Бегом, топая ногами и хрипло выдыхая, за угол. Прижимаюсь к стене, прислушиваясь.
Вроде оторвался.
Где остальные, не знаю.
Точка схода — особняк на краю города. Там машина, там припасы.
Вроде тихо. Выглядываю из-за угла.
Все чисто. Можно отдышаться.
Сползаю на корточки, опираясь спиной о шершавый кирпич, прижимаюсь затылком к стене, жадно глотая воздух...
Так, главное успокоиться и сориентироваться.
Я в центре города, мне надо на Юг.
Оглядываюсь.
Эх, карту бы сейчас... Хотя толку от нее мало: все, что меня окружает, — это снесенные куски стен, плиты, некогда бывшие яркими домами центральной улицы.
Останки, говорящие мне, что здесь нет жизни. Обычно их нет в местах, где живут люди. Они, как муравьи, хватают каждый камешек и относят его в сторону. Пытаются сделать свою жизнь более комфортной. Если же появляются развалины, пыль, грязь или ржавчина, то это значит одно: людей тут нет.
Особый налет старины превращает Юг, весь тот разваленный, заброшенный Юг, в кладбище.
Забираюсь на какой-то обломок. Когда-то вот на этом самом месте было здание, а город был наполнен жизнью.
Вдыхаю пыльный воздух мертвого места. Здесь нет людей.
Ветер чуть овевает меня, колышет не прилипшие от жары волосы, забирается под ворот одежды, легко гладит вспотевшую кожу. Небо, темное, охваченное властью темных туч, нависает над этим кладбищем жизни. Там, где-то вдали, медленно расходятся облака. Первые лучи солнца разгоняют тонкую пелену нависших туч, проявляются розоватые проблески, сливающиеся с желтыми лучами восходящего солнца. Свет ложится на развалины, где я сейчас стою.
На этом месте точно была какая-то улица. Вот там некогда стояли люди. Мальчик держал маму за руку, ожидая, когда загорится зеленый свет у светофора. Может, здесь росли цветы. Может, здесь была какая-то другая жизнь.
Теперь тут ничего нет.
Сглатываю: в горле пересохло, попить бы, но вода закончилась. Фляга пуста.
Стягиваю маску.
Скоро взойдет солнце и станет совсем невозможно дышать.
Надо убираться отсюда, пока не заметили. Мародеры напоролись на отряд.
Закидываю рюкзак на спину, поправляю куртку. Пистолет в порядке, а вот патронов почти нет. Не впервой, прорвемся.
Вверх по улице, скорее туда, чуйка не обманет, доверюсь инстинктам.
Прошмыгиваю меж обломков. Мусор под ногами шуршит, мелкие камушки раскатываются под подошвой ботинка.
Тш-ш-ш.
Надо тише, а то засекут.
Тыл должен быть прикрыт.
Пригибаясь, несусь до следующей улицы. Черт его знает, сколько придется плутать по городу, но прибыть надо до заката, иначе свалят без меня. Найти в городе человека нереально, особенно если он кишит партизанами: рисковать остальными чревато.
Нас всего пять человек, мы не рассчитаны на нападения. Наша работа — осмотр, разведка обстановки, не больше; в случае обнаружения оставшихся забрать с собой.
В мегаполисах словно ничего и не было: все так же люди живут, работают, размножаются.
Но здесь... Юга нет. Больше нет. Он стерт с лица земли.
Один город похож на другой: развалины, руины, кишащие мародерами. Сметают все, что имеет хоть какую-нибудь ценность. Ребята вне закона, им терять нечего, они завалят, чтобы не светить отряд. Найдут — прикончат, долго болтать не будут.
Хотя... Нет, могут, но мне это навряд ли понравится. Мазохизмом не страдаю.
Шорох.
Ныряю в проем подвала, прислушиваюсь. Вроде никого. Вытаскиваю ствол, вжимаясь в стену
Шмыгает тень, проносится снаружи, на улице. Кто это? Не разобрать.
Отталкиваюсь от стены.
Пойдем через подвал.
Невысокий потолок, своды и ниши говорят, что здание довольно старое. А вот и плитка на стенах в комнатушках, арочные окна. Больница?
Неплохо бы прошвырнуться, аптечка пригодится.
Ни черта не видно — спотыкаюсь, матерясь, включаю фонарь. Так лучше. Длинный коридор с отходящими по обе стороны комнатушками, скорее всего, две лестницы по бокам.
Снимаю рюкзак с одного плеча. Вспотел. К спине липнет, со лба течет пот, неприятно заливая глаза. Вытираюсь рукавом, стряхивая капельки с порядком отросших волос.
Надо просмотреть все, может, что еще уцелело, хотя больницу они, скорее всего, в первую очередь обыскали.
Перевязочных много не бывает. Наркота. Им плевать на срок годности, все пойдет.
Под ногами хлюпает вода, шаги гулко разносятся по коридору. Морг, точно. В комнатушке стол, лампа, шкафчики.
Мертвых содержат на минусовой отметке.
Лестница. Так и есть, два крыла.
«Хм, красивое здание», — отмечаю я, поднимаясь наверх.
Было красивым когда-то.
Иду вдоль коридора, к кабинетам. Все выворочено, следы свежие. Они были уже, пошарили; искать бесполезно, выбирают — так подчистую, после них не найдешь. Одно понятно: здесь их уже нет, разорили и свалили.
Не сдерживаюсь. Выдавливаю из себя гортанное «эй».
Эхо прокатывается по зданию, отражаясь от стен. Хах, детская шалость, а приятно.
Ловлю себя на мысли, что хочу пробежаться по этой лестнице. Улыбаюсь себе.
— Такие, как ты, и умирают... По глупости, - тихо шепчу сам себе под нос.
Такие городки для меня давно уже обычная среда. От цивилизации отвык, уцелевшее здание — это уже радость, а найденный выживший — подарок судьбы.
Надо выбираться.
Выхожу наружу.
Солнце. Натягиваю на лицо платок, висящий на шее, прикрываю нос. Так будет лучше. Вонь поднимается по мере нагревания воздуха. Скоро дышать будет нечем, а вокруг вязко задрожит пыльное марево. Мало приятного, поэтому почти все передвижения надо совершать ночью.
Мародеры также днем прячутся, вылезая в потемках, так что сейчас будет относительно безопасно.
Вверх по улице, не оглядываясь, внимательно просматривая территорию, шевеление, любое, даже малейший шорох — возможная опасность. Действовать надо быстро, не тратя время на размышление. Все должно быть под рукой. Быстро, четко, давно заученные и отработанные до автоматизма движения. Подготовка обязывает, опыт сказывается. Вскоре ты уже не просыпаешься от кошмаров, не теряешься, заходя в очередной дом и находя семью, умершую в собственных кроватях. Детей, которые так и не проснулись. Трупы матери и ребенка, ее обнимающего, так и не понявшего, что они больше не очнутся. Это всего лишь фон, для нас — реалия. Не такая, как на севере: дети, семьи, работа, обед, завтрак, ужин, сон...
Нет.
Там иллюзия ненормальности, со страхом.
Каждый день все боятся одного: оказаться за стенами своего мирка, увидеть, чем такие, как я, занимаются. Они постарались забыть все, что происходило, стать нормальными.
А мы?
А мы ринулись сюда, вытащить тех, кто еще в аду.
Удивительно, но кто-то не хочет покидать эти места. Для них это дом. Не теплая кровать и сытный ужин, нет, они здесь — есть, были и будут. Их не пугает возможность остаться в одиночестве...
Выживший, старик, которого мы нашли, в целом городе был один.
Страшно ходить по улицам мертвого города, зная, что голос — признак опасности.
Этот старик бежал от нас. Как оказалось, он вообще думал, что больше никого нет и он единственный, кто остался.
Шух-шух.
Шорох...
Останавливаюсь...
Счетчик мотает в одну сторону.
Черт! Кажется, попал.
Осторожно двигаюсь к стене...
И нахера я ушел так далеко?! Нет чтобы заныкаться — решил взять на себя отвод.
****ь!
Прижимаюсь к стене. Выглядываю. Вроде их двое.
Остаться или свалить?
Нет, так удеру. Быстро же бегаю.
Остаться или свалить?!
Двое парней налегке. У одного обрез.
Мдам, не лучшая комбинация...
Черт! Черт! Черт!
Их больше! Нет, надо валить.
Оборачиваются, машут. Наверное, кричат кому-то.
Резко срываюсь с места, лавируя между баками, несусь в переулок, вперед.
Крюк — и в сторону точки, иначе хрен выберусь отсюда.
Сзади топот, крики.
Засекли!
Я как гребанный заяц.
Заебало!
И что я лезу вечно куда ни попадя. Дернет же черт за ногу!
Меж домами проскакиваю. Бля, закрытый двор.
Оглядываюсь. Сейчас главное сориентироваться. Сердце колотится. Терпи, родимый, лишь бы выбраться отсюда.
Трудно дышать. Горло что-то сдавливает. Жара становится всё сильнее.
Оглядываюсь назад, быстро прячусь за машиной. Авось не заметят. Жить безумно хочется.
В моменты, когда кислород сам не лезет в легкие, остается лишь судорожно сжимать горло. Хочется распластаться на земле и никуда не бежать. Будь что будет.
Подсознание сдается, но организм приказывает работать. Разумеется, на это нужна огромная выносливость. У нас ее долго и упорно тренируют.
Попадая в любую передрягу, нужно тут же вспоминать: я хочу жить.
Я хочу жить!
Пробегают мимо, грохоча ботинками по асфальту, гремя прикладом.
Инстинктивно замираю, пока не скрываются за домом.
Выскакиваю, несусь в противоположную сторону, пока сердце не начинает бить о грудную клетку, норовя выскочить, а легкие — жечь воздухом, до боли, разрывая их, словно скручивая все изнутри.
Надо срочно передохнуть. Снова напоминаю себе, что хочу жить. Замедляю темп. Ноги ватные, слушаются только потому, как команда поступила, гудят.
Вваливаюсь в первый же дом. Закрываю дверь квартиры за собой.
Тыл должен быть прикрыт.
Старший... Как не хватает твоего бубнежа...
Когда его нет, слова, вбитые с подзатыльниками, сами звучат в ушах.
Прислоняюсь к двери, глядя на обшарпанную стену напротив.
Давно у нас такого не было...
Как там ребята, интересно. Надеюсь, разгребут без меня. Жаль, что рации нет. Даже не свяжешься. Разбил, когда напали.
Выдыхаю, откидывая голову, ударяясь затылком об дверь.
Приподнимаюсь, стягивая куртку, прохожу дальше. Комната, кухня, спальня. М-м... а вот и кровать. Упасть бы и выспаться, да нельзя.
Куртку в рюкзак. Ночами дубак редкостный, ниже нуля падает, а днем пекло.
Опускаю платок, вытирая лицо, присаживаюсь. Пара минут, и валить дальше.
Выжидающе прислушиваюсь к тишине. Уже поздно — пара часов, и солнце зайдет...
Выхожу на улицу. Быстро перебегаю между машинами, баками с мусором, двигаюсь вперед, к особняку. Осталось не так уж и много, только бы сориентироваться.
Эта часть города хотя бы не разбита, улицы не завалены обломками, у домов почти целы балконы. Сами дома небольшие, в пару-тройку этажей, с узкими окнами, зияющими черными провалами, словно глотающими пространство.
Поднимается ветер. Перебежками выхожу на окраину города, вдоль железки плетусь в сторону особняка. Карту я помню, должен выйти как раз к нему.
Что здесь больше всего пугает, так это тишина. Она тут особенная, тошнотворная. Ни музыки, ни голосов, здесь даже зверья нет, птицы редкость, трава пожухшая, и все... Ни единой души.
Прямо сейчас сдохни... и твою тушку, возможно, когда-нибудь найдет другой такой же отряд, и только по карточке установят, что это был ты.
Вот и все.
От тебя остается немного. Это люди, которых ты вывез, и отсчеты, кипы отсчетов о состоянии территории, пробы и прочая волокита, которую только для статистики можно использовать.
Добираюсь до точки, еле шевеля ногами, пить хочется до трясучки.
Бросаю рюкзак на пол, прохожу в холл. Захватив полную флягу, присаживаюсь на ступеньку широкой лестницы, жадно глотая воду. Время есть, до заката все соберутся... А там... Там видно будет.
Стягиваю свитер, платок, ботинки. Ноги горят. Босиком, шлепая ногами по холодному полу, собираю все вещи — загрузить в машину, приготовить все к возвращению ребят.
Задерживаться не стоит, опасно. Приготовив все и кинув в багажник машины, возвращаюсь назад в здание, разваливаюсь на полу.
Холодный мрамор приятно остужает тело, кипящее от беготни и адреналина...
— Вот и попался, — я вижу усмешку. Холодное дуло тычет мне в лоб. Вновь вспоминаю, что хочу жить. Открываю глаза. Мозг соображает, что иного пути назад нет. Конец. Абсолютный.
— Последний вроде, — хмыкает вновь кто-то. Их трое. Я особо не разбираю их внешность. Явно намного выше меня. Я чуть приподнимаюсь на локтях. Дуло еще сильнее упирается в мой лоб. От пота чуть соскальзывает вниз.
Молить о пощаде?
Я хочу жить.
— Ну что? Привет и прощай.
Счетчик тикает в одну сторону.
Тыл должен быть прикрыт.
Такие, как ты, погибают по глупости.
Мертвых содержат на минусовой отметке.