Зима в том году выдалась суровой. Сильная вьюга качала высокие ели, облепляя снегом их мохнатые лапы. Звери и птицы остерегались высовываться из своих убежищ. И только одно существо шло наперекор природе – человек, царь природы, увенчанный разумом и страдающий от своей короны.
Меж деревьев по заметённой снегом дороге ехал всадник. Старая лошадь, заботливо укрытая попоной из козлиной шерсти, пригибала голову от порывов ветра и медленно плелась, утопая в ледяных зыбях. Наездник, весь покрытый зимним серебром, почти лежал на кобыле, съёжившись и плотно укутавшись в меховой плащ. Он знал, что скоро сможет согреться, ведь в этом лесу все тропы вели к трактиру «Перепутье». И вот, уже потеряв счёт времени в борьбе со взбесившейся природой, усталый путник заметил огонёк.
«Перепутье» было спасением для всех, кто волею судьбы очутился в этом страшном заснеженном лесу. Трактир окружали всевозможные слухи и домыслы, сплетавшиеся в загадочную картину, которая притягивала путников как сладкий мёд – пчёл.
Сам хозяин также слыл яркой личностью – полностью седой, но ещё сохранивший в облике некую статность старик. Он вечно торчал за стойкой с угрюмым видом, протирая посуду, пересчитывая выручку или наполняя грогом очередную кружку. А ещё он всё время поглядывал на посетителей, сверлил их взглядом, будто пытаясь что-то выведать.
Путешественник завёл лошадку в стойло, отдав её под опеку хромого конюха, и, зайдя в трактир, сразу же увидел того самого старика. Трактирщик привычно тёр кружки старой тряпкой, наблюдая за гостями. Льдисто-синие глаза его уставились на пришедшего, внимательно изучая каждую деталь, будто оценивая, сколько тот может принести заведению неприятностей. Но вскоре взгляд старика скользнул в другую сторону, и путник уже без опасения, что его выгонят, снял тяжёлый плащ, заранее оббитый от снега.
Сбросив верхнюю одежду, путешественник наконец явил себя: бледная кожа на лице и руках покраснела от холода, густая тёмная борода растрепалась, как и пепельные, словно припорошённые мукой, волосы. На вид мужчине было около пятидесяти или больше, но определить точный возраст не смог бы никто.
Подойдя к трактирщику, он глухо попросил:
- Похлёбки бы мне, погорячее. Да грога кружку.
Гостей нынче было немного. Путники предпочитали не тащиться сквозь темень и холод, а пережидать ярость вьюги в маленьких, но уютных комнатках, что предлагались хозяином в наём. Один из них долго и не без интереса всматривался в лицо новоприбывшего. Наконец, не выдержав, подошёл к нему, намереваясь разделить трапезу:
- Вестейн, ты ли это?
Названный поднял голову, и взгляд его прояснился:
- Альрик, ты здесь какими судьбами?
- Да вот, метель пережидаю. Ездил к городскому знахарю за снадобьем для жены. Совсем моя расхворалась… А тебя не ожидал увидеть! Не думал, что ты вернулся в родные края. – Помолчав, Альрик добавил: – Постарел ты, дружище…
Заказав у трактирщика две кружки глинтвейна, он сел за столик земляка.
Взглянувший на них со стороны ни за чтобы не догадался, что эти двое родились в один год – так они отличались. Да, жизнь не щадит никого.
Альрик выглядел неприметно: широкая кость, волосы цвета льна. Голубые глаза светились добродушием, однако на нём будто лежала печать перенесённого несчастия, которое и впрямь постигло далёкую деревушку Кольбейн. Он ведал лесными угодьями близ селения, честно трудясь и не позволяя частым бедам выбить себя из колеи.
Бывший в их деревне кузнецом Вестейн выглядел старше лет на десять. Худой, сутулящийся, он казался старым рядом с земляком, и в глазах цвета древесной коры не осталось места ни для какого светлого чувства.
- А дом твой так пустой и стоит… – пробормотал лесничий. – Ты ведь собираешься вернуться?
- Нет. Не хочу более там появляться. Здесь я проездом.
Старый друг удивился:
- Проездом? И куда же ты направляешься? В Рангвальд или Хринг? Я и там могу помочь устроиться, хорошие кузнецы везде нужны, – тут он приутих. – Ты не хочешь возвращаться из-за Эйнара с Эгиль? Ты их так и не нашёл?
Вестейн, нахмурившись, упорно вглядывался в дно пустой кружки. Альрик тем временем припомнил, как все они пережили это горе. Пятнадцать детей пропало тогда, год назад, и его сын в том числе. Ребятишки Вестейна исчезли последними. А тот будто спятил: кидался на безнадёжные поиски, всё твердил про каких-то альвов, якобы укравших детей. А через три месяца исчез окончательно…
- Всё уже быльём поросло, Вес, возвращайся, – проговорил лесничий.
Бывший кузнец резко стукнул кружкой по столу:
- Нет!!! Никто мне не помог в их поисках! Никто не поверил мне!
- Ну, сам посуди, кто поверит в сказки про альвов? Не бывает их. А дети давно мертвы.
Вестейн вдруг загадочно улыбнулся и потребовал ещё горячительного напитка, а когда трактирщик наполнил его кружку, поинтересовался:
- А ты думаешь, они мертвы?
Альрик кивнул, уже опасаясь за здравомыслие своего собеседника. Кузнец покачал головой:
- Нет, они живы.
- Вестейн…
- Я сам их видел!
Альрик ошарашено молчал. Кузнец тоже ничего не ответил и насупился, надумывая доесть свою похлёбку. Лесничий спросил у него недоверчиво и хмуро:
- Это правда? Почему же тогда ты их не вернул? Где они?
Вестейн в молчании поглощал уже остывшую еду, не думая отвечать на вопросы. Это продолжалось долго, и Альрик уже начал испытывать раздражение, но тот внезапно заговорил:
- Когда Эйнар и Эгиль пропали, ты и сам помнишь, я сорвался. Обыскал все окрест – впустую. Ни слуху, ни духу. Тогда я решил идти дальше в лес. В самую глубь. Даже охотники наши туда не совались. Чащоба и дичь. Вот там меня и встретили. Вышел один в плаще, копье на меня наставил. Невысокий, худой. Я думал, повалю его. Но не успел. Он отпрыгнул, что тот кузнечик. Ловкий, зараза. Но капюшон-то ветром сбило, а я гляжу – уши альвные! Острые. Я к нему – и слышу: этот шепчет что-то. Страшно так, муторно. У меня от его бормотания деревья враз поплыли перед глазами, небо завертелось, запрыгало… Ну и все. Очнулся я уже один. Кинулся в деревню, думал, поможете, – Вестейн удручённо покачал головой, – но нет, юродивым сочли. А ведь эти твари наших детишек в Альфхейм уволокли! Я догадался!
Я туда и снова приходил. Три месяца кряду. С каким ружьём-дубьём на альва ни бросался – бестолку. Он, паскуда, шипел, и я падал, что бык на бойне. И однажды не выдержал – на колени перед остроухим бухнулся. Выл, ревел, умолял к детишкам пустить. И он вдруг по-нашенски заговорил: мол, нельзя тебе дальше, назад боле не выйдешь. Но ты сам понимаешь, я ради Эйнара с Эгиль хоть в огонь, хоть в воду… В общем, долго упрямился стервец, но всё же сжалился. Завязал мне глаза, наказал слушаться, подхватил на плечи, да поволок. А ведь сам худенький, соплёй перешибёшь! Долго он тащил меня, и даже не запыхался. Одно слово – колдун! И вот поставил он меня на землю, повязку снял.
Вестейн вдруг замолчал, вновь принявшись буравить взглядом кружку, Альрик, внимательно слушавший его, спросил:
- Почему ты молчишь?
Кузнец вздохнул:
- Как сказать не знаю, эдакое-то диво увидел... Сначала по глазам резануло. Думал, вовсе ослепну: столько яркого света было. А потом я увидел Альфхейм! Дворец альвов, весь хрустальный, переливающийся, выше всякого дерева в нашем лесу. Гляжу по сторонам, а вокруг скалы знакомые. Ба! Понимаю, так то ж хребет Велард!
- Но как?! – перебил изумлённый лесничий. – До него дня три на лошади!
- Не знаю, Альрик, не знаю. Но Расколотую Гору, ту, с двумя верхушками, мне ясно видать было, – заверил его Вестейн и принялся рассказывать дальше. Он больше не глядел в кружку, глаза его словно подёрнулись туманом. Несчастный отец вновь переживал события того судьбоносного дня.
***
Их встретили рядом с дворцом. Несколько альвов вышли навстречу часовому и его пленнику. Вестейн жадно рассматривал тех, кого успел всей душой возненавидеть. Альвы выглядели именно так, как их описывали подёрнутые инеем древности мифы: изящные, белокожие, с нечеловечески большими дымчатыми глазами и бесстрастными масками лиц. Но они вовсе не казались Вестейну прекрасными, было в их ледяной безупречности нечто отталкивающее, чужеродное, а оттого уродливое.
Альв-соглядатай жестом приказал ему оставаться на месте, а сам пошёл к остальным. Те гневались и долго не желали успокаиваться. В сердце кузнеца закралось подозрение, что его просто-напросто прикончат, однако всё обошлось. Альвы внезапно стихли, и стали поворачиваться к входу во дворец. Оттуда вышли две альвийки в невесомых розовых тканях и украшениях из удивительного металла, бледно-золотистого и сверкающего, словно усыпанного алмазной пылью. Будучи мастером кузнечного дела, Вестейн прекрасно разбирался в рудах и металлах, но никогда не сталкивался с чем-то хотя бы отдалённо похожим. Альвийки, подобно бесплотным духам, грациозно плыли, едва касаясь ногами земли. Но Вестейн перестал обращать на них внимание, когда увидел тех, кто шёл за ними следом.
Это были дети! Много детей, собранных, наверное, со всей округи, самых разных возрастов. Каждый был одет в альвийские одежды, отливающие золотом ярчайшего солнечного света, и у каждого сиял тонкий обруч на лбу.
Кузнец возликовал, увидев, что юные пленники здоровы и целы, но их отстраненные, не по-детски спокойные лица вызывали тревогу. Он понял, что дети очарованы похитителями.
Ребятишек, судя по всему, вывели на прогулку. Получив указания от присматривающих альвиек, они принялись весело носиться по зелёной траве, любоваться облаками и о чём-то переговариваться друг с другом.
Как Вестейн ни пытался, он не мог высмотреть своих детей, а вот сына Альрика – Свана – заметил почти сразу. Тот сидел на траве, рассматривая что-то интересное перед собой. Кузнец попытался позвать мальчика, но безуспешно.
***
- А потом меня окликнули, – бесстрастным, словно опустошённым голосом рассказывал земляку кузнец. – Я ушам своим не поверил. Это был Эйнар, мой мальчик шёл ко мне. Я был рад. Рад, что он жив и невредим. Но когда он заговорил со мной, я ужаснулся…
Вестейн горестно опустил голову, вспоминая карие глаза собственного сына, наполненные равнодушием, и его холодный голос.
- Зачем ты пришёл сюда, отец?
- Как зачем? – опешил он. – Вы исчезли, я искал вас и вот, наконец, нашёл!
Счастливый отец протянул руки для того, чтобы обнять юношу, но тот сделал шаг назад.
- Ты здесь быть не должен. Они не хотят, чтобы сюда приходили взрослые люди. Они убьют тебя.
Кузнец ошарашено спросил:
- Эйнар… ты ли это? Я ведь пришёл забрать вас.
- Да, это я. И я не заколдован, как ты думаешь. Мы все остаёмся в здравом уме и памяти. И никто отсюда не уйдёт.
- Но почему?
- Они дают нам дом и всё, что нужно для жизни. Мы не ведаем здесь голода или усталости, отец. Они дают нам то, что не способен дать этот невежественный и грязный мир – знания. За три месяца я узнал больше, чем за всю свою жизнь!
Вестейн попытался положить руку на плечо сына, но тот снова отступил и сказал:
- Не приближайся. Не нужно. Молись своим несуществующим богам о том, чтобы уйти отсюда живым.
Развернувшись, Эйнар направился к остальным детям. А кузнец, потрясённый холодностью сына, застыл, всё также вытянув руку вперёд. Пренебрежение и отчуждённость, как копья, пронзили отцовское сердце. Вестейн, обессилев, рухнул на колени.
***
Альрик, смотрел на своего земляка, поражённый его рассказом. Теперь он не знал, верить ему или нет. Слишком уж безумным было его повествование. Но мучил лесничего один вопрос:
- Как же ты оттуда выбрался?
Вестейн, отстранённо глядя в сторону, ответил:
- Это была её воля…
- Чья?
Кузнец сморгнул и вновь принялся за рассказ. Воспоминания закружились в его голове радужным вихрем.
***
Он был раздавлен. И постепенно начинал понимать приближение своей смерти. Но альвы не подходили к нему. Уже более спокойные, они наблюдали за резвящимися детьми и альвийками, играющими на причудливых инструментах чарующую мелодию. Кузнецу казалось, что его там и вовсе нет, что он – лишь блеклая тень человека, ни для кого не видимый призрак. Но Вестейну не хотелось бежать. Да и куда? У него никого не осталось, кроме детей. Он сидел, убитый горем, когда услышал голос, самый дорогой ему голос:
- Прости его, отец. Он самый старший из нас, и ему было дано больше, чем остальным.
Развернувшись, он увидел её, свою маленькую Эгиль, здоровую и опрятную. На плече дочери лежала белая рука ещё одной альвийки. Она стала первой из тех, кого Вестейну удалось отчётливо рассмотреть: невероятный головной убор ниспадал фиолетовым плащом, прикрывая её изящное тело, белоснежные волосы, сплетённые в шесть косичек, поддерживали громоздкое украшение. Бескровные губы едва заметно шевелились. Вместо выступающего носа на её лице располагалась лишь пара по-змеиному маленьких ноздрей. Но самое главное – глаза. Они походили на сверкающие живые самоцветы, играющие всеми цветами радуги.
Альвийка, не отрывая взгляда от Вестейна, склонилась к девочке, что-то очень тихо говоря. А Эгиль сообщила:
- Она хочет сказать тебе кое-что, отец.
- Кто «она»?
- Предсказательница. Она ведает, что было, и что будет. Она знает, что происходит в твоей душе. И она хочет говорить.
Альвийка вновь зашептала, а дочь кузнеца передала её слова:
- Несчастный человек, ты не сможешь больше найти себе покоя на этом свете. Твоя непокорность судьбе и упрямое желание отыскать потерянное привели к такому итогу. Знай это.
- И что? Я должен был сдаться и перестать искать?
- Да. Но ты этого не знал. Вы, люди, даже не подозреваете, к чему ведут ваши стремления. И не пытаетесь узнать. В этом ваш порок.
- Зачем вы крадёте детей?
- Мы, пришедшие издалека, хотим помочь вам. Изменить этот глупый мир вашими же руками. Для этого лучше подходят дети, чьи мысли не запятнаны ложными желаниями. Они здесь в безопасности, могут получить то, о чём вы, люди, подсознательно мечтаете. Знания о самом смысле бытия, о том, что для счастья необходимо самое малое. Не беспокойся, человек, скоро мы покинем эту землю, – с этими словами альвийка устремила взгляд в небесную высь, где таилось что-то важное для неё, но недоступное человеческому пониманию.
- Вы заберёте их с собой?
- Нет. В нашем мире их ждёт смерть. Мы хотим дать им шанс сделать ваш мир лучше. Жаль, что они не смогут этого добиться в той полноте, на которую способны.
Вестейн не понял её слов:
- Почему?
- Слишком большие силы будут им противостоять. Они будут одни против ваших нескончаемых пороков, лживой веры и прививаемой с детства жестокости. Мои соплеменники возлагают на них большие надежды, однако я вижу их тщетность. Пусть сейчас мой голос тонет в бурном восторге новаторов, но ничего. Они ещё убедятся в правдивости моих видений и вернутся, чтобы исправить ошибки. Но уже более грубыми методами. Прощай, человек, ты вряд ли сможешь выжить в этих горах.
Эгиль замолчала, и они собрались уходить. Испуганный и сбитый с толку кузнец всё же остановил их вопросом:
- Когда же вы вернётесь?!
Альвийка вдруг неприятно улыбнулась и стала быстро говорить, немного повысив голос. Эгиль переводила:
- Мы ещё дважды прибудем на Землю. Во второй раз это случится, когда рассказы о нас станут глупыми детскими сказками, когда люди начнут отвергать своих богов, предаваясь науке. Тогда явимся мы, но только не как народ из ваших мифов. Не станем мы воспитывать ваших детей в тщетной попытке перекроить мироздание. Мы придём за вашей сущностью, за вашими телами. И реки крови будут течь под нашими ногами. И вы, невежды, не будете знать, куда исчезают ваши соседи и знакомые. Но не нужно бояться нашего второго прихода. Бойтесь третьего! Он будет в то время, когда люди забудут своё прошлое, пытаясь собрать его жалкие осколки. Вам будут доступны другие миры, но вы будете заняты собой и своими междоусобицами. Тогда два наших войска изберут ваш мир для своей войны, и Земля расколется. Моя кровь вас уничтожит и, она же воссоздаст. Ваш мир сгорит и родится заново, без ошибок прошлого. Знай это, Вестейн, кузнец, сын знахаря! Уста твоего ребёнка пророчат судьбу всего вашего народа, – она увидела его стремление что-то сказать и тут же продолжила: – Мои слова поразили тебя, но ты все равно думаешь о другом. Ты, Вестейн, хочешь видеть своих детей. А мы хотим, чтобы сюда прибывали новые. Наши желания могут восполнить друг друга.
Она протянула ему руку, в которой лежал очень странный и красивый медальон:
- Это твой шанс вновь увидеть своих детей. Стоит открыть его, и окружающие тебя люди уснут крепким сном.
Предсказательница не стала объяснять, что все это значит. Она лишь сказала Вестейну, что он все поймет, но позже. На прощанье она проговорила устами Эгиль:
- Ты в своё селение не возвращайся. Не найдёшь ты там ничего, что бы смогло тебя успокоить. Никто не захочет тебя слушать, а тот, кто поверит в твою историю – убьёт. Иди, кузнец. Мой собрат, приведший тебя сюда, поможет вернуться в твой привычный мир.
***
Вестейн замолчал. Карие глаза устало смотрели на собеседника. Лесничий же, нахмурившись, воскликнул:
- Врёшь ты всё! Не верю, что ты увидел своих детей и не забрал их.
Кузнец, подняв руку, полез себе за пазуху. После небольшой заминки он явил удивлённым глазам земляка изящный медальон, усыпанный блестящими камнями и оплетённый тонкими нитями золота. Альрик выдохнул изумлённо:
- Быть того не может! Тот самый?
Вестейн кивнул и грузно встал, доставая мешочек с деньгами. Лесничий понял, что тот покидает «Перепутье».
- И куда ты направляешься?
- В Зельхейн. Есть там у меня дело. Я ведь хочу снова их увидеть. Прощай, Альрик.
Лесничий после его ухода наконец смог всё трезво осмыслить. Альвы существуют и похищают детей. И хотят большего. Страшная мысль вдруг осенила его:
- Он украдёт детей! – возгласил Альрик, вскакивая из-за стола.
Посетители с удивлением обернулись на тяжело дышащего мужчину с льняными волосами. Тот, оглядев их всех, закричал:
- Он хочет их украсть! – повторил лесничий. – Вы что, не понимаете? Альвы! Дети! Медальон! Он уведёт их в горы! Человек, что сидел здесь! Он же поехал в Зельхейн. Там в садах работают дети крестьян. Нужно его остановить!
Посетители недоуменно переглядывались, не понимая, о чем он толкует.
Гневное бессилие вылились в отчаянный порыв, и Альрик выбежал из трактира, так и не дождавшись никакого отклика от окружающих. Он намеревался в одиночку погнаться за обезумевшим другом.
Вскоре посетители забыли об этой выходке, вернувшись к своим делам. И лишь старый трактирщик глядел ему вслед и, хитро улыбаясь чему-то, продолжал натирать стаканы.
***
Тем временем Вестейн неспешно ехал по заметённой снегом дороге. Он знал, что его откровенность будет дорого стоить.
«Никто не захочет слушать тебя, ну а тот, кто поверит – убьёт» – неустанно звучал в его голове дорогой сердцу голос Эгиль.
Кузнец чувствовал, что неизбежная расплата скоро настигнет его. И осознание этого почему-то приносило ему облегчение…
автор
Поль Настикая
http://www.proza.ru/avtor/amynemesis