Максим РУЗСКИЙ
МЕТАНЬЯ МОЛОДОСТИ
1
Эмилия уже в четырнадцать лет отвлеклась от детских забав и игр и задумалась над своим таинственным устройством, когда в таком человеке, как она, что-то спрятано внутри и постепенно развивается невидимым образом, чтобы превратиться в особый вид Homo sapiens – в женщину. По картинкам в анатомическом атласе девочка с грехом пополам разобралась у себя внутри и поняла хотя бы по органам, что там у нее находится.
На счастье, учительница анатомии уже не была ортодоксом сталинского времени, и на прямые вопросы «а это зачем?» отвечала четко и кратко, объясняя функции всех завитушек и трубочек, которые Эмилия запомнила. На удивление преподавательницы девочка усвоила очень много, и женщине приходилось дочитывать, зачем та или иная железа, которую и медики-то не всегда помнили.
Наконец, Василисе Ивановне это надоело, она составила небольшую лекцию о самом главном и прочитала ее Эмилии после уроков тайно, в запертом на стул классе. Ее удивлению не было предела, когда девочка сама стала ей сдавать только что полученные знания, переспрашивая исключительно то, что не поняла.
После этих уроков Эмилия знала намного больше подруг, даже тех, что «уже попробовали». Она не хвасталась своими тайными сведениями, а замечала про себя неправильные фантазии девочек. Особенно на Эмилию произвели впечатление слова самой Василисы: «Ранние сношения разрушают в человеке верное подсознание, что ведет к отсутствию тонкого восприятия действительности и искусства, а при злоупотреблении сексом и полному идиотизму. Юные проститутки часто совсем дурочки, они могут думать только об ЭТОМ».
Поскольку Эмилия мечтала об архитектурном институте, она запомнила эту фразу учительницы и вытерпела без мальчиков аж до семнадцати лет.
Это было трудно.
В 1996 году, на который пришлось ее взросление, как раз закончился период прохождения Солнечной системой такой области неоднородной нашей Вселенной, где царствовали силы Зла, и именно в этом году, перед самым рассветом, они были так сильны, что удержаться от секса было трудно.
Но Эмилия этого всего не знала, потому, что ей не попадались на глаза книги академика Левашова, а, ни по телевизору, ни в печати о нем не говорили, по вечной российской привычке опасаясь, как бы чего не вышло.
В обычной жизни стремление к разврату объяснялось влиянием загнивающей Америки с ее странными танцами и немелодичной музыкой, особенно тяжелым роком, названным еще и металлическим. Эмилия, к сожалению, слушала эти звуки. Квинтэссенция этой американской моды заключалась в тайных встречах внутри автомобильного салона родительской автомашины, где неумелые подростки крушили самые нежные места одноклассниц, считая это особой доблестью.
Автомашины с такими просторными салонами в России заменяли пустые на одну-две ночи квартиры родителей.
Эмилия прониклась ощущением своего складного тоненького тельца.
Она иногда смотрелась в зеркало, медленно крутясь перед ним. Вид ее фигурки, увенчанной несколько крупной головой с правильным черепом и огромными карими глазами, возбуждал в ней самой воображаемое вожделение, с которым только и могли бы смотреть на ее совершенства некоторые несуществующие рисовальщики, если бы она вдруг стала для них моделью на час напряженного сеанса. Она принимала позы, выделяющие характерные линии ее бедра или явно показывающие нежный силуэт ее маленьких грудок. Эмилии нравилась мысль о том, что даже полоненная и истерзанная, она имеет свойство снова принимать свою соблазнительную форму, чтобы быть готовой к новым атакам.
Эти эротические фантазии приводили ее к росту желания «попробовать», тем более, что среди подруг уже и не было девочек.
Наконец, после школьной вечеринки три друга уговорили ее остаться и по очереди перебывали в ее глубине, наполнив, свои презервативы. Первого ей пришлось стерпеть, превозмогая девичью боль, второй был нежен, а третий долго не мог закончить, и Эмилия в полной мере обрела жестокий женский опыт, когда тебя бесконечно накачивают и мнут только для того, чтобы мужчина смог.
Это продолжительное превращение ее в женщину она разрешила им сама, чтобы стать полноправным членом компании, в которой оставаться девочкой уже «было стыдно».
Когда любопытство Эмилии было удовлетворено, она, слава Богу, снова взялась за учебу и вернулась к своей любимой архитектуре, в которой видела истинную красоту, больше по чертежам во Всемирной истории, чем в реальных зданиях. Девочка научилась даже чертить тушью, что казалось ей вершиной архитектурной деятельности.
2
Такая природная любознательность и приверженность выбранному делу отвлекали Эмилию от всеобщего увлечения прелюбодеянием. Но она иногда ходила в свою компанию, чтобы совершенствоваться и в гордом, неспешном предоставлении своего тела страждущим друзьям. Ей нравилась неизбежность их возбуждения ею и первые прикосновения. Но все больше и больше приходилось потом выдерживать, даже терпеть, и эти первые пробы дарили ей только обманчивое чувство «опытной женщины» и выпрямляли странными упражнениями ее и без того грациозную походку. Она научилась отличать девочек от женщин именно по движениям при ходьбе. Резкие подпрыгивания одноклассниц домашнего воспитания ее смешили.
К тому времени чертежи стали делать на компьютерах, и Эмилия с энтузиазмом освоила Автокад, еще не умеющий чертить в пространстве. Она научилась в нем строить вазу – довольно сложный рисунок последовательных сопряжений дуг разного радиуса и этот опыт подсказал ей, как получить правильную вазу вручную, чтобы сдать вступительный экзамен по черчению.
Главное, что надо было освоить для поступления в МАрхИ – был рисунок. Эмилия вместе со всеми ходила на курсы в маленькую церковь, где рисовала гипсовые головы и капители. Атмосфера, царящая среди четырех колонн этого храма, уже воспитывала в абитуриентах некоторую гордость и обособленность. А если у ученика, как у Эмилии, получались и сами рисунки, то его переполняло чувство избранности, и он проходил со своим подрамником в сером мешке мимо пассажиров метрополитена с видом греческого героя, случайно оказавшегося в этой дикой Москве. Правда и сам метрополитен был продолжением церквушки. Везде в залах можно было заметить горельефы и статуи, всякие розетки на потолках, в которых подсвечивались картины, пусть и из колхозного быта, но хорошо прописанные, и увидеть массу разных сводов, переходящих друг в друга по законам черчения и начертательной геометрии.
Никто из студентов не подозревал, что эта дикая Москва, далекая от европейского искусства и стояла на территории Великой Тартарии, государства гиперборейцев. Те жили здесь уже очень давно и имели в то далекое время высокую культуру и технику, позволяющую летать за тридевять (двадцать семь) Земель, то есть планет, а иногда и сигать, то есть перемещаться в космосе за очень малую долю секунды - сиг. Но и сами члены правительства не знали об этом.
Никто не мог понять смысла «Сказа о ясном Соколе» - древнерусского произведения о путешествии Настеньки с планеты на планету в поисках своего суженого. Да и не было этого сказа, ни в библиотеках, ни в магазинах. А тогда, при Настеньке, в небе сияли еще все три луны: Леля, Фатта и Месяц.
Считалось, что жизнь началась в «Великой Греции» с ее демократией, а не 600 тысяч лет назад, с прилетевшей на планету Мидгард белой расой. А настоящая жизнь вообще, предполагалась возникшей только в 1917 году, когда руководимые из Америки обрусевшие евреи совершили «Революцию» и перебили и серьезных рабочих и трудолюбивых крестьян и философствующую интеллигенцию, чтобы установить диктатуру несуществующего пролетариата.
3
Эмилия поступила в архитектурный институт и ходила туда, как в храм.
Сами высокие аудитории потрясли ее. Она с любопытством разглядывала стайки третьекурсников, замечая моды, которым следовали девушки, их легкую заносчивость в общении друг с другом и особый жаргон, из которого почти ничего не понимала. Но к весне она освоила такие глубокомысленные слова, как «чувак», «лажа» и «Ушац», как она поняла, самый популярный герой местного фольклора. Многие подрамники с обратной стороны имели эту подпись, и, казалось, в институте Ушац учится на всех факультетах и уже много лет. Слово «глюковина» тоже имело свою историю в виде невинного армейского анекдота и тоже принадлежало особому клану зодчих.
Там она отучилась два курса в каком-то восторженном забытьи.
В своей жизни она не собиралась ничего менять и, продолжая играть в институте роль недосягаемой миниатюрной красавицы, оттягивалась в своей компании школьных друзей, уже потеряв счет учеников и учителей сладких мук.
Но случай руководит судьбой и без нашего участия.
На одном из занятий проектом на третьем курсе Эмилия заметила Илью.
Он смотрел на нее через две открытые двери аудиторий. Этот крупный, сильный, но очень скромный молодой человек, изучал ее профиль уж как-то совсем пристально. Он порой забывал про свой чертеж, и не сводил с нее взгляда минут по пять. Это было уже заметно, и Эмилия решила его вылечить - дать ему себя минут на двадцать, чтобы показать, что она не воздушная Незнакомка, а простая девушка, и пялиться на нее нет никаких причин.
Разумеется, ей льстило такое необыкновенное внимание.
Вечером, в раздевалке она подошла к Илье и взяла его за руку. Так они и вышли из института вместе. Ей было неловко держать его, поскольку сам Илья ее за руку взять постеснялся, и она так и продолжала вести его к метро, как ребенка. Разговаривать в гремящем вагоне не было никакой возможности, и она привезла его на свою станцию.
- Вы проводите меня? – спросила она уже на улице.
- Да, я провожу вас, - ответил он, как зачарованный.
Эмилия впервые встречалась с таким малахольным. Но она решила взять его тон, чтобы не обижать человека. Ведь совсем неизвестно, кто его родители.
Уложить Илью с собой Эмилии не удалось. Он просто не понимал ее. Помог ей с занятиями, вычертил пару сложных видов, а потом попрощался и поехал домой.
- Что это за молодой человек? – спросила мама, выходя из кухни, где скрывалась уже полчаса.
- Это сын инспектора ГлавАПУ. Илья его зовут.
- Уж не Илья ли… , - и мама назвала известную ей фамилию.
- Да, это он.
- Хороший мальчик, я слышала.
Эта мамина оценка скорее остудила Эмилию. Совсем хорошие мальчики были не по ее части. Но она посмотрелась в зеркало, и ей подумалось, что она и сама девочка тоже очень хорошая и вполне сможет соответствовать Илье, если уж он будет очень настаивать. Теперь она поняла, что он настолько хорош, что не мог позволить себе лечь с ней рядом.
«Что в этом такого?» - подумала она. – «Все трахаются».
5
Илья, наоборот, так увлекся Эмилией, что написал ее портрет в традициях классического изображения греческих богинь. Лицо его богини являло собой страстную в чем-то убежденность.
Эмилия так и не смогла преодолеть его девственность. Он пылал к ней высокой платонической страстью, был этим счастлив, но, слава Богу, походив к ней месяц, немного остыл, и снова занялся своим градостроительством, в котором души не чаял. Илья так глубоко изучил предмет, что даже остался в аспирантуре и успел написать кандидатскую диссертацию по своим еще студенческим зарисовкам скучной застройки американских городов.
Эмилия окончила институт с красным дипломом и, следуя своему истинному увлечению виллами, пошла за «гениальным» архитектором с Украины в его маленькую фирму, проектирующую частные коттеджи.
Это была большая ошибка.
Кажущаяся свобода, царящая в мелкой организации, на самом деле была отражением плохой квалификации сотрудников. В таких фирмах всегда кто-то один, случайно залетевший туда, собирал в целое, кое-как придуманное остальными, и клал на алтарь дружбы свой огромный опыт, получая самую простую зарплату.
Остальные казались себе талантами, устраивали дни рождения друг друга, уединялись парами в пустых комнатах или уезжали по знакомым. В результате Эмилия побывала еще в нескольких руках, умудрилась скрыть это от своего патрона, которому принадлежала по определению, и под новый заказ откололась с ним вместе в новую такую же студию.
За этой суетой летели годы, и сама Эмилия не понимала, что ее умение чертить на компьютере в пространстве, преодолевается новыми разработками американской фирмы Autodesk, которые своевременно осваивали ее бывшие однокурсники и становились незаменимыми специалистами в больших институтах. Там они имели свою подработку и получали намного больше фаворитки «гениального» архитектора.
Но в мелкой фирме были непосредственные контакты с Заказчиком. Поездки к нему на дачу, обсуждения подготовленных Эмилией эскизов – все это создавало впечатление насыщенной проектной жизни, и в ее ладошки падало из рук Директора то, на что покупались модные платья и компьютерные девайсы.
Директор требовал от девушки послушания, своеобразной дани не менее раза в неделю и быстроты работы, имея для исполнения своих многочисленных замыслов «огромный штат» – только ее саму. Эмилия не могла все это проанализировать и понять, потому, что сравнивать было не с чем.
Она, не напрягаясь, легко отдавалась Директору, мало смыслящему в женщинах. Старалась вычертить все его странные замыслы, кажущееся ей откровением.
Иногда ее приглашал для консультаций один из богатых Заказчиков, что ей льстило и, казалось, вводило в высший круг. Но это тоже была ошибка, поскольку женщины Заказчика ревниво следили за каждым его увлечением и подавали своевременные сигналы друг другу и самому ему, и проникнуть на Олимп было невозможно. Скорее всего, сам Директор не умел отказать Заказчику в этих ее консультациях, а Эмилия, принимая все за чистую монету, ехала с ним на дачу, сжимая в руке альбомчик фасадов и планов.
6
Леонид Анатольевич долго вел с Эмилией интеллигентные архитектурные беседы.
Он говорил с ней так, будто именно она и была автором проекта его виллы, рассматривал эскизы, спрашивал о композиции и цветах интерьеров, предлагал другие решения. Незаметно он садился в кресло очень глубоко, а перед собой усаживал Эмилию. Месяца через два она уже привыкла, что ее при этом постепенно раздевали, и не сопротивлялась. До пояса голенькая, она терпела пожатия своих крошечных грудок, обстоятельно отвечая на его вопросы и водя закрытым карандашиком по чертежам, чтобы подтвердить свою мысль.
Он же очень ласково трогал ее пальцами, накрывая временами сосочки, которые, в конце концов, взбухали. Эмилия уже знала, что Леонид Анатольевич вскоре нажмет на них, и тогда надо будет делать вид, что никакое это не истязание, а невинное, случайное прикосновение, даже смешное, и надо посмотреть на хозяина виллы, чтобы улыбнуться.
Но в третий раз улыбка не получалась, потому, что сосочки были сжаты так сильно, что в глазах Эмилии появлялись слезы. Она понимала, что наслаждаются уже не ее улыбкой, а слезами, текущими по щекам, и сдавленным стоном от боли в сосках, погруженных в груди. Она видела себя в зеркале, плачущую и униженную. Улыбка Леонида Анатольевича бесила ее. Но приходилось сдерживаться и жалко улыбаться, выдерживая раз и навсегда установленный канон этой встречи.
Волнующие движения его ладоней восстанавливали покой в ее оскорбленной душонке, слезы высыхали, и Эмилия пыталась продолжить высокую беседу. Но прикосновения к ее ногам не давали сосредоточиться. А в зеркале светились ее белые тонкие бедра и черная растительность между ног, явно скрывающая то, что было уже беззащитно перед неизбежным срамом.
Когда Леонид Анатольевич клал свою теплую и влажную ладонь на бедро Эмилии изнутри, и вел ею вверх, до самого того места, она уже понимала, что сейчас он погрузит в нее два пальца. Такое нападение она переносила легко, потому, что он умел это делать как-то нежно и быстро, будто показывал фокус. Но, почувствовав в себе его руку, она понимала, зачем это, ей становилось страшно и обидно, и девушка снова настораживалась. Эмилия закидывала голову назад, чтобы видеть добрый взгляд Леонида Анатольевича, и ее огромные карие глаза наливались влагой. При этом она не изменяла выражение покоя и сдержанности на своем лице, хотя и переживала тихое унижение.
Но именно эта ее покорность при нарочитой его похоти и приносила мужчине особое наслаждение. Слезы, наконец, затапливали ее глаза и скатывались по щекам, падая на его руку. Леонид Анатольевич в этот момент не мог сдержать одобрительной улыбки, а сама Эмилия опускала голову. Этот наклон головы полоненной девушки был для Леонида сигналом, и он начинал гладить пальцами уже найденную в ней тонкую венку, сгоняя кровь вверх, к месту неизбежного возникновения мягкого холмика с самой нежной точкой женщины, на которую потом он нажмет, чтобы она забилась умирающей птичкой в его сильной руке. Тогда он легко удержит ее тонкое тельце, не давая ей высвободиться.
Но до этого было далеко. Эмилия, хорошо понимая, что он с ней делает, продолжала смотреть в его глаза смело и напряженно, выдерживая настойчивую подготовку своего организма к неизбежному взрыву эмоций, сладких конвульсий и непроизвольному истечению из нее, как казалось, всего, что в ней было. Тогда наступившее вслед за этими муками бессилие возлагало ее в крепкие объятия Леонида Анатольевича, который уже беспрепятственно мял ее тельце, стараясь оскорбить все нежнейшие места и крохотные, упругие грудки, чтобы Эмилии было еще обиднее.
Она выдерживала и это. Ее глаза снова наполнялись слезами, и она равнодушно показывала мужчине, как слезы застилают глаза и текут по ее измученному лицу, падая на голое тело.
Леонид Анатольевич начинал успокаивать изнасилованную им юную женщину. Но от этих его уговоров ей становилось еще обиднее, и ее рыдания в его руках были предпоследним, сладким наслаждением хозяина виллы. Он обнимал ее, как ребенка и даже немного укачивал сидящую на его коленях голую, беззащитную архитекторшу.
Дав ей немного отдохнуть в мягком кресле, он перегибал ее на спинке этого кресла так, чтобы она упиралась тонкими руками в сидение, и проникал в ее лоно до самого конца, сжимая ей талию двумя руками, что позволяло ему совсем бесконтрольно владеть обездвиженным в хитрой позе тельцем. Эмилия закидывала голову назад и, стараясь выровнять дыхание, стонала в такт его редким и резким ударам в ее глубину. Именно это продолжительное истязание ее юного организма и было истинным наслаждением Леонида Анатольевича. Иногда он даже снимал его на видео, чтобы тут же посмотреть вместе с еще мокрой Эмилией, поглаживая ее везде, где ему хотелось.
Он запрещал ей мыться, пока она медленно и с ужасом не подойдет к нему еще раз, чтобы быть также истерзанной в кресле до второго пота.
После этого Эмилия уже не плакала. Она медленно собирала по комнате свои вещи, шла в ванну сполоснуться, потом дрожащими руками одевалась, забирала эскизы и молча спускалась к машине.
7
Наконец Эмилия поняла, что эта маленькая фирма не совсем архитектурная мастерская. По рассказам институтских подруг она почувствовала себя ущемленной. Эти ее поездки одна из сокурсниц просто назвала скотством, и даже не улыбнулась.
- Приходи к нам, - добавила она. – Мы, конечно, не Храм Христа Спасителя строим, но человеком будешь.
Эмилия понимала, что каркасный Храм на Волхонке был жалкой копией творения Константина Андреевича Тона. Но сам он тоже когда-то проектировал и вокзалы, и Эмилия пошла в институт, занимающийся созданием самых обыкновенных общественных зданий.
Поначалу привыкнуть к пропускной системе на входе было трудно. Но она привыкла еще и потому, что на ее возмущение мама фыркнула с пренебрежением и сказала:
- Мы все так живем. Такая страна, ничего особенного.
В институте Эмилия неожиданно встретила Леонида Анатольевича. Он пришел по другим делам.
Но Эмилию узнал и сразу направился к ней:
- Когда мы с вами возобновим наши беседы?
- Никогда, - ответила она спокойно. – Это время безвозвратно прошло. Я больше не приеду к вам.
- Вы пожалеете, - тут же сказал он тихо, с мягкой угрозой в голосе.
- Мне известен Илья, который любил вас года три назад, - продолжил он. - Ему могут не понравиться наши записи.
Эмилия не ожидала таких совпадений и прямого шантажа со стороны хозяина виллы.
Но она не ответила и отошла, показывая этим бесповоротность своего решения.
- Зря ты с ним так, - шепнула подруга. – Это сильный человек. Он так тебя не оставит.
- А как надо было с ним поступить? – спросила Эмилия.
- Поласковей как-то.
- Поласковей уже было.
Последствия этого своего шага Эмилии были безразличны. Она только знала, что начала опускаться в этих поездках, и не могла этого допустить.
Совершенно неожиданно Илья вскоре получил диск с записью Эмилии в руках Леонида Анатольевича.
- Такая приятная порнушка, - сказал Леонид, протягивая Илье диск DVD.
- Я не любитель, - ответил Илья.
- Нет-нет, вам понравится, - уверил его заказчик. – Посмотрите на досуге. Не дай Бог в интернет попадет. Пока оригинал только у меня.
- А в чем проблема?
- Отказываться начала девочка. Может, вы ее уговорите.
- Я? - удивился Илья. – А с какой стати?
- Посмотрите, посмотрите, там все ясно.
Только через пять дней у Ильи дошли руки вставить странный диск в компьютер.
Он остолбенел!
Эмилия рвалась в руках этого Леонида. Было понятно, что она кричит, хотя звук не воспроизводился. Перекинутая через спинку кресла она не могла высвободиться и, хотя женщина была видна только до пояса, ее, совершенно очевидно, насиловали.
Илья выключил запись, не в силах понять, откуда у этого заказчика такой ролик? Неужели Эмилия дала себя мучить? Зачем?
Илья отчетливо осознал желание Леонида Анатольевича опустить Эмилию, доказать, что она - женщина низкого пошиба, наслаждающаяся самыми грубыми действиями над ней.
Но он знал, что это было не так! Он не верил в то, что видел!
Илья не смог включить диск снова. Он ушел на улицу, хотя бы проветриться и как-то осознать увиденное. Попробовать предположить что-то еще! Увидеть истину за этими срамными кадрами.
Первое, что пришло ему в голову, это сознание, что записи на диске нарезаны не в порядке, а специально вперемешку, чтобы поразить и рассорить именно его со своей любимой. Значит, несмотря на трудности, необходимо просмотреть весь диск, даже составить его содержание с интервалами секунд. Только такой анализ может подсказать, что же там происходило на самом деле. Принять версию, что его Эмилия просто развратна, он не мог.
И не хотел!
Привыкнув действовать напрямую, Илья позвонил Эмилии и пришел к ней попить чайку. Тортик «Сказку» он считал достаточной причиной.
- Где ты работаешь, - спросил он, нарезая торт, как нарезают батон.
- В институте, - ответила Эмилия.
- А твой гений?
- Там открылись довольно сложные отношения с заказчиком, - ответила она. – Пришлось уйти.
Этим ответом экспедиция к Эмилии была успешно завершена, но Илья посидел еще немного и ушел, когда понял, что если не уйти, случится слишком многое.
- Вскоре я приглашу тебя к себе, - сказал он на прощание. – Мне без тебя трудно. Я очень люблю тебя, Эмилия, как выяснилось. Чуть-чуть потерпи. Не позже, чем через неделю.
- Буду ждать. Мне тоже плохо, - призналась она.
Из этого ответа Илья понял, что на анализ диска у него не более трех дней. Придя домой, он сразу сел за работу. Включив диск через редактор, он рядом открыл Excel и в нем раздвинул графы таблицы для двух столбцов секунд, разницы между ними и пояснений. Через три часа у него уже был готов список этих фрагментов. На них было то, что читатель уже знает.
Илья понял, что постепенное соблазнение его любимой было четким и продуманным. Леонид Анатольевич опирался на уважение девушки к такому важному человеку, как он. Каждое ее согласие на следующую игру было лишь маленькой ступенькой лестницы, по которой магнат вел не совсем скромную архитекторшу к вершинам вседозволенности. Соглашаясь на небольшое послабление его желаниям, она уже не могла отказаться и уйти, тем более находясь за городом, откуда доехать домой, можно было сначала только с ним и на его машине.
Илья, не изощренный в общениях с женщинами, пошел напролом.
Он открыл интернет и выяснил, какие инструкции и статьи есть по сексу. Имея опыт общения в сети, он быстро нашел самую хорошую и умную книгу, даже иллюстрированный обзор, правда, дорогой. Но на кону стояла его жизнь и жизнь Эмилии, и он заплатил серьезную для себя сумму. Когда принесли диски, Илья стал их изучать, чем дальше, тем быстрее. Он знал, как важно правильно прочесть вступление, понять главное, научиться навигации по статьям.
Через день он уже мог позволить себе приблизиться к Эмилии, чтобы полонить ее правильно, следуя всем советам умного практика, автора монографии.
В своей комнате он устроил импровизированную киностудию. Поставил незаметный свет, ввинтив в люстру нужные лампочки. Изогнул ее рожки так, чтобы свет был и не резким и достаточным. Передвинул кровать на нужное место. Спрятал видеокамеры, подключенные к компьютеру. Помылся.
Этим же вечером он привез к себе Эмилию.
- Зачем ты меня вытащил? – спросила она, будто не понимала его движений.
- Буду тебя любить, - ответил он прямо. – Я давно решил. Только решился недавно.
- Что же тебя останавливало?
- Я хочу это сделать суперпрофессионально, а изучил все только вчера.
Эмилия догадалась, что до него дошел ее позор с этим Леонидом Анатольевичем. Но она не созналась, а молча стала раздеваться.
- Не надо, подожди, - остановил ее Илья. – Раздевать тебя буду я сам.
Эмилия послушно застегнула кофточку. В этой комнатке ей стало совсем спокойно. Она, соглашаясь на секс с Ильей, была абсолютно уверена, что это и не секс вовсе, а просто он решился, наконец, выразить свою любовь по-человечески, а не в детских поцелуях, когда он только нежно прикасался своими губами к ее лицу, и убегал в неистовом восторге.
Но Илья стал действовать совсем необычно.
Он поставил ее перед собой и поцеловал в губы, не раздевая. Такие поцелуи у них уже были. Но не у метро, а в маленькой комнате, они приобретали глубокий смысл, и можно было их повторять без конца, не спеша к поезду.
Потом Илья расстегнул пуговку на ее кофточке, и снова прильнул к ее губам. Потом поцеловал шейку, погладил местечко поцелуя и снова поцеловал. Эмилия неожиданно для себя, стала ожидать это его поглаживание, и местечко волшебным образом превращалось в эротическую точку. Это могло и не состояться, но если получалось, то опытная женщина чувствовала возникновение на себе этого особого пункта.
Так, расстегивая пуговку за пуговкой, он медленно осваивал губами ее ключицы и верх спины, оставляя на них нежные, но настойчивые прикосновения. Когда он их повторял, Эмилия невольно выпрямлялась, переживая это узнавание с радостной улыбкой. Вскоре она уже не сдерживала своих эмоций и светилась счастьем.
Только минут через десять он снял с девушки блузку. Она осталась в чем-то вроде ночной рубашки, но Илья в этом не разбирался. Ему было достаточно того, что оголились ее руки и верх спины, чтобы он мог переместить свои исследования.
Илья, действовавший строго по инструкции из книги, не предполагал, как тревожны и сладки эти ласки. Впервые он открывал для себя истинную правду об Эмилии: ее предплечья, грудь, еще выше настоящей груди, и снова губы. Его поцелуи и пожатия этих обыкновенных мест вызывали в них обоих такой божественный трепет, что оба стали совсем медлительны: и Илья не торопился прильнуть к новой местности на ней, и Эмилия не спешила, зная доподлинно, что Ильей ничего не будет пропущено.
Была снята и ночная рубашка, оказавшаяся маечкой.
Это движение открыло новые земли. Следующие десять минут они подверглись неторопливому исследованию. Прикосновения, поцелуи и пожатия уже целованных мест, волшебным образом доводили Эмилию до предэкстазного состояния. Она выгибалась, сама целовала Илью, обнимала его и вскрикивала от неожиданных прикосновений. Ее лицо светилось радостью и милой осмысленностью в стремлении отдать себя любимому.
Он расстегнул ей джинсы и свои тоже. Они разделись моментально, будто от этой молниеносности зависело все в дальнейшем. Илья положил Эмилию на кровать лицом вниз и стал расстегивать бюстгальтер – последнюю преграду на пути к счастью. Застежка не сразу ему поддалась.
- Сдвинь их в стороны, - подсказывала Эмилия.
- Вверх или вниз?
- Одну вверх, а другую – вниз.
Эту проблему своего мужа Эмилия запомнила на всю жизнь. Много раз, когда он останавливался в раздумье, не зная как открыть окно или люк на чердак, она напоминала ему: «Вверх или вниз», и оба смеялись, вспоминая свою первую ночь.
Эмилия перевернулась и раскинула руки, ожидая уже известное наслаждение Ильи – поцелуи ее груди.
Потом бедра, коленочки, икры и сами ступни с маленькими пальчиками – все было оцеловано и пожато с тем же вниманием к каждому кусочку.
Она подозревала, что ее ноги немного пахнут, но Илья или не замечал этого, или даже некоторый пот своей подруги воспринимал, как амброзию - пищу Богов, пока она не распространилась на север. Он вспомнил, что теперь это злостный сорняк, и усмехнулся, целуя именно ступню своей пассии.
- Ну, все, - прошептала она. – Я больше терпеть не могу, Илья. Это божественно! Так никто и никогда меня не любил!
Илья отвернулся от камер, чтобы надеть презерватив. Потом сдвинул Эмилию на край кровати и, встав на колени, вошел в нее так, чтобы достать всем известную точку, и Эмилия стала бы перед ним беззащитна.
Руками, а потом полотенцем, он прикрыл то, что не хотел никому показывать.
8
Только ночью они расстались, и Илья отвез ее домой на такси.
Из этих записей Илья составил довольно удачный фильм. Без пошлостей. Подложил классическую музыку, нарезав ее по силе чувства. Везде на экране было счастливое лицо Эмилии. Весь фильм шла особенная подготовка женщины долгими ласками. Только в конце Илья поместил трехсекундные фрагменты ее экстазов, чем в противовес порнушке Леонида Анатольевича под мощные аккорды показал, как счастлива теперь его Эмилия, когда-то случайно попавшая в руки сладострастного магната.
Поженились весной, в конце апреля, самого светлого и благоухающего месяца.
В первую «официальную» ночь Эмилия решила признаться Илье в своих приключениях.
- Ты меня не девочкой взял, - сказала она.
- Я знаю, - просто ответил он.
- Но было еще и страшное.
- Мне Леонид Анатольевич передал этот диск, - сказал Илья.
Эмилия села в кровати, как пружинка.
- Тот самый?
- Да, он думал меня смутить, - улыбнулся Илья. – Но не на того напал.
- А что ты сделал?
- Я отдал ему копию нашей с тобой встречи, когда я тебя специально пригласил к себе в феврале. И сказал, пародируя его самого: «Если вы поместите свой диск в интернете, то я тоже помещу свой с комментариями. Эмилия, фактически, моя жена и без последствий такую шутку я не оставлю».
Эмилия обняла Илью и заплакала от счастья.
- А можно посмотреть нашу с тобой встречу? – не удержалась она.
- Конечно, - сказал Илья. – Вот твоя копия.
20131224