Внеконкурс. Аноним. Три дня из жизни

Архив Конкурсов Копирайта К2
Конкурс Копирайта -К2
Рассказ участвует в читательском голосовании, но не участвует в судейском

Третье место в читательском голосовании
 

Имя – Здеся
Название – Три дня из жизни белых воротничков
Объем – 45 тыс.зн.
 
 
***

ХРОНИКА В ДИАЛОГАХ

День первый.
   
   Прикрытый плафоном красный огонёк звонка заплясал джигу.
   Вольдемар поморщился, отправил в "аську" улыбающийся смайлик и перевёл глаза на монитор веб-камеры. За дверью стоял мальчишка — с фирменным рюкзаком за плечами и стандартным жёлтым пакетом в руках. Пакет, рюкзак и форменная куртка подтверждали статус курьера, но мальчишка явно только школу закончил. Впрочем, это дело персонала и охраны: Вольдемар нажал кнопку, дверь открылась, курьер вошёл.
   Курьер работал первый день и слегка ошалел от разнообразия людей и помещений. Сейчас он оказался в зале, разделенном перегородками (навскидку — с метр дерева и полметра матового стекла сверху) на отдельные кабинеты, по проходу между которыми можно было запросто проехаться машиной. Юноша недоумённо огляделся — и обнаружил, что первый справа кабинет открыт и не пустует.
   — Мне нужен, — курьер вчитался в надпись на пакете, — Тама Горан,.. — запнулся на непривычном сочетании. — Витосла-вич.
   — Его нет, — донеслось из кабинета. — Он в нирване.
   Курьер вспыхнул:
   — Я — на работе. Мне нужно — передать документы. И нечего надо мной издеваться!
   И попятился. Медленно поднимавшийся Вольдемар был ненамного старше курьера, но обладал специфической внешностью — правильные черты, удлинённый овал лица, бледная кожа, антрацитово-чёрные волосы, тёмные до черноты глаза — и откровенно ею спекулировал.
   — Молодой человек. Учите сленг компании — очень пригодится. Нирваной здесь называют отделение для работы с закрытыми данными. И достанут оттуда вашего адресата без его желания разве в случае атомной войны. Закончит работу — появится. Вон, надпись видите: "Входящая почта"? В вашем пакете секретных бумаг нет, так что кладите и давайте контрольку — я распишусь.
   — А откуда вы знаете, что — нет?
   — По пакету вижу. И у вас нет распоряжения отдать это адресату лично в руки, правда?
   Курьер покосился, но подпись взял и пакет оставил.
   Вольдемар подождал, пока дверь закроется, разобрал почту и вернулся к "аське".
   Больше его никто не беспокоил, а после двенадцати вообще все ушли обедать.
    Горан вернулся без десяти час. Повесил на стекло от прохода дракона "замучен тяжёлой работой" и заварил себе чаю.
   Когда чай почти закончился, пришёл Константин Юрьевич (в просторечии — Тынек), заместитель Горана и владелец соседнего кабинета. Прошёлся по проходу, вернулся к двери и позвал:
   — Владимир Алексеевич. — Прислушался к тишине. — Владимир Алексе-е-вич!
   Погружённый в интернет-общение Вольдемар вздрогнул и обернулся.
   — Вы сегодня обедали?
   — Нет.
   — А собираетесь? Вы бы всё-таки собрались, а то там есть будет нечего. Девицы ваши за час никуда не разбегутся.
   — О, — спохватился Горан. — Будете мимо проходить — подайте, пожалуйста, что там в почте для меня. Я посмотрю — и тоже перекушу.
   — Бумагу? Или замок на дверях? — Тынек был явно не в духе.
   — А-а. Мне в столовку не надо. Нирвана плановая, по случаю нирваны — тормозок. Так что перекусывать я буду толстую вкусную домашнюю котлету. — И Горан быстро показал напарнику кончик языка.
   — Детский сад. — Тынек подождал, пока дверь за Вольдемаром закроется. — Ты, сад, вот что скажи: тебе, правда, предлагали начальника управления?
   — Растрепали уже? Правда.
   — И ты отказался.
   — Естественно.
   — На кой ляд?
   Горан уставился в стену:
   — Я занимаю твоё место?
   — Дурак ты, половой набитый. Если ты уйдёшь, на него поставят не меня. Это все знают.
   — Так в чём дело?
   — Псих. Как тебя на работу взяли? Тут люди лезут из кожи вон, чтобы их хотя бы записали в резерв, а его на должность просят! А он отказывается!
   — Да. Потому что начальник управления — это не специалист. Это — менеджер. Человек, который руководит. Какой из меня руководитель? Начальник — это люди. Лю-ди. Люди — это не моё. Мой, вон — комп под столом. Меня на каждом совещании тошнит: трепятся, трепятся; выходишь, три часа времени — насмерть, голова — туман в кубе, и ничего не решено. Зато поговорили. А бумажки эти, — он потряс листками, — я терпеть ненавижу.
   — Заметно.
   — В смысле?
   — Ну, если ты Волдеморта к ним припахал.
   — А чего? Он не дурак. Его природа как раз ничем не обделила. Даже совесть, видишь — не всю растерял. Но сам делать ни черта не хочет. Ну нельзя же всю жизнь одним причинным местом жить, всё же до поры до времени.
   — Это ты мне говоришь? Ему и скажи.
   — Говорил. Смеётся. Заявил, что нужно жить в удовольствие, пока молодой. А молодость у него заканчивается к двадцати пяти. Так что мы с тобой — глубокие старцы, так и не распробовавшие вкус жизни.
   Самый старший в отделе, Тынек прикрыл голубые глаза и с усмешкой тряхнул густыми, несмотря на прошедший сорок восьмой день рождения, светло-русыми кудрями:
   — Каждым мехам — своё вино. И ты, кстати — не говори никому, почему отказался.
   — Ну?
   — Баранки гну. Все решат, что тебе обещали повыше.
   — Сдуреть.
   — Да куда тебе ещё. Ладно, ешь. У тебя уже в каждом глазу по котлете крутится. Начальником он не хочет быть. Псих.
   Время обеда закончилось, и комната стала наполняться людьми. Каждый входил, принимал вывешенное на стекле изображение к сведению и уходил к себе: к картинкам Горана — кроме замученного дракона ещё наличествовали нирванный, досыпающий, страшно злой и вида "обращаться можно, но под вашу ответственность" — его коллеги быстро привыкли. И одобрили: это было наглядно, понятно и позволяло не нарываться.
   Горан пообедал, посмотрел почту бумажную, электронную, и тут наступило время чая: как-то так сложилось, что к половине третьего все сходились к обеденному столу именно на чай — кофе пили или с утра, или совсем ближе к вечеру. Горан подошёл к чайнику с чашкой и планшетом:
   — Слушайте. Пришёл мне спам от астрологов. Страшно — до жути: "Весь месяц мир будет находиться под мощнейшим воздействием секстиля Плутон-Хирон. Грядут крутые перемены во всем, что касается работы, карьеры и финансов". "Могут привести к невозвратимым потерям и краху любых начинаний". Короче, по существу — обратитесь немедленно к астрологу, а то придут к вам гаплык, кирдык и Плутон с Хароном.
   — Хироном? — уточнил Игнат.
   — Не. Это у них... э-э-э... секстиль — с Хироном. А после первой парочки уже только Харон придёт.
   — Да-а, — глубокомысленно протянул Тынек. — И что теперь с тобой делать? На улицу не выставишь. Придётся всех здесь ждать.
   И тут в дверь постучали.
   Компания замолчала и дружно обернулась на звук. Вольдемар вопросительно глянул по сторонам, не встретил понимания и пошёл жать на кнопку.
   В открывшемся проёме стоял невысокий худощавый молодой человек с пакетом из супермаркета в руке.
   Молча на него смотрели секунду. Потом хохот взлетел к потолку, отразился от стёкол и вырвался в коридор. Дверь закрылась вовремя — аборигены рыдали от смеха, складывались пополам и сползали на пол. Пришелец какое-то время ещё оставался серьёзным, но быстро заразился:
   — Да скажите хоть, чего ржём?
   Горан вытер слёзы, поднялся на ноги и пересказал сообщение, завершив выводом:
   — И вы, выходит — и есть гаплык.
   Гость оценил вывод, придирчиво осмотрел себя и заключил:
   — А вам повезло. Я — не полный гаплык.
   Смеяться уже просто устали. И хозяйственный Лёня, наконец, поинтересовался:
   — Дим, а ты чего заходил?
   — А-а. У нас холодильник накрылся, хотел попроситься к вам. Я же не знал, что у вас конец света по расписанию.
   — Холодильником пользуйтесь, — обмахнулся планшетом Горан. — Но вы же сами сказали, что гаплык — не полный. Так что по расписанию у нас следующий — кирдык.
   — Кирдык — это что? — выросший в Закарпатье Ласло говорил на пяти языках, но с некоторыми нюансами время от времени сталкивался впервые.
   Горан за секунду задумался:
   — Что такое гаплык — знаете? — Ласло кивнул. — Вот. А это тоже самое, но по-русски.
   Когда Димка ушёл, Лёня почти укоризненно заметил:
   — На нас посмотреть — можно подумать, мы тут бочонок коньяка распили.
   — Окна сейчас откроем, — махнул рукой Тынек. — И все дела.
   Горан только успел вернуться на рабочее место, как зажужжал телефон — орущих звонилок Горан не переносил, поэтому дверной звонок подмигивал, а телефоны разговаривали шёпотом.
   — Слушаю.
   Слушал он ровно три секунды. Потом отстранил трубку, задумчиво на неё посмотрел и снова приложил уху:
   — Кирилл Вадимович, у вас телефон неисправен? А зачем тогда голосовой аппарат ломать? Я сейчас подойду.
   Положил и снова поднял трубку:
   — Тынек, я у Дрэнна, у него там якобы не так считает.
   — Что?
   — А лях его знает.
   — Не-а. Лях — не знает.
   — Тьфу. Извини. Я всё время забываю. Я не нарочно.
   — Да мне что. Чем это тебе так ляхи насолили?
   — Не мне. Это у меня предки есть — с правобережной Украины. Польская экспансия и всё такое. Я, честное слово — послежу. Ладно, я пошёл.
   Претензия была неожиданной — по задаче работал Леонид, программы которого не содержали багов в принципе.
   В нужной комнате куча народа собралась возле монитора, рядом с которым человек лет тридцати пяти потрясал распечаткой:
   — Это — ерунда! Полная! Невероятная! — Он заметил Горана. — Я на вас докладную напишу! Халтура!
   Горан кивнул:
   — Пишите. Вы постановку утверждали? Акт приёма-передачи подписывали? Пишите. Мне на ответ положены две недели. Через две недели я вам расскажу, где вы в постановке лоханулись. Потому что работу для вас делал Гончаренко, а он ошибок не делает. Как вы заказали — так оно и работает.
   Человек такого поворота не ожидал и замолк. И это было хорошо.
   — Кирилл Вадимович, давайте подойдём к разработчику, поймём, почему программа выдаёт не то, что вы ожидаете — и разработчик внесёт изменения. Или не внесёт — если вы ошибаетесь; такой возможности вы не допускаете? Но если внесёт — завтра вы напишете дополнение к постановке, или докладную напишу уже я.
   Человек моргнул:
   — Хорошо. Я сейчас подойду.
   И это было прекрасно, но теперь предстояло уговорить Леонида, который терпеть не мог переделывать законченную работу. К тому же если Игнат в свои задачи вникал и мог ещё и постановщику подсказать, то Лёня безупречно кодировал строго то, что от него письменно требовали.
   А здесь сам заказчик в собственной задаче не до конца разобрался, что хуже — просто не бывает.
   В результате Горан полтора часа добросовестно работал посредником между непонятно чего хотящим заказчиком и откровенно вредничающим разработчиком. В конце концов они нарисовали схему, нашли в постановке изначальную логическую ошибку, Лёня чертыхнулся, переписал какие-то куски, и довольный Кирилл Вадимович получил свои цифры.
   — Но с вас завтра — описание, я его вместо вас — писать не буду.
   На этой оптимистичной ноте рабочий день и собирался закончиться, но уже на выходе Горана догнал Тынек:
   — Кирдык являлся.
   — Когда?
   — Пока ты у Дрэнна был.
   — Кто?
   — Энди.
   — Чего хотел?
   — Неизвестно. Забежал, посмотрел, что тебя нет, спросил — где и убежал.
   Энди был тощим, как кузнечик, длинным, как дядя Стёпа; ему было тридцать шесть лет, и он был полон энергии. Поэтому сотрудники регулярно наблюдали директора департамента стратегического развития несущимся по коридорам со скоростью курьерского поезда.
   — Нет, безмолвный кирдык мне не нравится. Ладно, поживём — увидим.
   И тут рабочий день, наконец, завершился.
   

День второй.
   
    Следующее рабочее утро началось тем, что ровно в девять явился курьер и вручил лично Горану запечатанный конверт. Горан ознакомился с содержимым, перевёл на Вольдемара телефон, повесил на стекло дракона "в нирване" и сообщил Тынеку, что вернётся неизвестно когда. Закрыл кабинет и пошёл сдаваться.
   Дело в том, что нирвана называлась так не зря — там не было телефона и обычного интернета, туда нельзя было внести и оттуда вынести никаких средств связи и носителей информации, и невозможно пройти постороннему. Каждый из имевших допуск сидел (лежал, стоял, летал, прыгал — нужное подчеркнуть) в компании мониторов, клавиатуры, мыши и графического планшета в отдельном, полностью закрытом подвальном помещении, и вся необъятная система сбора и анализа данных работала персонально на него.
   Поскольку связаться с таким арестантом из внешнего мира было невозможно, а в мире оставались родители, жёны, дети и прочие родные и близкие, то на каждого, получавшего допуск, заводилось отдельное дело. В него вносились данные фигуранта — биометрия, все телефоны, номера машин, домашний адрес и все значимые связи — то есть лица, на попытку которых связаться фигурант, будь он свободен, непременно бы отреагировал.
   Например, для каждого ребёнка там значились: актуальная фотография, фамилия, имя, отчество, дата рождения, резус-фактор, группа крови, состояние здоровья — ограничения по питанию, физическим нагрузкам и лекарственным препаратам, место и расписание учёбы, фамилии, имена, отчества руководства учебного заведения и преподавателей, расписание внеклассных занятий, звонит ли ребёнок и кому по окончании каждого вида занятий и какие в каких социальных сетях страницы имеет.
   Собравшийся спуститься в нирвану аналитик шёл к закреплённому офицеру безопасности и сдавал все аппараты мобильной связи и личные пропуска Офицер доставал нужное дело, уточнял расписания, клал перед собой аппараты и приступал к дежурству — на всё время отсутствия фигуранта офицер имел письменные — подтверждённые и заверенные полномочия принимать решения.
   Напарника Горана звали Виктором, он был победителем по духу, и ему можно было доверять. Горан, как обычно, сдал средство коммуникации, документы и отправился работать.
   В половине первого телефон на столе офицера зажужжал и засветился: "Школа Директор".
   — Слушаю.
   Хорошо поставленный женский голос сообщил:
   — Вас беспокоит директор школы, в которой учится ваш сын. Он допустил вопиющее нарушение дисциплины. Вы должны немедленно приехать.
   — Объясните, пожалуйста, что случилось.
   — Вы приедете, и мы поговорим.
   — Он жив, цел, здоров?
   — Да, с ним всё в порядке.
   — Но вы понимаете, что я на работе?
   — Очень хорошо. Вы приедете, и мы поговорим. Он будет ждать вас у меня в кабинете.
   Виктор посмотрел на телефон. Открыл дело. Живо представил нарушение дисциплины, с воплем уносящееся от восьмилетнего мальчика. Потом представил себя — сидящим шесть часов голодным в кабине директора школы. Сделал пару ксерокопий. Спрятал дело в сейф, положил в сумку телефон, копии, вынул из бумажника Горана карточку школьного пропуска, доложил по команде и уехал.
   Автоматическая система контроля пропустила его в школьное здание без малейших затруднений, о кабинете директора он спросил у встреченной уборщицы.
   В кабинете сидели: внушительно солидная женщина, всем видом утверждавшая мысль о непогрешимости и абсолютном верховенстве собственной власти, и знакомый по фото, очень похожий на Горана светловолосый мальчик. Мальчик перевёл взгляд на вошедшего, задержал и снова вернулся к созерцанию противоположной стены. И Виктор подумал, что приехал не зря — глаза, лицо, фигура мальчишки выражали только одно: "Оставьте меня в покое."
   Так. Кто там в чём виноват — это пусть отец разбирается, а сейчас пацана надо выручать.
   — Елена Борисовна? Здравствуйте. Вы звонили мне по поводу Станимира.
   — Да, — вскинула голову женщина. — Сегодня в его классе был открытый урок. И ваш сын, — губы мальчика дрогнули в едва заметной улыбке, — вместо того, чтобы работать, читал постороннюю литературу!
   Мальчишка ожил — уже хорошо. А что она так возмущается? "Камасутру" с иллюстрациями он, что ли, читал?
   — Какую именно?
   — А какое это имеет значение?.
   — Они у меня её забрали, — вдруг подал голос обвиняемый.
   — Дайте, пожалуйста, — подошёл Виктор к столу директора.
   Книжка оказалась Pocket-book. Виктор включил и увидел: "Glenarvan, lady Helena, Mary Grant, tous serr;rent la main de Mulrady. Ce d;part, par une nuit noire et pluvieuse, sur une route sem;e de dangers, ; travers les immensit;s inconnues d"un d;sert, e;t impressionn; un c;ur moins ferme que celui du matelot."
   Что-то знакомое. Он вернулся к оглавлению и прочёл: "Les Enfants Du Capitaine Grant". Да. Совершенно возмутительная литература. Вне всякого сомнения.
   Виктор обернулся к мальчику:
   — А остальные в это время чем занимались?
   — Примеры решали.
   — А ты почему не решал?
   — А я уже всё сделал.
   — Покажи.
   Мальчик вытянул из рюкзака тетрадь — на предпоследней заполненной странице значилось: "Домашняя работа."
   — А классная где?
   — Ну, вот, впереди же. Нам Валентина Александровна на доске сразу пишет — что в классе, а что домой. Я всё сделал.
   — То есть ты сделал классную работу, домашнюю и стал читать?
   — Ну да. А что мне было делать? В окно смотреть?
   — Ты должен был сказать Валентине Александровне, она бы дала тебе дополнительное задание, — вмешалась директор.
   В кабинете повисло молчание: женщина смотрела на мужчину и мальчика, которые смотрели на неё с совершенно одинаковым выражением — как будто увидели инопланетянку. Хотя на самом деле Виктору представилась говорящая морская свинка, а изумление Станимира было чистым ощущением, никакому образному воплощению не подлежавшим.
   Первым пришёл в себя Виктор:
   — Да. Большое спасибо. Я понял. Я обязательно всё объясню. Как нужно себя вести. Мы можем идти?
   — Да, пожалуйста. И я очень надеюсь, что подобное больше не повторится.
   — Да, конечно. Извините. Всего хорошего.
   Возле машины Станимир остановился:
   — Удостоверение покажите, — внимательно изучил предъявленные документы, поднял на Виктора взгляд и молча кивнул.
   — Ты, я смотрю, весь в отца — разговорчивый.
   — А что? И так всё понятно. А папа в нирване?
   — Да. Ты только так при посторонних не говори, а то они понятно, что подумают.
   Мальчик сел в кресло, пристегнулся и, когда машина уже тронулась с места, ответил:
   — Непонятно.
   — В смысле?
   — Ну, что посторонние подумают?
   — А-а. Ты что такое "наркотики", знаешь?
   — Знаю. В смысле, они подумают, что под кайфом?
   — А ты грамотный. Именно и подумают.
   Доехали молча. Входить в дом инструкция категорически запрещала, поэтому Виктор открыл дверь и постоял в коридоре, слушая, как мальчик дозванивается до дедушки-бабушки. Подождал, пока ключи повернутся в замках, запирая двери.
   Вернулся на работу, сделал запись в журнале событий и стал ждать.
   Дождался на удивление рано — ещё и пяти не было. Доложил:
   — Я ездил сегодня в школу.
   И заинтересованно пронаблюдал, как короткий внутренний взрыв снёс с напарника оболочку усталой отстранённости.
   — Что случилось?
   — Абсолютно ничего. Станимир на открытом уроке читал "Детей капитана Гранта". Директор считает, что это — преступление.
   Виктор положил на стол диктофон и включил воспроизведение.
   Горан дослушал до конца:
   — Ну, понятно. Открытый урок — не повод менять сценарий. Не уверен, что он даже знает, кто именно на том уроке был. Это всё понятно.
   — Как это — не знает?
   — А так. А их же, наверняка, предупредили. У нас это нормально: он две четверти проучился, не знал, кто вокруг сидит, сколько учеников в классе, на каком этаже класс находится и как в столовую пройти. Ребёнок живёт внутренней жизнью и на окружение ему глубоко чихать. Так и живём. Спасибо, что забрал.
   — А тебя не смущает, что мне его отдали?
   — Ну-у. В школу ты вошёл, родственных отношений не отрицал, ребёнок с тобой ушёл добровольно. Их учительницы не было, а директор меня в глаза не видела — документы завуч какая-то принимала. С их точки зрения — всё путём.
   — А с моей — подсудное дело. У нас тут приличная школа. Очень приличная. Учат, поступают. И детям нравится — у меня дочка в школу, аж бежит. Ты бы подумал.
   — А смысл? Ну, поменяем мы школу. Я же голову ему не поменяю. Ладно, подумаем. Спасибо.
   На рабочем месте было тихо. Горан понаблюдал за плавными линиями танца чаинок в заварнике, выпил чай и потрогал мышку. Движение заставило открыться глаз дремавшего монитора. На мониторе восстал почтовый клиент с траурной линией сообщения от Andy. Письмо требовало подтверждения и сообщало, что сейчас нужно будет забрать распечатку с принтера.
   Хитро.
   Стоявший у окна монстр, совмещавший принтер, копир, сканер и, с момента появления Вольдемара — факс, зашуршал, выплёвывая бумагу.
   Энди ещё что-то такое сказал, что ни на какую голову не налазило.
   Горан сходил забрал тёплый лист и стал читать ещё по дороге назад.
   И обернулся даже сидевший в наушниках Ласло. Лёня с Игнатом вышли почти одновременно, но Тынек выскочил первым. За полтора года совместной работы такое было впервые: Горан стоял посреди разделявшего кабинеты коридора и ругался во всю ивановскую, перемежая русский мат посылами, затейливость которых в полной мере оценил один Тынек, и вставками, которые не смог бы перевести даже Ласло.
   Тынек вывез в проход стул:
   — Сядь. Сядь, говорю, ты, песец белый. Что такое?
   Горан опустился на стул, откинулся на спинку и закрыл глаза:
   — Ну, Энди, паскуда.
   — Дай сюда, — Тынек отнял помятый листок, пробежал глазами — Они что, это утвердили?
   — А я откуда знаю? Энди в коридоре сказал, якобы доложили на самый верх. И там одобрили. Понимаешь? Президент — не против! Ему какая разница, он и так консолидированные данные каждый день получает! А мне что теперь — застрелиться?!
   — Да что случилось? — не выдержал Лёня.
   — Чем мы, — Горан кивнул в сторону Тынека, — последнее время занимаемся, знаете?
   — Консолидацией, — пожал Лёня плечами.
   — Точно. Делать её можно было двумя способами. Тремя, но третий — совсем халтурный. Способ первый — переписать ядро системы. Он — правильный, но от него отказались. Утвердили второй. Разработчики кое-что дописали, мы — написали, теперь для каждого объекта нужно согласовывать стыковочные карты, составлять сценарий перехода — и вперёд. Мы три объекта уже обработали, с кучей проблем. И, по-хорошему, на один нужен — месяц. Если мы ничем, кроме консолидации, заниматься не будем, — Тынек хмыкнул, — а оба будем на рабочем месте есть, спать и пахать по восемнадцать часов без выходных, то можно уложиться в две недели. Объектов осталось — тридцать шесть. То есть, без единого дня отдыха — пятнадцать месяцев. А Энди доложил график, в котором всё нужно сделать за полгода.
   Игнат потрясённо выдохнул:
   — Зачем???
   — Да в том-то и дело, что ему от этого выгоды никакой. Выпендриться захотелось. А этот выпендрёж реализовать — невозможно. Если они, действительно, этот график постановлением провели — или увольняться, или сдохнуть на рабочем месте. Других вариантов нет.
   — Постановление можно отменить, — Ласло предыдущие варианты явно не устраивали.
   — И когда это такое было? И потом, вы много знаете директоров департаментов возраста Энди? Не-е. Не прокатит.
   — А можно узнать. — Вольдемар подошёл так тихо, что его не заметили. — Можно узнать, о постановлении. Был проект, не было, в каком состоянии. И о чём у президента договорились.
   Горан поднялся:
   — Вы можете узнать?
   — Я не могу обещать точно, но могу попробовать. Во всяком случае, сделать кое-что можно. Я сделаю. — Вольдемар откровенно ухмыльнулся. — Не один же Энди здесь такой.
   — Не один, — мрачно подтвердил Тынек. — Я как-то члена группы советников видел — двадцати трёх лет.
   Горан выдохнул. Подумал.
   — Хорошо. Спасибо.
   — Да пока не за что. Я пойду?
   — Конечно. Тем более, что рабочий день почти закончился.
   Вольдемар собрался и убежал. Остальные расходиться не слишком торопились.
   — Не понимаю, — задумчиво посмотрел на дверь Ласло. — Чего Волдеморт у нас сидит? Он же грамотный. C языками.
   — И лапа за ним — как у мамонта, — заметил Игнат.
   — Тем более. Зачем ему наши бумажки перекладывать? Ну, образования нет, так моделью бы работал. Ему бы как раз подошло.
   Горан покачал головой:
   — Ключевое слово — работал. Модели тоже вкалывают, когда сессия идёт. А он трудиться не хочет. В принципе. Хотя — не дурак и человек неплохой. Но, как говорится, хороший человек — не профессия, а профессии у него нет. Хотя нет, уже есть — делопроизводителем работать может. Курсы, кстати, закончил — не помер.
   — А как вы его заставили? — выразил Лёня явно общий интерес.
   — Я не заставлял. Я попросил — заняться нашей перепиской, и предложил — получить для этого квалификацию. А он и не возражал как-то. И в бумагах у него полный порядок, я даже завидую. Я бы уже закопался. Кстати, о бумагах — доложусь-ка я Сергеевичу, должно же непосредственное начальство знать, что у нас творится.
   Тынек поднял брови:
   — Думаешь, оно не в курсе?
   — Да... кто ж его знает. Леонид Владимирович, а вам Дрэнна записку сегодня приносил?
   — Нет.
   — Зараза. Ладно, всё. До завтра. Я сегодня должен домой хоть приблизительно вовремя уехать.
* * *
   Дома было тихо. Тихо-тихо.
   Но жена дома — вещи в шкафу и обувь на полке. И один ребёнок — дома.
   — Станко. А иди ко мне, посидим.
   Стан остановился в дверях и всмотрелся, чуть наклонив голову. Обычный безмолвный диалог. "Ты в каком настроении?" "Нормальном. У меня было много работы, но я тебя услышу." "Я соскучился. Мне грустно. Ты не сердишься?" "Я не сержусь."
   Станко залез на руки, устроился и затих. И скоро совсем расслабился, как пригревшийся кот.
   В комнату вошла женщина, потянулась к выключателю. Горан тихо позвал:
   — Таша. Не включай.
   Провёл рукой по дивану рядом:
   — Садись. Посумерничаем.
   — Мне что, делать нечего?!
   — А ты притворись, что нечего. Садись.
   Таша поколебалась, но села.
   Вечер наполнял комнату темнотой, всё приближая и приближая их друг к другу.
   В прихожей грохнула дверь. Стукнула обувь. Девочка, постарше Стана, ворвалась в команту и стукнула по выключателю кулаком.
   Таша было дёрнулась, но рука, обнимавшая её за плечи, мягко остановила движение.
   Девочка тоже остановилась. Внимательно на всех посмотрела. И выключила свет:
   — Что-то случилось?
   — Нет. Просто сидим. Переодевайся, приходи к нам.
   В детской было уже не так шумно, как в прихожей, но возмущение требовало выхода:
   — Я больше в эту школу не пойду!
   — Которую из?
   — Обычную!
   — Они её дразнят, — шёпотом признался Станко. — Говорят, что цыганка и ведьма.
   Таша снова напряглась. Горан вздохнул:
   — Но мы её любим?
   Стан коротко кивнул.
   — Значит, она — любимая ведьма. И что они в этом понимают?
   Где-то там, глубоко, мальчик на руках и женщина рядом одинаково согревались сейчас.
   — Мара. Ты идёшь?
   Девочка села, прижалась к маме, положила голову на папину руку и тоже затихла.
   Диван стал кораблём и уплыл в куда-то в насыщенную, глубокую тихую ночь. Горан почувствовал, как девочка улыбнулась.
   — Ну, вот. Мара с одноклассниками не мирит, Станко — с директором. Может, вам и правда пару дней погулять?
   — Как — с директором? — возмутилась Таша.
   — А так. Он сегодня из школы с эскортом ехал — его Витя из директорского кабинета вызволял. Нельзя, понимаешь, поделав все уроки, на уроке книжки читать. Надо, оказывается, пойти к учительнице и попросить, чтобы ещё уроков позадавала.
   — Ты что, серьёзно?
   — Ага. Так директор сказала.
   — Нда.
   — Так. Станко, давай телефон, позвоним Валентине Александровне, что ты не придёшь.
   Учительница выслушала Горана, попросила к телефону Стана, снова вернулась к Горану:
   — Жаль, что всё так получилось. Но хорошо, пусть отдохнёт.
   — Папа, — удивился Станко. — А зачем Валентине Александровне со мной разговаривать? Ты же ей всё сказал.
   — Понимаешь. Валентина Александровна — хорошая учительница. Хорошая?
   — Ну, да.
   — Вот. И она, как я понимаю, хотела убедиться, что ты жив, здоров, и с тобой всё в порядке. А не я тебя избил до такого состояния, что ты двигаться не можешь. Понял?
   Стан озадаченно замолчал.
   — Ладно. Народ, вы — есть хотите? Я — точно хочу. Ужинать идём?
   После ужина дети ушли к себе, Горан задержался на кухне. И Таша вдруг спросила:
   — Что у тебя случилось?
   — Ничего.
   — Да где же ничего, если ты весь вечер собственные внутренности рассматриваешь! Что я тебя, первый день знаю?!
   — Ну, не первый. Таш. Может получиться так, что мне придётся увольняться.
   Женщина села к столу:
   — Так что случилось?
   — Да пока ничего. Но если график работ по последнему проекту утвердят так, как хочет наш стратег — надо будет уходить. Выполнить его нельзя. Невозможно. Ну, или я сейчас пойду покупать себе гроб, плиту и место на кладбище.
   — И что, ничего нельзя сделать?
   — Ну, можно. Докладную я написал. С описанием, обоснованием, хронометражом и всем на свете. Начальнику отдал. А начальник управления главного стратега на дух не переносит, так что от себя всё, что можно — сделает. А мне ходить больше не к кому, так что будем ждать.
   — И в чём проблема? Тебе в первый раз работу менять? Или ты себе новую не найдёшь?
   — Сейчас кризис. Контракты на дороге не валяются. Так что за границу вряд ли уедем. А здесь — найду, наверное, но неизвестно, на какие деньги.
   — Нашёл о чём переживать. Я работаю, ты работаешь, дети здоровы. Проживём.
   — Таша, я тебя люблю.
   — Да-а? Иди тогда посуду вымой, пока я убирать закончу.
   — Ну, вот, — улыбнулся Горан. — Как "люблю", так сразу подвигами доказывай.
   Таша рассмеялась:
   — А ты как думал? Горы двигать каждый дурак сумеет, а ты пойди тарелки помой!
   

    День третий.
   
    Утро началось, как обычно. За исключением того, что место Вольдемара оставалось пустым.
   Зажужжал телефон. Возможно, говорил даже слон. Потому что после этого дверь в кабинет Горана закрылась, и на ней появилась табличка "Не влезай — убьёт".
   Это означало, что внутри выполняется срочная работа. Проверять никто не пытался, но сотрудники полагали, что предупреждение следует понимать буквально.
   Провисело оно, правда, всего около часа. Горан отдал, что требовали; позвонил Дрэнна и нехорошим тоном напомнил о записке. И решил, что пора пить чай.
   Тынек составлял длиннющий отчёт о выявленных ошибках консолидированной системы. Лёня online читал какую-то американскую документацию.
   Чайник закипел, шарики чая в заварнике стали разворачиваться в заросли ламинарии.
   У Игната на двух мониторах была открыта тьма окон данных и средств разработки. Ласло сидел в наушниках и раскладывал пасьянс.
   Это было нормально — Ласло работал по синусоиде. На подъёме он мог приехать на работу в семь утра, уехать в десять вечера и сделать за это время то, что другой бы делал неделю. Но потом ему нужен был отдых, и требовать от него на спаде хотя бы какого-нибудь результата было бессмысленно. В это время он просто накапливал задания, чтобы сделать потом сразу всё.
   Горан жил примерно так же — только его синусоида была значительно более пологой, поэтому разработчика прекрасно понимал. И сейчас подумал, что с Ласло, пожалуй, нужно взять пример. Сходил в буфет, притащил коробку мармелада и за час её приговорил. Под чай с пасьянсами, которые раскладывал до тех пор, пока они раз за разом не начали сходиться.
   Когда мармеладовый источник иссяк, пришёл Кирилл Вадимович с дополнением к постановке.
   Следующим появился Вольдемар — довольный, как слон:
   — Горан Витославич! Всё — класс. Постановления не было, и даже проекта не было. Была докладная Энди, которую рассматривали на расширенном заседании. Президент принял к сведению. Не больше. Полгода всем нравится, но ваша вчерашняя записка пошла к генеральному и уже в работе. Предварительно — дадут два года, но введут ещё исполнителей, потому что силами двух человек такая работа не делается. Вы там всё классно расписали, и генеральный — не дурак, считать умеет. В общем, все остаются жить. А Энди получит по шапке — за ничем не оправданное рвение, но никому не жалко. Вот!
   Горан чуть прищурился и улыбнулся. Встал:
   — Владимир Алексеевич, вы понимаете, как нас выручили?
   На губах Вольдемара мелькнула презрительная усмешка:
   — Да ладно. Что я там сделал. Где надо, покрутился, что надо, сказал? Тоже мне, задача.
   — Владимир Алексеевич. Знаете, что в мире было, есть и всегда будет дороже золота? Информация. Уменьшение неопределенности знания о свершении какого-либо события. Поэтому во всех войнах такое значение придавалось дезинформированию противника. И поэтому, кстати, специалистам в области Public Relations платят такие деньги. Так что насчёт бросовости задачи — это вы зря. Кроме того, что вы — умны, внимательны, коммуникабельны, способны создать нужное впечатление. И принесли мне сведения, которые с высокой вероятностью истинны. За что я вам глубоко и искренне благодарен.
   — Горан Витославич, вы — серьёзно?
   — Совершенно.
   Вольдемар задумался и, тоже посерьёзнев, ответил:
   — Да всё равно — не за что. Но пожалуйста.
   Горан поделился новостями с Тынеком — тот посчитал и заключил, что если дадут два года и ещё хотя бы трёх человек, то можно будет работать без авралов и даже с отпусками.
   Всё было совершенно замечательно.
   И снова зажужжал телефон. На определителе значился директор департамента.
   — Слушаю.
   — Горан Витославич, зайдите ко мне, пожалуйста.
   Идти не хотелось — а своему нехотению Горан привык доверять, но что поделаешь.
   В директорском кабинете, кроме очень серьёзного директора, сидел ещё человек — на вид чуть помоложе Горана. Директор представил:
   — Это — Игорь Николаевич, он из управления внутренней безопасности. Хотел бы с вами побеседовать.
   — Да, пожалуйста.
   Игорь Николаевич поднялся:
   — Давайте перейдём в другое место. Не будем мешать.
   Другое место оказалось одним из кабинетов нирваны, поэтому пришлось сдать дежурному на входе телефон и вывернуть карманы.
   На комнату полагался всего один стул — Игорь Николаевич его занял. Чего хотел добиться — неизвестно, но Горан без тени сомнения уселся на стол и с комфортом расположился: положение позволяло вполне естественно не смотреть на собеседника.
   — Горан Витославич. Я привёл вас сюда, потому что хотел бы, чтобы мы поговорили достаточно откровенно.
   Горан усмехнулся:
   — Учитывая ваше место работы, вам здесь писать никто не помешает. Тем более, что всё остальное выключено.
   — Я не пишу разговор.
   — Да ладно. Не существенно. О чём говорить будем?
   — О вас. Вы позволяете себе демарши, смысл которых мы хотели бы понять.
   — Демарши? Ну, поделитесь, я хоть знать буду.
   — Вы закреплены за первой столовой. Вас там ни разу не видели, но вторую вы посещаете.
   — Раз в неделю. А то и в месяц. Когда из дома обед взять не успеваю или не хочется. А в первой нужно меню на три дня расписать и прийти его съесть. Это элементарно обременительно.
   — Вы значитесь в списке на пользование служебной машиной.
   — Туда, где я живу, в два раза быстрее добираться метро.
   — Ваше последнее назначение.
   — Да далось оно всем! Я, что ли, виноват, что тот, кто пишет представления, всех положенных документов не читает? Сходите к психологам, возьмите мой профиль — там всё написано.
   — Вы его читали?
   — А мне зачем? Я и так знаю.
   — А я читал. Увлекательно. Из него явно следует, что сейчас вы пудрите мне мозги.
   — Ну, даже если бы я хотел, я не могу пустить вас в свою голову, чтобы вы убедились, что я не стою там с тазиком талька и пуховкой в руках.
   — А если я предложу пройти детектор?
   Горан откровенно улыбнулся:
   — Игорь Николаевич. Учитывая, сколько стоит час работы полиграфа — если у вас есть санкция, пошли, нет проблем. Но я не понимаю, что вы выясните если, допустим, вдруг окажется, что сволочь Тама не ходит в ресторан, потому что не ест сырников, а жрёт жареных змей и саранчу в меду. При том, что с моим послужным списком вы очевидно знакомы. Что вы вообще хотите обнаружить? Что я — агент ЦРУ, скрытый ваххабит, китайский шпион? Что?
   — Я хочу знать ваши действительные мотивы.
   — Пф-ф-ф. Для этого нужно их назвать. У вас есть предположения? Пошли, проверим. И я узнаю, за компанию.
   Игорь Николаевич остался сидеть:
   — Хорошо. Как я понимаю, стандартные предложения вас не устраивают. Тогда я сделаю одно, которое точно устроит: у вас есть ребёнок, который нуждается в индивидуальном подходе; у нас есть школа, которая этот подход готова обеспечить. Сегодня до конца дня вам позвонит специалист и назначит время собеседования. Ваш сын будет учиться так, как это полезно именно ему, и с ним будет работать психолог, который обеспечит его максимальную адаптацию.
   — У меня двое детей. И я не собираюсь их делить.
   — Да хоть семеро. Кроме того, я пришлю вам полный список всех возможных предложений и льгот, которые мы можем предоставить. В течении двух дней я жду от вас перечень того, что интересует лично вас. И, полагаю, на этом недоразумения естественным образом исчерпаются.
   — Да. — Горан лихорадочно искал выход. Выход не находился. — Я понял.
   — Знаете, Горан Витославич, я бы оч-чень много дал за то, чтобы оказаться сейчас в вашей голове.
   — Пф-фф. Там не интересно. Просто вы меня ошеломили. Я не ожидал.
   — Надеюсь, это — приятное ошеломление. Вам позвонят. Список я пришлю. Желаю успехов.
   — Спасибо.
   Горан поднялся к себе и тупо уставился в монитор.
   — Горан! Ты живой, вообще? — Тынек тряс его за плечо, возле кабинета стояли остальные.
   — Да. Что случилось?
   — Ничего. Кроме того, что я тебе звоню, зову, а ты в отключке. Я у генерального был. По поводу консолидации. Нам везде всё утвердили.
   — Уже?
   — Ага. Два года, рабочая группа, из наших — Ласло, и он же будет потом сопровождать.
   — А он согласен?
   — А он не возражает. И ещё троих — генеральный сказал, чтобы или ты ему максимум завтра список прислал, или они сами назначат. И админов там ещё кем-то усиливают.
   — Понятно.
   — А ты где был?
   — У директора.
   — И чего такой убитый?
   Горан задержался с ответом. Лёня шагнул вперёд:
   — Горан Витославич, это правда, что вы от нас уходите?
   — Куда? — изумился Горан.
   — На повышение.
   — Так. И откуда такие сведения?
   — Ну. Говорят.
   — Вот того, кто говорит, отловить, взять за язык и надрать задницу. Суть уловили?
   — Ага, — расплылся довольным колобком Лёня.
   — Так. Граждане. День сегодня был сложный, так что если какой-то сверхъестественно срочной работы нет — топайте по домам.
   Вольдемар задержался:
   — Горан Витославич, а почему?
   — Почему — что?
   — Почему не повысили?
   Горан рассмеялся:
   — Владимир Алексеевич, вы не вздумайте вот так у кого другого когда спросить. И вы секреты хранить умеете?
   — Если нужно.
   — Нужно. Не повысили, потому что я отказался.
   — Почему??? — Вольдемар был потрясён.
   — Владимир Алексеевич. У вас здесь дядя, если не ошибаюсь. Поговорите с ним — это не на пять минут разговор. О том, почему хороший специалист не обязательно бывает хорошим руководителем и наоборот. Я вполне внятно убедил руководство в том, что они собираются поменять в моём лице хорошего специалиста на плохого руководителя. Они согласились. И не надо на меня так смотреть — я вменяем.
   — Нет, я ничего.
   — Нет, вы именно — чего, но пусть это будет вам поводом для размышлений.
   — Да я у вас тут только то и делаю, что размышляю, — вырвалось у Вольдемара.
   — Какие мы эксплуататоры, — улыбнулся Горан. — Ладно, идите, а то вон порасходились уже все.
   Потом из школы позвонил тенор, с фамилией, по версии определителя, Lupin, и назначил встречу на десять.
   — Замечательно, — возмутился Горан. — Мне на работу к девяти, а они что — час будут перед входом шариками болтаться?
   — Почему? — удивился тенор. — Вы привезёте их в любое время после восьми, их встретит дежурный воспитатель, и они будут в комнате отдыха заниматься, чем захотят. А потом за каждым отдельно придут. Не беспокойтесь, у нас дети никуда не пропадают, это абсолютно исключено. Мы вас завтра ждём.
   Список от Игоря Николаевича был таким длинным, что его не хотелось даже читать. Горан распечатал, засунул в сумку и ушёл.
* * *
   Но поехал не домой — к себе ехать не хотелось. Поехал к родителям.
   Мама обрадовалась, отец молча покосился. После всех церемоний сели в комнате. Горан сцепил пальцы, уставился в ковёр под ногами — и замолчал.
   Первым не выдержал отец:
   — Тебе помочь?
   — Нет. Я не знаю... В общем... я продался.
   На родителей сообщение почему-то впечатления не произвело. Отец только уточнил:
   — Кому?
   И снова повисло молчание.
   — Горан, ты здоров?
   — Да. Вроде.
   — Именно, что вроде. Ты приходишь и делаешь странное, мягко говоря, заявление. Я тебе задаю элементарный вопрос по сути — а ты впадаешь в ступор.
   — Да что вы все из меня психа делаете?
   — А то, что у тебя ответ не адекватен раздражителю. И если все — может, ты над своим поведением всё-таки задумаешься?
   — Подождите, — вмешалась мама. — Вы сейчас поругаетесь, и на этом всё закончится. Горан, ты просто возьми и спокойно по порядку всё расскажи. А мы тогда разберёмся.
   И Горан стал рассказвать. Медленно и по порядку.
   Когда закончил — отец выдохнул:
   — Пф-ф-ф. Скажи мне, ты политэкономию учил?
   — Учил.
   — Тогда ответь, мы в какой экономической формации живём?
   — Капиталистической.
   — И какое у тебя место в структуре производства?
   — Наёмный работник.
   — И что ты в этом качестве делаешь? С точки зрения политэкономии?
   — М-м-м, ну-у, продаю свой труд.
   — Заметь, мы битый час идём к элементарному ответу. Ты — продаёшь труд, работодатель — покупает. Если работодателю твой товар подходит, он заинтересован в том, чтобы покупать его так долго, сколько ты способен продавать. Причём покупать монопольно. Чтобы обеспечить себе монополию, он предлагает покупать твой труд дорого. А ты вдруг заявляешь — нет, я даром отдам.
   — Нет, — рассмеялся Горан, — даром я не согласен.
   — Я не говорю о руководстве, но соцпакет? Ты понимаешь, что пытаешься отказаться от того, что везде составляет чуть не основу предложения — я только не понимаю, почему это я тебе рассказываю? Ты можешь объяснить, почему отказываешься?
   В комнате снова стало тихо.
   — Ты не способен сформулировать? Или ты собрался ещё два часа думать?
   — Нет. Ну, как это сказать. Понимаешь, он — избыточный. Не по Сеньке шапка. А я не люблю высовываться.
   — А ты понимаешь, что именно своим отказом ты — высовываешься? Торчишь, как столб посреди дороги?! Конечно, тобой безопасность интересуется, и я бы поинтересовался, с какой такой стати ты себя настолько ненормально ведёшь. Это само по себе вызывает подозрения — неизвестно в чём, но на всякий случай. Рефлекторно. Ну что в этом непонятного! И не будь идиотом — если можно взять машину, не нужно приползать на четвереньках в час ночи с последнего метро.
   — И ничего не на четвереньках. И это всего только раз было. У меня температура дикая была. А ты откуда знаешь?
   — А оттуда, что твоя жена не догадывается, что тебе машину дают — а ты отказываешься. До этого нормальному человеку догадаться невозможно. А тебе она жаловаться не хочет, чтобы тебя не расстраивать. Поэтому она жалуется твоей матери — что ты мёртвый домой приползаешь. Совести у тебя нет.
   Горан тяжело вздохнул.
   — Всё. Иди домой. И веди себя так, как от тебя ожидают, не дури.
* * *
   Дома Горан переоделся, умылся и пошёл в детскую.
   — Народ. Есть возможность посмотреть школу. Говорят — хорошую, от моей работы. Как вы смотрите на то, чтобы завтра съездить поговорить?
   Мара оторвалась от монитора:
   — Ты думаешь, там будет лучше?
   — Понимаешь, это такое дело, что пока не попробуешь — не узнаешь.
   — Ну, не знаю.
   Стан молча залез на руки.
   — Так. Давай я тебе одну историю расскажу. Дело было давно, тогда никаких видеокамер ещё не было, а учёные уже были. И собрались эти учёные обезьян изучать. Оборудовали специально комнату и запустили туда шимпанзе. Дали им сколько-то времени привыкнуть, и вот учёный подходит к специальной дырке наблюдательной — посмотреть, что там и как. Смотрит — а комнаты не видит. Потому что с другой стороны сидит у дырки шимпанзе и учёных изучает.
   Стан фыркнул.
   — Так что? Поедете — поизучать? Я так понял, что экзамены устраивать вам никто не будет, а завтра просто поговорят, чтобы понять, чему вас учить и на каком языке разговаривать.
   Дети переглянулись.
   — Ладно, — снизошла Мара. — Поедем. Только пусть потом не обижаются.
   — Не-не-не, без вредительства, пожалуйста. Вам там ещё учиться. Я надеюсь.
   — Папа, — очень серьёзно начала Мара. — Ну чего ты волнуешься? Они же серьёзные люди. Они вопрос зададут, Станко им ответит, и весь педагогический процесс остановится, потому что они неделю будут думать.
   Лежавший на плече Станко молча потёрся виском.
   — Педагогический процесс. Вы хоть нарочно — не издевайтесь?
   Стан кивнул.
   — И Мара. Я тебя прошу. Будете возвращаться — возьми его за руку. И не отпускай! И позвоните мне, когда домой придёте.
   — Так мама же дома будет.
   — Мара! У меня с мамой не одна голова! — его перебили смехом. — Я её глазами не могу видеть, дома вы или нет. Тебе что, номер набрать трудно?
   — Да ладно, позвоню я.
   — Вот и хорошо. Тогда ложитесь сегодня пораньше, и всё сейчас приготовьте, потому что уедете со мной завтра в восемь.
   Одна задача почти решилась. Оставалась вторая.
   — Таша. Ты можешь мне помочь? У меня тут с работы список всяких дополнительных удобств. И надо отметить, что мне надо.
   — А ты сам не знаешь?
   — Нет, я знаю, но меня надо вовремя остановить.
   Таша пролистала список:
   — И что, они тебе ещё и зарплату платить будут?
   — Не издевайся. Это у них инвентаризация такая.
   Они читали список, смеялись, придумывая экзотические способы использовать предложенное и не менее экзотические причины отказаться, стирали и ставили галочки, но Горана не оставляло ощущение категорической неправильности происходящего. И от ощущения никак не удавалось отделаться.
   "Велики господар" — отчётливо произнёс внутренний глос.
   С внутренним голосом Горан дружил, но к чему это сейчас — не понял.
   "Вялiкi спадар".
   Это, в смысле, на каком языке скорее дойдёт? Ну, "большой господин". И что?
   И тут, наконец, дошло.
   Он всё время стеснялся того, что другие признают за ним статус выше рядового. Он боялся признать это, словно статус сам по себе был чем-то постыдным. Где-то там, под сознанием, он и в самом деле считал его неприличным. Недопустимо выделяющим.
   Но сейчас понял, о чём говорил отец: он не присваивал себе отличий, ему их присвоили другие; и они не понимают, когда он отказывается. Их как раз можно понять. Нет, он никогда не будет чиновным генералом, но ведь рядовым себя не считает даже он сам. И ничего позорного в этом нет. Нормальное состояние. Ещё и хорошо оплачиваемое.
   Высмеянными галочками, в том числе.
   Он обхватил жену за плечи и повалил на кровать:
   — Таша. Я тебя люблю!
   И увидел, как расширяются зрачки её тёмных глаз.
   Да ну их к бесу, эти галочки! Он закончит ставить их завтра. И всё остальное тоже будет — завтра!
   А сегодня пусть будет ночь.
   
ПРИМЕЧАНИЯ
   
   тормозок (Донбасс) — еда, которую берут с собой в шахту
   полова (с/х) — она же "мякина": отходы молотьбы зерновых
   Хирон (др.греч.,миф.) — кентавр, такой мудрый и добродетельный, что был воспитателем царей и героев
   Харон — (др.греч., миф.) — лодочник, который перевозит души умерших через подземные реки в царство мёртвых
   гаплык, кирдык — (хана, амба, крышка, труба) конец; полный и безвозвратный

Картинки:

"замучен тяжёлой работой" — "В нирване" —  http://www4.slikomat.com/10/0104/eez-BOOKMA.jpg
"не влезай" —  http://people.megansk.ru/wp-content/uploads/5006(8).jpg


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213122101883
обсуждение
http://www.proza.ru/comments.html?2013/12/21/1883