Несостоявшийся юбилей

               
               
    Первое, что почувствовал Сергей Павлович, очнувшись после операции, было   счастье. Оно клокотало где-то в горле, точнее в том месте, что от него осталось, и растекалось по всему телу. Жив!!!  Такого состояния он не испытывал никогда. Было похожее: когда удавалось спасти безнадежного ребенка, при рождении собственных детей или когда, проплутав всю ночь по мартовскому лесу, натыкался на глухариное токовище и, оцепенев, слушал ни с чем не сравнимые  "потусторонние”  звуки. И все же это было иначе, не так, как теперь, когда ликовала каждая клетка.
   Когда счастье улеглось, захотелось есть. Нянечка в столовой сказала, что ему еще нельзя. Он уговорил. Шепотом. Она налила тарелку супа и он съел, не поняв вгорячах, что не чувствует запаха. Обоняния, как и голоса, у доктора Разумовского больше не было. И дышал он  теперь не так, как все.
   При выписке хирург сказал, что после такой операции можно прожить лет десять - двенадцать. На этом инструктаж закончился. Это уже потом Сергею Павловичу самому пришлось доходить до всего: как дышать, как преодолевать приступы удушья, а пока он торопился жить и чтобы, как раньше, без послаблений самому себе.
   Друзья - охотники зашли за ним через два месяца. На улице было минус двадцать. Ему следовало остерегаться и десятиградусного мороза, но он пошел. Выведенная наружу у основания шеи трубка, через которую дышал, сразу же обледенела. Пришлось ее выдернуть. Как он выдержал ту лыжную гонку, - удивлялся потом сам. Эйфория после удачной операции проходила. Сергей Павлович понимал  -  надо учиться жить по-новому: время, когда у него получалось всё, за что бы ни брался, осталось в прошлом.

               
    Он был из породы экспериментаторов: любопытство и целеустремлённость двигали им с детства. Как - то, будучи ещё  первоклассником довольно щуплого телосложения, Серёжа подрался с мальчишкой из третьего класса и был побит. В течение трёх месяцев  он ежедневно вставал рано утром - на удивление родителей - и накачивал мышцы. В повторной драке победа осталась за ним. Эксперимент удался, правда, интерес к гимнастике после этого пропал.  А потом Сережа застеснялся  отца. Почти у всех тумботинских пацанов отцы  били фашистов на фронте, а его - днями и ночами пропадал в лесу из-за какой-то там брони. И вообще, он был не похож на других мужчин: голоса никогда не повысит, за стол без пиджака не сядет. Хуже того. Мальчишки смеялись - они слышали от взрослых: их лесничий, выезжая на лесной пожар, брал бритвенный прибор и... запасные воротнички. Вот и приходилось сыну кулаками доказывать, что он не "рыжий". Дружба с отцом началась чуть позже, когда тот, несмотря на протесты матери, стал брать Сергея на охоту. Мальчик научился распознавать каждую травку, различать по голосу каждую птичку, но и стрелять, если надо было, мог без промаха. Страсть к охоте осталась на всю жизнь, а пешие и лыжные броски в 20-30 километров  вошли в привычку. Это помогло укрепить здоровье,  сняли даже запрет  на армию  -  из-за сердца. Воспользоваться, правда, не пришлось, т.к. Сергей Разумовский поступил в Горьковский мединститут.
    Поначалу он увлекся психиатрией и, хотя потом остановился на детской медицине, это  институтское  увлечение частенько использовал на практике. Помогало оно впоследствии справляться и с природной застенчивостью. Однажды, будучи уже врачом Кулебакской больницы, куда его вместе с женой направили после института,  Сергей Павлович проводил учебу со средним медперсоналом. Поднялся на трибуну, перед глазами нескончаемые ряды белых халатов. И женские лица. Горло перехватил спазм. Откашлялся: "Вы меня извините, я немного стесняюсь". Зал грохнул. Разумовский? Стесняется?!  Контакт был налажен. А материал он знал отлично: железному правилу - каждый день пополнять свои знания - он никогда не изменял. Низкий, чуть хрипловатый голос и явное сходство с артистом Баталовым  окончательно покорили сердца слушательниц.
    В городской больнице в то время работало шестнадцать детских врачей. За несколько лет он сделал свой участок образцово - показательным. На прием к доктору Разумовскому приезжали из соседних районов. Когда дети и их болезни были изучены вдоль и поперек, он поставил эксперимент по закаливанию в заводском детском саду, устроившись туда по-совместительству. Ребятишки  занимались у него гимнастикой, принимали водные процедуры, бегали босиком по снегу и даже спали зимой на веранде в спальных мешках. Пришлось доказывать дирекции завода, что они крайне необходимы для "чистоты" эксперимента. Через год заболеваемость в садике резко упала. Попутно доктор избавил детсад от вороватой поварихи: всего-то каждое утро самолично присутствовал при закладке мяса. Вскоре повариха рассчиталась.

    Жить в Кулебаках нравилось: любимая работа, охота, росли два сына. Но семья переезжает в Ковернино, где жили родители, заботу о которых в старости  Сергей Павлович считал своей первейшей обязанностью. Старшие Разумовские, Павел Александрович, директор лесхоза, и Зинаида Николаевна, врач-офтальмолог,  считались уже  коренными ковернинцами, хотя тоже когда-то приехали сюда из Павловского района. Парк, посаженный в Ковернино Заслуженным лесоводом Разумовским, назван его именем. Ну, а на прием к приезжему доктору, их сыну,  вскоре старались попасть все ковернинские мамы. Он был приветлив, внимателен. Осмотрев ребенка, подробно расспрашивал о нем  и  ставил безошибочный  диагноз.
    Как-то из деревни привезли девочку. Она лежала на носилках, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, казалось, даже дыхание причиняло ей боль. Сергей Павлович установил - красная волчанка. Катеньку - назовем ее так - отправили в областную больницу. Тамошние врачи не поверили коллеге из района: для определения этой редкой болезни требовался лабораторный метод. Нужно было отыскать в крови особую клетку. Через год клетку нашли и Катеньку отправили назад к доктору Разумовскому.
    Лечение было трудным, болезнь в любой момент могла возобновиться. Один раз Катеньку снова привезли без движения. Оказывается, она отошла от схемы доктора и стала убавлять лекарство бОльшими, чем следовало, дозами.  «Как же ты терпела?» Он знал, с какой болью во всем теле это сопряжено. Девочка молчала: она так хотела выздороветь. Пока лечились, Катенька закончила школу и попросила у Сергея Павловича справку о здоровье для поступления в мединститут.  «Да тебя же отчислят, как только узнают о болезни!»  Она смотрела на доктора как на предателя. Он вышел, долго курил. В конце-концов, сколько липовых документов выписывают, а тут...  Справку дали и девочка поступила  на педиатрический факультет. Вместо шести лет она училась десять, чередуя учебу с  лечением.

    Однажды, находясь в очередной раз на лечении в областной больнице, Катенька встретила там своего доктора. «Я хочу выйти замуж, а врачи запрещают». Ему она верила.  «Тебе нельзя рожать, а замуж - сколько угодно".  Девушка была счастлива и не догадалась спросить, что делает Сергей Павлович в онкологическом отделении. А он проходил сеанс лучевой терапии по поводу рака гортани.  Впервые за  54 года организм не слушался его и не поддавался ни на какие эксперименты. После курса лечения Разумовского отпустили домой. Умирать. Когда, по его подсчетам, до конца оставалось совсем немного, он попросил найти Катеньку. Она приехала. Они молча сняли с полок книги по педиатрии, накопившиеся у Сергея Павловича за тридцать лет работы, молча отнесли в ее машину. Потом простились. Катенька ничем не могла подбодрить своего доктора: она была начинающим врачом, а жалости - она знала - он не выносил.

    Но доктор не умер. Ангелом - хранителем его стала сестра Лариса, тоже медик. Она специально приехала их Киева и заставила брата  лечь на операцию.
Первый год после операции был самым тяжелым. Нет голоса, нет любимой работы. И  -  еще один удар судьбы  -  пока боролись за жизнь мужа, проглядели смертельный недуг жены. Серафима Семеновна  сгорела  за считанные недели... К жизни его снова подтолкнула сестра. Она знала, какие слова могли на него подействовать. "Ты должен стать сильным и независимым, как раньше, и помогать тем, кто в тебе нуждается".

   И Разумовский снова стал таким. Сначала он научился  "говорить", вернее - чревовещать. Научился справляться с легочными заболеваниями, а они подстерегали на каждом шагу. После осмотра вирусного больного, а его по-прежнему приглашали на консультации, он, как правило, заболевал сам. Подбирал лекарство, экспериментировал с дозами, если требовалось пресечь болезнь  на корню, вводил его напрямую..., чтобы сразу до легких. Следил за земляками, оказавшимися в таком же положении. Больно было, когда те умирали. И ведь в основном из-за страха - из-за боязни задохнуться. Сергей Павлович делился всем, чему научился сам. Не мог он только поделиться своей силой воли и неослабевающим интересом к жизни.
   Давнее увлечение  таксидермией стало основным источником  существования. Привыкший все делать на отлично, он и в этом деле стал мастером. С заказами на изготовление чучел и выделку шкур приезжали со всей округи. Клиентами его теперь были люди здоровые. Деловые. Интересно было наблюдать, как новое время рождает новые характеры. Но он не изменил себе. Отношения   товар - деньги, в которые, надо сказать, Разумовский органично вписался, не заслонили для него человека. По-прежнему его привлекали люди, живущие с азартом, с искоркой в глазах. "Ешкин кот! Какой был колоритный покупатель сегодня! - делился он, потирая  от удовольствия руки. - С таким и торговаться интересно, и уступить не жалко".

    Он никому не рассказывал про бессонные ночи, во время которых дышать можно было только сидя, про раздирающий все внутренности  кашель... Про то, что отекают ноги, что сердце совсем сдает, а охотники снова привезли ему медвежью шкуру... Ее и так-то еле поднимешь, а уж после вымачивания в химикатах... Когда  было совсем невмоготу  -  "уходил в подполье".  Пил... Это был его последний эксперимент по жизни. Раньше удивлялся: "Как это люди спиваются? Меня водка ни за что не одолеет. Попробуем...кто кого..."  Он был честный борец, поэтому    признал поражение: "Всесильна зараза..."
    До последних дней Сергей Павлович  помогал родным. Многие годы ухаживал за матерью. Только благодаря его постоянному тормошению - "двигаться надо, двигаться через  не могу!" - Зинаида Николаевна дожила до девяноста лет. Он и себе периодически устанавливал планку: сделать то-то, добиться того-то. Прожить еще столько-то... Последний рубеж, намеченный им для себя, - восемьдесят лет. Не получилось... Сердце не выдержало выпавших на его долю нагрузок. Шестого ноября 2011 года доктора Разумовского не стало. Как и мечтал, умер на ходу. До семидесятипятилетия оставалось три дня. Все правильно. Он не любил отмечать дни рождения, тем более  юбилеи.