Тогда мне было от силы лет шесть - но это самое яркое воспоминание в моей жизни. Другого быть просто не может.
У неё была рафаэлевская шея и тициановские волосы. У неё была бледная и тёплая кожа, как парное молоко. Её лицо, плечи и руки были сплошь усеяны мелкими и робкими веснушками. Они все были в свою хозяйку - такие же застенчивые и тихие, совестливые и скромные. Я никогда не слышала от неё слов, кроме "да" или "нет". Она была настолько спокойна и скромна, что и вовсе казалась не человеком, а самым настоящим ангелом.
Кажется, её звали Марина.
У неё были тёмно-карие глаза, больше похожие на глаза оленёнка - они казались очень большими и влажными на худом бледном лице. Они смотрели снизу вверх и отлично подходили ей.
Она вся была нескладная - больше похожа на только что родившегося жеребёнка, у которого ещё заплетаются ноги, но, нет... Она была самой прекрасной танцовщицей, которую я только видела.
Тогда ей было лет двенадцать. Я всегда нагло смотрела на неё, пытаясь запомнить её до последней чёрточки, словно Гренуй, жадно впитывающий свою первую жертву. Она была в сером свитере, а рыжие кудри были стянуты в хвост. Такой она и была.
На неё никто не обращал внимания - она просто осторожно, самой лёгкой поступью прошла в дальний угол гримёрной, бросая робкие взгляды на других девочек. Наши взгляды тогда пересеклись - и она сразу отвела глаза. Меня поражало в ней всё: ведь она была совсем непохожа на других моих знакомых. Тогда для меня всё было странно в ней - с самого начала. Она была очень бледная - и это-то в августе, когда у всех по нескольку раз слезла кожа от загара!.. Это была первая девушка с такими тициановскими волосами, которую я когда-либо видела.
У меня ёкнуло сердце, когда я увидела её номер. Она выступала с цыганским танцем.
Она. Цыганка.
Эти два слова были совершенно противоположны. Но чёрная юбка с багровыми цветами и слишком яркой зеленью шла ей - казалось, что её кожа бела, как лист бумаги. Это ещё больше красило её. Но ослепительнее всего была её улыбка - она искренне улыбалась; манящей и дерзкой была эта неожиданная улыбка на её худом и бледном лице. А глаза!.. Они посмеивались над всеми, поднимали её ещё выше, чем она могла быть. В этих карих глазах горел огонь, который она сама разожгла, который нельзя сдуть.
Она танцевала, постепенно ещё больше горячась - казалось, даже паркет становится какой-то бескрайней свободной степью, скрипичное звучание кассеты становится осязаемым; слышится стук копыт, горячащих сердце и кровь, запах трав, дыханье ветра, несущего новости со всех концов света.
Она была удивительной танцовщицей. Казалось, это было даже во сне.
Я видела её всего лишь три раза - и все три раза она была цыганкой; все три раза я попадалась в её сети и не могла выбраться из них. Слишком уж зачаровывающей она была.
И, да, кажется, её звали Марина.