Начало: http://proza.ru/2013/12/17/248
http://proza.ru/2013/12/18/145
http://proza.ru/2013/12/19/318
http://proza.ru/2013/12/20/296
http://proza.ru/2013/12/21/262
http://proza.ru/2013/12/21/270
http://proza.ru/2013/12/21/278
http://www.proza.ru/2013/12/22/412
http://www.proza.ru/2013/12/23/146
http://proza.ru/2013/12/23/159
http://proza.ru/2013/12/24/207
http://www.proza.ru/2013/12/24/219
http://proza.ru/2013/12/15/1275
http://www.proza.ru/2013/12/25/348
http://www.proza.ru/2013/12/25/359
http://www.proza.ru/2013/12/26/97
http://proza.ru/2013/12/26/116
23
Андрей с независимым видом покрутился между тихо гудевших неоном витрин тесной лавчонки под боком у стеклянного навеса остановки, без интереса поглядывая на задубелые даже на вид пирожки и пиццы, и вышел наружу. Ещё за жулика примут. Нетрезвая кудлатая тётка в глубоком своём торговом «окопе» за витриной уж стала бросать беспокойные взгляды, невнятно помычав на его «с наступившим». Погрелся, и ладно. От метро уже недалеко будет… почти. Однако он устал, и порядком задержался – никак не успевает уложиться в обещанные Тусе полтора часа. Надо было всё-таки не геройствовать, а здесь, в центре, подсесть на что-нибудь, но, пройдя такой путь по безлюдью спальных районов, было уже досадно сдаваться, и он продолжал упрямо идти пешком.
На подходе к бесполезно светящейся изнутри стекляшке закрытого метро, он заметил наверху лестницы, под козырьком станции, тёмную фигурку. Кто-то ждёт открытия, бедолага… Приблизившись, он стал различать краски: ярко-красный толстый «хомут» над канареечно-жёлтой курткой и свисающий из-под него длинный полосатый хвостик с бахромкой… такой знакомый… Туся?! Сердце радостно встрепенулось, он рванулся вперёд бегом. «Хомут с хвостиком» тоже его заметил, подошёл нерешительно к краю лестницы, и вдруг отчаянно замахал красными перчатками, словно робинзон на своём пустынном острове. Туся, она!!! Подхватив с гранита сумку, бросилась вниз, часто-часто перебирая мелкие ступеньки коротенькими уггами и смешно, по девчоночьи, отставив для равновесия руки. Свалится, неуклюжка! – испугался Андрей, и снизу широко распахнул объятия, бросив свою сумку в снег. Туся упала ему на грудь точно и с разбегу плотно. Они молча стояли, тесно обнявшись, и не спешили разнимать объятия, утверждая долгожданный миг единения. Вместе, вместе, это самое важное, всё остальное потом…
Когда потрясение встречи стало отступать, в нём зашевелились беспокойство и заметались в голове недоумённые вопросы:
- Тусенька, что ты? случилось что?.. не дождалась?..
- Да нет!.. решила перехватить… ты же жалел, что не гуляем… – бормотала Наташа из «хомута», шмыгая носом и заглядывая снизу ему в лицо.
- А позвонить?.. могли ведь разминуться!
- А вот и нет! – Она оторвалась от него и с весёлым задором объявила: – Я хитренькая! Всё продумала: отсюда тебе один путь! Сюрприз хотела устроить… не надо было?
- Надо, – сказал он наставительно, и взял в ладони её лицо. – Ну, давай целоваться…
Целовались долго и подробно, с обоюдным наслаждением ощущая прохладные от морозца снаружи и горячие внутри губы.
- Замерзла, глупышка? Давно ждёшь? – спросил он, наконец.
- Не-а… – беспечно махнула она рукой, – пустяки! Ну, пошли? Прогуляемся?
- У-у-у… – опешил он. – Да я уж нагулялся… на всю катушку! Думал, мы сразу домой. У меня тут подарки, открытки… стишки вот вам всем даже написал.
- Стихи-и? Интересненько будет почитать! – Она ещё раз коротко припала к нему с поцелуем. – Андрюша, ты знаешь, но сейчас некому их читать-то… Августа набушевалась и легла спать, а за Женей ребята зашли… Он хотел тебя дожидаться, но я его выставила. Отпустила. Прости уж нас, что всё так получилось…
- Вот как… – расстроился Андрей. – Значит, мы вдвоём? Одни?
- Абсолютно… может, так даже и лучше, а? Ты ж предлагал – вдвоём. Ну, всё ровно так и вышло… – Она виновато погладила его по плечу, робко заглядывая в лицо.
- И куда ж ты хочешь… прогуляться?
- Ты замёрз, конечно… Подумала – давай пойдём на автовокзал? Там можно в зале ожидания… а?
- Ну, пойдём, – растерянно согласился Андрей, поднимая со снега сумку.
Снег всё валил, тихий, долгий, словно кому-то там, наверху, казалось мало просто окутать всю землю, крыши, скамейки белым толстым покровом, хотелось ещё и нахлобучить пушистую папаху на каждый столбик, щедро украсить каждую ветку оголённых зимних деревьев роскошной меховой оторочкой, и этот кто-то старался от души, не уставая трясти с неба распоротую подушку, полную обманчивых морозных богатств.
- Смотри, сколько снега, – сказала она, – даже жаль, что всему этому суждено в конце концов растаять бесследно. Так и тянет на что-то полезное употребить… А давай накатаем снежных комьев, будем их складывать, стеночками… построим снежный домик, кругленький такой, как у эскимосов, иглу… и станем в нём жить-поживать! Будет в нём тесненько, но тепло, мы надышим, лучинку зажжём… Женя станет к нам в гости захаживать, петь под гитару свои джазы-блюзы…
- А давай! Будем, как медвежатки, в своей берложке, – Андрей внимательно посмотрел на Наташу, хотел ещё что-то сказать, осёкся тут же, и она ничего не заметила.
Скромное зданьице автовокзала, больше похожее на временный ларёк, до самых окон, увешанных бахромой длинных сосулек, закуталось в шубу снега, словно замёрзло. Внутри впечатление картонной коробки только усиливалось – фанерно-линолеумный пол выгибался и пружинил, низко нависал потолок, простенькие пластиковые двери между отсеками колыхались от прикосновений. Зато там было тепло, и всё, до последнего угла, в избытке залито беспощадным светом. У входа охранник с газетой в руках скучал, немилосердно раздирая рот зевотой. Два мужичка, в тяжких сапогах и с рыбацкими ящиками, разглядывали расписание на стене, нехотя переругиваясь грубыми бурчащими голосами. Больше никого не было: окошко, над которым горели оранжевые электронные буквы «продажа билетов на текущий рейс», было задёрнуто белёсой шторкой, как и другое, без надписей. Ближайший автобус по графику отходил через два часа.
Андрей с Наташей прошли в маленькую пустую комнатку, носившую слишком громкое название «зал ожидания», где стулья из крашеной металлической сетки стояли в ряд по стенам, в три ряда посередине, и устроились в уголке.
- Ну и сооружение, – заметил Андрей, постучав пальцем по несерьёзной пупырчатой стене. – Напоминает ящик для хомячков… Но это ты удачно сообразила. Знаешь, мне кажется, будто мы на десять лет назад вернулись, когда только познакомились. Помнишь, сколько мы тогда по улицам бесприютно вЫходили…
- Как не помнить, – подхватила Наташа сердито, – твои сразу меня в штыки приняли…
- Да, мама никак не могла смириться с тем, что мы познакомились случайно, без её ведома и надзора…
- Ещё бы, она ж тебе так упорно кандидаток подсовывала. Да и ещё много почему. И Августа волком смотрела – шляешься, мол, с каким-то там, два дня знакомы, ребёнка бросила.
- Угу, ни к тебе, ни ко мне пойти не могли. На всех скамейках в округе пересидели, пирожками давились…
- Ага, денег-то… в карманах свист один.
- Не верил никто, что у нас всё серьёзно. А я сразу понял, что без тебя быть не хочу.
- Сразу?
- Сразу.
- В первый день?
- Н-ну-у, на второй.
- И я – на второй.
Они снова обнялись и помолчали согласно.
- Больше всего на свете люблю обнимать своего Дюшу… – прошептала Наташа.
- А я больше всего люблю целовать твой носишко… даже с закрытыми глазами узнаю этот рожочек, – Андрей легко провел пальцем по Наташиному носу, до самого чуть вздёрнутого кончика, покачивая её в руках, как маленькую. Спросил:
- Туся, а что ж там у вас приключилось сегодня?
Она высвободилась и помрачнела.
- А, даже вспоминать тошно. Августа взбунтовалась и заявила, дословно: «Хочу быть независимой и самостоятельной, и делать то, что я хочу».
- Да кто ж ей не даёт? – удивился Андрей.
- Я, конечно. Я её «угнетаю», а она самодурствовать хочет. Власть показывать. Женя говорит: не обращай внимания… Но у меня, Дюшенька, это плохо получается… к сожалению.
- Власть – тяжёлая ноша, – задумчиво сказал Андрей. – Властитель только кажется «независимым», а на деле власть – это договор с подвластными. Властвуешь – бери на себя ответственность за них, и их заботы… иначе свергнут! Независимость есть одиночество…
- Где уж Августе «брать ответственность»… поздно! Тут одно желание заставить всех плясать под свою дудку. Заслужила, дескать, всей своей «долгой трудовой биографией». Капризничает, сама не может решить, что ей надо. Вот вдруг вообразила, что ей позарез необходимо твоё присутствие, вынь да положь немедленно… и пошло-поехало!
- Ну я никак не мог раньше, ей-богу!
- Да я знаю, знаю… Я вообще удивлена, что тебя отпустили.
- Хм, а меня, знаешь, и не отпустили, собственно говоря…
- Как?! – вытаращилась Наташа. – Ты рассорился с ними?
- Не рассорился… пока! Возможно, всё впереди. Я просто сбежал по-тихому.
Наташа отстранилась и стала разматывать с шеи свой «хомут», сдвинув брови.
- Хм. Не понимаю я, – проговорила она нервно, – Алевтина Савельевна всё ещё не потеряла надежду, что мы расстанемся… Мы десять лет вместе! Это её не убеждает… Да что ей не так, в конце-то концов? Ну, давай попробуем ребёнка завести, что ли. Если получится.
- В угоду моей матери? Тусенька, – он привлёк её к себе, – это не причина. Конечно, если ты сама хочешь… но я боюсь за тебя, за твоё здоровье. Ты ведь у меня хлипенькая… Если с тобой что-то случится… не представляю, как мне тогда жить… Моей матери не нужны внуки, пойми. Ей нужен я, в обличье маленького мальчика.
- А ведь таки да… – Наташа ожесточённо сжала губы. – Подсюсюкнуть про свою мифическую любовь к абстрактным «детям» она любит, но на Женю ей всегда было наплевать. Мне хватило двух визитов к ней с Женей, чтобы это почувствовать совершенно ясно. Какие бы проблемы у нас с Женей ни были – то некому забрать из кружка, то ногу сломал, то пол-лета в городе промаялся – никогда и речи не шло об её участии. Она считала, что с неё достаточно звонить раз в полгода и настырно допрашивать Женю про его отметки в школе. И кажется мне, ей бы жаждалось услышать какую-нибудь гадость… Какая, небось, ей досада, что наш Женя не доставлял ей такого удовольствия! У меня очень хороший сын, вот так! – заключила она свирепо.
- А то! Ещё бы, Туся. Наш Женька парень хоть куда, – Андрей успокаивающе взял Наташу за руку. – Знаешь, мне иногда кажется, что он взрослее меня. Может, потому что ему больше, чем мне, повезло с матерью, то есть с тобой, Туся. У нас как-то так сложилось, что каждый сам решает, как ему жить. Женька был «всехний» – твой, Алексея, Августы, мой, и потому свой собственный в первую очередь. Он свободен! А я у матери поздний, и она хотела бы вечно владеть мною безраздельно… Туся, а знаешь что?
- Что?
- А ведь я себе зверский аппетит нагулял…
- Предусмотрела! – довольно вскинулась Наташа. – Взяла с собой рыбы, всякой «ксы»…
- Какой «ксы»?
- Колбасы, – рассмеялась Наташа. – В магазинах так пишут на ценниках: «к-са докторская», «к-са брауншвейгская»…
- Давай ксу! – воодушевился Андрей, потирая руки.
Наташа раскрыла сумку, зашелестела пакетами, доставая коробочки и салфетки. Оглянувшись, шёпотом сообщила:
- У меня с собой, между прочим, и коньяку фляжка… Не знаю только, можно ли здесь. Наверняка нельзя… если только по случаю Нового года…
Со скрипом отворилась дверь, в зал ожидания шумно протиснулись, топая огромными сапогами, во всей своей рыбацкой амуниции, давешние мужички, препиравшиеся у расписания. Сели в противоположном углу, распространяя крепкий табачный дух. Наташа и Андрей нерешительно переглянулись. Дверь снова распахнулась, впуская новых скитальцев: впереди юркая немолодая женщина в дублёнке с нерастаявшим на воротнике снегом, тащила две объёмистые сумки, следом за ней рослая девица с рюкзаком на спине и закутанным ребёнком за руку. Они шумно завозились в середине зальчика, обустраиваясь и хлопоча.
- Кажется, на автобус начал собираться народ, – негромко сказала Наташа, прикрывая разложенный на стульях «пикник». – Неудобно как-то тут закусывать, у всех на виду… как бомжи. Да ещё и выпивать… при ребёнке… ужас! Я так не могу…
Она поглядела вопросительно на Андрея.
- М-да… как-то не очень… – растерялся тот. Кажется, настал момент, подумал он. – Туся, я хочу тебе кое-что показать…
Он полез в карман куртки, и, заметно волнуясь, вытащил кольцо с двумя блестящими ключиками.
- Что это? – заворожено глядя на эти покачивающиеся на Андреевом пальце два кусочка металла, спросила Наташа с недоумением.
- Туся… ты тут мечтала построить эскимосскую иглу… берложку заиметь…
- И?.. не тяни! Это что, ключи от берлоги? у нас завелась берлога?
- Да!.. почти что так…
Наташа улыбнулась, засунула руки в карманы и, устраиваясь поудобнее, с непроходящим изумлением взирала на Андрея.
- Ну, рассказывай. Кажется, я мало про тебя знаю…
- Туся, ты помнишь старушку из соседнего двора, сразу за углом, отдельный вход с улицы? под навесом…
- Пловчиху бывшую? Помню… что-то давно её не видела.
- Она, Тусенька, умерла.
- Да что ты?! хотя она уж очень старенькая была, еле с палочкой ходила… Мир праху…
- Ещё бы, она ещё в Первую мировую родилась. Да-да, представляешь?
- И что же? Добрая старушка оставила тебе завещание… – предположила Наташа недоверчиво.
- Добрые старушки только в сказках бывают, – усмехнулся Андрей. – С какой стати, у неё внук имеется.
- Внук? А, да, мне что-то такое наши домовые активисты с третьего этажа говорили… Антон, кажется.
- Вот-вот, Антон. Он и наследник.
- И?
- Антон думал в квартирке этой какую-нибудь лавочку открыть, бизнес завести, хотя жена его была против… Первый этаж, бывшая дворницкая, или что-то в этом духе, может, просто кладовка для лопат и метёлок была, а в советское время квартирёшку оборудовали… Жилая комнатка девять метров всего, кухонька крохотная, как в хрущёвке, да ещё и тёмная, без окна… плита двухконфорочная помещается в нише стены… горшок с душем тоже – в толще стены…
- Интересно! Люблю всё маленькое и тесненькое… а ты тут при чём и как?
- А вот как… Бабушка-то мне всё обещала про войну рассказать, звала заходить. Я, как водится, не спешил, всё на потом откладывал, а летом мимо иду – из двери этой парень какой-то выходит, и закрывает на ключ. Спросил… Парень Антоном и оказался. Слово за слово, разговорились с ним, он пожаловался, что идея лавочки с трудом «катит», помещение больно маленькое, да как просчитал все затраты на переоборудование, да на оформление бумажек, так и руки опустились. Раздумывал, сдавать или продать так, как есть, и недорого, потому как жильё крайне дефектное, по ныне принятым стандартам, и ему уже надоела вся эта возня, «чемодан, говорит, без ручки». Он парень такой – человек быстрых решений, спонтанный. Говорит, эксперты оценивают прибыль от арендного бизнеса примерно в пять процентов, а ему хочется быстро и сразу…
- Э, да ты «в теме», как я вижу! Никак от тебя не ожидала… И ты ухватился за этот «чемодан»? – нетерпеливо догадывалась Наташа.
- Ухватился… как-то что-то во мне забрезжило, забродило, стало созревать… Туся, ты ведь знаешь, что мне очень трудно с Августой Васильевной…
- С ней всем трудно…
- Вот… а с матерью бывает тоже не легче, хотя и по-другому… Да ты всё знаешь. И тут мне на ум Пушкин пожаловал, откуда-то из юности приплыло, тогда было «без надобности», а тут как откровение лично для меня.
- Хм, Пушкин! – весело удивилась Наташа. – Скажите, пожалуйста! Пушкин как советник по вопросам недвижимости… риэлтор такой… вот уж впрямь «наше всё»! И что ж он тебе открыл?
- Ты наверняка знаешь. После женитьбы он некоторое время пожил в Москве с тёщей, не помню, сколько, и был с ней «на ножах». Надоело, забрал жену, и стал снимать жильё в Петербурге. С тёщей отношения сразу поправились, – Андрей сделал маленькую многозначительную паузу, – а Пушкин разразился афоризмом: «Под одной крышей должны жить муж, жена и малые дети». Это и есть завет национального гения.
- Да, припоминаю… И ты решил пойти по стопам поэта и снял Антонов «чемодан»? На свою зарплатку? Ключевой вопрос – сколько?
Андрей назвал. Наташа удовлетворилась:
- По-божески… Но что дальше? Насколько это? И Антона ведь твоего не привлекают стабильные пять процентов?
- Туся, я пока – снял. Вот неделю назад. С последующей покупкой.
- Покупкой?! – вскричала Наташа. Андрей приложил палец к губам, и она, оглянувшись, прошептала: – На какие шиши? скока-госсспади-боже-ж-мой?!
Андрей назвал и эту цифру. Наташа выдохнула:
- Этот Антон – просто святой угодник… посланец небес… Надо, конечно, «чемодан» посмотреть, но, каким бы он ни был… И всё равно – «где деньги, Зин?»
- Тусенька, я нашёл приработок, вернее, он сам меня нашёл… Крепкая такая, надёжная халтура. Будет она, похоже, недолгой, но очень толстенькой, и должна обеспечить… Выплатить обещали вперёд, аванс уже взял, и дело вовсю делается… Всё законно, не смотри на меня так подозрительно! Если коротко – обработать и откомментировать солидно мемуары одного почившего туза…
- Хм! Ладно, потом разберёмся, дай продых… Последние сомнения развей: почему я до сих пор ничего не знала?
- Я опасался, что ты не одобришь. Неделю назад приезжал получить от Антона ключи и тебе сказать, да Августа Васильевна меня так турнула за Тряпочку, что пропала всякая охота… Ну, и хотел сначала божеский вид там всему придать, прежде чем тебя привести. Боялся, ты скажешь: на кой нам эта халупа, и у тебя, и у меня вроде есть, где жить.
- Дюшенька-а-а… Как бы и есть, но что мы сейчас с тобой делаем тут, на вокзале, как не бомжуем?! О супруг мой, многомудрый и хитроумный Одиссей, веди меня, свою верную Пенелопу, в своё царство!!!
Наташа коротко припала Андрею на шею, стала лихорадочно засовывать в сумку провизию, потом выхватила обратно любимые Андреем мандарины и торжественно возгласила звенящим ликующим голосом на весь малый зальчик ожидания:
- Друзья мои! Всех поздравляю с Новым годом! В новогоднюю ночь, оказывается, случаются самые настоящие чудеса! Прошу вас – верьте в них, ждите их, а не дождётесь – творите собственными руками!
И пошла раздавать оранжевые шарики.
24
Подушка была горячей, Августа Васильевна перекатила голову на другой её угол, но он просел, безнадёжно умятый. Надо перевернуть… Она приподнялась, не открывая глаз, стала возиться с подушкой, устроилась помягче и попрохладней… но сна как не бывало. Августа Васильевна с трудом разлепила глаза, стала всматриваться во тьму, различила едва светящийся контур окон… Сколько же это времени, раз она уже выспалась? Наверное, пора на работу. Она нашарила, с усилием дотянувшись, кнопку ночника, цапнула наручные часы и стала подносить ближе к лицу, заранее сощурившись, как вдруг заметила призрачное серебристое пятно:
- А это что за чёрт!.. – испугалась она, аж сердце подпрыгнуло. Протянула неверную дрожащую руку, коснулась… будильник! Женька подарил, вспомнила она с облегчением и удовлетворённо. И тут же стали резво набегать детали настоящего, словно толпой ломанулись в приоткрытые двери. Какая работа, не надо на работу – Новый год… хочешь спи, хочешь – нет. Так, Женя подарил будильник. Наташка подарила… что? А, ковшик… ну, это ещё посмотрим, что за ковшик… нынешнее всё барахло. А что ещё подарили? и кто? Тут зиял мучительный провал, ввергавший её в тревогу и жгучее желание немедленно восстановить картину. На работе…Раиса Фёдоровна? Да – дурацкий горшок глиняный и дурацкая свечка… наверное, самой не надо. Ираида?.. не помню, что. Мужья Наташкины? Этот, первый… как его… тьфу, забыла… с прорубью… нет, не вспомнить. Крутится, а не даётся… ладно, потом всплывёт. А нынешний, Андрей?
А-а, припомнила окончательно Августа Васильевна, так она зятя и не дождалась, где он там шлялся… и Наташка закатила ей истерику. Вот бесстыжая! всё только о себе, да своём Дюше, кобыла старая, всё девчонку из себя корчит, всё бегает за ним... нашла принца. Тьфу! Она-то, Августа, тут при чём? На матери отыгрывается, бессовестная… Это ей так просто с рук не сойдёт, ещё попомнит. Не позволю себя мордовать, ни за что ни про что! Буду холодна и неприступна, решила Августа Васильевна, чтоб почувствовали… не меньше двух дней.
Августа Васильевна села, кряхтя, разглядела цифры на подаренном будильнике: пятый час. Мало поспала, сообразила она, надо было больше корвалола принять, тридцать капель не действуют уже. Натянув халат, она выглянула в коридор, присмотрелась: ни у Женьки, ни у Натальи, ни в ванной света под дверью нет. Спят, значит. Хорошо, надо пока проверить обстановку.
Она на ощупь тихо прокралась в кухню, закрыла дверь, потом включила свет. Та-а-ак… прибрать всё без неё и некому. Это Наташка принципиально, норов показывает. До чего ж упёртая, упрямая, вредная – спасу нет. Ничего, уберёт, как миленькая, когда проспится, с этим своим… Колбасы что-то и не осталось почти… сожрали! Рыбы тоже поубавилось… икры вообще нет! Это Женька наверняка доел. Ишь, какие у них нынче запросы пошли, икру подавай. Ладно, ребёнку не жалко, пусть растёт. А мясо, неужели слопали без неё?!
Августа Васильевна трудно наклонилась и, стараясь не скрежетать дверцей, заглянула в духовку. Открывшаяся картина взметнула в ней ликование и острое вожделение. В нос ударил тёплый настоявшийся пряный дух. Весь противень был целёхонек; нетронутый, расстилался благоуханной долиной; малые грибные бугорки вздымались над кружевом зарумяненного жаром сыра; в провалах-омутах таился тёмный густой сок; по диагоналям бежали ароматные зелёные тропки мелко нарубленного укропа… Греть или не греть? – мучительно, но недолго затруднялась Августа Васильевна. Съем как есть, быстро решила она, так, может, ещё и вкуснее будет… да ещё ждать… нет уж! Она разыскала лопатку, тарелку; сопя от усердия и нетерпения, вторглась в мирный пейзаж терзающим орудием, взрезала, торопливо перенесла на блестящее скользкое дно тарелки большой кусок; подумала, присовокупила к добыче ещё один… хватит им всем, объедятся… и ещё немного грибочков, оставшихся без мясной «подкладки» – чтобы выровнять… Быстрыми семенящими шажками она протрусила в свою комнату, наскоро вставила зубы и вонзила их в сочное мягкое мясо, заходясь от наслаждения.
Трофей оказался даже несколько чрезмерным, с четверть его Августа Васильевна одолеть не смогла, накрыла «на потом» перевёрнутой пиалой и понесла в прохладный тамбур междудверья, шаря по стене осторожной рукой. Обмирая от возмущённого скрипа потревоженной входной двери, она сняла с гвоздя фонарик, посветив, ткнула в угол остатки мяса и оглядела полки. Ага, торт на месте, под колпаком! Хорошо бы после мяса попить, и сладкого… Августа Васильевна сняла колпак, жадно вдохнула скопившийся ромовый запах и тонкий аромат ванили, с пристрастным любопытством оглядела кондитерское творение дочери. Богато… и красота какая, ярко так, с выдумкой! Как это у неё воображения хватает – каждый год что-то новенькое изобретает, из самых обыкновенных кусочков… Да, зря она не разрешила Наташке в пятом классе ходить дальше в кружок лепки, послала английский учить… Иностранный язык – это благородно, и к тому же всегда – кусок хлеба, а что лепка? Так, детские мелкие прихоти. Откуда ей было знать, что у Наташки способности есть, и такая тяга к форме, может, скульптором бы стала, а так только Ираиде похвастаться, не в кондитеры же идти…
Как бы это отрезать кусочек… с которого края… чтобы еловую лапу не нарушить… Такая досада, что они ещё и не принимались за торт. Не посмели без неё. А вдруг и не сфотографировали? Что тогда Ираиде показать? Нет, со вздохом сожаления решила Августа Васильевна, резать пока нельзя, придётся взять конфеты. Она вернула колпак на место и пошла за конфетами. Торт, потревоженный и уже приготовившийся сыграть обещанную Наташей роль «героя дня», остался терпеливо ждать грядущего «выхода на сцену».
И хорошо бы, прикидывала Августа Васильевна, завтра сварить супчик щавелевый, в морозилке как раз говяжья косточка лежит, а за щавелем Андрея послать, он с месяц назад где-то покупал очень удачный… Ладно уж, подумала она снисходительно, Наташку всё-таки надо похвалить. Утром сделаю вид, что ничего не было. Прощу…
КОНЕЦ