На смерть писателя.
-
Из тумана выныривает самый первый трамвай. А я его уже жду на остановке. Уже как полчаса. За эти полчаса много чего произошло - и солнце выше поднялось... В прочем, вот и все, что произошло. Даже в наушниках повторяется одна и та же песня. Просто мне так нравится. Наверное, я немного схожу с ума. Рассталась с телефоном, оставив его дома. А ведь мне могут позвонить в любой момент, а никто и не ответит. Потому что квартира осталась пуста. В пустой и душной квартире осталась одна рыбка, она уж за квартирой посмотрит. Жаль, на звонок не ответит, тогда было бы все просто отлично!.. Если бы не это сообщение, грызущее все мысли - "причина смерти не сообщается".
Вот трамвай останавливается. И я вхожу в него. Протягиваю деньги контролерше, а она мне в ответ билетик. Счастливый, черт возьми. Как раз вовремя и порадоваться этому.
Контролерша продолжает коситься на меня и на книгу, со всей силы прижатую к груди. "О скитаниях вечных и о Земле", Вы читали?" - спрашиваю я. А она лишь поджимает губы, смотрит на меня, как на полоумную и уходит в противоположный конец вагона. Я лишь усмехаюсь в ответ на её взгляд и убираю наушники. Извини, мой дорогой и любимый Максим Самосват, но ты мне уже надоел. Сейчас открою книгу и буду читать.
Я сажусь на ближайшее сидение и осторожно открываю книгу. С первой страницы на меня смотрит старый дядюшка Рэй. Вот только не хватало расплакаться по этому поводу. Перевернуть на следующую страницу и начаться вчитываться в заголовок. "451 градус по Фаренгейту". И сразу в голове крутится голос Житнякова. И это никак уже из головы не выкинуть.
Перелистнув всю эту повесть, я начала вчитываться в рассказы, смысл которых два года назад я не понимала. А теперь все понимаю. Конечно, надо, чтобы дядюшка Рэй умер, чтобы понять это. К сожалению, для этого понадобилась его смерть...
Я бы так и продолжила читать эти рассказы, пока эта не интересующаяся мировой прозой контролерша не дернула меня за плечо и не сказала бы, что мы уже доехали до конечной. Я на миг взглянула в окно. Знакомая с детства остановка, знакомые с детства покосившиеся домики. Что ж, пройдемся.
Выйдя из вагона, ко мне на встречу несется семилетний мальчишка. Мальчишка с янтарными глазами. Он кидается ко мне на шею и смеется. Рад, наверное, что я наконец-то к ним приехала. А я - нет. Просто не разглядела номер трамвая, а ведь хотела совсем в другую сторону. Но побудем здесь. Я выдавливаю из себя улыбку и беру мальчишку за руку и прошу, чтобы он меня довел до реки. Хорошо, что мальчишка согласился - сама бы я не дошла.
По пути он рассказывает мне о том, какие книжки прочитал - ведь все-таки это же я научила его читать и немного писать. Мальчишке полезно. Он в этом году идет в первый класс. Я лишь глупо и печально улыбаюсь, продолжая сжимать руку мальчишки с янтарными глазами. Он продолжает делиться новостями, а я лишь смотрю на далекие горы, которые окутаны синей дымкой и продолжают приближаться. Господи, как бы я хотела оказаться там. Но что есть, то есть. А есть - река. И любимые мною янтарные глаза.
Я подхожу к реке и сбрасываю кеды. Они из Америки, их портить нельзя. А джинсы из Таиланда, значит, можно. Глядя на синие горы и прижимая к себе книгу дядюшки Рэя, я падаю на колени прямо в холодную воду. По щекам катятся слезы. Жаль. что мальчишка здесь. Ведь он всегда думает, что я сверхчеловек, я не могу плакать. Но нет, оказывается, я не черствый сухарь, каким себя считала.
Просто я плачу и шепчу только себе одной: "Все хорошо, успокойся...".
А ведь в кармане записка, написанная почему-то на русском:
"Тебе было больно? Больно терять своих близких и хоронить их? Почему именно сейчас, когда я хотела задать тебе столько вопросов? Но я... Но я уверена, что ты в лучшем мире. И сейчас ты сидишь на Марсе и общаешься с местными смуглыми и желтоглазыми. Если жив, то дай знать. А пока - сладких тебе снов, дядюшка Рэй. Ты всегда останешься в моем сердце, как человек впервые заставившийся задуматься.
Сладких тебе снов..."