатке ночью.
Какая смелость — какая прочность.
Влез на вершину, расправил крылья —
Встал на карниз и ринулся вниз —
Вот это жизнь…………
Генка наш — Крокодил! Жумбактас!
Как истинный сын степей, гор, озер, скал, пещер, забираюсь на скалу Жумбактас, пью кумыс, играю на домбре и пою свою песенку:
«Жумбактас — это тайна, атас»!
Жумбактас, Жумбактас — это тайна, атас,
это тайна — атас. Жумбактас, Жумбактас.
С трех сторон Жумбактас
Посмотри, открой глаз,
С трех сторон посмотри Жумбактас.
То красавица он, то старуха,
Генка наш Крокодил — это духи —
О-е-ей, о-е-ей, Жумбактас,
Жумбактас — это добрые, добрые духи!
С ним всегда я дружил,
Очень добрый он был,
Всегда добрый — атас!
Жумбактас!
******
Играю, пою, в воду ныряю,
Снизу скалу смотрю, изучаю,
А рядом туристы, дети играют,
Солнце смеется, все загорают.
На берегу два отеля шикарных,
Кафе, рестораны, вокруг иномарки,
можно купить сувениры-подарки.
Лечебный кумыс, вареные раки,
Копченую рыбку предложат с улыбкой.
Кумыс попиваю, на домбре играю.
Не жизнь, а малина, такая картина!
**************
Зачем мне Мальдивы, зачем мне Канары,
Зачем мне вино, проститутки и бары?!
Живу я в Озерске на Южном Урале,
Красот вы таких нигде не видали.
Скалы, пещеры, озера вокруг,
Недаром Озерском наш город зовут.
С утеса ныряю в могучий Иртяш,
Как в люльке, качает Иртяш город наш.
Я вижу с утеса - сияет вдали
Храм Господа Бога в волшебном Касли.
Мне друг — Сугомак, Егоза — мне подруга,
Иртяш нас ласкает, меня и супругу.
Зачем мне Италия, Рим и Париж?!
Я жду тебя, Миша,
Бери ласты, маску,
Веревку для связки,
Иртяш, Сугомак, Егозу покоришь!