Пиза был тот ещё деятель. Легенды о местном умельце так и не утихли, хотя прошёл год, как он почил.
- Ну, как почил?! – ерничала у покосившегося поселкового «Супермаркета» Пизина тёща. – Был бы полноценный – тогда бы почил. А этот угробился. Сам свою погибель в гараже и собрал. Ни то летательная, ни то мотоциклетная драндулетка была – я уж запуталась. Одним словом, фуньйакнулся, и дело с концом.
Так и не простившая зятя, она по-прежнему отказывалась называть его по имени.
- Пиза - он и есть Пиза! Тот башню кривую в загранице построил, и этот такой же рукожоп. За что, было, ни возьмётся – всё хероту каку слепит. Вот, помяните моё слово, - тёща наклонилась к товаркам, сгрудившимся обвислыми линялыми ситцами на крыльце сельмага. - Пиза и на том свете ещё наворокосит! Он же и в аду свои рациолизации начнёт внедрять. Это ж не мужик! Говно-кумулятор!
Бабы принялись креститься, вполголоса прикидывая, кто из родных и знакомых находится сейчас в аду - рядом с Пизой.
Оказалось, все.
Самая старая – Нюра-сахарница - смахнула слезу:
- А я Лёньке своему говорила: повесисси – всю жись в аду гореть будешь. Вот теперь ещё и Пизу к нему подселили. Бедный Лёнька!
Только Пизиной тёще было не до Нюркиного сына, и она не дала увести разговор в сторону:
- Одно, бабоньки, радует: коли мой зятёк там чего и взорвёт - добрых людёв не намучает. Потому как добрых людёв, - тёща выпрямилась, подняла указательный палец к небу и прищурила недобрый глаз. - В ад не ссылают! – закончила она торжественно.
В этот раз товарки Пизину тёщу не поддержали, так как прогнозируемые ею адские катаклизмы могли навредить хоть и грешным, но всё же любимым покойникам.
Знатная сплетница принялась дальше костить зятя, но выцветшие подружки одна за другой поковыляли прочь: то ли заскучали без пикантных новостей про главную поселковую развратницу - десятиклассницу Аллку; то ли испугались расплаты и направились в церковь становиться праведницами.
- Чё это? – всплеснула руками Пизина тёща. – Куда это?
- А надоело! – неожиданно огрызнулась Нюра-сахарница. – Тебя не переслушать. Мы к Афанасьевне - чайку попьём. Заодно про бесстыдницу Аллку новостя послушаем.
Лишившаяся внимания, Пизина тёща поджала губы. Разобидевшись на всех подружек оптом, она крикнула, что плюнула, в горбатые спины:
- Дуры неверующие! Увидите! Пиза и в аду нашкодит! И оттуда ещё вести придут!
Она потыкала пальцем в землю, где, по общепринятому мнению, находился ад, а, соответственно, и Пиза.
– Да какие вести! Ещё по телеку упокажут!
Женщина даже не представляла, насколько близка была к истине.
***
- Товарищ главный! Можно?
Пиза просунул соломенную голову в щель, но войти без разрешения не рискнул.
- Да, вхо… Пошёл вон! – неожиданно заорал косматый главный, едва узнал конопатую круглую физиономию в дверном проёме. – Я сказал вон! – затопал вон. - И не вздумай! И чтобы больше никогда! И…
Косматый хотел ещё что-то крикнуть, но дверь захлопнулась.
- И чего так нервничать?! – пожал плечами Пиза, с трудом удержав подмышкой ватман, но рассыпав кипу листов с кривыми столбиками цифр. – Все расчёты проверены! В этот раз всё правильно…
Пиза наклонился за расчётами, но, уставившись на цифры, присвистнул:
- Опаньки! А куда точка-то после нулика делась?!
Он сел на корточки, достал из-за уха карандаш и принялся тут же что-то пересчитывать и исправлять.
Матерился Пиза с каждой минутой всё витиеватее, но проверенный способ на сей раз не помогал: цифры на листах лезли друг на друга и множились, как клопы под ковром, но результат изобретателя не радовал.
За этим занятием и застал его вечно спешащий, коротконогий Кулибин.
- О! Кулибин! Ты-то мне и нужен! Подмогни, а?!
Пиза заморгал белёсыми ресницами и, подскочив, потянул Кулибина за рукав.
- Я тут райский шредер изобрёл, а наш главный после взрыва котла-мультивара меня даже на порог не пускает.
Если в аду и был человек, понимающий Пизу с полуслова – это седой коротыш Кулибин.
- Райский шредер говоришь? Название неудачное. Руководство не одобрит, - и Кулибин присел на корточки рядом с Пизой. – А давай лучше назовём… Точно! Давай адский шредер назовём!
- Нельзя. Не соответствует.
- Усовершенствуем! Ну, чтобы соответствовал! Кстати, а что наш шредер утилизировать-то будет?
Пизе не понравилось, что Кулибин смаху подмазался к его изобретению. Он поморщился, но тут же мысленно уговорил себя - «ради науки». Кулибин был мужик мастеровой: в прошлой жизни даже бомбу в сарае изобрёл. И собрал. И испытал. Один раз – второго не понадобилось.
- Ладно! Ты в доле. Получаешь доступ к секретным разработкам.
Пиза встал, гордо глянул на друга и, выпятив живот, хотя планировал расправить плечи, торжественно произнёс:
- Ты, Кулибин, ещё гордиться мною будешь! А всё потому, что я изобрёл… - Пиза оглянулся на дверь главного и убавил громкости. - Я утилизатор нереализованных желаний изобрёл! Он же райский… тьфу ты… адский шредер.
- Пиза, ты давай к сути переходи, - поторопил Кулибин. – Конкретно-то, что он делает?
- Говорю же – несбывшиеся мечты утилизирует!
- Я так и понял.
- Тю! – возмутился Пиза. – Понял он. Да я сам ещё до конца понял! А он понял.
- Пиза, а с чего ты решил, что грешники захотят несбывшиеся желания утилизировать?
- Мают, - ответил Пиза, чуть помедлив. И добавил. – Потому, как несбывшиеся. Я вот до сих пор жалею, что не достал к самоходке вертолётные колёса. Мог ведь догадаться - голова два уха - что колёса от луазика такой нагрузки не выдержат. Но вообще-то я от другого несбывшегося желания избавиться хочу. Понимаешь, Кулибин, была у меня тёща. Собственно, она и сейчас есть, только там осталась. Такая, скажу тебе... И вот мечтал я, что однажды...
- Пиза, давай про тёщу потом. С желаниями-то как?
- С какими? А! – вспомнил изобретатель. - Нет желаний – нет страданий! Как тебе присказка? Слоганом называется. Сам придумал! Это бомба!
- Но-но! Если что - бомбу я придумал! А ты самохо…
Кулибин неожиданно стукнул себя по лбу и аж присел.
- Пиза! А твой шредер сможет моё несбывшееся желание того… утилизировать? Чтобы я о нём больше не помнил? Как подумаю, что дом железом покрыл, баню отремонтировал, забор новый поставил, а теперь жена приведёт нового хера, и всё ему достанется - так совсем на душе противно. Пусть всё обратно... того...
- Легко! Говорю же: нет желаний…
- Да понятно! Пошли собирать – чего время-то терять?!
Через три дня Пиза и Кулибин распахнули двери под свеженамалёванной табличкой «Избавим от несбывшихся желаний».
И потянулись грешники.
Оказалось, что хоть одно такое желание, но есть у каждого.
Вообще-то, максимум доходил до сорока двух, но Пиза с Кулибиным жёстко регламентировали: одно желание в руки - в шредер то есть.
Хоть дело и происходило в аду, у большинства грешников утилизации подлежали настоящие мечты. Случались даже красивые: клады средневековые; дворцы, дарованные неизвестными эмигрировавшими родственниками; и даже внеплановые звания Героя России с орденами-медалями в придачу.
Впрочем, нашлись и такие, кто тупо хотел отомстить соседу или жене. К слову, химик-фармацевт Коротков и вовсе принёс формулу препарата Антиэстрогенала, понижающего либидо у женщин после пятидесяти.
- А чего именно после пятидесяти? – удивился Пиза, пробегая глазами приложенную рукописную аннотацию к препарату.
- Так до пятидесяти я с ней ещё кое-как справлялся. А потом… И ведь главное – никакая экология ей не во вред! Поседела, потолстела, задницу отклячила, а туда же – давай! А что я ей дам?! Вот… изобрёл. Применить только не успел. Мучаюсь теперь – надо было раньше эту тему начать разрабатывать. Сколько нашего брата от унижения бы спас!
- Это да… - глубокомысленно протянул Пиза из солидарности, хотя до проблем пятидесятилетних не дожил аж десять лет. – Слушай, Коротков, а ты можешь изобрести препарат, чтобы… скажем… орган… того…
- Не понял…
- Да чего тут непонятного?! Ну, скажем, чтобы увеличить. Язык.
- Я над этим не думал. А зачем? И… Точно язык? Я вас правильно понял?
- Да всё ты правильно понял! Коротков, мужик ты или нет?! Давай так! Я тебе не одно, а два несбывшихся желания утилизирую. А ты мне быстренько сваргань такой препарат. Порукам? А сейчас – вставай в начало очереди! Отстреляешься первым и дуй - увеличитель органа разрабатывай. Только мне срочно надо!
И закипела работа.
Сначала Пиза с Кулибиным работали бойко и вдохновенно, как умеют работать одержимые идеей малограмотные изобретатели, у которых непонятно как, но в этот раз всё получилось.
Адский шредер - для соответствия покрашенный в чёрный цвет с нарисованными белыми костями и черепом - работал, как обычный уничтожитель бумаги.
- В очередь, товарищи грешники! - кричал раздухарившийся Кулибин. - Пишите на листке только одну несбывшуюся мечту. Утилизируем в лучшем виде!
Пиза сначала радовался высокой производительности шредера и поддакивал Кулибину.
Через полчаса просто поддакивал.
А через час и поддакивать перестал.
- Иди-ка сюда, чёртов менеджер! - злобно прошипел он в ухо Кулибину, когда тот – воодушевлённый и взмокший - слез с ящика-постамента.
При этих словах Пиза, продолжая улыбаться страждущим, больно ущипнул Кулибина через спецовку. От души. С вывертом.
- Ёпт, - взвизгнул тот. – Пиза, ты чего творишь-то?!
– А что ты раскомандовался? Мой шредер! Я и командовать буду!
- С какого перепугу?! Вместе делали! Значит, и мой тоже! Имею право!
- А не обхезаешься чужую славу ложкой хлебать?! Помог – спасибо. И гудбай!
- Ну, ты гад! – не выдержал Кулибин. – Да без меня, дерьмо-демон ты недоделанный, опять драндулетку-убийцу собрал бы! А я ошибки в расчётах нашёл, - Кулибин загнул палец. - Детали, опять же, выточил... - и он загнул второй палец.
- Повторяю для глухих!
И Пиза с силой разогнул пальцы Кулибина.
- Помог? Спасибо! А теперь проваливай!
И Пиза с силой толкнул Кулибина к выходу.
Почуяв неладное, очередь заволновалась, но скандал уже набрал обороты: Кулибин шагнул было к шредеру, но Пиза, больше не обращая внимания на ропот толпы, демонстративно загородил ему дорогу.
- Сам! – сказал он, как отрезал.
И сплюнув под ноги обалдевшему Кулибину, полез на ящик.
– Товарищи страждущие! Не толкаемся! Всех утилизируем! - принялся он руководить с той же интонацией, с какой только что командовал Кулибин.
- Так, значит, да?! – зловеще прохрипел разжалованный друг. – А вот этого не ждал?!
Пиза не успел отреагировать, а Кулибин уже стартанул с места.
Очередь разразилась дружным «не-е-ет»... но было поздно.
Униженный и оскорблённый Кулибин сжался, присел, громко втянул ноздрями воздух и... со всего маху, точно снаряд, врезался нестандартно-коротким, но мускулистым телом в урчащий шредер. Агрегат накренился… затрясся в неправильном ритме… и... завалившись на бок, затих.
- Сволочь. Ты чё наделал?!
Ошеломлённый Пиза обвёл глазами лежащий на боку шредер, притихшую толпу, насупившегося Кулибина. И в этот момент, точно ставя финальную точку, от шредера с грохотом отвалилась крышка с пластиково-шестерёночным механизмом.
Пиза уставился на раскуроченное детище.
- Ну, всё! Хана тебе! - прошипел он Кулибину и, вжав голову в плечи, на глазах у испуганной толпы кинулся на Кулибина.
Уперевшись лбами, бывшие «подельники» схватились за грудки и приготовились дубасить друг друга, но в этот момент из раскуроченных потрохов шредера прямо им под ноги выкатился первозданно-чистый, как первый снег, ком бумажного фарша.
- А мечты? Записи-то куда делись? – только и успел спросить забывший про намечавшуюся драку Пиза.
И тут из адского шредера выпорхнули…
***
Легче перечислить, что тогда не порхало над головами изумлённой толпой.
Весело и ярко горели синим пламенем дом крытый железом, баня и новый забор.
Корчилась в предсмертных судорогах на глазах у буклеватой ведьмоподобной хозяйки оскалившаяся, но всё ещё визжащая по-привычке болонка.
В свете софитов среднеполый культурист, с голубыми крохотными треугольничками на груди и приличным набалдашником много ниже, поигрывал бицепсами, трицепсами и глазками.
Голая и красивая Джессика Альба танцевала экспрессивно и непристойно латиноамериканский танец.
А рядом с её ногами на глазах у изумлённой публики росла и росла - точно на дрожжах - огромная тыква.
- Это моя, это моя мечта! – громко закричала крупная женщина-альбиноска и потянулась вверх руками.
- Вот дура! Нашла о чём мечтать! О тощей бабе, - прошамал стоявший рядом дед.
- Сам дурак! Я про тыкву! Ах ты, милая! Да, если бы в девяносто девятом! Да целая!
- Смотрите! Смотрите! - закричал дед и, стянув с головы сатиновый кепи, замахал им. – Этажерка! Этажерка вылетела! Видите два параллельных крыла? Биплан называется! – дед завертел головой, словно ища поддержки. – Этажерки - они вроде наших кукурузников. Только красивые. Я всю юность такие рисовал. Мечтал, что лётчиком буду.
Дед улыбался, но на глазах блестели слёзы.
– Я ведь даже разбиться мечтал! Да… Хотел, чтобы на моей могиле поставили памятник с изображением такого самолёта. Такая вот мечта была.
- Ну, ты дед даёшь! - паренёк в футболке с изображением альпинистов на фоне горы удивлённо захлопал ресницами. – Ты это серьёзно? Как можно мечтать об этажерке на памятнике?! Скажешь тоже.
- Дурень ты! Твоя-то мечта, небось, вон та? Сисястая?
- Не угадал, старый, - помрачнел парень. – Моя мечта вон – в синей коляске с медвежатами.
Парень опустил голову и еле слышно попросил:
- Только ты... это… дед, никому. Ладно?
- Да что я, не понимаю что ли?!
Из раскуроченного шредера продолжали выпархивать и разлетаться новые и новые несбывшиеся мечты.
Народ с интересом разглядывал их, пытался отыскать взглядом свою, обсуждал, а то и посмеивался над чужими. И только Пиза суетился и нервничал невероятно.
- Куда?! – кричал он и пытался ловить желания.
Изобретатель подпрыгивал, отчаянно хватал полупрозрачные, ещё не до конца проявившиеся и разросшиеся очертания машин, яхт, домов, дворцов; силуэты известных и неизвестных людей, охотничьи трофеи и неизвестные приборы. Руки Пизы лишь на мгновение разгоняли радужно-эфемерные облачка, которые через пару мгновений вновь собирались в прежние, только уже более крупные и чёткие образы.
– На утилизацию! – кричал отчаявшийся Пиза. - Куда полетели? Все не утилизацию!
Но горе-изобретателю оставалось только провожать взглядом чужие мечты, уплывающие, точно воздушные шары, неизвестно куда.
***
Сначала люди из очереди бурно обсуждали случившееся.
Примерно через полчаса, выяснив у Пизы с Кулибиным, дружно копошащихся в потрохах шредера, что утилизатор не восстановить, начали расходиться. Ещё через десять минут под вывеской «Избавим от несбывшихся желаний» сиротливо стояли только женщина без тыквы, да химик-фармацевт Коротков, желавший немедленно - «именно немедленно!» - показать Пизе какую-то сенсационную разработку по увеличению жизненно-важного органа.
- Я только хотела узнать, перестанет ли теперь досаждать эта чёртова тыква, - женщина махнула рукой и устало побрела прочь. - Зря вернулась. Вы, Коротков, будете Пизу с Кулибиным ждать?
- Пожалуй, тоже пойду. Только записку напишу.
Коротков сел на ящик и поискал глазами, на чём написать Пизе. Не обнаружив чистого листа, он перевернул чью-то недописанную мечту «Пусть у моей тёщи язык…» и вывел каллиграфическим почерком: «Уважаемый Пиза. Возвращаясь к нашему разговору: вспомнил свои студенческие разработки по увеличению… вы меня поняли. Когда я учился в БГУ, увлёкся созданием такого препарата. Молодость, шалости… Он был почти готов, когда я предположил, что биомедицинская химия – не моё. Тему забросил, потому апробирование препарат не прошёл – наверняка есть побочные эффекты. Состав, технологию и прочее прилагаю. PS. Это и есть моё второе желание на утилизацию. Спасибо, что невольно напомнили о несбывшейся студенческой мечте».
Коротков долго искал, куда пристроить записку и с формулами препарата.
И тут он увидел всеми брошенный шредер.
- Может, починили?
Решив, что и сам в состоянии справиться, Коротков сунул бумаги в прорезь.
Шредер подал признаки жизни. Впрочем, происходящее скорее походило на агонию: аппарат сначала неистово заурчал, затрясся и, прыгая всем корпусом, принялся давиться бумагой, гоняя её взад-вперёд. И когда испуганный Коротков уже хотел, было, вытащить изжёванные листы обратно, припомнив, что вместе с разработками засунул в прорезь и записку Пизе, шредер неожиданно заглотил всё.
До последнего листочка.
После этого он в последний раз подпрыгнул, вспыхнул на прощанье метровым пламенем и оплыл пластмассовыми волнами.
***
Программа теленовостей от обычной не отличалась ничем, если что заставкой за спиной диктора с изображением фанерного самолёта.
- Сегодня в Выставочном зале Союза художников России открылась экспозиция «Летающая этажерка» Народного художника России Качалова. На суд зрителей представлены ранние, неизвестные работы мастера – в основном, это рисунки первых бипланов. Учащиеся и преподавательский состав факультета монументально-декоративной живописи приурочили к этому событию установку на родине художника памятной стелы с изображением биплана. Выполнена она по юношескому рисунку Качалова. Таким образом потомки решили отдать дань уважения мечте художника – стать лётчиком.
Заставка за спиной диктора поменялась.
В синей коляске с мишками скорее угадывался, чем был виден, новорождённый в кульке-одеяле.
- А теперь о медицине. Благодаря услуге криоконсервации, которую предоставляет Екатеринбургская ассоциация «Благо», стало возможным рождение этого чудесного малыша.
- Сын был нашей общей мечтой, - смущаясь камер и внимания, делилась совсем молоденькая женщина. – Муж погиб, но есть сын – его продолжение. И я счастлива. По-настоящему счастлива.
После длинной рекламы, в спортивном новостном блоке пошло записанное заранее интервью с президентом спорткомитета: на фоне заставки не то с культуристом, не то культуристкой, президент пообещал не ущемлять интересы меньшинства на олимпиаде, после чего подмигнул диктору и трепетно пожал ему руку.
- И закончим выпуск новостей мы сюжетом «Чудеса света», - улыбнулся разрумянившийся диктор, видимо воспринявший рукопожатие президента, как надежду на более близкие отношения.
На экране появилось изображение странной тыквы.
– На Ферме, расположенной в Бранденбурге, недалеко от Берлина, прошёл фестиваль тыкв. Победительницей стала гигантская красавица «Виктория». Дочь ныне покойной Виктории Шейн - последняя не пережила, что её гигантская тыква в девяносто девятом году разбилась по дороге на фестиваль - смогла вырастить настоящую рекордсменку. Правда, на боку тыквы отчётливо видны выпуклые буквы «будь проклят фестиваль тыкв и козёл-водитель», но дочь утверждает, что ничего подобного до фестиваля на тыкве не было, и это чья-то дьявольская шутка.
***
Главный метался по мрачным проходам и пыхтел, страшнее парового двигателя.
- Где этот сукин сын?! Кто видел Пизу? – горнил он, спускаясь по лестнице круг за кругом всё ниже и ниже.
Кулибин знал, где Пиза, но, несмотря на обиды, предпочёл не выдавать друга.
- Пиза, беда! – втиснулся он в узкий проём, за которым клацал железками умелец.
- Чё это? Нас и отсюда выселяют?
- Дурак ты, Пиза. Всё ржёшь, а от тебя, похоже, и, правда, хотят избавиться. Что ты там опять наворокосил?
- Ничего… - недоумённо развёл руками изобретатель. – Если ты про чейнджерон – так я его ещё не доделал. Но, доложу я вам, это будет вещь! Меняться желаниями – это круто! Вот, скажем, захочу я пива. Не, ты не думай - это я для примера. Захочу я, значит, пива, а ты…
- А что я?! - захлопал ресницами Кулибин. - Я тоже пива, может, хочу. И чего меняться желаниями, если мы одно и то же хотим?! Ты лучше про кого другого пример придумай. Да вот хотя бы... а про тёщу свою!
- Хорошо. Хочу я, значит, пива, а тёща там, у себя хочет... хочет... ну, скажем, хочет в баню…
Пиза задумался и почесал затылок.
- Не. Не пойдёт. В посёлке бани общественные. Нехорошо. Неприлично может выйти. Да и непонятно пока, получится ли хотелками с живыми меняться. Кулибин, давай лучше про тебя. Вот, скажем, хочешь ты пива…
Закончить фразу Пиза не успел.
- А! Вот вы где, паразиты?! – заорал главный, сотрясая космами над головами прижавшихся друг к другу, как испуганные щенки, изобретателей. – А ну, быстро разобрали все свои агрегаты!
И он затопал ногами, как гигантский малыш-переросток.
- Выгоню! - сотрясая кулаками над головой, орал главный. - К чёртовой матери выгоню! Мочи моей больше нет! Сил моих нет! Неприятность за неприятностью! Разборка за разборкой! Пиза, а ну, отвечай живо! Что ты там с тёщиным языком намудрил? Выкладывай, паршивец, а то...
- А я чё?! Я ничё! Это Коротков виноват!
Пиза увидел, как обессиленный приступом гнева главный рухнул на ящик, и, чуть осмелев, посоветовал:
– Вы бы и, правда, наказали этого химика. На кой ляд он свои формулы биохимические на моём листке написал?! А на меня чего кричать?! Я, может, и всего-то хотел, чтобы у тёщи язык до размера говяжьего вырос. А этот дурень Коротков всё перепутал. Поверьте, я про форму органа ничего такого даже не мечтал! Хотя, получилось, конечно, прикольно. А уж то, что тёщин язык - такой нетипичный - да ещё и тридцать сантиметров будет… Всем языкам язык!
И Пиза с Кулибиным оба прыснули в рукава. Но, услышав над ухом «цыц, паразиты», затараторили наперебой:
- Коротков! Всё Коротков!
- Его проделки! Его фантазия - его и наказывать надо!
- Ладно, не распоряжайтесь тут! Разберусь. Но впредь…
И тут взгляд главного упёрся в бесформенную штуковину-агрегат, похожую на скелет ящура, обтянутый чем-то блестящим.
- А это ещё что за Чудо-Юдо?! - косматый нахмурился и кивнул в сторону прибора.
- Чейнджерон, - тихо ответил Пиза, догадавшись о дальнейшей судьбу своего нового изобретения. – Простой мечтообменник… если что… Вот, скажем, хотите вы пива, а я…
– Разобрать! – заорал косматый посетитель, подскочив с ящика, как ошпаренный. - Сейчас же! Немедленно! Сию минуту! Всё разобрать! И чтоб больше никогда... никогда... нигде...
***
Два умельца откручивали и расталкивали по ящикам мелкие детали, болты и гайки.
- Пиза… - главный, уже полчаса висевший над душой, наконец, закончил с нотациями и вяло погрозил пальцем изобретателю. – Поверь, это было самое последнее предупреждение. Самое самое последнее! Понял? И напоследок главное. Я принял решение: ещё что-нибудь отчебучишь – выпишу к тебе тёщу! Пусть приглядывает.
- Ой… - взвизгнул Пиза и уронил коробку с шестерёнками. - Только не тёщу! Миленький вы наш! Только не тёщу! И потом, вы сами посудите: как же её к нам - в ад?! Она же святая женщина! Она же после того, как язык не стал в рот помещаться, при людях молчит, точно рыба. Намедни Нюра-сахарница - её соседка - к нам прибыла: рассказывает, что дома-то ещё командует по-привычке, а как к магазину идти – рот на замок. Знай шарфиком прикрывается, да кивочки отвешивает. Ну, ангел, а не женщина! Нет! Тёщу в ад нельзя! Не наша она!
Главный ещё постоял, устало глядя на неспешную работу Пизы и Кулибина, и направился прочь.
Он уже скрылся в темноте узкого коридора, но вернулся, смертельно перепугав умельцев, лихо прикручивающих детали обратно.
- Я тут, Пиза, подумал. Не прав ты! Наша она! Я про тёщу. Говорить-то она не может - это верно. Но если бы ты знал, какими словами она тебя поминает... Наша она, Пиза. Наша.