Из-за меня подрались две девчонки. Одна дочь попа, другая, Петрова, коренастый отпрыск партийных бонз. В пыльном воздухе кружились вырванные волосинки, сдуваемые дружным улюлюканьем ротозеев. Партийная энергия одолела нескладную поповскую размашистость.На другой день попадьёнка не пришла в школу, пробежал слушок о синяках и других обратимых травмах; в весеннем классе перестало пахнуть воском и панихидами.
У Петровой были короткие, мощные бёдра; мышцы выпирали и переливались под белой кожей. Тогда мне это нравилось. Сейчас я понимаю, какие быстроязыкие неваляшки получаются из молодого избыточного мяса.
Вывернув голову, она бросала многозначительные взгляды в мою сторону. Глаза убегали от них к её выставленной на показ голени в греческой, до колена оплетённой ремешками сандалии. Не от того ли дня преследуют меня амазонки победительницы с мускулистыми ногами.
Тем же днём отважная Петрова ринулась на штурм. Догнала меня в сквере и молча пошла рядом, то и дело забегая вперёд, обольщая избранника крепкой попкой и новыми сандалиями. Я понял, что без ключей от города она не отступит.
За гаражами, в уютном закутке, где нетерпеливые прохожие изредка ссали и залпом выпивали чекушку тёплой водки, она ткнулась в меня почти взрослыми грудками и вытянула губы для невинного поцелуя.
Мы поцеловались. Мои губы сползли по её щеке к большой родинке с одинокими волосками, но юная пылкость небрезглива. Её рука манипулировала с пуговицами ширинки, изловчившись вытащила на свет божий мой молодой грех и принялась больно тереть его о свои трусы. Я отдёргивался, но Петрова была непреклонна в осуществлении своих романтических грёз. Не знаю, что она там испытывала, но моё впечатление о встрече с амазонкой - боль и неудовлетворённость.
Года через три я наказал её болью и полным своим удовлетворением, избавившись от мешавшего жить комплекса подчинённости воинственному напору другой сексуальной воли.