Полтора года назад, в августе 2012, я съездил на свою малую Родину - в Киргизию. Поездка вынула кусок духовных сил и когда по приезду в Москву я подводил итог, то решил, что это была поездка в обезьянник, в которой каждая обезьяна с мобильником -дебильником.
А Серега Макиенко, брат моего ближайшего друга из Кара-Балтов - ведь живет там как и раньше; для него, это место так Родиной и осталось. Витя Бесчастный, мой последний оставшийся однокашник, как казался отрешённым от мира в далеких 50-х, так и остался таким.
Главная мысль этого путешествия: Киргизия озверела, ошизела, стоит на грани, пищит, как будто на неё наступили.
Сызрань-Оренбург-Соль-Илецк
Первый раз я открыл свою записную книжку в Сызрани. Это город на Волге, и находится на железной дороге из Москвы на Восток, в Казахстан и в Среднюю Азию. Не сказать, что я профессиональный путешественник, но через Сызрань уже проехал раз сто.
В 1961 году, когда мне было 10 лет, я впервые приехал в Сызрань, спал на большой, зеленой, с чугунными ногами, скамейке, пока мать выясняла, как проехать в деревню Зеленец, и сколько это будет стоить. Дороги тогда были совсем не шоссейные, и на большом ЗИМе мы ехали до Зеленца почти день. Мать долго шелестела платьми, доставая фиолетовую двадцатипятирублевку.
И вот сейчас, когда я живу в Москве, то во время своего отпуска приезжаю к сестре в деревню Зеленец. В этой деревне родилась и жила вся наша ветка по линии деда и матери.
Когда сестренка Таня узнала, что я хочу съездить в Киргизию, на нашу родину, как раз туда, откуда мы уехали в конце 90-х, она тут же стала просить: возьми и меня…. Но я резонно объяснил ей, во-первых дорого, да и билетов нет, и сложно. Сложно, тем более ей, больной. По мере путешествия я тем более понимал, насколько все это фантастически трудное мероприятие, на которое я решился.
Сызрань. Первый «шмон» случился прямо на входе в сызраньский вокзал. Видно моя морда доверия не вызывает. Да и фамилия. Оказывается какой – то Курушин 77-го года рождения был в бегах. Для профилактики меня сводили в подвал, в котором сидели революционеры 1905 года. Когда в те годы Николай II следовал на Дальний Восток, то тоже остановился в Сызрани.
Жара. Купил несколько бутылок воды. Хорошая вода «Волжская».
Свое барахло – этюдник и рюкзак оставил в комнате для ВИП-персон.
Итак. Еду! В Киргизию. Скорее всего, в последний раз. Последний взгляд на Семиречье. А ведь сколько раз (видимо раз тридцать) ездил я по этому маршруту «Москва-Фрунзе».
Медленно проехал поезд мимо какого-то химического склада (это был городок Чапаевск) и сошли 2 моих кратковременных попутчика. Один в черных очках, с толстой бронзовой цепью и толстым крестом. Другой – знаток татарского языка, выучил 2-х детей за деньги в МЭИ! А сейчас эти дети поступили в аспирантуру. О том, что я имею отношение к МЭИ, промолчал.
Жара! Это гнетет. Пока спасает, что я один в купе.
В Сызрани было 32 жары. Но здесь пошло ещё в плюс. Вот и Самара видна.
Позеленелые пруды. Сгорбленные ивы. На стоянке затаварился на 600 руб. Стараюсь разменять деньги по сотенной бумажке. Для Семиречья.
Съел куриную ножку, давясь, чтобы никто не застал.
Люди стали такие жирные (и я в том числе), что в вагоне расходятся с трудом. В мое купе сели муж с женой и ребенком, который не слова за все время не произнес. Оказывается, его возили на лечение в Самару из Казахстана.
К утру мы доехали до Оренбурга. Это последний российский город перед въездом в Казахстан. Затем Джайсен. Это казахстанская граница.
Ночью погранец потребовал узбеку Ахрору (молодой парень с которым я познакомился) встать перед ним, осветил глаза и долго внимательно рассматривал. Потом нехотя щелкнул своей печатью в его паспорте.
Ахрор – молодой узбек. Учился в Москве, окончил 9 классов, потом окончил юридический колледж в Фергане, в общем, что-то темнит.
Ахрор с увлечением рассказывал, что за 270 тыс. на Казанском вокзале можно купить паспорт с пропиской, за 150 тыс – диплом МГУ, за 700 руб. – миграционную карту.
-На выход с вещами! – прокричал проводник и куда-то повел всех узбеков, натолкавшихся за ночь в нашем коридоре, по очереди.
Два раза я ехал по этой дороге в комплекте - с моими женами Ирой и с Лялей. И было это 35 лет и 25 лет назад. Мы были еще молоды, казалось – вся жизнь впереди. Сейчас – хотя не хочется признаваться – позади.
Читаю Платонова «Чевенгур» и думаю: как бы с Платоновым поступили за «клевету», согласно последним постановлениям в нашей демократической России. И куда поставить его сатиру - глубоко трагическую с точки зрения сегодняшнего литературного видения.
Наш ж.-д. состав едет по Актюбинским степям. В 69-м году больше полугода дышал когда-то я этим жарким воздухом. Мы, пацаны, пэтэушники, тесали столбы, ставили их в вырытые бур-машиной ямы, вкручивали в них крючья и поднимали вертикально. Несли цивилизацию – свет и радио - в далекий казахский аул "Курманбаев". В этом ауле я случайно хлебнул глиняной воды, в которой казашка полоскала грязные тряпки, и почему-то запомнил вкус этой глиняной воды надолго. И на кошках лазил на столбы, закручивая фарфоровые изоляторы и приворачивал алюминиевые рупорный громкоговоритель.
Пустынная была эта черная земля, но прочерчивались ручейки, овраги. На каждом столбе сидели тогда орлы. Сейчас не так часто их можно увидеть. Строят шоссейную дорогу по Казахстану. Шелковый асфальтовый путь. Вдоль ж.-д. стоят уже железобетонные столбы, а не как раньше – деревянные, на каждом из которых сидел орел.
Стало немного прохладнее после тяжелой ночи. Только шея болит. От подушки, от заткнутого одеялом окна.
Сегодня мой сосед с гордостью рассказывал, как они со своим тестем клепали поддельную водку так, что и не подкопаешься. И лэйбелы на баранью кожу перешивали большими партиями. В общем, хвалился, что живет как «умный» человек.
Изредка останавливаемся на станциях, на одной купил манты по 7 тенге. Пока не черная степь, но уже саксаул. Кони, бараны (верблюдов ещё нет).
Читаю Чевенгур с Послесловием. Напечатано в 89-м году!
Общий цвет за окном – голубое- зеленоватое и охра – степи и кустарники.
Восхищаюсь Андреем Платоновым. А ведь он прожил всего 50 лет!
Проезжаем Аральское море, с этой стороны – оно еще виднеется, а вот с юга – высохло полностью.
Ребенок моего соседа ползает по полу в купе. У меня 2-я полка. Мужик, который лежал тоже на верхней полке, напротив меня, не выдержал 50 градусной жары, выполз в 4 ночи, подышать в коридор. Я тоже выполз в 4 ночи.
10 августа 2012 г. 2-й день пути
Кзыл-Орда. В пустыне 39 градусов, в вагоне 50. Особенно промучились ночью. Утром я как раз увидел Тюра-Там, увидел знакомые космические реалии, когда дважды здесь проживал. Эти ворота на Байконур, и внешне ничего не изменилось. Так же железка (1-я) загибается влево в степи и тащит мотовоз. Ленинск светился всей своей социалистической подсветкой. С телебашней.
В Тюра-Таме села группа – две семьи офицеров.
Киргизка с круглыми ягодицами с мужиком, который пытался «ее спать», подливая пиво. Оттуда раздается:
«Если мне нужно кого-то убить, то объясни, почему» - слышится с соседнего купе, - Трахни меня, Попроси трахнуть меня. Ну давай, ха-ха-ха. Проси меня, проси меня, я тебя трахну. Проси, проси». Оказывается, это по DVD смотрят западный триллер (или трипер). Поднялся ветер за окном. Это уже казахская глубина.
Русская купюра 50 рублей - самая ходовая банкнота на этих станциях.
На какие-то, по московским масштабам, крохи, купил 2 кГ помидор и 1 кг огурцов за 50 руб. Купил также 3 дыни, одну из которых, потом уже, через день или больше, доел уже в Киргизии.
Мои отец и мать попали в Среднюю Азию по разному. Мать приехала за своим братом, который служил в Верном (Алма-Ате) и даже был комиссаром Старой крепости, когда формировали Панфиловскую дивизию. Потому и дед мой на какое-то время стал конюхом генерала Панфилова.
Попутчики Женя и Галя рассказали мне, что нужно есть в Киргизии: шашлык, плов из казанов. Я рассказал про Вилю, Вильгельма-электрика, бывшего учителя, который встречал меня в Германии в халате, и угощал пловом.
Патер (священник) приходил к нему на квартиру и спрашивал: «Вильгельм, почему вы не на богослужении?»
Сижу в проходе ( в купе невозможно из-за жары). Мимо меня носят чашки с надписью: «Не парься в жизни!». В качающихся окнах висит луна как корка арбуза.
Утром, подъезжаем к границе Узбекистана. На станции «Туркестан» купил помидор. У ребенка Стасика, как объяснила Галя, водянка. Т.е. гидроцифалия, похоже, врожденная.
Да и у меня вчера ноги вспухли, как ватой набитые были от жары, наверное. Сегодня полегче.
Разговаривала со мной молодая девушка - работница компании, которая строит Шелковый путь. Знает английский язык.
По телевизору у соседей показывают еблю между инопланетными тракторами.
Шымкент Чимкент – поворот на Ташкент
Джамбул – родина Джамбула и Чингиза Айтматова. Видел я когда-то Чингиза Торекуловича в Москве, в доме Писателей. Читал его шедевры.
На дувалах Джамбула надписи по-русски: «Мусор не бросать» - ведется видеонаблюдение! Штраф 70000 теньге! На горе выложена надпись: ТОЛ-БАСЫ-КУТ.
Наконец-то, после Чимкента, поехал один в купе, с попутчиком из Тюра-Тама (пока его, правда, нет; пьет со своими).
Горячий сухой воздух врывается через окно. Купил 2 самсы за 70 руб.
-Даже начальник поезда, -говорит пацан-продавец, -покупает их.
Когда я сейчас думаю, зачем я Лялю привозил в Киргизию, я думаю, что больше думал о себе, о своем ре-но-ме, знал, что Ляля – как мое зеркало, на нее можно опереться. Вот и оперся, что свалил.
Как ножом по душе, вспоминаю, как я томил ее иногда хождением по Кара-Балтам. Начиная с первого похода на отцовское кладбище.
Пошли горы со снегом. Река Талас. Этот перевал Чимкент-Джамбул я не помню, раньше всё ездил, не задумываясь.
Вот въехали в ущелье. Станция «Тюлькубас». Здесь меня тетки обломали на цветную воду.
Очень мало осталось людей в вагоне перед Джамбулом. Буквально 5 человек.
Мой однокупейник оказался МВД-шником из «Байконура». Так сейчас называют Ленинск.
Горная свежесть. Балдеж – отдых в купе. МВД-шник едет на Иссык-Куль, в Чолпон-Ата. Тут же ему сказал о Тумане, моем друге художнике, которого, как он утверждает, в Чолпон-Ате знает каждая собака.
Горы отступают от поезда. Ветер дует нам на встречу. Цвета много. Желтые шары перекати-поля. Пошли так знакомые мне карагачи.
Теперь со страхом жду киргизскую границу. Границу «Луговую». Как же это все раздражает, эти пересечения границ!
В очередной раз поразился: молодой пацан в роще на желтом коврике совершает намаз!
От социализма остались гипсовые ограды, вождей нет.
Доехали до Луговой (знаменитая станция-развилка на Киргизию). Сказали, что землетрясение там было такое, что весь вокзал разрушен и сейчас новый.
Арбузы, дыни – как мера взятки - подарки менту – начальнику.
Одна старушка все давала ментам ягоду и говорила «помяните сына»
Как менты не любят мой фотоаппарат! Но и скомандовать: «Иди со мной», как при мне одному казаху, у них не хватает духу.
Дружба с киргизскими таможенниками
Когда стемнело, и полупустой поезд пересекал киргизскую границу, столкнулся с т.н. «коррупцией», а точнее повальным взяточеством, попрошайничеством в погонах. На 1 литр водки отдал 200 рублей.
Прямое вымогательство как у земляка после рукопожатия. Но умело!
Зачем эмиграционную карту, мол, оформил. За это штраф будет такой, что денег не хватит. А так договоримся.
И руку пожал.
Я сразу же решил откупиться, поскольку читал Чевенгур.
Тут еще один появился: Вас проверили? Можно попить? И схватился за бутылку.
Я ответил: Это МВД-шника. И он слил.
Поезд замучил, стояли на границе два часа! А еще в Каинде стоять 60 минут! На Киргизской границе.
А оттуда – когда поедем оттуда - предупредила проводница – будет полный абзац. Шмон будет стоять на предмет наркоты.
Плюс участковый с Байконура рассказывал страсти.
Первый день в Кара-Балтах
Приехал в мой родной город ночью. Я удачно выпрыгнул в темноту и пошел по настилу в сторону «центра». Передо мной шла небольшая семья, которых явно встречали. Это отвлекло ментов от меня.
Ну и психом я стал на предмет трусости! Отбился от таксистов. Мой старческий, полубомжовский вид, отвернул от меня этих бойцов невидимого фронта.
Спросил у дворника, есть ли здесь гостиница. Он направил меня внутрь двора.
Эти дворы я уж не помню. Раньше, 50 лет назад на станции стояла только высокая кирпичная водоканальная башня.
В комнате было 4 кровати. Спал я один, и спал хорошо, в тишине, и как то чувство, что приехал на Родину, просыпалось.
Тем более, что доехал без потерь, хотя и с изрядной нервотрепкой.
По столичному почистил зубы, взял чек, уплатил очень скромные деньги (кажется 100 рублей) и вышел, фотографируя эти места, которые я помню совсем не в таком, а в зэковском виде. Когда вся станция ограничивалась только надписью на железном щите «Кара Балты».
Тем более, что называли наше поселение чаще Калининский, сахзавод, почтовый.
Сахзавод с ржавыми трубами стоял на том же месте, но никаких звуков от него не неслось. Не пыхтел, не гудел. Был как в спячке. Только бараны бродили по выжженной траве вдоль бетонного забора. Ни дыма ни пыли.
И пошел я по такой знакомой мне улице до бани. Остатки бани там есть, по крайней мере на этом месте, где-то в том месте, где была парная, висит доска "Сауна".
На месте бывшей гостиницы, куда приезжали футболисты, и мы, пацаны, подвешивали к их автобусам веники – какие-то унылые обтертые дома. А в центре Сахзавода - грандиозный памятник с надписью «1941-1945 год». Довольно неуютный и как бельмо на глазу. Видно еще в последние годы Советской власти поставили.
Зато клуб перестроен так, что почти не узнается. И кажется чуть ли не частный.
Верхний этаж, вход в который был со стороны библиотеки, соединили. В общем, от памятника архитектуры ничего не осталось. А ведь как я помню тот, старый сахзаводской клуб. Вся жизнь шумела там. И элита праздновала, и мы, пацаны на час и на три в кино ходили, за 10 копеек.
А теперь в клубе шла т.н. конференция – а в общем обмывание мозгов публики христианами корейского происхождения.
Народу видно дали что-то съесть, а может полиэтиленовую бутылку с водой, за это они садились на лавки и участвовали в конференции.
Я тоже сел, и потихоньку познакомился со старушками, одна из которых, Катя, была не много, ни мало, ученицей Руфины Лаврентьевны и нашей вожатой. Довольно хорошо сохранилась. Еще две-три собеседницы были не из нашей школы.
Из клуба я пошел пешком, мимо пекарни, внизу, мимо бывшей районного больницы, которая как оказалась переехала в Почтовый, в ту самую больницу, в которую мы с Таней ходили после смерти отца, в куда Таню не взяли. Прошел мимо парка, посмотрел и сфотографировал памятник Ленина, который я «прославил» в своих рассказах.
Кое-что исчезло – районная библиотека, и ресторана «Сусамыр» уже не было. Разные начальственные конторы стояли, но с другими вывесками.
На базаре, который весь ощетинился мелкими лавочками, разменял деньги, разменял одну 5000 рублей красную банкноту. Оказалось, что мне этих денег с лихвой хватило на все 5 дней в Киргизии.
Затем свернул, прошел по такой же базарной линии до гостиницы «Кара-Балта», где и поселился, считай удачно, в «одноместный номер». Свалил этюдник, свое барахло с плеч, поел дыни.
И через час пошел по местам, по которым мне не нужен никакой провожатый. От Нового базара (наверное никто уже так его и не называет, этот конгломерат магазинов) пошел вниз, к старому пруду, где и было старое поселение.
Везде фотографировал, ловя самые колоритные моменты времени, места. Потом немного вернулся, взял влево по улице, не доходя до Нового пруда.
А это ведь самое старое место Кара-Балтов, отсюда оно зарождалось (нужно найти старое название).
БЧК – Большой Чуйский Канал – канава метров 10 шириной, метр глубиной, по которой несется мутная, глиняная вода. Тем не менее в детстве и в БЧК мы купались, и даже была определенная прелесть в том, что поток нес наши перегорелые тела в дырявых трусах.
В тени деревьев, тополей, карагачей, акаций лежали коровы. Жара продолжается.
Добрался до старого кладбища, заодно поднявшись на берег старого пруда. Как я внутренне знал еще в тех времен, это был центр старого города, еще времен монголов. Как и ожидалось, Старое кладбище значительно расширилось. Справа выросла новая часть без деревьев, а с бетонными «книжками».
Поиски могилы деда успехом не увенчались. Я даже удивляюсь, как тогда (а было это в 1988 году) я нашел могилу деда, когда мы ходили на кладбище втроем: Ляля, Таня, я.
Но походил я основательно. Тогда, 30 лет назад кладбище казалось мне большим. Думаю, оно тоже имеет свойство сжиматься. Кстати, очень старых могил нет. А ведь судя по истории Карабалты, а точнее оно называлось ….. должны были быть могилы 19 века. А там самые старые могилы примерно военного времени. Богатых могил местных «Олигархов» тоже нет.
Набрал я все же песка с могилы с крестом, как мне показалось примерно 70-го года, потом пересыпал в сигаретную коробку с киргизским названием, и посчитал, что одно дело сделал.
Потом пешком дошел до базара, а оттуда доехал на такси до почтового.
От почтового шел пешком вверх, через Воинскую, до завода, и до кладбища.
Тоже интересно – казалось мне, что на кладбище шла дорога, которая не пересекала железную дорогу, а железная дорога, как казалась, шла выше кладбище. Помню даже, отец Вити Макиенко, дядя Коля там одно время работал на этой железнодорожной ветке. Когда сгорел хозяйственный магазин, в котором он работал бухгалтером.
Здесь произошла история с оркестром. Я её в общем-то додумал, но был близок к истине. Группа полу-бомжей явно маялась, ожидая очередного жмурика. Чтобы получить по полстакана сивухи и «помянуть».
Я ходил вокруг в поисках, потому что как раз те места относились к 60-м годам 20 века.
Они испугано на меня смотрели, не разгоню ли я их, не начальник ли.
Главное, получается, что это новое кладбище начинало заполняться где-то с 1960 -62 года. Значит, с 1955 года, когда завод начал работать, сначала хоронили на нижнем, видно. А уж потом Почтовый себе выделил это место в песке, в гравии, и недалеко от ТЭЦ-10, как тогда называлась эта замечательное место – урано-обогатительный завод.
Могилу отца я нашел по звезде, по решетке-сиденью, а вот ни подписи, ни фотографии, конечно не было.
Сразу решил, что назавтра приеду сюда и покрашу могилу. Это нужно для «отчета» перед своей совестью.
Потом я пошел на ул. Токтогула, выполняя просьбу Светы, и у дома 101 долго пытался узнать у пьяненького мужика лет 50, не живут ли здесь такие-то. Может это и был отец девочек, но кажется нет.
И в этот же день пошел искать сведения о Вите Макиенко. Пришел на Железнодорожную, к подъезду, который я в общем-то хорошо помнил.
Дали мне наводку на Серегу Макиенко, квартиру которого, в этом же железнодорожном, мелькомбинатовском районе, я нашел, и говорил, довольно долго, с его женой. Фотографировал, подарил буклеты свои.
Поразвлекал детей.
Да, значил, ни Вити, ни Гали, никого из семьи увидеть больше не придется.
Сереги Макиенко тоже не было, был он на рыбалке. Тогда обещал прийти назавтра, и в общем- то обещание выполнил.
Пешком дошел до гостиницы, купил воды, булочки, и лег спать в своей комнате, которая была хотя и без душа, но довольно уютная. Даже дверь-замок в мое отсутствие сделали.
Вообще в гостинице кроме меня почти никто не жил.
Из записной книжки. 11 августа 2012 г.
«…Приехал! «Шмон» на Каинде прошел мягко. Стояли 60 минут. Даже поспал – полежал. Мент не так донимал, но в целом он меня попугал. Типичное ментовское быдло. В карты перекидного поиграл с ними.
Приехал в Кара-Балты в 12 часов ночи московского времени, или в два часа местного (здесь тоже 2 часа разница с Москвой).
Полицейский киргиз уже мелькал в двери поезда. Но в итоге прошел мимо и узнал, что есть-таки где-то гостиница. В ней и переночевал сносно, во дворе вокзала, видимо в тех старых вокзальных коридорах, потому что батареи были старые, еще советские. Даже хорошо отдохнул на жесткой циновке, накрывшись выделенной простынью.
Утром умылся, посидел на треснувшем очке среднего класса и получил даже квиток за уплату! И взяли с меня всего 100 руб.!
По выходу сфотографировал «отель» и тут же нарвался на «чо снимаешь»?
Я: «Город снимаю». –«Турист, что ли»? –«Да».
Бдительный сотрудник отстал.
Администраторша сказала, что девочек Гали Макиенко она встречает.
Спустился с платформы и прошагал по столь знакомой линии – ж.д. ветке, спустился на правую сторону. Было утро, народу были единицы, пересекающие время от времени линию. На горизонте виднелись горы, которые я смотрел более 10 лет с этих мест.
Сделал первые снимки сах-завода и трубы, у которой я присел, чтобы попить водички».
Следующая запись, уже видимо после «визита» в клуб.
«Там я нарвался на грандиозное мероприятие обрабоки мозгов – т.н. корейская евангелическая летняя конференция.
Встретил так довольно живую старушку, Казакову Надю, которая жила в домиках, училась у Руфины Лаврентьевны (выходит на 4 года раньше меня). Галя Макиенко умерла.
Люся Острожнова работает.
В клубе идет «Летняя конференция в Киргизстане». Корейцы в нашем клубе. 2 часа служения христианские молитвы, пения.
Главный докладчик, ухоженный кореец в галстуке, сообщал, что «Христос придет внезапно, и нужно готовить новый Ноев ковчег.
Всемирный потоп.
Суд огнем.
Я все истреблю, все, от людей до скал.
Я господь бог. Почему он так сказал? Потому что слово господь – истинное. Бог не человек, и он никогда не лжет».
Все это довольно грамотно перемежалось с песнями небольшой группы корейцев, видимо местных христиан.
Нагруженный, я пошел на базар, в сторону гостиницу. В общем, все делал я довольно компактно по времени. Пятиэтажная еще советских времен, гостиница «Кара Балта» была совершенно пустая, и только на первом этаже у двух старушек-начальниц, шла жизнь возле маленького цветного телевизора.
Поселился в угловом номере на втором этаже, хотя и с признаками общежития, но довольно приличном, по карабалтинским меркам…»
Второй день в Кара-Балтах
С утра я опять пошел от гостиницы по такой знакомой мне с детства дороге, мимо районной детской библиотеки, и пошел в также очень знаменательный мне магазин – на месте сгоревшего хозяйственного. Купил там краски и кисточку. Для ограды. Краска была не серебряная, но сносная.
Потом долго довольно торговался с таксистами. Проезд до Почтового стоил 10 сомов, а с меня хотели 100 сомов содрать до кладбища.
Не денег мне было жалко, а не хотелось сдаваться как лоху неместному.
В этот день я взял этюдник, намереваясь написать этюд на кладбище. Этюдник мой обернут в синий мешок, но все равно довольно заметен.
Поначалу доехал до почтового на маршрутке. Потом, через почтовый, дошел до больницы, которая теперь стала центральной больницей всего города и района, а потом до кладбища. У больницы разговорился с пожилым киргизом, который помнит еще старый техникум, и чуть ли не в нем учился.
Так что пошел вверх, в гору, по тем местам, где когда-то стояла Воинская, и было довольно людное поселение. Теперь одни следы от фундаментов, и тропинки полузаросшие. А главное стоит как и прежде – отцовский райком, в котором его, старого волка-зэка взяли охранником, где я впервые увидел пишущую машинку, и даже печатал на ней, вместе с матерью.
Райком остался таким же, крыша высокая. Но там сейчас какая-то фабрика игрушек или швейная.
Кладбище начинается от ж.д линии, тоже разрослось вправо, расползлось как кисель. Старая часть заросла кустарником, но вид брошенный. На самой границе между старой и новой частью встретил могилу мужа Руфины Лаврентьевны, моей учительницы, которая сейчас живет в Брянске. Этого Ивана Ивановича, который был одно время даже главным инженером нашего сахзавода я знал, и даже разговаривал с ним незадолго до его смерти. Я сфотографировал могилу, как память того времени, да и для Руфины Лаврентьевны. Хотя не нужно будет ей говорить, что металлическая ограда наполовину, если не на три четверти растащена.
В этот день я уже основательно сгорел-загорел. Ноги натер, хромаю то на одну, то на другую. На кладбище удачно поставил свой этюдник, никто меня не заметил, да и никто не проходил мимо этого старого уголка кладбища. В промежутках между крашением оградки могилы, сделал этюд, как я считаю, ценный.
(И довез его до Москвы, а сколько я трясся, что делать с двумя этюдами – везти, не везти, оставить этюдник, нет. В конце концов, все довез удачно, без потерь).
Постоял я и у могилы двух большевиков, которые легли напротив нашего отца. Сколько было тогда, в 1963-м году, шума! Их застрелил одновременно их недоброжелатель- милиционер. А это были председатель и секретарь колхоза. Могила их, кстати, не заброшенная. А вообще-то большая часть могил подзаброшены. Духовой оркестр хоронителей в этот день не пришел, хотя вроде – воскресенье, но они прочувствовали, что жмуриков не привезут.
Хорошо, что теперь можно считать, что могила нашего отца подремонтировала, и отмечена. Я написал его фамилию два раза, используя художественные краски из этюдника.
После кладбища пешком пошел вниз, пообедал в кафе парка Почтового, потом через сахзавод, через бывший мой детсад, на улицу Горная, где жила Люся Острожнова.
С час я выяснял, где она сейчас живет. В основном живут сейчас в этих домах киргизы, и они ничего толком не проясняли. Шарахались, а вдруг «начальник»! Наконец нашел пару пьяных теток моего возраста, и через какое- то время я узнал, у Люси мужа убили в России, а сама она живет в Почтовом, в новом районе.
Через час примерно, уже натерши мозоль на ноге, я нашел – таки Люсю Острожнову, мою одноклассницу. Живет Люся в Почтовом, но на самом краю, в пяти этажном доме какой-то дикой архитектуры. Никаких номеров ни названий улиц на доме конечно не было. Киргизов спрашивать было бесполезно. А может они просто не понимали мой «московский» говор.
Люся мне открыла, и сразу отреагировала на голос, хотя долго присматривалась к лысому черепу. Люся конечно живет клево. Что называется валяется на подушках. Телик плазменный, кухонные машины. Висят стеклянные люстры, кухонные приспособления.
Но ко мне она отнеслась мягко. В общем-то это было наверное и в ее жизни событие. Все таки, не виделись лет 30! Даже предложила жить дальше вместе.
Я сказал ей, что у меня архив. Но она сказала – я согласна его разбирать.
После Люси я пошел пешком, а затем немного проехал до улицы Шопокова. Опять пешком, сделал большой крюк аж до вокзала, но в итоге встретился с Серегой Макиенко, который много мне рассказал грустного, а нередко жуткого о жизни Вити, о его смерти, о смерти маленькой Тани. Сам он был вельмо пьяный, но все-таки меня принял хорошо.
Потом, уже в темноте, я добрался до гостиницы, в которой как раз не было света. В темноте я увидел женщин со свечками. Оказалось, две путешественницы иностранки с Бельгии. Хотят дойти до Сусамыра, но не понимают, почему в «отеле» нет света, нет воды и прочее. Когда я немного поговорил с ними на своем кривом английском языке, они просто прослезились. Да, таких гостиниц в мире мало!
Через минут 20 после того, как я пришел в свою комнату, дали свет, а минут через 10 появилась и вода. Так прошел мой последний день в Кара-Балтах. На следующий день я решил ехать на Иссык-Куль.
Третий день в Киргизии
Записная книжка: С тоской начинаю этот день – уезжаю из Кара-Балтов.
Здесь мне делать уже нечего.
Еду на Иссык-Куль.
Вчера пришел поздно от Сережи Макиенко, наполненных сюрной грустью от известий. Итак, вчера:
-Купил краску.
-поехал до кладбища (через Почтовый, больницу, а там пешком).
-покрасил могилу.
-написал этюд ( и опять в страхе, как его везти). Там речь идет о произведении искусства, а это ручная работа, и руками изготовленная вещь, как брюки.
-Люся Острожнова. Предлагает связать судьбу и даже перекладывать бумажки (мужа ее убили в России).
-пешком, с небольшим промежутком на такси – к Сереже Макиенко. Купил на 180 с. подарков, но все впустую, не оценили – все были пьяные. Сережа спас.
-Таню дочку убили (23 года).
Пришел в гостиницу: нет ни света, ни воды. По первому этажу бродят иностранки, желающие увидеть Сусамыр, и готовые туда рвать пешком, но ни одного слова ни по-русски, ни по-киргизки. Я немного их порадовал двумя-тремя английскими словами, так они просто всплакнули.
С утра я сел на маршрутку до Бишкека. Сел удачно, много снимал всю эту дорогу, которую фактически, было время, пешком прошел. Кстати, дорога мне показалась не очень изменившаяся. Сама дорога – да, гладше стала, но дома, постройки – как и раньше, глинобитные, полужилые.
Мгновенно проехали реку Кара-Балта, даже не успел ни рассмотреть, ни сфотографировать. Но в целом – все увидел, и даже курганы, на которые мы когда-то с пацанами ходили собирать тюльпаны.
Автостанций сейчас в Киргизии нет. Все частная лавочка. А Автостанции пустуют. В Бишкеке я чуть быть принижен тем, что водитель не дал мне сдачи. Но я решил ему об этом не напоминать. Вообще юморист, все пытался рассмешить пассажиров плоскими шутками, типа того, что за вещами придете в следующий понедельник.
В Бишкеке я тут же сел на маршрутку до Чолпон-Аты. Тут с деньгами было тверже. Сразу деньги взяли как договорился.
Дорога до Чолпон-Ата строилась с шумом и пылью. И строили ее и киргизы, и китайцы. Перекопали ее основательно. Навстречу нам шла река Чу, то справа, то слева от дороги. Перевал красивый. Считай, что я ехал по этой дороге третий раз в жизни. Два раза я ездил по этой, тогда очень пустынной дороги в 1962 году, когда мы пионеры, ездили на экскурсию, которая называлась четырехдневное путешествие. Пионерлагерь имени Шопокова остался в памяти. Да, неслабо думали тогда о формировании человека будущего времени.
В одном месте купил курт, кумыс, в общем пощупал Киргизию за вымя. Эти торговые точки уже готовятся для встречи гостей из Европы. С нами ехали, например немцы, которые вытащили счетчики Гейзера, а также учителя из Оша, с которыми я балакал о трудностях учительской жизни.
Вот и Рыбачье. Сейчас этот городок называется по-другому.
Перед проездом на территорию Иссык-Куля, в каком-то отстойнике стояли. По всей дороге – справа – слева стоят юрты, приглашая остановиться, зайти, отобедать рыбки. Раньше такого и близко не было.
И наконец справа от дороги пошел берег Иссык-Куля. В Рыбачьем – одна улица идет.
В обед доехали до Чолпон-Аты, и почти сразу я решил поселиться в санатории «Голубой Иссык-Куль», не испытывая никаких частных вариантов.
В этот день почти сразу я познакомился с киргизским художником, и даже Заслуженным.
В этот день я покупался основательно рядом с парочкой очень полных киргизов. Много фотографировал. Сделал разведку. Поселили меня в кладовке. Но в целом я доволен. Даже тем, что каждый раз столовался с боем. Потому что неофициальный, и не показался важным. Сразу как лох объяснял, что я живу в кладовке.
Поздно вечером прошел пешком до автостанции, фактически через весь город, и выяснил, как уехать на следующий день. Автостанция и здесь была как частная лавочка. Нужно было стоять и ждать, когда подберут.
Купил килограмм урюка и по дороге все съел. Пожалуй
Это будет воспоминание о Киргизии.
Вспомнил, как из пионерского лагеря мы приехали сюда в 1962-м, а м.б. в 1964-м году, в рамках 4-х дневного похода. Города Чолпон-Ата тогда не было и в помине. Были горы и кусты. И нам выдали по пол-банки сгущенки. Ели кашу гречневую и пили чай со сгущенкой. А потом лежали прямо в густой траве в спальниках. В общем, это путешествие было впечатлительное. Тем более, что те, кто ходил в четырехдневный поход считались почти героями. Еще мы ездили в Пржевальск. Есть фотография возле знаменитого памятника Пржевальскому.
Договорился о цене проживания в санатории не сразу. С меня неплохо содрали за 2 дня, хотя, как потом стало ясно, я жил всего сутки. Но поспал, походил неплохо, а на следующий день даже покупался.
Поселился. Но сейчас чувствовал себя легче, отдал 2000 сом за кладовку. А м.б. ничего страшного, уже покупался немного. Ночью под окнами моей кладовки гремело Караоки.
Гульбина (мой спонсор) «кукуруза, пиво, рыба» - вдоль пляжа ходят пацаны. Конечно, когда я был здесь 50 дет назад, было пусто. Теперь следы социализма, стенды, бетонные настилы – всюду. Пошел к берегу, смотреть на народ, который как везде – рассиживается, разглядывается. Среди верблюдов. В результате раза два скупнулся. Но надо сказать. Прохладно. Венозные дела у меня явно просматриваются.
Этюд я наверное напишу завтра. У меня мысль – оставить этюдник здесь, тем более, что он уже плохой. Возьму только краски, кисти. А если в Зеленце еще порисую, то можно и без этюдника.
Пароль на ужин:
«От Менима».
В Чолпон-Ате слету познакомился с заслуженным художником Киргизии. Это «+». Он сказал, что в Союзе 40 человек. Еще «+» - три раза покупался.
Адиль Сейдохматов – Председатель СХ.
Шигаев Юристамбек.
Саир Туребеков.
Айдар Касымбеков (В Чолпон-Ата зарабатывает).
Санаторий «Голубой Иссык-Куль».
Четвертый, предпоследний день в Киргизии.
14 августа 2012 г. День Рождения Веры Денисовой.
Итак, что изменилось в Киргизии за эти годы:
-сотовый телефон,
-заправки,
-иномарки,
-ислам, мечети,
-маршрутки.
Остальное все как было. Полная убогость.
-Дороги без разметок,
-Те же дома, но более разрушенные.
-Базары.
-Минеральные бутылки валяются повсюду,
-Паранжа,
-Надписи на киргизском.
Вместо гербов СССР раскрашенные гербы Киргизии.
Вместо проспекта Ленина – Проспект Дэн сяо Пина.
Ни одного дома не построено.
Лучше давать тенге без сдачи. Сдачи нет.
Итак, вчера я простился с Кара-Балтой и выехал сначала в Бишкек, потом на Иссык-Куль. Реально я понимал, что Тумана встречу врят-ли. Да не будет он нигде стоять и «работать». По дороге я много фотографировал.
Жлобские мысли, что все киргизы при минимальных должностях стараются урвать, надо гнать!
И то, что 2000 отдал за кладовку, не жлобствуй, ничего страшного.
Ходил вчера много. Сразу после получения места в кладовке пошел купаться в озеро. 3 раза окунал свое тщедушное тело в красных плавках и отвисающим животом.
Затем, в процессе ожидания ужина познакомился со вторым художником. Айдаром, который за 400 с. рисует растиркой шаржи. Он в 1993 году окончил Фрунзенское училище. Но уровень преподавания упал, говорит.
За ужином познакомился с семьей шахтера из Шахтинска, из Карагандинской области. Дунганская лапша, каша, кефир, чай. Хорошая кормежка, и санаторий сталинского типа. Потом пошел искать автостанцию. Вдоль улицы все тот же базар, фруктов – завалы.
Чолпон-Ата –> Бишкек и ночное путешествие по Бишкеку.
С утра, после завтрака, опять кажется с проблемой (забыл пароль) посадили за стол, и наконец я вышел на берег Иссык-Куль и часа 2-3 писал этюд. Вышел через силу. Когда поставил этюдник, никого не было, берег был пустынный. Постепенно берег заполнился, даже верблюды пришли.
Девочка симпатичная – киргизка, но из элитных, расспрашивала меня, как добраться до Парижа. Я думаю, в Париж она попадет.
Все прикрывался Туманом, показывал его буклет. Но никто его не знал, не видел.
Зато напротив залива был пустынный берег. Это резиденция президента.
Еще невдалеке, как мне сказали, была резиденция Чингиза Айтматова.
После этюда собрался – и в Бишкек. Вечером приехали, стояли меньше.
Не сразу, но нашел отель, и меня поселили на самый верх, в номер после ремонта, в котором действительно, стоял крепкий запах краски. Да ладно, и тоже свои этюды вынул для просыхания.
Во время ночного путешествия по Бишкеку смотрел смену караула. Эдак серьезно, только не у мавзолея, а у застекленного киргизского флага. Места эти примерно в том месте, где когда-то во Фрунзе находился парк Героев-Панфиловцев. Видел как киргизы-менты отлавливали потенциальных нарушителей и трясли их на предмет сомов.
Ходил в кафе, ел дунганскую лапшу. И все же – и в Алма-Ате, и на Сосновском перевале 15 лет назад, киргизская лапша была лучше.
По приходу в отель, с балкона смотрел на ночной Бишкек
Последний день в Киргизии.
Улицы Бишкека переименовали примерно в таком духе: была 22-го партсъезда, стала Проспект Дэн Сяо Пина.
Встал я как и обещал часов в 9, и пешком пошел к вокзалу. За это путешествие много снимал, и приглядывался к Бишкеку-Фрунзе. В общем-то, вид старого Фрунзе остался. Погода, летнее время накладывает на вид города свое.
Памятник Фрунзе перед вокзалом стоит основательно, да и куда ему деться. Уж больно основательный, гранитный, Фрунзе с усами, на коне.
Сидел на вокзале часа 2, пил воду, наблюдал за народом. Начинало жим-жим, за картинки! Ну страхи, уж за что, спрашивается!
Наблюдал загрузку контрабанды. Как вьючные мужики затоваривали наш вагон вплотную.
Сколько потом с этим товаром – тройками для покойников было приключений!
Поездка Бишкек-Сызрань
Почему-то я не писал ничего в записную книжку, когда ехал оттуда, с моей малой родины в Россию. А зря, потому что поездка была не менее сюрная. Начать с посадки. Я ехал в этот раз «с народом» - в плацкартном вагоне.
Наш последний вагон плацкартный упаковали мешками и тюками так, что кажется, люди туда уже не влезут. И все это в условиях жары, и в условиях того, что все были пьяные от радости, что покидают Киргизию, и едут на Запад. Отдельных пьяненьких киргизок элитного вида провожали делегациями.
Товар этот был в основном однообразный – перевязанные крупные пакеты. Как оказалось, в них были мужские костюмы одноразовые, для покойников. Сюр с тройками одноразовыми, сама по себе погрузка и упаковка была просто сюрная. Голые киргизы выбегали откуда-то из-под деревьев и, мигая проводнику, впихивались в вагон. У меня была нижняя полка, что плюс. И этюдник я уложил вниз, и его прикрыли тройками, плотными китайскими упаковками.
Потом – двое киргизских детей. Везли явно на продажу. Их ссадили в Оренбурге. Трясли проводницу очень настойчиво. Кажется и её ссадили.
И вот я в Сызрани, где начинал свой путь. Поселился на ночь в одноместном номере, и очень дешевом. Удивился. А оказалось номер дешевый потому, что окно его выходит на столб с громкоговорителями, и всю ночь я слышал команды развязных теток, которые командовали формированием составов на путях, то на шестом, то на девятом.
Письма того времени
Ваня, горячий привет! Я вернулся из отпуска, занесло аж в Киргизию, по старым адресам.И вот - последние летние деньки оказались дождливыми.
Как у тебя - прибавление?
Ваня! Что сказать - молодцы! Уж не думали, что будет на нашей улице праздник!
Италия - древняя - Римская империя,... Смотри, широкими глазами.
А я в какой то момент устал хотеть по заграницам.
Поездка в Киргизию - она дала шанс опять задуматься.
Яне и детишкам - поклон.
Пиши, Ваня!
Курушин.
Вчера наш ректор выступал в БАЗе. Когда мы учились, он был секретарем комитета ВЛКСМ – Серебрянников Сергей. Так что иногда я даже здороваюсь с ним за руку, как ты с Джанджагавой.
Преподаватели - почти все те же, только количественно уменьшилось. Сейчас сижу в РГБ. Знаешь, нашел спокойное место для размышлений. Здесь почти дом престарелых - одни старики неприглаженные, непричесанные. Они ходят сюда постоянно, одни и те же. В пятницу, когда у меня работы нет, я тоже начал ходить в РГБ. Здесь столовая нормальная. Фотографируй, Ваня!
А я может уже говорил - съездил к себе на малую Родину, в Киргизию, и даже на Иссык-Куле скупался пару раз. Хорошее место, но сейчас уже изобилие народа пугает. А верблюдов тем более.
На гору лезть я уже не могу. Начинает смазка барахлить.
Привет горячий всем!
Курушин.
Эдуард Михайлович, спасибо!
Я уже в России, полон воспоминаний о поездке в Ульяновск, в Киргизию.
И уже приступил к делам!
Спасибо еще раз Вам за пример отношения к делу, к жизни!
Саша Курушин.