Это лето на Балтийском море выдалось неожиданно тёплым, и многие после окончания рабочего дня стремились приехать из Риги в Юрмалу, чтобы побродить по янтарному взморью, искупаться в ласковых волнах и проводить заходящее солнце.
В один из таких дней Лиза с подругой совершали традиционный вечерний променад по прохладному песчаному берегу. Беззаботно болтая, они наслаждались сгущающимися красками дня вместе с пёстрой толпой отдыхающих. Неожиданно их внимание привлёк художник. Женщины остановились возле него и с восхищением стали любоваться, как лёгкими воздушными шажками по холсту танцевала кисть, рождая удивительный закат. Они не могли оторвать глаз от живописной картины. Художник, в свою очередь, обратил внимание на подошедших дам и особенно на Лизу, отметив про себя, что у неё удивительно одухотворённое лицо. Он тут же предложил написать её портрет, добавив, что сделает это бесплатно. Но… только не теперь, а через месяц, так как ему срочно нужно лететь в Париж. Подруга весьма оживилась от заманчивого предложения, а Лиза довольно спокойно отнеслась к этой идее и даже пошутила:
– А может, Вы пишете в манере Пикассо? Кто Вас знает…
В ответ художник мило улыбнулся и пригласил дам прогуляться в галерею друга, где в это время как раз проходила выставка его работ. Экспозиция произвела сильное впечатление на женщин. Картины Вадима – так звали художника – им очень понравились, и на прощанье они обменялись визитками, а Вадим пообещал вскоре вернуться в Ригу. Лиза не придала этой встрече особого значения и, вернувшись домой, бросила визитку в письменный стол.
Но спустя несколько дней новый знакомый позвонил ей и с грустью сообщил, что через месяц приехать не сможет, извинился, что вынужден задержаться по делам. Однако надежды написать её портрет не теряет. Этот неожиданный почти ночной звонок удивил Лизу, и она сбивчиво поблагодарила Вадима за внимание.
Наутро Лиза вдруг почувствовала, что в душе начался настоящий переполох…Её настойчиво стал преследовать его приятный низкий голос. Лизе, никогда не считавшей себя красавицей, было отрадно, что где-то в далёком Париже художник думает о ней и даже собирается написать портрет. Её удивляло, что же такое интересное мог заметить в ней Вадим? Она то радовалась, то сетовала на себя, что слишком часто в мыслях возвращается к новому знакомому.
Но вскоре раздался долгожданный звонок из Франции. Вадим сообщал, что после выходных прилетает и надеется встретиться с ней. Лиза поделилась с подругами этой новостью, а заодно и тем, что в её душе поселилось беспокойство по поводу предстоящей встречи с художником. Однако они были рады, что это событие отвлечёт её от хлопот о взрослой дочери и непутёвом бывшем муже. Все заметили, как похорошела, расцвела она в последнее время. А в глазах появился необыкновенный блеск.
Лиза давно развелась с мужем, но между ними сохранились добрые отношения. Друзья супруга не очень радушно приняли его новую молоденькую жену. А некоторые – неженатые – даже пытались занять пустующее место рядом с Лизой. Но она следовала совету Омара Хайяма: «Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало», – и появляющихся поклонников легко превращала в хороших друзей. А всю свою нерастраченную любовь дарила дочери.
Вадим прилетел, как обещал, и теперь каждый вечер после работы Лиза торопилась к нему в студию. Как же она переживала, когда шла на первую встречу! Ведь она даже не представляла, что такое позировать, неподвижно сидя по нескольку часов, – для неё это было настоящим испытанием, тем более что Вадим начинал ей нравиться.
Поэтому, придя в студию, Лиза так волновалась и стеснялась, что вначале смущённо улыбалась, а потом неожиданно развеселилась от того, как нелепо, должно быть, она выглядит со стороны, когда на неё так пристально смотрит чужой мужчина, пусть и художник. И, чем больше одолевали её такие мысли, тем звонче становился неудержимый смех. Лиза по-детски закрывала лицо руками, хохотала, на время выходила, извиняясь за охватившее её странное настроение. А Вадим, оказавшись прекрасным собеседником, мило шутил, читал любимые стихи, словно понимал её состояние, и, пытаясь снять напряжение, угощал изысканным французским вином от самого Жерара Депардье, купленным им по случаю в провинции Бордо.
В последующие дни Вадим, работая, весело развлекал Лизу забавными рассказами про Париж, в котором она никогда не была и поэтому жадно ловила каждое его слово. Ей было приятно, что он по-доброму отзывался о своих друзьях, знакомых, был очень искренним и откровенным. Судя по всему, он был из тех людей, которых англичане называют "self-made man", то есть человек, всего добившийся сам. И Лиза невольно сравнивала его со своим бывшим супругом, который до сих пор заходит, чтобы поплакаться в жилетку на нелёгкую жизнь, и мечтает вернуться к ней. Лиза искренне сочувствовала ему, давала советы, но ясно понимала, что давно уже разлюбила. Зато Вадим всё больше привлекал её.
Художник пытался перейти на «ты», но она делала вид, что не замечает этого. Дистанция помогала ей сохранять непринуждённость, оставаться естественной и спокойной. Однажды он предложил прогуляться вечером у моря и вместе поужинать. Лиза резко отказалась, чувствуя, что надвигается буря, готовая разрушить её устоявшийся образ жизни, пошатнуть гармонию с самой собой. Ох, как боялась она этих грозных стрел Амура и душевных потрясений, которые приносит эта стихия чувств.
Однажды, проведя выходной у друзей, Лиза появилась в студии в другой одежде, извинялась, что не успела переодеться. На ней было удлинённое кружевное платье с лёгким оттенком персикового цвета, напоминающего первые лучи утреннего солнца, а на голове – великолепная голубая шляпа с широкими полями, украшенная перьями. Увидев Лизу, Вадим не смог скрыть восхищение и с восторгом отметил, что этот изысканный летящий наряд напомнил ему неподражаемые воздушные акварели современного импрессиониста Вильяма Хайенраетса. Он попросил её не снимать шляпу, чем очень удивил Лизу.
Под конец сеанса зазвонил телефон, Вадим вышел, чтобы поговорить наедине. Тогда Лиза решилась воспользоваться моментом и взглянуть на картину хоть одним глазком, так как Вадим не хотел показывать незаконченную работу, но заверял её, что портрет почти готов.
Каково же было её удивление, когда, подойдя к картине, она увидела на холсте не портрет, а летний восхитительный пейзаж, исполненный светлыми нежными мазками. Вначале Лиза оторопела, потом подумала, что ей это кажется… За серебристой дымкой поднимались зелёные холмы, а за ними круто взмывали горы, которые гордо взирали на девственную красоту полевых цветов, мягкими волнами качающихся от дуновения ветерка… От картины веяло свежей утренней прохладой. А над манящим трогательным облаком из васильков, ромашек и лютиков летела ввысь её голубая шляпка.
Пейзаж был действительно чудным, но как обидно стало Лизе, что с ней обошлись так некрасиво. Чуть не влюбилась, как девчонка, а Вадим так жестоко над ней подшутил. Лизу потрясла догадка, что все эти дни она была для него всего лишь игрушкой. Она с горечью глядела на несбывшуюся мечту, на «портрет» с улетающей шляпкой.
– Какая же я наивная и глупая! – думала о себе Лиза, в висках у неё стучало, и сердце учащённо билось.
Она повернулась, чтобы немедленно уйти, но в это время вернулся Вадим. Увидев его, Лиза очень смутилась, и с её губ невольно сорвалось:
– Великолепный пейзаж! Прощайте!
Но Вадим подошёл к ней, пытаясь объяснить, что всё не так, как она думает, что портрет почти готов, осталось ещё несколько сеансов. Лиза, опустив голову, тихо произнесла:
– Спасибо! Я уже увидела… шляпу!
– Не уходите, пожалуйста, Лиза! Останьтесь! – Вадим пытался её удержать, но Лиза решительно отрезала:
– Извините, мне пора!
– Лиза, выслушайте меня! Пожалуйста!.. Вы сегодня так божественно улыбались и вообще так чудесно выглядите, а Ваша солнечная улыбка напомнила мне летний пейзаж, что я не смог удержаться и написал его таким, каким Вы помогли его представить. Это Вы меня на это вдохновили! Поверьте, – торопливо оправдывался Вадим.
– Не верю, нисколько не верю! – с дрожью в голосе и с досадой выпалила Лиза.
– Лиза, Вы должны мне поверить. Послушайте меня. В первый день, Вы помните, когда Вы появились здесь и безудержно смеялись, помните? В тот день я услышал, да, услышал в Вашем смехе отзвук высокогорного ручейка и почувствовал дыхание гор. Да, Ваш чудный голос звучал подобно жемчужной мелодии, он мне напомнил свободный горный ручей. Смех у тебя – он неожиданно перешёл на «ты» – чистый, хрустальный, немного шаловливый. Ты даже не представляешь, что ты и есть неиссякаемый родник. Вот посмотри, что я тогда написал, – Вадим взволнованно выставил перед ней картину.
– Видишь, какой чудный ручей получился! Я уже не помню, когда так легко работалось, это ты вдохновляешь меня. А портрет есть, только он не закончен…
Лиза, глядя в никуда, мимо картины, нервно теребя шляпу изящными длинными пальцами, с глубокой грустью вымолвила:
– Не верю, я ничему уже не верю! Почему Вы так со мной поступили? О, Вам было скучно! И Вы… Вы придумали эту игру с портретом, чтобы я развлекала Вас? Да?!
– Лиза, поверьте мне, я работаю даже по ночам, я помню каждую родинку на твоём лице, а улыбка у тебя удивительная… солнечная, потому что душа у тебя особенная – светлая и щедрая.
– Ну, знаете, Вы ещё и смеётесь надо мной! Да я Вас… да, знаете, я Вас видеть не могу! Я, как истукан, часами сидела перед Вами, эх Вы! Пустите, а то я не знаю, что сделаю! Я… кричать начну! – Лиза, не помня себя, вырвала перья из шляпы и от возмущения вдруг топнула ногой.
– Милая Лиза, а теперь, когда ты сердишься, хмуришь брови и топаешь ножкой, ты напоминаешь мне проснувшийся вулкан, бурю! Я должен это написать! И будет ещё одна прекрасная картина! Но напишем мы её уже в Париже. Мы вместе летим во Францию! Я понял, что полюбил тебя… Ты ведь тоже ко мне не равнодушна?.. – вглядываясь в её глаза и ища в них ответ, ожидающе произнёс Вадим.
– Какой Париж? Кто мы? Да как ты можешь за меня решать? Ты больше ничего не придумал? – ещё больше сердилась Лиза, отодвигаясь от него подальше.
– Нет, ничего! Но я считаю, что Дягилев был прав, когда предупреждал Пабло Пикассо, что «на русской надо жениться». Поэтому я делаю тебе предложение. И у тебя только три дня на размышление. Сейчас ничего не отвечай. Только не говори мне «нет», – решительно произнёс Вадим.
Ошеломлённая таким неожиданным заявлением, она не смогла вымолвить ни слова. Потеряв дар речи, на какое-то мгновение она застыла в оцепенении. Наконец, на одном дыхании из глубины души Лизы тихо вырвалось:
– Мне нужно увидеть портрет.
Вадим бережно взял её за руку, как ребёнка, и, подведя к картинам, стоящим в углу студии, показал портрет. Лиза не верила себе. Это была она и не она. На неё смотрело знакомое лицо, но такое привлекательное и одухотворённое, какого она давно не видела в зеркале. Счастливая, она радостно воскликнула:
– Не может быть! Когда ты увидел у меня такие глаза? Я уже не помню, когда они так радостно сверкали. Такой красивой я себя ещё не видела!
– Любимая, когда ты рядом со мной, ты всегда такая красивая. – отозвался Вадим, нежно привлекая к себе Лизу…
Картина Виллема Хайенраетса