История одного рода. глава 4/4
4. Дело Василия Кочубея и Искры.
Интриги Меншикова.
Июль месяц. Жаркий, одуряющий, наполнивший ночи липкой духотой, июль. Тяжелый сон Ивана Мазепы был прерван робким покашливанием.
– Чего тебе Афанашка? – спросил он по-московски.
– Батьку, від стольника царя московського Івана Вельяминова-Зернова нарочный.
– Давай, его сюда!
Гетман свесил ноги с кровати, и Афанасий Гер-цик, прежде, чем позвать гонца, помог ему найти теплые вязаные гамаши. Подав его ясновельможно-сти парчовый халат, он, быстро поклонившись, ис-чез за дверями.
– Зови в гостиную! – крикнул ему вслед Иван Степанович, и, почесав затылок, направился в дру-гую комнату. Это было просторное, но с низкими потолками помещение. Как говорят в народе: «Добра хата для тата Игната». Это временное место пребывания Ивана Мазепы в Войсковом обозе под-ле Белой Церкви в Борщаговке.
Минут десять спустя в проеме появился Филипп и, склонив красивую гордую голову, вошел к гетма-ну.
– Ваша ясновельможность, посланник стольника государя нашего Петра – Ивашки Вельминова-Зернова с донесением.
– Давай! – кивнул гетман.
Высокого роста, крепко сбитый детина, с по-клоном передал в руки Филиппа пакет, который тот вручил гетману.
– Где его милость Иван Вельяминов? – поинтере-совался Мазепа у посланника.
– В Киеве на отдыхе, ваша милость! Привез от царя-батюшки после сыску воров и доносчиков Ваську Кочубея и Ивашку Искру. Велел передать, что несколько дней отдохнет и будет здесь. Меня гонцом отослали его милости, чтобы в грамоте по-ведать о воле государя нашего царя Петра Алексее-вича на казнь воров.
Гетман взломал печать и прочитал:
«Ваша ясновельможность, Гетман и Кавалер Царского Пресветлого Величества Войска Запорож-ского обеих сторон Днепра, святого апостола Андрея Первозванного Кавалер и Князь Священной Рим-ской Империи Иван Мазепа сим извещаю, что по указу его величества, государя нашего, царя Петра Алексеевича, сего, 7 дня июля, доставил в город Ки-ев воров Ваську Кочубея и Ивашку Искру, дабы по воле и по приказу царя-батюшки ты мог придать их смерти за измену и доносы по отношению к Вашей милости, и в назидание всему Войску Запорожско-му. Воров разместил в Ново-Печерской крепости. Путь был долог, притомились мы и солдаты, посему после трех дней отдыху, прибуду с ними к тебе, в расположение Войскового обоза под Белую Цер-ковь. Подготовь лобное место и извести старшин Войска Запорожского, дабы прибыли лицезреть на законную кару нашего государя, исполнителем ко-ей, ты являешься, ваша ясновельможность.
– Читай! – протянул генеральному писарю гетман послание царского стольника.
Орлик, взяв бумагу, быстро пробежал ее глаза-ми.
– Слава Богу и царю московскому, Петру Алек-сеевичу, предатели будут покараны!
– Не желал я этой доли своему куму! Не желал!
– Та, коли юбка керує штанами, то так воно і виходить! – только и сказал Филипп.
– Кум, все же! – вздохнул Мазепа. – Кум і Мотрін батько!
– Нічого вже не зробиш, пане ясновельможний гетьмане, наперед: іншим брехунам закриємо пель-ку!
Детина-посланец мялся, не зная, как себя вести, но гетман еще раз вздохнув, спросил у него:
– Сразу отправишься назад с посланием к его милости Ивану Вельяминову, или отдохнешь?
– Сразу и отправлюсь, если на то ваша воля!
– Хорошо! Накормите молодца, пока ты Филипп, справишь обратную грамотку, цареву стольнику. Напиши: отсылаю к нему Бунчужного Максимовича с сотней казаков и драгунского поручика Алымова с сотней драгун, для более надежного сопровождения воров. Жду его милость царского стольника и во-ров-изменников, когда его милость Иван Вельями-нов-Зернов, отдохнут от длительного переходу. Казнь будет в Борщаговке на площади.
Орлик кивнул и, сказав:
– Пішли дядьку, нагодуємо тебе, чим Бог послав! – вышел с ним из комнаты.
Мазепа заходил по светелке, отягощенный ду-мами. Что делать со старой Кочубеихой и детьми? Он дал указание гдячскому полковнику Трощин-скому содержать тех в Батурине в старом доме мужа. Невестку, жену Василия, отпустил к ее роди-телям. Не противился и тому, что сам Василий жил у родителей своей жены. – Чего им жизнь портить! – такими мыслями он руководствовался и поступил по совести.
– Н-да! Кочубеиха, Кочубеиха! Старая ты ведь-ма! – произнес гетман с досадой.
В дверях возник Афанасий.
– Ясновельможний пане гетьмане, до вашої ми-лості людина. Не називається, але каже, що ви його чекаєте.
– Зови! Но сперва помоги одеться!
Минут сорок ушло на одевание гетмана обоих берегов Днепра. Даже щеки чуть припудрил дове-ренный Афанасий. Глянув на себя в зеркало, Иван Степанович молодцевато повел плечами и велел по-звать незнакомца.
Незнакомец оказался хорошо знакомым шлях-тичем Збигневом Добочинским. Лет ему было за пятьдесят с гаком, но точно определить сложно. Ладно скроенная фигура, щеголеватый кафтан под-поясанный зеленым кунтушом, вышитая шелковая сорочка – говорили о многом. А дорогая сабля на боку, и вовсе указывали на особый статус.
Вошедший, поклонился и вымолвил:
– Ваша ясновельможная милость, пан гетман, ее высочество княгиня Дольская шлет вам привет и справляется о здоровье вашей милости!
– Слава, Богу! Спасибо пан хорунжий за участие ее светлости княгини к моей скромной особе. Спа-сибо за добрые слова, рад тебя видеть тоже в здра-вии!
Гетман сделал шаг навстречу и пожал ему руку. Хорунжего Добочинского он знал давно! Смелый, умный и отважный командир служил верой и прав-дой Вишневецким и их матери княгине Дольской. Про него по Речи Посполитой, Украине и за их пре-делами складывали легенды. Он со своей хоругвью нанес несколько сокрушительных ударов по рус-ским войскам под Нарвой, а, ранее, еще в турецко-польской войне, чуть не взял в плен самого Капуд-ан-пашу. Того спасли янычары, до единого погиб-шие от сабель ополчения хорунжего Добочинского и подоспевшая на помощь паше татарская конница. Принимая по настоянию княгини участие в санов-ных приемах, хорунжий засыпался вопросами со стороны придворных дам, которые были в него влюблены не только как в героя, но и красивого мужчину. В ответ пан Збигнев только усмехался и, подкручивая усы, старался говорить лишь о про-блемах двора.
– Как наша голубушка княгиня? Здорова ли ее светлость?
– Кланяется вам, с ней все хорошо. Обеспокоена предательством Василя Кочубея и Иваном Искрой! Столько вместе быть и написать донос царю!
– Да! Неприятное известие, но царь Петр разо-брался во всем и приговорил обоих к казни!
– Любит царь гетмана! – немного двусмысленно заметил пан Збигнев.
– Любит, не любит, а служу я государю верою и правдой!
– То истина! Княгиня знает вашу верность мос-ковитам и уважает! Но ее светлость знает, что и Карл XII тоже ценит гетмана обоих сторон Днепра и готов начать переговоры по созданию Черниговско-го княжества в составе Речи Посполитой, если пан гетман поддержит его.
– Уважаю я твою милость, знаю твою честность и храбрость, а главное верность роду Вишневец-ким, и потому не опасаюсь!
– А если б опасался? – переспросил лукаво ухмы-льнувшись Збигнев. Он разговаривал с гетманом сдержанно и с почтением, но почти, как с ровней себе. Мазепу это не оскорбляло. Хорунжий – тот же полковник, был достоин уважения за боевые подви-ги, поэтому хитро подмигнув он вымолвил с усмеш-кой:
– Если бы опасался – уже в колодках отправил бы в Ново-Печерскую крепость: аккурат там приехал стольник царя Петра Алексеевича – Ивашка Велья-минов-Зернов.
– Это тот, что с сотней солдат под Азовым раз-бил в щепы ворота крепости? – вскинул брови Збигнев.
– Он самый!
– Так, то – мой побратим! – вскрикнул Добочин-ский, потирая руки от неожиданной новости.
– Вот-вот! Он и привез Василя Кочубея и Искру.
– Ты же, ясновельможный гетмане, понимаешь, что шутка-шуткой, а московский царь воли Укра-ине не даст. Сколько люду погибло на его «парадизе» – северной столице. Сколько еще погибнет по его прихоти? Ее светлость обещает: за поддержку шведского короля – полную свободу Левобережной Украине и признание Гетманства, как государ-ственного образования под названием Черниговское княжество, в которое войдет и Правобережная Украина… Все это будет в составе Речи Посполитой на правах автономии, под твоим наследственным управлением.
– Не пойдут селяне под Лещинского! Еще свежа Руина – ты же знаешь. Эта рана так быстро не за-тянется: много было допущено ошибок!
– Ошибки делаются, чтобы их исправлять и набираться опыта! – убежденно вымолвил хорун-жий.
– Послушай, Збышку! – произнес гетман, пытли-во глядя на посланника. – Я не могу рисковать! Не могу бросать опять народ в смертоносную истреб-ляющую войну. Мочи уже нет у селян, вот-вот начнется восстание. Это будет похуже всех Карлов и Петров вместе взятых. Згинет Украина в брато-убийственной войне. Потому скажу тебе, а ты пере-дай ее светлости, моей куме, горячо любимой мною и почитаемой княгине Дольской: я колеблюсь! Так и передай, нечего мне кривить перед ней, моей голу-бушкой и давней благодетельницей: я колеблюсь! Даже известное тебе решение на тайном совете в Жолкве, не может меня принудить к непродуман-ным действиям. Я скоро его приму, но приму после совета с моей доверенной казацкой старшиной, с моими братьями по оружию, и по тому, как будет складываться военная кампания царя Петра!
– Понимаю тебя, ясновельможный!
– Да, какой я для тебя ясновельможный! – махнул рукой Мазепа. – Сколько мы с тобой кулешу съели, сколько вместе крови пролили – я для тебя боевой товарищ. Потому и прошу: передай мои слова так, как может я тебе не сказал. Но ты умный, ты понял все, что я тебе говорил! Скажи ее светлости от всего сердца, без злого умыслу, скажи от всего украин-ского народа, гибнущего в московской неволе! Мы принимаем решение! Совсем скоро, через несколько месяцев я дам ответ от себя лично и от всей Украи-ны!
– Я понимаю, дорогой мой товарищ. Передам, как ты молвишь. Ее светлость поймет – она очень умная леди! – усмехнулся Збигнев.
– Умная, и тебя любит! – хитро подмигнул Ма-зепа и, ударив шляхтича по плечу, поинтересовался: – А как Ягночка? Все такая цветущая?
– Моя ясонька, что ей сделается в любви и ласке! – только и вымолвил Добочинский, потупив глаза. По его виду можно было все понять и вопросы были излишни.
– Да, такую любовь, как у вас я еще не встречал! – вздохнул гетман, вспомнив Мотрю.
– Ее светлость велела еще передать некую но-вость, но она не проверенная! – глянув на гетмана, сказал хорунжий.
– Какую же?
– Станислав Лещинский в приватной беседе с ее светлостью упоминал о тебе, ясновельможный гет-ман, как правителе Черниговского княжества. Ко-гда затронули возраст, возможное наследование, он махнул рукой и сказал ее светлости: – передаю до-словно, как сказала мне княгиня и потребовала за-помнить слово в слово: «…у меня есть возможность получить власть над Украиной, когда это наследо-вание будет узаконено…». Когда, ее светлость сооб-щила, что даже приемных детей гетмана Мазепы, несмотря на неимоверные усилия, не удалось разыскать, король улыбнулся, и хитро глядя на нее, только и сказал: «Не говорите о том, чему нет до-стоверных доказательств – у меня есть другие све-дения». Сколько ни билась ее светлость, чтобы про-яснить фразу короля – безрезультатно. Она бросила все свои чары светской львицы, но король Стани-слав, не сказал ничего более. Лишь, когда уже со-всем стало невмоготу от усилий ее светлости княги-ни, он подмигнул ей и, погрозив пальцем, только и произнес: Я обязан вам всем, моя покровительница, но это не моя тайна!
Мазепа уже читал от княгини, что-то подобное в предыдущем послании и слушал, немного рассе-янно, Хотя, известие его конечно заинтересовало и услышать об этом подробно из уст доверенного ли-ца Дольской – было интересно. Сколько было сдела-но в отношении поисков детей Анны, сколько изъ-езжено дорог, но пока: безрезультатно. О другом гетман не думал, да и о чем думать… Была дочь, был сын – его родные кровинушки, были и умерли. Вот и весь сказ.
– Спасибо Збышко за добрые вести, спасибо за участие! Я так понимаю, никакого послания княги-ня не передавала? – и, на отрицательное покачива-ние головы хорунжего, завершил: – Да, и понятно – нечего такое доверять бумагам! Останешься на казнь?
– В том радости мало, когда казнят боевого то-варища! Я хорошо знаю Василя – мне не с руки наблюдать за его смертью. Хороший казацкий слу-жака, но попал под юбку этой ведьме Любке. Жаль!
– Вот ты, пан Збигнев, прибыл ко мне с тем, в чем обвинял меня Василь! Значит правда его – не моя? – взглянул странным взглядом на полковника Мазепа. – И если действовать по закону – меня нужно казнить?
– Правда в том, что ты заботишься за всю Украину, за долю всего народа, а Кочубея тревожит только зависть, уязвленная гордость, та побрехень-ки ведьмы-жены.
– Поймут ли потомки? – вздохнул гетман.
– Они будут умнее нас: они поймут! Не терзай себя, и не беспокойся. Ты, ясновельможный гетман, надежа своего обездоленного народа – я это пони-маю! Если нужно поступать жестоко – поступай: иначе погибнет украинская земля! – произнес уве-ренно Збигнев Добочинский, хорунжий и герой Речи Посполитой. Чего бы ему опекаться украинцами, с которыми не раз вступал в схватку? Да дело все в том, что войны и противостояния разводят не только друзей, но и родственников, и это трагедия – глубокая сердечная драма. Но для каждого, абсо-лютно для каждого – наступает момент истины, ко-гда беспощадный судья дает ему оценку и этот су-дья – он сам! Поэтому для пана Добочинского все сказанное другом и боевым товарищем, было близ-ко, ибо кто же еще поймет?
Уехал он через несколько часов, отобедав с гет-маном и Филиппом Орликом.
Последующие дни гонцы мчались во все концы Гетманства: полковники извещались о наказании двух воров и требовались к присутствию во время казни.
Июля, 12 числа, стольник царев Иван Вельями-нов-Зернов, усилив конвой присланных казаков во главе с Бунчужным Максимовичем и солдатами ки-евского воеводы – привез Василия Кочубея и Ивана Искру в Борщаговку. Как известно, здесь распола-гался обоз Гетмана Запорожского Войска и его вре-менная резиденция.
Навстречу стольнику выехал сам гетман Иван Степанович Мазепа. Его сопровождала небольшая свита казацкой старшины: генеральный обозный Ломиковский, генеральный писарь Филипп Орлик, генеральный есаул Гамалия, генеральный хорунжий Сулима и несколько полковников, среди которых, заметно выделялись Данила Апостол, Дмитрий Гор-ленко, Николай Зеленский и полковник корсуньский Кандыба.
Дань уважения посланнику цареву и его столь-нику – это то, чем всегда славился гетман Мазепа. Он любил церемонии, встречи, хотя последнее вре-мя годы брали свое. При подъезде стольника, гет-ман на гнедом жеребце выехал вперед, и, привет-ственно подняв руку, склонил голову.
Иван Вельяминов-Зернов был, как и большин-ство стольников царя, прост в общении и уважал гетмана Войска Запорожского. Совсем недавно, на нелестные высказывания Меншикова на пиру у ца-ря в сторону гетмана, он довольно грубо оборвал того, перечисляя, какие великие заслуги казаки ока-зали государю в азовских походах и войне со шве-дами. Такое противостояние всесильному Менши-кову мог позволить себе только он, Иван Вельями-нов. Тогда, на пиру у царя, на грубый ответ Алексея Даниловича, он противопоставил всесильному ми-нистру самого Мазепу – Второго святого апостола Андрея Первозванного кавалера, за что Меншиков с размаху швырнул в него кубком. Недолго думая Иван запустил в него свиным окороком и сбил с го-ловы парик. Затем началась рукопашная – побеж-дать стал Иван Вельяминов: Александр Данилович от выпитого уже слабо держался на ногах. Разборо-нил их Петр. Каждому дав по затрещине, он согла-сился с Иваном и также подчеркнул заслуги Ивана Мазепы перед царством и престолом.
На поклон гетмана, Иван Вельяминов соскочил с вороного коня и направился навстречу. Орлик по-мог спешиться и Мазепе. Дружеские объятия столь-ника, приветственные слова гетмана – все это пото-нуло в приветственных криках казацкой старшины и чествовании царя московского Петра в лице его посланника. Отдельно на телеге в железной клетке чуть поодаль, сидели скованные кандалами по ру-кам и ногам бывший генеральный судья Войска За-порожского Василий Леонтьевич Кочубей и полков-ник Иван Искра. Лица их измождены, но Искра держится гордо.
Телегу плотным кольцом окружали конный от-ряд стрельцов поручика Алымова. Чуть дальше – стояли казаки Максимовича. Сабли у всех наголо. В конце обоза расположилась сотня солдат киевского воеводы Дмитрия Михайловича Голицына, взятая Иваном Вельяминовым на всякий случай, чтобы никто из сторонников Кочубея не вздумал баловать на дороге. Последнее, было лишним. В Борщаговке стояли сотни верные гетману, да и поведение Кочу-бея отвернуло от него некогда боевых товарищей. Сочувствовали Искре. Его вообще считали опутан-ным и обманутым хитрыми Кочубеями, и не первый раз уже к гетману являлась делегация казаков хо-датайствовать перед государем о помиловании Ивана Искры.
Мазепа ничего не мог предпринять, хотя и ему было жаль отважного полковника. Этому было две причины: перечить царю, жестоко карающему из-менников, а он именно так трактовал их доносы, – очень опасно, и второе – гетман не читал указа, и не мог полностью его осмыслить – может, там и были зацепки: может умный Василий Чуйкевич и смог бы найти аргументы в защиту Ивана Искры.
Малый состав эскорта-сопровождения гетмана обоих берегов Днепра состоял из казацкой старши-ны и полковников, представляющих все Войско За-порожское, поэтому стольник Иван Вельяминов-Зернов после первых приветствий и объятий, решил зачитать царев указ и сразу передать воров в руки гетмана.
Стольник был один из самых верных царских слуг и владел грамотой, военными талантами и дру-гими науками: его голос спокойный, уверенный и зычный зазвучал над шеренгами конных казаков и конных стрельцов поручика Алымова.
«В нашем, Великого Государя Указе писано к тебе Гетман и Кавалер Царского Пресветлого Вели-чества Войска запорожского обеих сторон Днепра, святого апостола Андрея Первозванного Кавалера Ивану Мазепе, что явившиеся в ложном к тебе до-ношении генеральный судья Василий Кочубей и бывший полковник полтавский Искра, были взяты под крепкий караул, после чего в Витебске: был проведен розыск воеводою Шапировым (Шафиров Петр Павлович – авт.). Розыск явил, что сии воры учинили против Войска Запорожского гетмана, нашего верного подданного воровство ложными доношениями по злобе или неприятельской факции. Мы веры их ложному доношению не хощем, ведая к нам, Великому Государю всегдашнюю верность гетмана Войска Запорожского. И оные воры, Кочу-бей и Искра, из пытки говорили, что ложное свое доношение чинили не с неприятельской факции, но токмо с своей собственной на гетмана Войска Запо-рожского, верного подданного нашего, злобы и ненависти, не видя и ведая никакой за ним, верным нашим подданным, к нам Великому Государю, не-верности. И потому явившемуся злому их делу оные воры и возмутители народные Кочубей и Искра, которые по собственному своему признанию, те свои ложные клеветы на Войска Запорожского Атамана, Андреевского кавалера и верного поддан-ного нашего, многим в народе… возмущения вну-шали и розсевали, воспримут по делам своим. По нашего Великого Государя указу и по правам до-стойную казнь имут!»
Иван Вельяминов-Зернов закончил читать: на минуту воцарилась гробовая тишина. Слышен был скрип телеги в обозе, как вдруг в воздух полетело несколько шапок, а за ними еще и еще и, словно волна, словно налетевший ураган разнеслось по ше-ренгам казаков:
– Любо! Любо! Смерть зрадникам! Хай живе цар-батько Петро и ясновельможний гетьман Іван Ма-зепа! Любо!
Иван Вельяминов что-то негромко приказал, стоявшему рядом капитану, и тот мгновенно исчез. Спустя небольшое время он с двумя десятками сол-дат подвезли телегу с железной клеткой: в ней сиде-ли Василия Кочубей и Иван Искра – некогда видные деятели Войска Запорожского обоих берегов Дне-пра.
Василий Кочубей осунулся, глаза блестели лихо-радочным блеском. До последней минуты он наде-ялся, что кум и родной дядя мужа его средней до-чери Ганы, не отдаст его под топор палача. Его гла-за встретились с глазами того, которого он обносил. Думал ли он сейчас о том, что доносами готовил своему куму и родичу Мазепе, именно такую же участь, которую судьба приподнесла ему? Вряд ли! Вряд ли думал! Взгляд молил о пощаде, но губы молчали. Гетман не отвел взора. Наверное, была бы его воля, пощадил Василя. Он и щадил того. Первый донос, о котором прознал: Мазепа оставил без вни-мания. На второй – только крякнул, но не поднялась рука на отца Мотри и тестя племянника. Ездил не-сколько раз к киевскому воеводе Дмитрию Михай-ловичу Голицыну и замял дело. Но, когда был со-ставлен целый заговор с привлечением нескольких полковников: Искра – был не единственным. Доно-сили что и полковник Осипов, возможно и Данила Апостол с несколькими есаулами. Нет! Тут уж, или – или! Все это промелькнуло в голове… Вокруг славят царя-батюшку и его, гетмана, а ему не до торже-ства.
До него доносится:
– Ты, ясновельможный гетман, учини еще ро-зыск ворам по их имуществу – не до конца Шафи-ров с этим разобрался.
Слова принадлежали стольнику Ивану Велья-минову.
– Да, ваша милость! Учиним! – кивнул он и шеп-нул что-то Орлику на ухо.
Тот подъехал к клетке и, махнув погонщику во-лов, стронул телегу с места, направив ее на про-сторный двор невдалеке резиденции гетмана.
Казнь состоялась рано утром 14 июля 1708 года на небольшой площади местечка Борщаговка. Два дня 12 и 13-го возводился эшафот.
Палач – эта должность присутствовала при ге-неральном судье, в десятый раз проверил остроту топора.
К восьми часам народа на площади бессчетное множество. Селяне, горожане из Белой Церкви и прочий простой люд – толпились, пытаясь разгля-деть, что происходит возле эшафота.
Лобное место окружено пятью сотнями казаков из Белоцерковского, Корсуньского и Миргородского полков. Тут же несут бдительную службу конных стрельцов поручика Алымова. Под Борщаговку в полном составе прибыли Прилуцкий, Винницкий и Стародубский полки со своими полковниками.
Вся казацкая старшина, в том числе те, кому казнь Кочубея и Искры была не по душе, оставив дела, прибыли к Войска Запорожского обеих сторон Днепра гетману и славного чина святого апостола Андрея кавалеру Ивану Мазепе.
Сам гетман, в ответ на очередную делегацию казаков помиловать Ивана Искру, накануне при-гласил тех в просторную залу, в которой он, Филипп Орлик, обозный Ломиковский и генеральный есаул Гамалия вели разговор со стольником царя Петра – Иваном Вельяминовым. О чем они беседовали? Да о войне, о фураже, о укреплениях на Днепровских порогах и о том: что делать, если шведы повернут на Украину.
Глава казацкой делегации Максим Нечай изло-жил вторично просьбу перед государевым воево-дой, о помиловании полковника Искры.
Иван Вельяминов – умный и не жестокий чело-век терпеливо выслушал их.
– Дело не в смерти, а в казни! – произнес он су-рово. – Вот вы просите за своего полковника, а он, не дрогнув, написал донос на вашего гетмана. Идет война. Швед рвется к Москве, царю нужны надеж-ные слуги и подданные, способные исполнять его волю во благо Московского царства. Поверь он до-носным листам: сейчас бы гетман был в пыточной, а враг бы глумился, что дескать у них там все не еди-но, все врознь и войска их и действия не имеют со-гласования. Нет! Воры не только донос чинили, они тем самым пытались посеять разлад в Войске Запо-рожском, оставить его без гетмана накануне реша-ющих баталий и тем подорвать могущество наших земель и власть великого государя – царя Петра Алексеевича.
Нет, не разрешу я подавать челобитную царю, а казнь свершится, как ей и надобно быть в нази-дание другим ворам!
Потупились казаки, так ни с чем и отправились назад.
Сам гетман Мазепа в сопровождении Ивана Вельяминова-Зернова, Филиппа Орлика, генераль-ных есаулов Гамалии и Максимовича, генерального бунчужного Мировича, генерального обозного Ло-миковского, полковников полков Миргородского – Даниилы Апостола, Прилуцкого – Горленко, Киев-ского – Мокиевского, Лубенского – Зеленского, кам-панейского – Андрияша и прочих командиров сер-дюцких полков, выехал и встал невдалеке от эшафота.
На возвышении, невдалеке от внушительной дубовой колоды с углублением для стока крови, сто-ял здоровенный детина. На колоде – огромный то-пор. Рядом, чуть вдалеке стоят три подручных па-лача и один довольно хлипкий казак. Ему готовить осужденных к казни. Вскоре на эшафот поднимает-ся и священник из Киево-Печерской лавры – отец Никодим.
Народ толпится, народ шумит, народ нетерпе-ливо ждет. Увидев царского стольника и гетмана с казацкой старшиной, один из есаулов подает знак – его повторяют по цепи и вот… и вот вдали раздался скрип колес.
Тяжело идут два коня-тяжеловеса, они везут в большой повозке осужденных: шестидесятивосьми-летнего старика – бывшего генерального судью Ва-силия Кочубея, и полковника Полтавского полка – Ивана Искру. Но странное дело, когда они появи-лись: шум и гам замерли – повисла гробовая тиши-на. Нет злословия в народе, нет насмешек и издева-тельских выкриков, как несколько дней назад. Преданные гетману казаки, селяне из близь лежа-щих сел – не проявляли ненависти к несчастным а, молча, провожали глазами к лобному месту.
Бывший полковник смотрит обреченно и суро-во: он знает – смерть уже распахнула над ним кры-лья. Сожалеет ли об участии в доносе? Понимает ли, что сам выбрал столь трагичный путь? И, что, в конце концов, он думает о своем «благодетеле» Ва-силии Кочубее?.. То – никому неведомо, а для него уже не имеет значения.
Трагично выглядит сам виновник своего го-рестного конца. Мысли Василия Кочубея мы читали в послании к гетману Мазепе – вряд ли, что-либо изменилось.
Телега подъехала к эшафоту. Несколько кара-ульных, сняв с узников оковы, помогли им взо-браться на помост. Ноги Василия Кочубея подгиба-ются: внесли на руках. Иван Искра, ступая твердо и поглядывая на окружающую толпу, сам взошел по лестнице.
На эшафот поднимается и Филипп Орлик. Спу-стя несколько минут он поднимает руку, подавая знак присутствующим успокоиться и выслушать царский указ. Это было лишним, потому что и так молчание господствовало над площадью. Спустя не-сколько минут он зачитал, привезенный государе-вым стольником указ.
– Во исполнении царева указа, воров Василия Кочубея и Ивана Искру: Войска Запорожского обо-их берегов Днепра, святого апостола Андрея Перво-званного кавалер, Князь Священной Римской импе-рии, верноподданный Великого Государя россий-ского Петра и в назидание врагам, гетман Иван Ма-зепа – приговаривает к смертной казни, через отсе-чение головы.
Раздался гулкий удар в барабан, затем еще и еще. Огромные казацкие барабаны били, словно взрывы пушек, возвещая всему люду: казнь нача-лась!
Отец Никодим подошел к Ивану Искре:
– Покайся сынку перед смертью в грехах перед Господом и православным людом!
– Каюсь отче! – спокойно ответил полковник. – Неправое дело я затеял, за что и принимаю смерть! Каюсь! Грешен я, отче! Спаси Господи мою душу грешную!
Двое подручных палача взяли его под руки и подвели к плахе: третий – хлипкий, помог тому пра-вильно положить голову на колоду и поправил осе-ледец.
Барабаны забили быстрее. Полковник зажму-рился, в умелых руках палача сверкнул тяжелый топор и… и резкий удар с характерным сопровож-дением хряска позвонков – голова бывшего полтав-ского полковника с глухим стуком упала на помост.
Василий Кочубей чуть не потерял сознание. Двое подручных палача подхватили его подруки, иначе бы упал.
Хлипкий казак взял за оселедец отрубленную голову и, приподняв над помостом, показал всему столпившемуся люду. Жиденькие крики, возгласы – отнюдь не указывали на положительные эмоции. Ивана Искру любили казаки и уважали, поэтому другой реакции ожидать было нельзя.
Иван Вельяминов нахмурился и посмотрел на Мазепу, но на лице гетмана не дрогнул ни один му-скул.
Василия Кочубея подвели к плахе и на слова отца Никодима он смиренно ответил:
– Зло я затеял противу близкого мне человека. Гордыня меня обуяла и гнев неправедный. Ложные доносы отравили мое сердце – в том каюсь пред Господом и прошу прощения у казацкого това-рыства и кума, и друга мово – Ивана Мазепы. Несу наказание за неправедные деяния свои. Мне легче будет принять смерть, если ты Иван простишь ме-ня!
Слова повисли в тишине, ожидая реакции са-мого гетмана, и он не заставил себя ждать:
– Прощаю тебя, боевой мой друг и товарищ! Прощаю как друга и близкого человека. Иди в мир иной с чистым сердцем и без горечи!
– Дай Бог тебе и нашей Гетманщине счастья и многие лета! – поклонился казацкой старшине и гетману Кочубей. Затем сказав: – Каюсь, Господи, во всех грехах, и прошу прощения в сей смертный час, – положил голову на колоду.
Тела казненных лежали напоказ народу, пока не окончилась обедня. Затем их положили в гробы и отвезли в Киев. Семнадцатого июля они были похо-ронены во дворе Печерского монастыря, близ тра-пезной церкви.
продолжение следует.