Начало: http://proza.ru/2013/12/17/248
http://proza.ru/2013/12/18/145
http://proza.ru/2013/12/19/318
http://proza.ru/2013/12/20/296
http://proza.ru/2013/12/21/262
http://proza.ru/2013/12/21/270
http://proza.ru/2013/12/21/278
http://www.proza.ru/2013/12/22/412
http://www.proza.ru/2013/12/23/146
http://proza.ru/2013/12/23/159
http://proza.ru/2013/12/24/207
http://www.proza.ru/2013/12/24/219
http://proza.ru/2013/12/15/1275
http://www.proza.ru/2013/12/25/348
http://www.proza.ru/2013/12/25/359
21
Нет, перемены неизбежны, устало подумала Наташа, падая у себя в комнате на диван и спуская с лица надоевшую улыбку. Всё это превратилось в формальность, тоскливый ритуал, где заранее определены реплики и роли. Гостей-то нет, и сокращение количества участников Августа безотчётно стремится восполнить временнОй протяжённостью навязанной, назойливой процедуры. Семейные радости выхолощены:что делать за одним столом… они и так каждый день видятся, без особой охоты. Есть-есть-есть, кушать-кушать-кушать? А вот пойти бы куда-то «на люди», подпитываясь живыми соками общения и познания… но куда там! Мать и слышать об этом не хочет, а одну её не оставишь. В роли единственного гостя должен выступить Дюша. Пора бы ему уж и прибыть! Иначе так относительно гладко идущий праздник может застопориться.
Она взяла в руки мобильник и набрала: «С наступившим! Наелись закусками. Как ты?» Сообщалка ушла по адресу, дисплей обнадёживающе светился, Наташа ждала, затаив дыхание. Погас… Как это раньше все обходились, без мобильников? Нужно было бы звонить по городскому, трубку которого всегда берёт ненавистная Алевтина, от голоса которой у Наташи начинает бешено колотиться сердце и подскакивает давление. Было бы просто никак и не выйти на связь… Оборваны отношения с его «мамулей», и слава богу: остались в прошлом эти вымученные пожелания «счастья-здоровья», напитанные унизительной ложью и мелкими ядовитыми уколами. Странно, что ему вообще удалось договориться с Алевтиной об отъезде в новогоднюю ночь, даже не верится. Неужто она ему разрешила…
Мобильник не подавал признаков жизни. Куда канули её слова, в какую неведомую бездну?
- Что ж ты молчишь, зловредный девайс? – в нетерпении прошептала Наташа.
Да уж, так его сразу и отпустили… обещанный «час с родителями» истёк. Может, это она, Наташа, напрасно подумала именно о часе… надо проверить. Она нашла Дюшину сообщалку: «Встречу с родителями и приеду». Алевтина потребовала большего? Может, там скандал разыгрался из-за Дюшиных попыток угодить «и нашим, и вашим»? Нет, звонить нельзя – ещё попадёшь в самый разгар. Наташа с досадой бросила мобильник на диван и в волнении заходила по комнате, сжимая пальцы рук. Дирижируемый ею оркестр держит паузу, и она затягивается, становится опасной.
В глубине квартиры скрипнула Женина дверь, Августа что-то спрашивала у внука. Наталья тревожно прислушалась: дверь захлопнулась тяжёлым ударом, грузный шаг Августы Васильевны приблизился к Наташиной комнате. Так, начинается штурм… Солидная створка старинной двери показалась жалкой, ненадёжной защитой, когда по ней заколотили Августины кулаки.
- Что происходит?! – выкрикивала Августа Васильевна из-за двери. – Где Андрей? Могу я, в конце концов, позвонить ему?!
Наташа подскочила и отперла задвижку. Разгневанная Августа Васильевна полыхала нешуточной яростью.
- Мама, лучше не надо, – торопливо заговорила Наташа, морщась, – не надо ему звонить! Не вмешивайся, ради бога, я не знаю, что у них там… и что он сам…
- Час ночи, а его ещё нет! Сколько я должна его ждать?! – возвысила голос Августа Васильевна. – Я могу хотя бы знать? или мне и этого не позволено?!
- Что ж, можешь звонить, – вспыхнула и Наташа, – но меня в это не впутывай!
- Я честно ждала, когда все соберутся!! – набирала обороты Августа. – То телевизор не могу посмотреть!!! То теперь сиди жди, когда его величество пожалует!!! К чёрту! Убирайте всё со стола, я буду спать ложиться!
- Андрей предупредил, что встретит новый год с родителями и поедет сюда, – дрожа от подступающего негодования, напомнила Наташа. – Сама подумай, как он может в пять минут… личного вертолёта у него нет!
- Меня не касается! – отмела Августа Васильевна. – Он обещал!..
- Ну хочешь, мы мясо оставим на завтра… все сыты. А сейчас можем торт взрезать и пить чай… – из последних сил пыталась Наталья уладить дело.
Но Августа Васильевна закусила удила. Она не желала входить ни в чьё положение, и идти на какие бы то ни было компромиссы. Она «жаждала крови»! Двадцать минут сидения в одиночестве за полуразорённым праздничным столом превратились в её глазах в то, чего она втайне опасалась больше всего – остаться одной, на старости лет. За что?! Она всегда, всю жизнь, честно исполняла свой долг на работе, в семье! Она никогда не оставила бы свою мать вот так, среди объедков, с «милостивым» разрешением доедать! Она никому не интересна, на неё наплевали, у них у всех есть по компьютеру и мобильнику, которые им дороже неё! Её списали со счетов, отставили от жизни, оставили с собачьей миской – на, жри! Жгучая обида, сознание подлого оскорбления нарастало стремительно и превращалось в неукротимую ярость, возмущение, бунт. Негодяи, предатели – все, все!
- Не надо мне ничего! – изрыгнула она в сторону дочери такой напор, что та невольно отшатнулась. – Меня ваши проблемы не касаются! Мне спать надо!! Пошли вон!
Массивная дверь ударила как пушка перед самым Наташиным лицом. Тут же раздался ещё один выстрел «канонады» – дверь Августы. Потом её сокрушительный топот, звяканье посуды на кухне, и новые «выстрелы». Сносит блюда со стола… это уже было, три года назад, не новость…
Вот и всё. Напрасно ты старалась, Туся. Скандал по полной программе. Как там говорится… шила в мешке не утаишь… нет, не то… плетью обуха не перешибёшь… сколько волка ни корми… Наташа растерянно перебирала в уме обрывки, желая найти, словно точку опоры, всему этому название. Или объяснение. Что ж это, откуда, за что?.. Не-на-ви-жу, всколыхнулось в душе.
Она открыла дверь и вышла в коридор. С другой стороны молча появился Женя. Августа Васильевна сновала из своей комнаты в кухню с небывалой резвостью, сопровождая каждый «рейс» двумя ударами дверей, шваркнула на кухонный прилавок салатник и снова скрылась у себя. Наталья подвинулась вперёд, получилось – перекрыла маршрут Августы. Та не замедлила опять явиться в коридоре, неся в руках бокалы. Препятствие в виде дочери заставило её приподнять упрямо склонённую голову, Наталья глянула прямо в материны глаза и в изумлении отшатнулась. Та ли это Августа, что сидит бочком у телевизора, подслеповато щурясь в экран, или шаркает вперевалку на неверных слабых ногах по длинному коридору квартиры, ссутулив плечи, согнув когда-то твёрдый стан и не поднимая глаз? Сейчас Августа словно скинула лет двадцать: широко открытые ярко-зелёные глаза светились яростью, движения исполнены силы и точности, даже морщины разгладились, даже брови словно молодо почернели. Но пасаран, враг не пройдёт, живой я не дамся! – Зоя Космодемьянская, с гордым презрением взирающая на своих мучителей. Она убеждена, что борется за правое, святое дело, и с отчаянием обречённых готова крушить всё вокруг…
Женя вопросительно глядел на мать: «Чё это?..» Августа швырнула зазвеневшие бокалы в мойку и развернулась обратно. Наталья отправилась следом за матерью в комнату, Женя с ней.
- Что ты делаешь? – явственно слыша собственный зубовный скрежет, угрожающе проговорила Наталья, с трудом разнимая челюсти. – Да как ты смеешь? Тебе не стыдно?
- А-а, явились!
Августа Васильевна именно этого и добивалась: сцепиться с врагом, высказать всё в лицо! Она немедленно бросила посуду и уселась на диван. Для удобства обвинений.
- Стыдно? Нет! Мне – не стыдно! Мне ни за что не стыдно! Стыдно должно быть тебе! Ты скорпион! Ты меня жалишь, своим жалом! Ты – настоящий диктатор! – Она ткнула в дочь пальцем. – Ты сумасшедшая, вместе со своим мужем!
- А ты не сумасшедшая? – тихо, сквозь сдерживаемую ярость, вопросила дочь. – И всегда права?
- Нет, я – нормальная! И всегда, и во всём права! – с вызовом настаивала Августа. – Ты диктатор! ты меня… угнетаешь! Всегда заставляешь меня делать то, что мне не хочется! Я… я телевизор смотреть хочу! Я хочу быть самостоятельной и независимой, и делать то, что я хочу!!! Я всегда была независимой! и самостоятельной!
Августа Васильевна неуклюже развалилась на диване всем грузным телом, красная, потная, встрёпанная и била по диванным подушкам на каждое свое «независимая» и «самостоятельная». Как пьяный купец в бане, – почему-то вспомнился Наталье Куприн. Напилась она, что ли? Неужели с шампанского? или что-то «добавила» в эти двадцать-тридцать минут, когда мы разошлись по комнатам?
- Я работала с семнадцати лет! А ты всегда у меня на шее сидела! Ты и твои мужья! – продолжала Августа свои обвинения.
- Вот как? Интересно, – холодно сказала Наталья, усмиряя клокочущую внутри ярость. – Ты, кажется, забыла, что и я работала с семнадцати лет… лаборанткой, когда баллов в институт не добрала! на какой такой твоей шее?..
- Работала! что там твоя «работа»! – перекосилась в презрении Августа Васильевна. – Гроши! Всегда очень себя жалела!
- Бред, – фыркнул Женя.
- Явный, –коротко подтвердила Наталья. – Пусть поговорит.
- Вот! Во-о-от! – Августа Васильевна с готовностью ткнула пальцем в них обоих. – Вот я и вижу! Ты меня ненавидишь, и сына своего воспитала в ненависти ко мне! Ты меня хочешь сжить со света! Вы с ним в заговоре против меня!
- В заговоре? С какой, позволь тебя спросить, целью? – бросила Наталья пробный камень со слабой надеждой вернуть разговор в разумное русло.
- Потому что ты меня ненавидишь! Я тебе мешаю! Я вам всем мешаю! – надрывалась Августа Васильевна. – Я воспитала и вырастила Женю, а ты всегда восстанавливала его против меня! Ты всегда была на его стороне!
- Неправда, – сумрачно процедила Наталья, – я только не вмешивалась. Не смела! А ты не помнишь, как десятилетний Женя опрокинул на скатерть сметану, и ты орала на него: «Бестолочь безрукая, жаба, жжжаба!»? Я слышала из-за стены и мучилась, но молчала и думала – отольётся тебе!.. Ты сама делала и делаешь всё, чтобы разжечь ненависть…
- Ты плохая мать! – не слушала Августа Васильевна. – Тебе никогда не было дела до сына! Я, я забирала Женю из садика, а ты – никогда!
- Тебе по дороге было! – закричала, не выдержав, и Наталья. – Может, тебе надо было платить за заботы о Жене?!
- Да, надо было! почему нет? Вот на Западе!.. мне говорила Ираида!.. Там бабушкам платят родители!
- А меня, – Наталья, яростно выкатив глаза, сунулась близко к материному лицу, – меня бабушка Аня за деньги растила?! Ты ей платила?!
- Вы все висели на моей шее! И ты, и твои мужья, и твой ребёнок! – твердила Августа, игнорируя невыгодные ей сравнения.
- А покойная тётя Зина говорила, – Наталья отстранилась, скрещивая руки на груди («бесполезно, бесполезно!») и усмехаясь в усилии сдержать внутреннюю дрожь, – что ты «подбросила» меня бабушке Ане! Опомнись, мать! Это ты – всех ненавидишь!
Зазвонил Натальин мобильник. Она схватила его: Дюша! Ну, нет, не сейчас… Она сбросила звонок.
- Нет, это ты, ты всех ненавидишь! И меня, и своих мужей, и дядю Мишу!! – упрямо задыхалась Августа Васильевна. – Человека двадцать лет в живых нет, а ты всё про него гадости рассказываешь… своему сыну, мужьям! Что он тебе сделал?!
- Ничего, – развела руками Наталья. – Но и любить мне его не за что! И тебя разве можно любить – за всё, что ты творишь?!
- Ну, поехали… – пренебрежительно махнул рукой Женя. – Мать, ты чего? Всё это сто раз было… не видишь разве?..
- Ты чудовище! – захлёбывалась Августа Васильевна. – Ты ненавидишь меня! Я по-о-омню, помню! как ты сказала, когда Женя был маленький… «Останешься одна»! Я помню! Я зна-а-аю! Ты хочешь сдать меня в богадельню! Примериваешься! Сумасшедшую из меня делаешь!
- И делать не надо, – саркастически отвечала Наталья, – ты сама всё делаешь, своими руками, языком – и ненависть, и сумасшествие! Это ты – плохая мать. Мне бабушка Аня была – и мать, и отец, и вся моя опора…
- Нет, я хорошая мать! – завопила с новой силой Августа Васильевна. – Я по ночам приезжала от Михаила и караулила тебя на улице, у парадной, пока ты торчала, по полночи, у своей Зойки!.. и не знаю, где ещё шлялась, как девка, и с кем!..
- Ты не мать, ты – злая мачеха! – не слушала Наталья. – Нашла себе объект для войны, меня! И моменты выбираешь… мой муж…
- Твой муж! – подхватила Августа Васильевна – Мне плевать на твоего мужа! Тьфу! – Она смачно сплюнула на пол. – И на тебя! На всех вас! Сволочь ты! Пшла вон отсюда! Вон!!! – завизжала Августа, теряя окончательно человеческий облик и бешено стуча кулаком по тумбочке.
Воцарилось молчание. Августа Васильевна сидела на диване, непримиримо глядя в пол, тяжело дыша и тихо подвывая. Наталья стояла у стенки напротив, сложив руки на груди и зло сузив глаза. Женя поглядывал на них из глубины мягкого кресла в углу, иронически кривя губы, но в глазах, вопреки ухмылке рта, металась растерянность.
Посередине комнаты большой круглый стол, за которым полагается сидеть в согласии дружному семейству, возносил вверх безобразные руины праздничного пиршества. Обрушенная наполовину салатная горка жалко пустила из-под себя мутный сок. Колбасная фестончатая лента из бордовых овальчиков зияла щербинами утрат. Четыре уцелевших бутерброда пугливо сбились в кучку на нижнем ярусе трёхэтажной вазы, тараща оранжевые глазки на потерявшиеся среди белой фарфоровой глади икринки от выбывших собратьев. Опрокинутый стакан припал тонким краем к вишнёвой лужице, словно надеясь заманить её обратно в своё чрево. Две перепачканные тарелки громоздились друг на друге, пытаясь умять между собой железо ножей и воинственно щетинясь острыми зубцами вилок, наваленных поверху. Осквернённые жирными пятнами смятые салфетки, огрызки хлебных корок, ненужная больше скрученная проволочная клетка шампанской головки, растрёпанный пучок укропа, выпавший из надлежащего блюда и превращённый тем самым из украшения в отброс, – довершали картину печального разорения и беспорядка, подобного следам ратного побоища.
Праздник сократился, ужался до малого островка в углу с ёлкой. Она тихо поблёскивала струями мишурного «дождика» и пугливо прятала под тёмными лапами нижних ветвей два подарочных свёртка. Румяный дед Мороз бодрился глянцевым картонным лицом, глуповато глядя с деланным простодушием нарисованными синими глазами и тщетно делая вид, будто «ничего такого» не произошло.
- Ты потом станешь жалеть обо всём, что говорила, – с трудом разлепляя губы, тихо, но внушительно произнесла Наталья, – но сказанное сказано… Напрасно ты так – со мной…
- Грозишь мне! – вскинулась Августа Васильевна. – Сво-о-о-олочь ты… Пшла вон!
Наталья развернулась и вышла. Женя последовал за ней. Разошлись снова по своим комнатам.
(Продолжение: http://www.proza.ru/2013/12/26/116)