Приключения Пикинье. Глава 7

Николай Руденко
     Встреча с «приснившимся» господином. – О вреде спешки. - Граф де ля Рюс-младший собственной персоной. – «Ваш брат присвоил чужую вещь».

      
     Фортуна, одарив меня в воскресенье по-царски щедро, не забыла обо мне также и в понедельник, споспешествуя в предпринятом мною розыске брата. Ближе к часу поздней обедни, когда улица наша  наполнилась уже своими обыденными, вседневными звуками: скрипом колёс, храпом лошадей, лаем и визгом собак, рыканьем, свистом, хохотом, спорами, бранью и руганью десятков людей, - вышел я из мастерской во двор, чтобы перекусить чем Бог послал под тенью каштанов. Не успел я вынуть лежавший в  кармане здоровенный ломоть хлеба, как прямо перед собой, в шагах десяти, напротив входа в дом, рядом с железными воротами, увидел стоявшего в раздумье невысокого плечистого господина в узком камзоле, таких же узких разноцветных панталонах, чулках и башмаках с длинными, загнутыми носами, который держал под уздцы лошадь кроваво-гнедой масти. «Квадратная спина!.. Дьявол!.. Провалиться мне в Тартар, если это не он!» - вихрем пронеслось в голове и я, с отвагой спартанца, подбоченясь, широкими шагами направился к щёголю, крича в запальчивости так:
      -Эй, сударь,  не спешите уезжать!
      Знатный проезжий никак не отреагировал на моё неожиданное антре, он  даже не оглянулся, притворившись, что занят рассматриванием конской упряжи. Когда же я подошёл к нему и поклонился церемонно, как кланяются рыцари перед началом поединка, и уже раскрыл рот, чтобы произнести слова приветствия, незнакомец поднял голову, поправил рукой съехавшую набок фетровую шляпу с широкими полями и, вперив в меня укоризненный взгляд своего единственного правого глаза (левый был закрыт чёрной повязкой), с учтивостью, очень похожей на иронию, произнёс следующую выспреннюю тираду:
      -А я никуда не спешу, милейший. Спешка – последнее дело. Она отнимает много времени и сил. Я спешу не торопясь, как советовал когда-то Октавиан Август. Festina lente… Божественно сказано, не правда ли?.. Два слова всего, а в них – целый мир! Умели учителя наши – древние римляне и греки - говорить и умно, и красиво, не то, что нынешние. Где, скажите, яркие мысли? Где сочные слова? Где лихо закрученные фигуры элоквенции? Нет! Всё, увы, в прошлом. Признаться, дикая, неправильная речь возмущает меня даже в большей степени, чем хамское и непристойное поведение, хотя это ветви одного и того же гнилого дерева. Впрочем, к вам это не относится ни в коей мере. Вы, я слышал, человек начитанный, бойко говорите по-латыни. Завидую… Давно хотел освоить латынь. Но! Мы отвлеклись. Вернёмся к спешке. Наиболее опасным её видом я считаю спешку в умозаключениях. Вы даже не представляете, к каким тяжёлым последствиям она способна привести. Я вам вот что скажу, Сильвен: избегайте скороспелых выводов. Festina lente… Тогда жизненные бури пройдут мимо вас. Понимаете меня?
      -Понимаю, милостивый государь. Но мне нужно спро…
      «Кто он и откуда меня знает?» Запнувшись на половине слова, я заметил монограмму в виде большой буквы «R», вырезанную на серебряных ножнах кинжала-баллока, прикреплённых к поясу моего собеседника цепочкой. О, боги! Как же это я сразу не догадался? Продолговатое лицо, оттопыренные уши, коротенькая чёрная бородка, реденькие усики, кривой шрам на щеке… Да это же виконт де ля Рюс, сын графа де ля Рюса, собственной персоной! Вот курьёз: никогда раньше его не видел, а, увидев, сразу узнал!..
      Между тем мой соперник в ухаживаниях за Вивьен обратился ко мне дружелюбно, как к равному:
      -Спрашивайте, Сильвен, не робейте.
      Я длинно вздохнул:
      -Ваша светлость! Два дня назад бесследно пропал мой брат Фабрис. Вы, высокочтимый виконт, единственный, кто может мне помочь…
      Де ля Рюс удивлённо вскинул брови:
      -Я?! Чем же?
      «Он хитёр", - подумал я и ответил:
      -Дельным советом, ваше сиятельство.
      Моя лесть возымела действие. Краска удовольствия прилила к щекам виконта. Он тонко усмехнулся:
      -Вам повезло. Кое-что о вашем брате мне действительно известно.
      Сердце моё забилось, словно перепёлка в клетке.
      -Известно?.. – машинально повторил я и побледнел, как смерть, чувствуя странное колебание земли под ногами.
      Жиловатой рукой виконт достал из кармана белоснежный платок с вышитым на нём вензелем «V.S.» и, обмахиваясь им (мы стояли на самом солнцепёке), осведомился:
      -Три года назад при переправе через реку на вашего брата напала шайка разбойников. Верно?
      -Верно.
      -Он вам рассказывал об этом?
      -Разумеется.
      -Прекрасно! И что же он рассказывал?
      -Рассказывал про стычку с грабителями, как он ударил их предводителя ножом, и как после этого они разбежались…
      -И всё? Не рассказывал ли он случайно об одной вещице, которую потеряли напавшие на него злоумышленники?
      -Какой вещице?
      -Весьма и весьма ценной. Ваш брат её нашёл и присвоил.
      -Фабрис? Он не мог взять чужое.
      -Ещё как мог, милейший, ещё как мог.
      -С ним был сын господина Селье…
      -Он вне подозрений. Так что, рассказывал вам брат об этой вещице?
      -Нет.
      -Жаль, очень жаль.
      -Вы мне не верите, ваша светлость?
      -Отчего же, охотно верю. И всё-таки удивительно, что старший брат вам совсем не доверял. Хотя…
      Де ля Рюс повернулся ко мне спиной, вставил ногу в стремя и вскочил на лошадь. 
      -Прощайте, Сильвен.
      Возмущённый его окольными речами, я воскликнул:
      -Скажите же, наконец, где Фабрис и что с ним?
      Дерзкая моя настойчивость задела виконта. Тень легла на его лицо. Он бросил неохотно и сухо:
      -А что, по-вашему, случается с вором, который даже за деньги отказывается вернуть украденное владельцу?
      -Мой брат – не вор. Он сам подвергся нападению.
      -Весьма возможно. Я вам, любезный, как и обещал, передаю лишь дошедшие до меня слухи. Мало ли что люди могут сказать. От себя же добавлю: хотите сохранить свою жизнь - избавьте достославный наш город от вашего присутствия, и как можно скорее.
      Вслед за тем де ля Рюс легко надавил на бока лошади шенкелями, и она, широко ступая, двинулась вверх по улице, к площади. Глядя на квадратную спину, покачивающуюся в седле, я сжимал кулаки в глухом раздражении. Хорошо, допустим, Фабрис взял чью-то вещь. Но у кого? У тех, кто собирался его убить и ограбить. Взял, потому что они это бросили. Это – трофей. Добыча, захваченная при победе. Так на поле боя забирают оружие и доспехи убитого или пленённого врага. Ничего дурного здесь нет. И тут, как жгучий удар кнута, внезапно и ясно вспомнилось мне, что брат называл главаря разбойников одноглазым. Тогда я счёл это шуткой. А теперь…