Лозовый куст

Валерий Красовский
   Гумно, так называлось это место за деревней по направлению к лесу. До войны здесь были тока, но их сожгли немцы и теперь там произрастал бурьян. Прямо за сельскими частными подворьями и огородами затаилась небольшая ровная лужайка,  на ней местная ребятня играла в лапту и футбол. Еще дальше к лесному массиву, но тоже по соседству с деревней, набирал силу лозовый куст, окруженный осокой. С годами куст становился все шире, вытесняя осоку, и вскоре стал огромным и закругленным, как полусфера. Оболочку этой полусферы-куста образовали мелкие  переплетенные ветви, густо покрытые листвой. Раздвинув ветвистое переплетение, можно было попасть внутрь куста, где царил полумрак, а стволы лозовых побегов были причудливо извиты и образовывали удивительные художественные композиции.  Куст стал игровым миром для детишек. Но однажды на  территории их  фантазий развернулись не шуточные баталии.

     Ромка Сёмушкин был в гневе на бригадира за то, что тот, по  его мнению, неправильно вел учет его трудовых достижений. Предел его терпению наступил, когда бригадир стал настаивать на выходе в поле в воскресенье. «Нет, чтобы попросить, а то в «приказном порядке». «Счас не война, не хрена командовать, як у армии! - возмущенно размышлял Сёмушкин. – А тут ищо жонка са сваими замарочками. Трэба выпить для супакою». Ромка залез в подполье и достал запыленную  бутылку первача, припрятанную ото всех на крайний жизненный случай. Нарезал сала, хлеба, выдрал прямо из грядки несколько луковиц и сорвал пару зеленых, только начинающих желтеть помидор. Возле дома он постоял в нерешительности, обводя взором окрестности. Когда в его поле зрения попал старый лозовый куст, решение пришло само собой. Весть, что  «Ромка Сёмушкин  пайшоў да лазовага куста самагонку пить», молнией пронеслась по деревне и своим высоким вольтажом сразила еще двух мужиков.

     Молодченок Федька был высокий, жилистый, загорелый лицом и по локоть руками мужчина.  Летом он носил шляпу, напоминающую капустный лист, настолько та была стара и помята, брюками Федьке  служили   галифе,  в тот день на нем также была надета клетчатая рубашка с длинными рукавами, закатанными до середины предплечий, на ногах  самодельные сандалии, похожие на музейную обувь римского легионера. Он был женат. Имел троих детей – сына и двух малолетних дочерей. Из особенностей его биографии следует отметить, что его любили одинокие женщины, каких немало осталось после войны. Видимо, было за что.  Роман был его другом, а друзей в беде не оставляют. Когда Федька пролез в куст, он увидел умиротворенное лицо своего товарища. Тот сидел прямо на земле, облокотившись на колени, в мечтательном размышлении о смысле своего существования. Перед ним был расстелен небольшой рушник, на котором стояла еще не початая бутылка и лежала принесенная им снедь.

     - Привет, Роман! Ты без мяне, я бачу, пачать не можаш! – сказал Федька, присаживаясь напротив. – За что пить будем?

     Неожиданно зашелестели ветки, и в куст пролез Тимофей Гучков. Он был невысокого роста, коренастый, примерно сорока лет, приехавший из Брянской области и поселившийся здесь. Тимофей пришел не с пустыми руками. При нем была бутыль, заткнутая бумажной пробкой, и узелок с едой. От бывшего фронтового разведчика такая деталь, как исчезновение его двух приятелей, скрыться не могла. Он быстро выяснил обстановку и прибыл к самому началу. Он работал зоотехником в колхозе.

     Деревня с любопытством наблюдала за развитием событий. Стоял теплый субботний вечер второй половины лета. На берегу озера топились бани. Озерная вода была не тревожима ветром и блестела, как зеркало, отражая небо и берега. В долбленых лодках, называемых комягами, сидели рыбаки с удочками. Клев был отличный, рыбаки едва успевали менять наживку на  окуньков и небольших плотвичек. По дороге среди поля тянулось несколько подвод, груженных зеленым ароматным сеном. Оно, свисая позади повозок, доставало до грунта и оставляло на дороге, припорошенной пылью, тонкие полосы. Лошади двигались медленно, фыркая и мотая головой, пытаясь отогнать слепней. Детишки встречали с ломтиками хлеба в руках своих кормилиц – коров и разводили их по подворьям. Коровье мычание нежно встраивалось в вечернюю идиллию. В то время еще не было мобильных телефонов и компьютеров, не было в деревне даже электричества и все пользовались керосиновыми лампами, в космос еще не летал Гагарин, но жены наших персонажей молниеносно обменялись информацией и решительно объединились, не зная пока, как проявить свое  единодушие.

     - Заявицца пьяным - дамой не пушчу! – решительно заявила Лушка, жена Федьки Молодченка.

     - Ци, яму некуды пайти!? – съехидничала Аврора, супруга  Ромки Сёмушкина, задевая ее самолюбие и колебля  общий духовный порыв.

     - Бабы, не будем переходить на личности, - включилась в разговор Гучкова Антонина Аркадьевна, учительница младших классов деревенской школы. - Сейчас я хотя бы знаю, куда так шибко сгинул мой ненаглядный. Давайте подождем, а там будет видно, что делать.

      - Не, я чакать не буду! – возразила Лушка.  – Пайду и погляжу, што яны у кусте гэтым робять.

     Она  с решительным видом огородами и далее напрямик по полю подошла к кусту и стала прислушиваться к разговору, доносящемуся изнутри.

      - А, может быть, ты ошибаешься?  -  был слышен голос Тимофея.   

      - Не, я сам записываю кожны день, на якой быў работе. У мяне свой учет, – возражал Ромка.

     - А на какую это корысть ему делать? – опять Тимофей.

     - Не на корысть, а каб дасалить, – убежденно Сёмушкин.

     Они еще долго спорили. Федька помалкивал. Потом мужики наливали в кружки с металлическим звуком, чокались и пили за родню, любовь, военных друзей, кого не было с ними, затем стоя за погибших на войне. Реплик было мало. Лушка чуть не задыхалась от удовольствия подслушивания. Будет чем поделиться с подругами. Она сидела на корточках в траве, боясь выдать свое присутствие.

     - Федька, скажи-ка ты нам, як сваим сябрам, кольки ты дятей на старане састругаў? – неожиданно задал вопрос ему Роман.

     - Я падличваннем не занимаўся, – косвенно признался в своих грехах Федька.

     Тут неожиданно зашелестели и затрещали лозовые ветки. В куст ворвалась Лушка и с возгласом «падличваннем не занимаўся» и накинулась на него с кулаками. Федька отбивался, как мог. Роман и Тимофей, молча наблюдая за судом Линча, успели выпить еще по одной. Наконец Федька не выдержал, сграбастал Лушку, повалил на землю и начал раздевать, собираясь совершить свое излюбленное дело. Такого поворота событий его половине не ожидала, быстро вскочила и со словами «во казёл блудливый»  покинула их вигвам.

     - Да, Федька, обратной дороги, по крайней мере, на сегодня у тебя нет, – многозначительно, как поп на проповеди, произнес Тимофей.

     За разговорами и воспоминаниями они просидели до полуночи. Появились звезды, взошла луна. Внутри куста, чтобы было теплее и уютней, они разожгли небольшой костерок, благо сухих отмерших веток было достаточно. В соседнюю деревню по причине ссоры соседей был вызван участковый милиционер Красницкий Вениамин Никанорович. Обратно на своем велосипеде он возвращался уже за полночь. И тут в кусту он увидел слабо мерцающий огонек.  «Самогон делают», - мелькнула у него мысль. Он решительно двинулся в ту сторону с желанием оштрафовать литров на пять первача. Каково было у него разочарование, когда он увидел троих мирно беседующих, хорошо ему знакомых деревенских мужиков. Федька побледнел, думая, что милиционера вызвала его благоверная Лушка, но успокоился, когда Красницкий сказал:

     - А я думал, что тут самогонщики.

     - У нас еще на пару раз осталось, - с интонацией приглашения произнес, обращаясь  к Никаноровичу, Тимофей.

     - Не-не! Я при исполнении! – запротестовал Красницкий.

     - Гэта у два часы ночы та! – удивился Роман.

     Вениамин Никанорович замялся, чувствуя неоднозначность ситуации, затем, махнув рукой, присел и скомандовал:

     - Ну, по чуть-чуть!

     Когда рассвело, к кусту подошел бригадир и громко произнес:

     - Эй, пьяницы! Вы там еще живые? По домам не пойдете – напишу на вас заявление в милицию за нарушение правил социалистического общежития. Бригадира звали Буртылев Григорий Артемович.

     - Что, лозовый куст уже стал общежитием? – едва сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, ответил Тимофей. – А ты заходи к нам! Милиция на месте. Уже вызвали.

     Он, как зоотехник, бригадиру не подчинялся и мог позволить себе шутливые вольности  в разговоре с местным начальством.

     - Скоро вам будет не до шуток! – донеслось из-за пределов куста. Удовлетворяя свое любопытство, Буртылев пролез сквозь густые сплетения ветвей. Его взору предстали четыре мирно беседующих человека, сидящих на импровизированных сиденьях, сплетенных из ветвей лозы. Одним из них был участковый милиционер, одетый по форме. У Григория Артемовича отвисла челюсть, и он застыл в немой позе. Но тут Роман встал и громко пропел: «На встречу северной Авроры звездою севера явись!» И, не забыв свой рушник, пошел домой. Остальные тоже разошлись. Бригадир еще некоторое время не мог прийти в себя от всего увиденного и ходил, как оглушенный. То воскресенье в бригаде стало первым полным выходным днем за два месяца лета.

https://ridero.ru/books/ulica_v_beskonechnost/