Я стою на краю обрыва, подо мной то ли река, то ли ручей, бегущий между скал, а чуть дальше за ним, подымаясь все выше на сопку, разбросаны небольшие домики дачного поселка. Слева от меня спуск по камнепаду. Когда-то здесь сошла лавина и сделала достаточно удобный спуск. Если по нему чуть-чуть уйти вправо и по узкому карнизу пройти вдоль обрыва, то можно попасть в огромную пещеру, уходящую в глубь скалы. А еще ниже, где мелкий расколотый камень сыплется из-под ног, оголяется узкое отверстие – вход в другую пещеру. В ней жил человек, в ней он и умер. Спросите, почему я это знаю? Все очень просто.
Мы жили в Красноярске, Матросова, 10б. В этом городе я пошел в первый класс. Мой брат, который старше меня на шесть лет, иногда брал меня на сопки, находившиеся всего лишь в трех километрах от нашего дома. Стоило выйти из него и пройти по нескольким переулкам, мимо какого-то огромного завода – и мы оказывались в тайге. Березы, ели – все вперемешку. Узкая тропинка ведет вверх. Несколько берез настолько сгнили, что даже я, маленький тогда пацан, мог повалить их. Прикоснешься – и они падали на землю, рассыпаясь в труху. А еще на березах по весне кто-то делал маленькие дырочки в коре и прикреплял банки, в которые собирался березовый сок. Иногда мы выпивали его и ставили банки на место. Ведь все равно, когда придет тот, кто поставил банки, они будут полными. А как здорово было по весне! Среди деревьев распускались синие и желтые подснежники. Мы всегда нарывали их, приносили домой и ставили в вазу – подарок для мамы. Однажды одноклассники брата собрались поехать на сопки за подснежниками, не туда, куда мы могли сходить пешком, а в дальнюю деревню, куда надо было ехать на электричке. Брат решил взять меня с собой. Он сказал, в какое время подойти к месту сбора, а сам пошел по своим делам. Туда я пришел раньше него.
- А ты кто? – спросили у меня его одноклассницы.
Я засмущался и в растерянности сказал:
- Я сын Андрея.
После этого ответа, увидев их лица, я не мог сдержаться от смеха, да и все вокруг тоже засмеялись.
Вскоре подошел и он со своими друзьями. Мы пошли на вокзал, сели на электричку и под мерный стук колес я наблюдал, как состав все выше и выше забирается в сопки. Сейчас уже трудно вспомнить, сколько мы ехали, но, наверное, часа полтора. На перроне нас встречали бабушка и дедушка одной из одноклассниц моего брата. Всей толпой (а нас было человек 15-20) мы пошли к их дому, который находился недалеко от подножия одной из сопок. Все вошли в дом, а я остался на улице, возле сарая, где держали коз. Они были такие интересные! А одна, белая, пыталась меня забодать. Она подбежала ко мне, а потом подняла голову. Меня поразило, что у нее были почти кошачьи глаза, но только щелочки располагались не сверху вниз, а поперек. Необычный взгляд.
Из дома вышла Лена, одноклассница моего брата. Именно у ее дедушки и бабушки мы в этот момент находились.
- Олег, пойдем поедим, а потом пойдем на сопку.
Меня с детства учили, что нельзя злоупотреблять гостеприимством, и поэтому я ей ответил:
- Спасибо, я есть не хочу, я подожду вас здесь.
Несмотря на это, она схватила меня за руку и потащила в дом:
- Там уже все накрыто, и для тебя тоже тарелка поставлена. Не хочешь есть – не ешь, хотя бы просто посиди.
Какой восхитительный борщ! Хоть мой папа и вкусно готовил, но на свежем воздухе в деревне мне показалось, что ничего более вкусного я никогда в жизни не ел.
А потом мы все вместе поднимались вверх по сопке. Она была вся раскрашена желтыми и синими цветами от распустившихся подснежников. Мы их срывали, клали в плетеные корзины, для того чтобы привезти в город и порадовать своих близких, родных наступившей весной.
Зима. Морозы под сорок. К счастью, в Красноярске почти никогда не бывает ветра, так как город находится в долине, окруженной со всех сторон сопками. После уроков (а я учился во вторую смену) брат позвал меня покататься на санках недалеко от дома, на протоку. Пологий берег, спускавшийся к реке, был очень удачным для того, чтобы кататься на санках или лыжах. А наверху стоял магазин, всего лишь метров 15 отделяло его от спуска, и своими цветными неоновыми лампами он раскрашивал снег разными цветами. На улице темно, а площадка перед магазином и горка, по которой мы спускались, были освещены всеми цветами радуги. Несмотря на сильный мороз, нам было жарко, потому что после скоростного спуска - подъем на крутую горку и снова спуск. В общем, энергии уходило очень много. Брат решил надо мной подшутить:
- Олег, а ты лизни полозья санок. Знаешь, какие они кислые и вкусные?
Я прикоснулся языком к санкам и прилип. Отодрать язык я уже не мог. Так мы и пошли домой, с санками, прилипшими к моему языку. Андрей очень боялся, что родители будут его ругать, и поэтому оставил меня в подъезде, а сам поднялся в квартиру. Оттуда он выбежал с кружкой горячей воды. Именно этой водой отлепили язык от санок. Брат долго тоненькой струйкой поливал полозья и мой язык, пока он не отлепился. А потом я два дня не мог говорить. Только шепелявил.
Как я его ненавидел за эту шутку и с какими только проклятиями не вспоминал его! А потом об этом пожалел. К концу зимы, в феврале, когда стояли самые суровые морозы под 50 градусов, Андрей и его одноклассники собрались идти на заимку. Будучи пижоном, мой брат на эту прогулку надел лаковые туфли, которые совершенно не греют и не защищают от мороза. Домой он вернулся около 12 ночи, пешком пройдя более 4 километров. Когда он разулся, его пальцы стучали об пол. Вызвали скорую, а до ее приезда мама набрала в тазик холодной воды. К приезду скорой пальцы на ногах были уже синие. Обморожение третьей степени. Брата увезли в больницу, и хотя я находился в другой комнате, я услышал короткий разговор между мамой и врачами скорой помощи.
- Возможно, пальцы придется ампутировать.
Мама охнула:
- А что, ничего сделать нельзя?
- Будем надеяться, что молодой организм справится.
Только через две недели брат вернулся домой. Пальцы, слава Богу, у него сохранились. Но каждый день нам приходилось нюхать запах мази Вишневского, тошнотворный, противный, когда мама делала ему перевязку. Слава Богу, все обошлось.
Вот и вновь пришла весна. На сопках снова зацвели подснежники. В тайге растаял снег. И брат со своими друзьями взял меня с собой. Долго через тайгу по узенькой тропинке мы поднимались вверх, потом маленькая площадка и крутой обрыв. Внизу течет то ли речка, то ли ручей. А с левой стороны по насыпи можно спуститься вниз. Если пройти по узенькому карнизу, то попадаешь в огромную пещеру, уходящую в глубь на неизвестное расстояние. Мы ходили в самую даль до той поры, пока свет еще проникал в ее потаенные уголки. Так как у нас не было факелов или фонариков, то дальше мы идти не решались. А чуть ниже после весенних паводков куски камня и щебня, съехавшие вниз, открыли маленький узенький проход в еще одну пещеру Брат и его друзья не решались пролезть туда и предложили это сделать мне. Я прополз через узкий проход и в сумрачном свете увидел огромную пещеру, в стенах которой на уровне пола были прорублены лежанки, и сверху их прикрывало полуистлевшее сено. На одной из таких лежанок я увидел скелет. И хоть страх сковал меня и я бросился к выходу, но запомнил подробности. На шее скелета как бы на металлической нити висели зубы каких-то животных. В фаланге левой руки был зажат кремневый нож. А на полу, как будто только что сделанное, лежало древко копья с каменным наконечником. Все это я уже вспомнил потом, когда пробирался по узкой расщелине, пытаясь выползти наружу. Я вылез только наполовину, когда свод надо мной рухнул, придавив мне ноги. Долго, почти до самой темноты, брат и его товарищи освобождали меня из каменного плена.
Этой зимой отец возил меня в Дивногорск, это там, где Саяно-Шушенская ГЭС. Самое интересное, запомнившееся на всю жизнь, это в кафе, куда привел меня отец, нас угостили фирменным блюдом – салатом «Дивный». Представляете, трескучий мороз, в маленьком кафе среди тайги возле Саяно-Шушенской ГЭС в кафе есть салат со свежими огурцами и помидорами. И еще неизвестно с чем, но настолько замечательный и вкусный! А потом с отцом, таща за собой санки, мы начали подниматься на сопки ко всем известным Красноярским столбам. Кого-то обгоняли мы, кто-то обгонял нас, но людей было довольно-таки много, которые шли, чтобы хотя бы увидеть это замечательное творение природы – Красноярские столбы.
На этих сопках был оборудован заповедник. Какой славный, ручной был олененок Олежка, мой тезка! Он так забавно тыкался мне в лицо, облизывал меня и себя, намекая на то, что я должен дать ему что-нибудь вкусненькое. Здорово, что у папы в рюкзаке оказался кусочек хлеба! И можете не сомневаться, что Олежка съел этот кусочек с огромной благодарностью, после чего вылизал мне руки и еще долго-долго облизывался. А в специальном вольере из мелкой рабицы содержались горные рыси. Интересные животные, белые, с мелкими черными точками, похожие на огромных котов.
Идем дальше вверх. Вот перед нами открываются столбы Перья, да и другие, менее интересные. Ветер и коррозия создали уникальный памятник архитектуры природы. Отец смотрит на часы. Пора возвращаться назад. Я на санках быстро спускаюсь до ближайшего поворота и жду, когда спустится мой отец. Папа идет медленно, оглядывается по сторонам. Всем своим видом показывая: сынок, оглянись, посмотри, какая красота, увидь и запомни все это! Но как только он подходит ко мне, я снова на санках несусь вниз до ближайшего поворота. И снова жду его и гляжу по сторонам, запоминая каждое деревце, каждый камешек нашей прекрасной таежной природы.
Отец уже уехал в Новосибирск. Там новая квартира. Мы с мамой упаковываем вещи для переезда. Брат этим летом поступил в суворовское училище. А я уговорил маму снова сходить на сопки. Вот сейчас я стою на краю обрыва, подо мной то ли река, то ли ручей, бегущий между скал, а чуть дальше за ним, подымаясь все выше на сопку, разбросаны небольшие домики дачного поселка. Слева от меня спуск по камнепаду. Когда-то здесь сошла лавина и сделала достаточно удобный спуск. Если по нему чуть-чуть уйти вправо и по узкому карнизу пройти вдоль обрыва, то можно попасть в огромную пещеру, уходящую в глубь скалы. А еще ниже, где мелкий расколотый камень сыплется из-под ног, оголяется узкое отверстие – вход в другую пещеру. Только сейчас он завален. Прощайте, Красноярск, Енисей, протока! Впереди новая жизнь. В новом городе, на новом месте. И новые мечты.
В середине лета в Красноярск приехал папа. Вещи уже упакованы и собраны. К подъезду прибыли грузовые машины. Одна с контейнером, а вторая – под тентом, в которой сидели солдаты. Пока они выносили мебель и вещи, я прошелся до родной школы, в которой пошел в первый класс. Прогулялся до тропинки, уходящей в сопки. А когда вернулся, контейнеров и машины с солдатами уже не было. Возле подъезда стоял военный ГАЗ-69, на скамейке перед домом сидели мои мама и папа, перед ними стояли чемоданы.
- Ну что, сынок, поехали? – отец потрепал меня по плечу. Мне так не хотелось уезжать!
Приехали на вокзал. Солдат-водитель, которого я хорошо знал, подарил мне на прощание брелок – беленький светофор, у которого вместо фонарей были гранулированные стеклышки – красное, желтое, зеленое. Это был замечательный подарок! С этим солдатом, Сережей, мы очень часто ездили на рыбалку, за грибами в самые удаленные места красноярской тайги. Несколько раз он возил нас на озера, которые находились недалеко от мясокомбината. Такая классная рыбалка там была! А еще в тех местах было очень много глины. Мой брат как-то насобирал ее и дома стал лепить фигурки: индейцев, ковбойцев. После того, как они высыхали, он раскрашивал их красками и покрывал лаком. Одна из таких фигурок, напоминающая Виннету, была у меня в сумке. Я достал ее и подарил Сереге на память. Потом он помог нам загрузить вещи в вагон и, не оглядываясь, ушел, а мы еще минут двадцать ждали отправления поезда. Состав дернулся, все чаще и чаще стучали колеса, а я смотрел в окно и прощался с городом, который так полюбил. Из окна были видны красноярские Столбы, особенно хорошо были видны столбы Перья. Потом поезд пронесся мимо мясокомбината, и я увидел озера, где мы ловили замечательную рыбу. А потом все поглотила ночная мгла. Под мерный стук колес я заснул. Мне снились сны, где мы всей семьей ходим на протоку, чтобы искупаться, ездим в тайгу за грибами и на озера на рыбалку. А когда я проснулся, впереди меня ждала неизвестность. Новый, незнакомый город - Новосибирск. Новая школа, учителя и новая жизнь.
Вот она – наша новая квартира. Три комнаты. Зал и спальня выходят на противоположные стороны, в зале есть балкон, а в спальне у родителей – лоджия. Квартира еще пустая и необжитая, нет вещей, нет мебели. Но в комнате, которая досталась мне, стоит небольшая кушетка, на ней спал мой отец, пока жил здесь один. Теперь на ней буду спать я. Пока отец был в этой квартире без нас, в свободное от работы время он сделал ремонт.
В начале августа пришел контейнер. Снова солдаты, но совершенно мне незнакомые, помогли разгрузить его и занести вещи в квартиру, собрать все и расставить вещи по местам. А потом папа, мама и я стали распаковывать ящики, расставлять мелочевку, раскладывать на надлежащее им место. И все вокруг преобразилось.
В середине августа начались дожди. И папа взял меня с собой в лес за грибами. Рано утром мы вышли на остановку, куда приходил автобус, ехавший за город, до конечной остановки «Совхоз «Луговской»». Сколько же народу помещалось в него? Было такое ощущение, что мы селедки в банке. Люди все время вывешивались из незакрывающихся дверей, и водитель автобуса кричал, чтобы двери освободили. К счастью, это продолжалось недолго, всего лишь четыре остановки. На остановке «Барахолка» или «Вещевой рынок» большая часть народа сходила, а дальше продолжали ехать только грибники и дачники, их было немного, и иногда даже оставались свободные места, куда можно было сесть.
Вот и конечная остановка – «Совхоз «Луговской»». Мы с папой выходим из автобуса и по только одному ему известной тропинке идем вдоль заборов. Вот на пути автобус без стекол и без колес. Еще дальше несколько плугов, ржавых и изношенных. А потом начинается густой лес. Березы, осины. Высокая трава и папоротник почти касаются моего подбородка. «Как мы будем тут искать грибы?» - думаю я. Начинает моросить мелкий, почти осенний дождик. Отец достает из рюкзака два плаща. Один, поменьше, протягивает мне.
- Ну что, идем? – говорит он мне.
- Конечно, идем, - отвечаю я.
Тропинка все круче и круче спускается вниз. Папа подбирает две небольшие палки и протягивает мне:
- Если увидишь, что прошлогодняя листва как будто приподнимается, то аккуратно разгреби палкой и обязательно найдешь гриб – или подосиновик, или подберезовик. Их здесь очень много.
Раздвигая перед собой папоротник и густую траву, я увидел росток, похожий на маленький цветочек, на котором были четыре маленькие ярко-алые ягодки.
- Пап, что это?
- Это костяника, очень вкусная и полезная ягода, - сказал он, склонившись надо мной. – Здесь ее тоже очень много растет.
Только когда я сорвал эти ягоды и положил себе в рот, я понял, почему они называются костяникой. Я думаю, все пробовали гранат? Вот ягоды костяники были точно такие же, как ягоды граната. Кислые, с огромной косточкой внутри, но очень-очень вкусные. А потом мне попался первый бугорок прошлогодней листвы, и когда я аккуратно раздвинул палкой листву, там оказался маленький-маленький подберезовик. Это был мой первый гриб, который я положил в пакет. А отцовская плетеная корзина наполнилась уже почти наполовину. Потом мы вернулись на тропинку. Мокрая от мелкого дождика, она была скользкой, и идти по ней было довольно-таки трудно. Ноги скользили, и только благодаря палкам, которыми мы упирались, мы не упали.
- Сынок, глянь вперед, ничего не видишь?
До этого момента я смотрел только под ноги, чтобы не поскользнуться и не упасть. Но когда я глянул вперед, я увидел сквозь деревья блеск воды лесного озера. Тропинка вела прямо к нему. Мы подходили все ближе и ближе, и вот оно распахнулось перед нами, шириной метров 50, в правую сторону уходило в лес, и конца его не было видно. А с левой стороны оно упиралось в дамбу железнодорожного полотна. Тропинка вела налево вдоль озера, прямо к железной дороге. И когда мы по ней шли, огромное количество лягушек прыгали с берегов в чистую прозрачную воду озера.
- Мы сюда, Олег, с тобой на рыбалку приедем. Здесь есть очень много некрупных, но прожорливых карасей.
Идем по тропинке. Недалеко от дамбы ее пресекает ручеек.
- Это, Олег, родник, вода в нем чистая и полезная.
Перешагиваем родник и снова идем по тропинке, которая, обогнув озеро, выводит нас на другой его берег.
- Посмотри, сынок, какая красота!
В озере видны деревья, некоторые глубоко затоплены, а некоторые еще пытаются возвышаться, но на их ветвях уже нет листьев, видно, что они уже мертвые. Сказочный пейзаж «Калевалы» или картин Васнецова. Тайга, чистое-чистое озеро с прозрачной водой. Словно попал в сказку!
Тропинка ведет вверх, на железнодорожную насыпь. Слева от нее вспаханные поля, а справа – бескрайний лес. С насыпи тропинка убегает вперед, прямо к лесу. Мы идем по ней, мелкий дождик моросит по нашим капюшонам. А я гляжу по сторонам, наслаждаясь тишиной. Сначала идем по самой кромке между полем и лесом. А потом, найдя тропинку в предлесье (мелкий кустарник), заходим в него, как в храм. Густая листва закрывает нас от дождя. Кроме папоротника, других растений почти нет. Папоротник высокий, иногда даже выше меня. А кругом множество бугорков в старой листве, под которыми прячутся грибы.
- Олег, ты только аккуратно срезай, не повреди грибницу. Мы сюда вернемся еще не один раз.
- Конечно, пап, я стараюсь!
Сверху что-то громыхнуло, и мелкий моросящий дождь, который до этого не проникал сквозь густую листву, превратился в настоящий ливень, а еще стали падать градины. Мы с отцом прижались спинами к стволу крупного дерева, чтобы переждать ненастье.
- Сынок, сейчас кончится град, и надо возвращаться домой. Грибов нам сегодня на вечер хватит. А на следующие выходные приедем еще. Может быть, и погода получше будет.
Град прекратился. Но дождь оставался сильным. Мы с отцом двинулись в обратный путь. Через железнодорожную дамбу, мимо сказочного озера, вверх по скользкой тропинке на автобусную остановку.
- Пап, а ведь здесь тоже здорово! Только природа другая. А так не хуже, чем в Красноярске. Давай в следующий раз возьмем с собой удочки?
- Конечно, сынок. А еще позовем с собой маму. Приготовим уху на костре.
12-й троллейбус довез нас до улицы Восход. Там мы вышли, спустились под Октябрьский мост и снова сели на троллейбус.
- Пап, и что, мы на троллейбусе доедем до места рыбалки?
Андрей молча стоял возле окна и смотрел на нас. Он тоже не понимал, как можно доехать до места рыбалки, где возможно разложить палатку, всего лишь на городском троллейбусе.
- Конечно, доедем!
Я увидел, как погрустнело лицо Андрея, да и самому мне стало грустно. Разве доедешь на природу, где можно ловить рыбу, на городском троллейбусе?
- Погоди, сынок, все увидишь! Ну вот. Наверное, это наша остановка. Честно говоря, я сам плохо помню, но выходить, наверное, надо здесь.
По ту сторону дороги были видны заборы заводов, еще выше торчали жилые многоэтажки. Справа от нас и вниз – частный сектор и тропинка, вьющаяся между домов. По этой тропинке мы и пошли. Дома отступили назад, небольшой предлесок. Потом лиственный лес с петляющей между деревьев тропинкой. И вот огромная поляна. Берег реки. За кромкой воды мыс, уходящий далеко вперед. Это было место, где Иня впадает в Обь. С левой стороны от тропинки было установлено несколько палаток, рядом с которыми стояли автомашины. Чтобы не мешать отдыхающим, мы приняли чуть вправо и вдвоем с Андреем, пока папа устанавливал удочки и разбрасывал приманку, по инструкции первый раз установили палатку. Нам уже было совсем не страшно. Рядом с нами были такие же туристы, как и мы, только приехавшие, судя по номерам машин, из других городов. Больше всего я боялся, что вот здесь, рядом с городом, мы окажемся в палатке одни. Сколько разных страшных историй наслушались мы, а многие и сами придумали, о том, как тяжело жить в одинокой палатке!
Палатка поставлена. Как здорово! Внутри есть кармашки, куда можно положить свои личные вещи, прорезиненный пол, чтобы влага земли не проникала внутрь. А сверху – еще один тент с полуметровым коридором, перед которым по инструкции надо было разводить костер. Что мы и сделали, руководствуясь инструкцией, прилагавшейся к палатке. Раскопали небольшую ямку, насобирали сухостоя и в ней развели небольшой, но очень теплый костерок. Только тогда я понял мудрость и знание дела тех, кто проектировал эту палатку. Теплый ветер от очага проходил по внутренней полости и отапливал ту первую палатку, которая находилась внутри.
Пока мы все это обустраивали, папа уже разбросал приманку и начал налаживать удочки.
- Ну что, ребята? – сказал он, видя, как мы подходим к нему. – Солнце вот-вот сядет, и поклевка уже началась.
Андрей бросился к своему мешку, рядом с которым лежала удочка. А я выбрал из папиных снастей свою любимую, поставил глубину поплавка, которую порекомендовал мне отец, насадил манный катыш на крючок. И сделал первый заброс на реке Ине. Слабое течение стало двигать мой поплавок, когда он вдруг резко лег на воду.
- Сынок, тащи, это подлещик!
Я резко дернул удилище и почувствовал, как оно сгибается под тяжестью пойманной рыбы.
- Давай, давай вот сюда, - сказал отец, запуская подсак в воду, куда я должен был подтащить пойманную рыбу. Это был подлещик! Не знаю ее веса, но мне казалось, что это самая крупная в мире рыба, которую я поймал.
Папа, глянув на него, сказал:
- Ну, ребята, уха сегодня точно будет! Одного этого подлещика хватит на нас всех.
Тут и Андрей подошел со своей снастью. Я поделился с ним манкой, которую сварил отец. Показал ему глубину, на которую ставить. И он, насадив на крючок приманку, забросил. Не прошло и трех минут, как его поплавок точно так же, как и у меня первый раз, лег на поверхность воды.
- Тащи, Андрюха, тащи!
Андрюха дернул удилище, которое согнулось почти пополам под тяжестью пойманной рыбы, а он все медленнее и медленнее, сопротивляясь боровшемуся с ним лещу, отходил все дальше и дальше и дальше от берега и подтягивал свою добычу в подсак, подставленный моим отцом. Это был настоящий лещ! Как минимум, в три раза больше моего подлещика. А меня разбирал смех, когда я глядел на лицо своего отца, который за это время не поймал даже ершика. Три удочки, три поплавка, на которых не было ни одной полевки.
- Ну, сынки, вы, блин, даете! Надеюсь, и дальше удача вас не покинет. А я пойду почищу рыбу и начну варить уху.
Скоро уже стемнеет. То ли удача отвернулась от нас, то ли мы слишком много от нее взяли, но больше поклевок не было. Зато сюрприз, который ожидал нас возле палатки, был самым большим вознаграждением. Папа на углях из собранного нами сухостоя и валежника развел костер, повесил над ним котелок, из которого доносился сладкий запах ухи.
От соседей слышалась музыка: «Птица счастья завтрашнего дня прилетела, крыльями звеня. Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня!» Потом музыка вдруг прекратилась, и к нашему костру (очагу) подошли несколько парней и девушек.
- Вы нас извините, мы не местные, но запах вашей ухи донесся до наших палаток. Мы с утра пытались что-то поймать, но у нас ничего не получилось.
Не знаю, как папа об этом догадался, но в его рюкзаке оказалось почти десять деревянных ложек. Этими ложками не обожжешься, хлебая уху из горячего котелка. Он протянул их и сказал:
- Ребят, присоединяйтесь!
Котелок стоит на траве возле палатки. Чтобы было светло, периодически в костер подкладывали сухие палки. Сытые и довольные, мы смотрим в небо, а ребята, пришедшие к нам, сбегали за гитарой и поют песни. Сейчас это песни детства (ретро), а в те времена это были самые новомодные. Они пели песни «Машины времени», Высоцкого, а еще Валера показал мне несколько аккордов, мне очень захотелось научиться играть на гитаре. До рассвета остается совсем немного. Все разбрелись по палаткам, гости ушли. А по полусонному голосу отца, который, уже засыпая, сказал: «Ну, утром я-то должен что-то поймать», - я понял, что он хочет взять реванш. Реванш за наш вечерний улов.
Улов, конечно, уловом, но, думая о предстоящем голодном утре, мы не забыли положить в остывающие угли почти десять картофелин, которые были у Андрея в рюкзаке.
И утром, когда солнце еще не встало, но на горизонте брезжил рассвет, мы завтракали этой картошкой и готовились к новому дню, который долен был принести нам новые удачи в рыбалке. А папа в это время (именно он разбудил нас своим храпом) храпит в палатке и не догадывается о том, что наступил новый день.
Становится все светлее и светлее. Ветра почти нет. На тихой глади реки стали видны поплавки. И мы с Андрюхой, наевшись картошки и не будя папу, который мерно храпел в палатке, взяли свои снасти и спустились к реке.
Как только мы забросили удочки, поплавки наши то тонули, то ложились набок. Мы подсекали и выдергивали на поверхность не очень крупных, примерно с ладонь или чуть больше, подлещиков, окуней и красноперок. Только-только из-за горизонта появился диск солнца, а подсак, в который мы складывали добычу, наполнился уже наполовину. Клев продолжался. Нам некогда было следить за удочками отца, да и его разбудить мы не могли по той простой причине, что оторваться от такого клева было невозможно.
Мой поплавок, несколько раз дернувшись, резко лег на воду. Я подсек, и каково было наше с Андреем удивление, когда на обоих крючках моей удочки было сразу два подлещика.
- Вот это рыбалка! – сказал Андрюха. Его удочка, к сожалению, была только с одним крючком. Но и на этот один крючок он умудрялся ловить чуть ли не больше, чем я на два.
Солнце уже почти выкатилось из-за горизонта. Из палаток, которые стояли неподалеку, стали выходить заспанные люди. А наш клев все продолжался. Мы только успевали забрасывать удочки. И снова тащили их вверх с вожделенной добычей.
Уже совсем светло. Только тут я обратил внимание, что за нашими спинами, моей и Андрея, стоит целая толпа болельщиков. Они смотрят, как мы выдергиваем из воды то крупную, то мелкую рыбу. А потом Володя сказал:
- Нам на уху поделитесь?
Я выдернул подсак из воды и ответил:
- Набирайте, сколько надо! Клев великолепный!
В это время из палатки вышел мой отец. Спросонья он подумал, что эти взрослые ребята к нам пристают. Но, правда, он быстро сообразил, в чем дело. Может, это прозвучит банально, но он сказал примерно: «Ну, ребята, вы, блин, даете!» - глядя на наш почти полный подсак, из которого ребята выгребали рыбу себе на уху.
У палаток соседей зажегся костер, над которым повесили котелок, и человек десять ходили вокруг него в ожидании долгожданной ухи. Мой папа, удочки которого в этот день тоже не подвели, я и Андрюха только успевали снимать добычу с наших крючков. От бесконечных приседаний я уже устал и пошел к палатке, чтобы развести огонь. А папа и Андрей таскали одну рыбину за другой и кричали мне, чтобы я принес им что-нибудь, во что можно положить рыбу. Подсак был полон.
Время обеда. Наши новые знакомые позвали нас на уху, которую сварили они (из нашей рыбы). Уха у них действительно получилась вкусная. Они добавили туда много зелени, а еще она была очень острой. Деревянные ложки снова пригодились и нам, и им.
А потом мы снова вернулись к рыбной ловле. К сожалению, клев уже прекратился. Папа бросал приманку, мы постоянно перезабрасывали удочки, но клева так и не было. Солнце уже клонится к горизонту, и нам пора возвращаться домой. С Андреем мы быстро разбираем и упаковываем палатку, а папа со своими тремя удочками все еще сидит в надежде что-нибудь поймать. Вот он сворачивает одну, вторую - и в этот момент третий поплавок резко уходит вниз, вырывая удочку из колышков, на которых она стояла. Папа бросается вслед за ней и, войдя почти по пояс в воду, успевает ухватить конец удилища.
Долго-долго боролся он с какой-то рыбиной, она сгибала удилище, которое вот-вот могло сломаться. Папа боролся за рыбный трофей, а эта огромная рыбина – за свою жизнь. Эффект этой борьбы наблюдали наши соседи, которые подбежали в самый разгар противостояния сил рыбака и рыбы.
На маленький крючок, предназначенный для ловли подлещиков и еще более мелкой рыбы, попалась огромная, килограмма на три, может, чуть меньше, щука! Того подлещика, который попался на крючок, она заглотнула и стала добычей моего папы. Жаль, у меня не было фотоаппарата. Длинную, пятнистую, весь мокрый, держа двумя руками, ее вынес мой отец. А ведь пожелания его сбылись, подумал я. Это был действительно реванш. Самая крупная, и гордость рыбака – удача.
Вечерело. Все дальше и дальше солнце пряталось за горизонт. Сложенная палатка как рюкзак. Большая сетка, в которой был наш улов (еще часть улова мы отдали соседям). Мы двинулись в обратный путь. Через пролесок, по уже темнеющим улицам поселка к троллейбусной остановке.
- А я и не знал, что до такого классного места можно доехать на троллейбусе, - шепнул мне Андрей.
- Я и сам не знал, пока папа не показал.
Монотонная тряска в троллейбусе. Пассажиров было очень мало, и мы в своих рыбацких костюмах очень сильно отличались от всех остальных пассажиров. Остановка «Речной вокзал». Уставшие, тяжело нагруженные, мы поднимаемся вверх на остановку «Восход». На улице совсем темно. Мимо проносятся, освещая дорогу светом фар, редкие машины. А мы ждем своего троллейбуса. Вот и он. Грузимся в него со своими вещами, едем, чуть ли не засыпая. Много впечатлений, свежий воздух и удачная рыбалка клонят нас ко сну. Вот и наша остановка. Мы с папой пересыпаем Андрею в рюкзак половину нашего общего улова, а сами идем домой, где нас ждет мама.
Упреки мамы сгладила пожаренная на сковородке до хрустящей корочки рыба, воспоминания об удачной рыбалке, но огорчило лишь одно – время позднее, пора ложиться спать, а утром надо идти в школу.
Наконец-то свершилось! Как здорово! Мама, папа, брат, я едем на рыбалку на лесное озеро. Правда, не на то, на которое мы ходили вдвоем с отцом, но все равно - на лесное озеро! Отцу на работе предоставили на целые сутки машину с водителем. Брата, который лежал в госпитале после удаления гланд, папа, пользуясь своими связями, на выходные забрал домой.
И вот сейчас в УАЗике, подпрыгивая на кочках, мы едем к лесному озеру, которого я еще не видел. Оно недалеко от совхоза «Луговской», только если от остановки мы с отцом уходили вниз к озеру, на котором я бывал, то сейчас мы повернули налево и вверх. По едва видимой дороге, накатанной в лесу, мы выезжаем на огромную поляну, перед которой расстилается озеро. Меня все время мучили сомнения, когда я его увидел: почему то озеро внизу, а это озеро вверху - и не перетечет туда? Но как бы то ни было, озеро есть, окруженное лесом и такое же красивое, как и то.
Водитель помогает нам вытащить вещи. Вместе с братом мы устанавливаем палатку. А папа налаживает удочки. Мама не любительница рыбалки и поэтому просто стоит в стороне и наблюдает за нами, за нашими действиями.
- Мам, щас мы насобираем дров, разведем костер, и ты будешь хранительницей очага, - сказал я.
- Аха, щас мы наловим рыбы, и будешь варить уху, - сказал отец, забрасывая первую удочку. – Так, сыновья, не будем терять время, ну-ка быстро разворачивайте другие удочки и присоединяйтесь ко мне.
Уговаривать нас не пришлось, но, несмотря на то, что нам очень хотелось забросить удочки, мы с братом пошли в лес и насобирали сухостоя для того, чтобы костер не гас всю ночь.
Потом мы присоединились к отцу, который за это время успел поймать несколько крупных карасей. Мама в это время углубилась в лес. Мы этого даже не заметили, так как поклевка была замечательная! Садок быстро наполнялся.
Вечереет. Солнце скрылось за горизонтом. Поплавков почти не видно, хотя поклевка продолжается.
- Так, сынки, на сегодня хватит, у нас еще будет утренняя зорька.
Папа вытащил садок, удочки остались стоять на колышках, а мы втроем принялись чистить рыбу, готовя ее для ухи. Было уже почти темно, водитель УАЗика спал на заднем сидении. Мама пришла из леса и принесла целое лукошко грибов.
- Ну что, рыбаки? Вы ловили на уху, а я к ухе насобирала грибов. Никогда не ели уху с грибами?
Мы, конечно, захватили с собой и лук, и перец, и много зелени. Но вот чтобы уху с грибами? Это было что-то новое!
- Ну, коль вы меня назначили хранительницей очага, можете отдохнуть, а я буду готовить.
Котелок с водой на костре уже кипел. Дымок отогнал комаров и москитов. А мама, смешав очищенную нами рыбу с мелко растертыми грибами, завернула ее в марлю и опустила в котел. Вода бурлила. В этот же котел она бросила мелко нарезанной картошки и несколько горстей риса.
Какой замечательный аромат исходил от котелка! Свежий воздух, дым костра и усталость разбудили в нас зверский аппетит. Даже водитель УАЗика проснулся и, выйдя из своей машины, подошел костру. Мама расстелила покрывало, расставила на нем нарезанные помидоры и огурцы. А потом поварешкой, привязанной к длинной палке, начала разливать уху в алюминиевые тарелки.
Как здорово! Свет костра освещает наш импровизированный стол. Мы едим уху, приправленную грибами. Не режем, а просто отламываем куски хлеба. Потом, наевшись, сидим у костра. А папа, показывая на яркое звездное небо, рассказывает нам о созвездиях, говорит о том, что Млечный Путь – это наша галактика. Костер медленно догорает. Звезды становятся все ярче. Водитель УАЗика снова ушел спать в машину, да и мы перебрались в палатку, сытые и довольные. Мама, папа, брат, я. Тепло и уютно.
Чувствую, как меня кто-то дергает за ногу. С трудом открываю глаза. Вижу, как и мой брат поднимается. Это отец нас будит.
- Тихо только, не шумите, а то маму разбудите. Утренняя зорька уже началась. Вы только потихоньку. Маму не разбудите.
Вылезаем с братом сонные, недовольные, но, когда забрасываем удочки, все наше недовольство пропадает. Карась клюет один за другим.
- Вот это улов! Скоро в садке не останется места. Куда будем рыбу складывать?
Солнце поднимается над горизонтом, и от него бежит алая дорожка прямо к нашим ногам. Его отражение слепит нас, и очень трудно наблюдать за поплавками. Садок почти полон. Но крупный карась уже перестал клевать, и чаще всего на наши крючки попадается себель, мелкая такая рыбешка, недостойная настоящего рыболова.
- Ну что, сыновья, сворачиваем удочки. Нормального клева больше не будет.
Папа начал сворачивать свое удилище, а вслед за ним и мы. Рыбалка окончена, а впереди еще полдня на природе. Папа подошел к котелку, зачерпнул ложкой что-то похожее на холодец. Это то, что стало с нашей ухой после того, как угли под котелком остыли. Вот это жирная была рыба!
Солнце поднимается выше. Становится уже жарко. Водитель УАЗика проснулся и, почти не раздумывая, видя, что мы уже не ловим рыбу, разделся до плавок и прыгнул в воду. Правда, спустя несколько секунд он снова выбежал на берег, булькнул что-то, а потом сказал:
- Блин, родники из-под земли бьют холодные, вода ледяная.
Мы засмеялись. Видимо, наш смех разбудил маму. Она вышла из палатки и, глядя на нас, сказала:
- Ну что, купаемся?
А почему бы и нет, подумал я, берег песчаный, ровный, да и солнце уже начало пригревать. Нырять я, конечно, не стал, а просто оттолкнулся ногами и лег, раскинув руки, на поверхности воды, чистой, прозрачной. Я глядел в небо на мелкие облака, и казалось, что меня тянет туда, в высоту. Верхний слой воды был совершено не холодный, хотя, если я опускал ноги глубже, мне казалось, что я погружаюсь в ледяную бездну. Аккуратно, чтобы не поднимать холодную воду со дна, я развернулся и поплыл к берегу. Какая живительная сила воды, чистой, прозрачной, окруженной лесом и удаленной от всего мира!
Брат и отец купаться не рискнули. А вот к другому берегу подъехали две машины с молодыми людьми. И наша идиллия на безлюдном озере закончилась.
- Ну что, пора собираться, - сказал водитель.
Мы с братом разобрали и уложили палатку, сняли котелок с потухшего костра. Загрузили все в машину. А потом, усевшись сами, по ухабам и кочкам поехали домой.
Замечательные выходные, которые наша семья провела вместе.
Уже второй год подряд приезжаю в Красный Яр. В прошлом году, когда я летом приезжал к бабушке, это был первый год, когда развелись мои родители. Было необычно ходить на рыбалку без отца. Да и сестренка Иринка, которая старше меня, наведывалась нерегулярно. А еще меня побили из-за нее. Все думали, что я ее московский ухажер, и не догадывались, что я ее брат. Ох, и здорово меня тогда побили. Правда, потом, когда разобрались, мы стали хорошими друзьями. Они угоняли колхозных лошадей, прискакивали к нам с Иринкой, потом мы все вместе катались по полям, по степям. А так как лошади были неоседланными, какие болючие мозоли натирались на моих ягодицах! Возвращаясь утром домой, я думал, что моя шкура с задницы содрана по самое не хочу, но в тоже время ощущал единение с конем, с лошадью - неважно, но я чувствовал себя кентавром.
Рано утром, пока еще не взошло солнце, я один или вместе с сестренкой ходил на Медведицу. Ветра нет, медленное-медленное течение сносит наши поплавки. Обычно клев был до десяти, максимум до одиннадцати часов дня, а потом, кроме себеля, ничего не бывало.
Вот и в этот год я приехал к бабушке. В следующем году я должен был пойти в армию. Я открываю калитку старого дома. Баба Стеня и Иринка в старом оцинкованном корыте стирают белье.
- Олежка приехал! - Иринка обнимает меня за шею. С ее рук на меня падает пена. Я чувствую себя самым счастливым человеком на свете!
Баба Стеня в честь моего приезда нажарила пирожков с тутовником, с вишней, со смородиной. Они румянились на подсолнечном масле. Иногда сок, переполнявший их, стекал наружу, а мы с сестренкой хватали эти свежеиспеченные пирожки с румяной корочкой на сдобренном дрожжами тесте. Ничего вкуснее я не ел.
Собираемся утром пойти на рыбалку. Так же, как в старые добрые времена, я варю манку. Добавляю в нее ягоды тутовника, подсолнечное масло. В летнюю кухню заходит кот Ежик. Ткнулся в пустую тарелку, обиженно мяукнул на нас, дернув хвостом, ушел восвояси. Мы с Иринкой наливаем в блюдечко деревенского молока, оно такое вкусное! А на другое блюдечко кладем сметану, она такая густая и вязкая, как масло, деревенская, настоящая.
- Ежик, Ежик! – зовем мы, выглядывая из летней кухни. В самом деле, приходит ежик. Мамаша и ее четыре колючих сыночка или дочки - определить все-таки невозможно. Мама лакает молоко из миски. А маленькие ежата едят сметану. Я беру одного из них на руки. Он маленький, помещается на ладошке. Маленький, но недоверчивый, он все время шипит на меня, как рассерженный кот, а потом сворачивается в клубочек, выставляя наружу свои иголки, которые еще совсем мягкие и совершенно не колются. Я опускаю его возле чашки со сметаной, и он, пыхтя на своих братьев или сестер, да неважно, начинает усердно поглощать сметану. Такой забавный!
Глядим с сестренкой на него, да и на всех них, такое славное семейство! В это время в дверном проеме появляется кот Ежик. Я даже не знаю, как описать морду его лица, когда из его мисок, тарелок поедают все самое вкусненькое настоящие ежики. В общем, морда его лица была изумительной. Жаль, не было фотоаппарата.
Манка уже готова. Идем с сестренкой в поселок. Вот столетние дубы на берегу реки. В один из них попала молния много лет назад. Я помню его с самого детства, это наш ориентир, чуть дальше на берегу реки будут рыбацкие ямы. А рыбаки для того, чтобы удобнее было удить рыбу, выкопали в береге ступеньки, оборудовали их, чтобы удобно было сидеть. Не знаю, как на самом деле они называются, но мы называли их «рыбацкие ямы», это было прикормленное место, где наверняка можно было ожидать хорошего улова. Забрасываем удочки. Периодически я бросаю прикормку – вареный овес. Хотя мы могли обойтись и без этого. Поплавки то и дело уходили под воду. А мы выдергивали красноперок, подлещиков, иногда окуней. Весь наш улов мы складывали в полиэтиленовый мешок. Пускай это была не крупная рыба, но в мешке всегда оказывалась пара сотен, а то и больше, карасей, красноперок, окуней.
После того, как клев прекращался, мы с сестренкой сливали воду из резервного садка, сделанного из мешка, возвращались домой. Раскладывали наш улов в тазики, присыпали солью и специями. А потом на следующий день вывешивали их на веревки. В жаркую погоду рыба сушилась и вялилась быстро. То, что вывешивалось утром, вечером уже можно было есть. А с учетом того, что мы каждый лень рыбачили, веревки для сушки рыбы никогда не пустовали.
Какие замечательные времена были тогда! Утренняя рыбалка. Вечерами с подругами Иринки мы ходили на танцы, где, кстати, тоже не обходилось без драк. А потом снова утро. Плавающие на тихой глади поплавки. Подсечка – и удача рыболова: красноперка, подлещик, окунь. В общем, здорово! Ну все, хорошего помаленьку.