За морями, за синими далями,
Я не знаю где точно, сама.
Океан там бушует и стелиться
И горячие веют ветра.
Островок небольшой, словно сказочный.
Затерялся в глубинах морских.
Как мираж, как в пустыне оазис он,
Вот он есть, и опять его нет.
Как понять, для кого он мирещется?
Как узнать, существует ли он?
Может всё это лишь обман зрения?
Воспалённого мозга обман?
Вот корабль пристал к тому берегу.
Весь в тумане, как призрак стоит.
А на берег выходят фигуры две:
Один – старец, второй – очень юн.
Опираясь на палку, согнувшись весь,
Словно тяжкую ношу несёт.
Идёт старец к мрачному зданию,
Одиноко стоявшему здесь.
Капюшон на ветру развивается,
Ветер треплет седые власа.
И нога утопает по косточку
В горячую мягкость песка.
А за ним по пятам, бежит юноша.
Как на Бога, на старца глядит.
Он готов перед ним на колени стать,
Лишь бы рядом позволил тот быть.
Перед ними раскрылись ворота.
Тихий замок, в себя, их впустил.
Жаркий ветер сменился прохладой,
Только не было здесь теплоты.
Холод стен, холод глаз,
Речи лёд, страх в глазах.
Не то склеп, не то дом,
Сад кругом, как со льдом.
Птицы есть – не поют.
А цветы, не цветут.
Люди здесь как во сне;
Они есть, и их нет.
Будто тени снуют,
Не во плоти живут.
Непонятно зачем,
Для чего они тут?
Холодок пробежал по спине у юнца,
И он руку схватил своего старика.
Он привык понимать его даже без слов,
Но сейчас, не понять ему было его.
Для чего он пришёл в этот призрачный дом?
Для чего дальний путь был проделан такой?
Неужели их путь, полный разных преград,
Был лишь целью того, что б приехать сюда?
«Юный друг, подожди меня тут до утра.
У меня небольшие здесь есть дела.
Ты не бойся, никто не обидит тебя.
Каждый знает, что ты, есть частица моя».
Засияло лицо от похвал у юнца.
Ведь учитель ему, был дороже отца.
Ну конечно он здесь посидит, подождёт.
Лишь бы знать, что он нужен и скоро придёт.
Но не спится юнцу, хотя ночь за окном.
Хоть и тихо кругом. Звёзды светят в окно.
Непонятная грусть не даёт ему спать,
Навевает тоску, угнетает печаль.
Вдруг, в окошко к нему, ветерок заглянул.
И принёс он с собой, чей-то плачь и тоску.
Где-то рядом совсем, кто-то тихо рыдал,
И о чём-то, кого-то просил, умолял.
«Если плохо кому-то, ты должен помочь.
Не судить, а понять; не топтать, а поднять».
Так учитель учил его тысячи раз.
И пошёл он на плачь; чтоб помочь и поднять.
То, что он увидал, поразило его.
Что услышал, как будто удар был бичом.
Он не верил глазам, и не верил ушам.
Словно призрак немой, он за ширмой стоял.
«Очень жаль, что прошедшие эти года,
Ничему не смогли научить здесь тебя.
Мне придётся, наверно, тебя наказать.
Не желаешь учиться! Не желаешь познать!
Для чего ты тогда появилась на свет?
Для чего ты живёшь? Что за смысл в тебе?
Просто так прозябать?
Просто есть, просто спать?
Ты живёшь в окружении великих умов.
Весь наш мир их уму поклониться готов.
Я у Бога молил, что бы ты здесь жила.
Их науку и веру впитала в себя.
Ты же знаешь как ты дорога для меня.
Ты же знаешь, что ты, есть надежда моя.
Так за что же карают меня Небеса?
Говоря мне, что ты, есть кусок существа.
Существа, неспособного видеть во мгле.
Распознать день и ночь. Ощутить свет и тень.
Что ты духом слаба.
Ты – надежда моя!
Что ты плачешь, стоишь? Что ты можешь сказать?
Опозорив меня; старика и глупца!»
Утирая слезу и глаза опустив,
Старцу девушка, сжав кулачки, говорит:
«Что я сделать могу?
Я здесь словно в гробу.
Мне здесь нечем дышать.
Я умру, пропаду.
Я на волю хочу, где поля и цветы.
Там, где птицы поют и деревья цветут.
Для чего я живу? Я не знаю сама.
И мне жаль, что ни я, есть надежда твоя.
Я хотела ей быть.
Я старалась, поверь.
Но прости, не могу»
Зарыдала она.
Старик молча ушёл, не сказав ничего.
Сжалось сердце юнца, смотря на него.
Но не мог он без боли смотреть и на ту,
Что, рыдая, сидела на голом полу.
Он тихонько шагнул, и погладил её,
А потом, вдруг, спросил: «Кто ты есть для него?»
И она улыбнулась, смахнула слезу,
И так горько сказала: «Я дочка его».
Ничего не сказал юнец ей в ответ.
Только рот открывал, молча воздух хватал.
Он поверить не мог, и как будто бы знал,
Да, она его дочь. Она, а не он.
Он надежду питал, что любовь старика,
На него одного лишь обращена.
А теперь его дочь. А теперь эта боль.
Ну а он? Что же он, значит в жизни его?
«Ты, наверно, юнец с того корабля,
О ком говорят, что ты «тень старика»?
Как видишь, тебя он не запер сюда,
В этот плавучий замок дерьма!»
«Наверно, тебе хотел он добра».
«Похоронив здесь на веки меня?
Ты посмотри, что творится кругом.
Всё здесь мираж. Всё здесь просто обман».
«Нет, я же видел. Он любит тебя!
Не может он делать людям вреда.
Наверно, ты, что-то не так поняла.
Да и вообще, где же мама твоя?»
«Моя мать, умерла.
А он посчитал, что раз я его дочь,
То постигнуть должна и понять,
Всё, что он.
Беда моя в том, что я не могу.
Мне всё здесь постыло. Домой я хочу.
Туда, где сменяется осень зимой.
Где смех за окном и птицы кругом.
Где люди живут. Понимаешь, живут!
Ругаются, плачут, но всё же, живут.
И дела им нет о движении звёзд,
Когда есть простая, людская любовь.
Я знаю, он бросит опять здесь меня.
Зачахну я в этом преддверии льда,
Холодного разума цифр и фигур.
Умру, пропаду; я здесь жить не могу».
«Зачем умирать? Можно всё изменить,
Если надежду в сердце вселить.
И может быть Боги, помилуют нас,
Тебя и меня, и его, старика».
Корабль плывёт много дней и ночей,
В родимый свой край. Край лесов и степей.
Прозрачных озёр и речек крутых,
Где птицы поют и деревья цветут.
Там хмурый старик, всё вздыхает тайком,
То в небо, то в глубь устремлён его взор.
Оставил он дочь. Для чего? Для кого?
Если понять ей не суждено.
А рядом юнец, так же хмуро стоит.
Он тоже вздыхает, на старца глядит.
Он хочет понять, он хочет помочь.
Он хочет сказать, но боится его.
Он хочет сказать, что уже много дней,
Она с ними едет, тайком ото всех.
Он похитил её на рассвете, тогда,
Что б вернуть её снова в родные края.
Что б могла она жить,
Как ей Богом дано,
Да простит его Бог,
За упрямство его.
Как-то раз, на рассвете, раздался напев.
Очень тихий и всё же, как гром из небес.
Пела девушка, вдаль устремляя свой взор,
Улыбаясь чему то в дали морской.
Боцман крестился, от страха дрожа:
«Господи сжалься, над нами беда.
Женщины призрак. Это же смерть.
Братцы, беда. Смерть за нами пришла».
Старик так же в страхе таращил глаза.
Как его дочь попала сюда?
И даже юнец, губу закусив,
Отчаянно думал: «Он меня не простит».
Ну а она, повернув к ним лицо,
Сказала задумчиво: «Ну, вот и всё.
Скоро конец. Скоро будет земля.
Всех вас там ждут. Смерть сюда не пришла».
«Кто нас там ждёт?» - боцман ей прошептал.
«Ну, как же кто? Твоя дочь и жена.
А вообще у неё для тебя есть сюрприз,
Сына получишь с приездом своим».
«Ты и правда смогла это всё увидать?»
«Конечно отец; ведь я дочка твоя».
«Тогда почему? Почему столько лет?»
«Я не знаю, отец.
Я вижу, что там скрыл от нас горизонт.
И что за кормой, в пучине морской.
Но это неважно, поверь мне, отец.
Важна лишь любовь; мы частицы её.
Я вижу, с тобой будем мы навсегда,
И старость твою скрасит трель соловья.
Мы внуков подарим тебе и любовь,
Что б счастье сияло в доме твоём».
Опять удивился юнец старику,
Тот плакал навзрыд, его руки тряслись.
А боцман крестился и Бога просил,
Чтобы Он всё же их всех пощадил.