Глава 4.
Аустерлиц.
1
«Чем больше я думаю о положении в Европе, тем яснее вижу, что насущно необходимо прийти к твердому решению, – писал Наполеон Талейрану 23-го августа 1805 года из булонского лагеря. – Я не ожидаю ничего от заявления Австрии. Оно будет преподнесено красивыми словами, чтобы выиграть время, чтобы я этой зимой ничего не предпринимал. Ее договор о субсидиях, под предлогом вооруженного нейтралитета, и ее вступление в союз будет решено еще этой зимой. В апреле 10000 русских, которых оплатит Англия, с лошадьми и артиллерией будут находиться в Польше. Кроме того, на Мальте находятся 15-20000 англичан и 15000 русских на Корфу. Я могу попасть в опасное положение. Поэтому я пришел к решению.
Мой флот 26 термидора в составе 34 линейных кораблей вышел из Ферроля. Флот не имеет перед собой врагов. Если он будет следовать моим предписаниям, соединится с брестским флотом и придет в Ла-Манш – еще есть время это сделать, – тогда я буду господином Англии. Но если, напротив, мои адмиралы замешкаются, сделают ложные маневры и не исполнят свои задания, у меня не будет другого выхода, как только дождаться зимы и пересечь канал на кораблях моей флотилии. Это предприятие расковано, но все еще возможно, если время и политические обстоятельства позволят здесь оставаться до апреля. При другом положении вещей сделаю я следующее: я подниму армию, заменю маршевые батальоны резервными – таким образом, в Булони останется значительная армия – и 1 вандемьера (23-го сентября) с 200000 солдатами буду находиться в Германии, а 25000 будут в Неаполе. Я выступлю на Вену и не сложу оружия раньше, чем не займу Венецию и Неаполь».
В основном предвиденье – идти на Вену через Германию и где-то по дороге разбить австрийские войска – сбылось.
Когда подозрения о военных приготовлениях Австрии переросли в уверенность в скором начале войны, когда Наполеон узнал, что Вольней с флотом ушел на Кадис, решил он напасть на Австрию, пока не подоспели русские, пока Пруссия не вступила в войну. По положению на 3-е августа 1805 Наполеон располагал: армия на побережье 170000 человек из них 22000 кавалеристов; внутри Франции в различных местах 170000 человек, включая кавалерию силой 16500 всадников; десантные войска на флоте и войска в колониях 23000 солдат; в Голландии находились 15000 солдат из них 1500 кавалеристов; в курфюрстве Ганновер стояли части численностью 21000, в их составе находилось 3500 кавалеристов; в Италии – 50000 человек, включая 8500 кавалеристов. Всего 449000 солдат, включая 52000 кавалеристов. К этому следует добавить 10000 итальянцев, 30000 баварцев и вюртембергцев. Вместе с союзниками Франция могла выставить без малого полмиллиона солдат. На вооружении армии находились 4506 пушек большого калибра, 7366 пушек малого калибра, 832 гаубиц и 1746 мортир (основная часть артиллерии находилась на вооружении флота и в крепостях). Для каждой пушки на артиллерийских складах были заготовлены в среднем по 500 зарядов. Кроме находящегося в пользовании солдат огнестрельного оружия, на складах лежало 450000 ружей, 42000 мушкетов и карабинов. Запас зарядов для ружей и мушкетов составлял около 132 миллионов. Запас пороха на фабриках и армейских складах составлял около 8,6 миллионов фунтов.
Император с самого начала планировал главным театром военных действий Германию. Поэтому итальянскую армию, до конца августа стоящую под командованием маршала Журдана, Наполеон увеличил незначительно, но существенно повысил огневую мощь итальянских крепостей. Император был не особенно доволен Журданом. 2-го августа он писал вице-королю Италии, что тот «не достаточно знает страну, не достаточно предприимчив и известен тем, что легко теряет самообладание». Поэтому одним из первых приказов 24-го августа император сместил Журдана, а на его место назначил маршала Массену, не такого покладистого, но надежного и решительного.
Как только Наполеон решил воевать, приказ выходит за приказом, следуя которым вся Великая армия – одним из приказов она так была названа – вскоре находилась на марше.
По делению, предпринятому 29-го августа, Великая армия состояла из семи корпусов. Первый корпус маршала Бернадотта насчитывал 27000 человек и состоял из трех пехотных дивизий (одна из них баварская) и одной кавалерийской. Второй корпус численностью 13000 человек стоял под началом генерала Мармона, самого молодого командующего корпусом (в 1805 году ему исполнилось 31 год). Корпус состоял из двух пехотных и одной кавалерийской дивизий. Третий корпус, численностью 27000 человек, подчинялся маршалу Даву. Он состоящий из трех пехотных и одной кавалерийской дивизий. Четвертый корпус маршала Сульта насчитывал 28000 человек и состоял из трех пехотных и одной кавалерийской дивизий. Пятый корпус маршала Ланна насчитывал в своем составе 26000 человек и состоял из трех пехотных дивизий и двух бригад. Шестой корпус маршала Нея насчитывал 11000 человек и включал в свой состав две пехотные и одну кавалерийскую дивизии. Седьмой корпус маршала Ожеро состоял из трех пехотных дивизий и насчитывал 12000 человек. В корпусах было сосредоточено 144000 человек. Кроме того в составе Великой армии имелись отдельные части. Дивизия генерала Дюпона – 5500 человек. Голландская дивизия генерала Дюмонсо – 7000 человек. Императорская гвардия под командованием маршалов Бессьера и Мортье –6000 человек. Дивизия пеших драгун – 4000 человек. Инженерная дивизия – 4000 человек. Четыре дивизии драгун – две дивизии по 2000, одна 1500 и одна 2500 кавалеристов. Две дивизии тяжелой кавалерии – 3000 и 1400 кавалеристов. Кавалерийская бригада – 800 всадников. И, наконец, приказами Наполеона в состав Великой армии были включены части уже находящиеся на территории Германии. Баварский гарнизон в Вюрцбурге – 3000 человек. Гарнизон Ингольштадта, уже на марше переданный в состав первого корпуса, – 6000 человек. Вюртембергская дивизия – 6000 человек. Всего вместе с этими частями Великая армия насчитывала около 200000 человек. Армия располагала 35000 лошадьми и артиллерийским парком, насчитывающим чуть более 350 орудий (в основном полевые пушки). В резерве Великой армии стояли три резервных корпуса. Первый резервный корпус маршала Брюна в Булоне. Второй резервный корпус маршала Лефевра в Майнце. Третий резервный корпус маршала Келлермана в Страсбуре.
24-го августа Наполеон отдал приказ армии начать марш на Рейн, а 26-го августа дивизия драгун первая выступила из булонского лагеря. На другой день снялась вся армия.
25-го августа Мюрат получил указание императора изучить предполагаемый театр военных действий вплоть до Эгера (Северная Германия), а генералу Бертрану император предписал исследовать Южную Германию до Мюнхена включительно и остановиться в Зальцбурге. Своих адъютантов Наполеон обязал изучить лучшие пути на Дунай.
Одновременно с военными приготовлениями Наполеон предпринял интенсивные дипломатические действия. Он попытался склонить к союзу Пруссию и Швейцарию. Но если Пруссия, сначала стоявшая на позициях нейтралитета, под давлением Англии, России и Австрии скатилась в болото антифранцузской коалиции, то Швейцария, имеющая с Францией оборонительный договор, от участия в военных действиях на стороне Франции сползла на позицию твердого нейтралитета. Южно-германским государствам – Баварии, Вюртембергу, Бадену и на второй линии Нассау и Гессену – в разгорающейся войне противоборствующие стороны отводили заметную роль. Наполеон союзу с этими странами придавал огромнейшее значение и всячески пытался удержать их в сфере французского влияния.
В сентябре в Париже состоялся ряд встреч Талейрана с министрами иностранных дел южно-германских государств, но эти встречи и консультации не привели к сближению с Францией. В начале войны буквально все европейские страны по мере своих сил и возможностей пытались дистанцироваться от Франции, как от чумы. Вступление Пруссии в противоположный лагерь, швейцарский нейтралитет, колебания Баварии, проволочки Вюртемберга и Бадена – все это звенья цепи процесса отхода от Франции в сторону коалиции. И опять, как пять лет тому назад, Наполеон должен или победить, разбив всю Европу, или исчезнуть. Стоит ему проиграть первую битву, как германские союзники в лучшем случае заявят нейтралитет. Швейцария откажется от нейтральности в пользу врагов, итальянцы и голландцы объявят независимость, в новых департаментах (бывшая Бельгия и бывшие немецкие княжества по правую сторону Рейна) начнется вооруженная борьба за независимость, в самой Франции, на севере и в Париже, опять зашевелятся роялисты.
Первые дни войны германские государства всячески противились сближению с Францией. Только с Баварией выходило более менее удачно и то лишь потому, что в Мюнхене стали известны намерения Австрии полностью поглотить эту страну после победы над Наполеоном. 25-го августа 1805 года в Мюнхене был заключен франко-баварский союз. Бавария должна участвовать в войне на стороне Франции силами не меньше чем 30000 солдат. За эту любезность Франция обещалась после разгрома коалиции отдать Баварии Тироль, австрийскую Швабию и долину реки Инн до ее впадения в Дунай. Курфюрст Максимилиан заикался еще насчет Венеции и Неаполя, аргументируя необычную просьбу тем, что ни земли сами по себе интересуют курфюрство, но выход к морю, однако Наполеон не внял мольбам курфюрста.
Сразу после подписания договора у курфюрста Максимилиана начались большие неприятности. Во дворце хоть не появляйся. Жена его Каролина, сестра жены императора Александра, измучила курфюрста своими истериками, вспомнила все обиды, начиная с женитьбы и заканчивая теперешним предательством священного союза настоящих государей. Европейские владетельные князья не ради красного словца обращались друг к другу «брат». Каждый каждому приходился каким-то родственником, если не по крови, то по жене или по детям и как каждый давно сложившийся коллектив отторгает новичка, так и монархическая семья отвергала безродного Наполеона. Еще и потому Наполеон так настойчиво создавал свою династию. Браки давно стали политическими акциями, призванные усилить собственное влияние на континенте и одновременно давали они возможность тихо, по-семейному решать спорные вопросы. Родственные связи не всегда срабатывали, но часто они позволяли избежать прямых военных столкновений. Словом, европейские монархи справедливо видели в семейственности фактор стабильности. Так вот, связаться с Наполеоном, означало для Максимилиана предать своих, а это не простое решение.
Шестого сентября в Мюнхен приехал вице-президент венского кригсхофрата фельдмаршал князь Шварценберг. Он передал курфюрсту письмо императора Франца, в котором он предложил соединение австрийских и баварских войск, ничего не обещая взамен. Более того, Шварценберг угрожал Баварии исчезновением с карты Европы, если та осмелится ослушаться. Отто, французский посланник, и собственный министр иностранных дел Монжела уговаривали Максимилиана не бояться австрийских угроз, а выполнять взятые обязательства по франко-баварскому договору. Но курфюрст боялся, а под давлением истерик жены, пообещал Шварценбергу выполнить все желания императора Франца. Шварценберг сразу же послал в Вену радостное сообщение: Бавария в кармане австрийской монархии. Отто и Монжела с трудом привели курфюрста в чувства, объяснив, что обратной дороги нет.
Чтобы выиграть время Максимилиан придумал трюк, которому позавидовал бы любой карточный шулер. Его сын, кронпринц Людвиг, находился в это время в Швейцарии. Он получил от отца строгий наказ, естественно наказ секретный, спешно отправиться во Францию. Неважно куда, лишь бы во Францию. Как только эта маленькая операция по переезду кронпринца завершилась, курфюрст написал его императору Францу письмо: «Позвольте мне, Ваше Императорское Величество, воззвать к вашему отцовскому сердцу. Мой сын, мой кронпринц находится сейчас на юге Франции. Если я буду вынужден повернуть свои войска против Франции, я потеряю своего ребенка. И напротив, если буду я тихо сидеть в своем государстве, получу я его обратно. Коленопреклоненно прошу я поэтому позволить сохранить мне нейтралитет. Я даю мое священное слово, что мои войска не будут препятствовать операциям вашей армии. И я клянусь, если ваша армия вынуждена будет отступать ничего не предпринимать против нее. Находящийся в ужасном отчаянье отец просит Вас о пощаде...».
Похожее письмо курфюрст отправил и французскому посланнику. Отто не знал, что и думать. Только когда Отто пригрозил отъездом, а Монжела отставкой, курфюрст решился – и сообщил об этом французскому послу – переехать в Вюрцбург – поближе к французской границе. Но и это не все. Уже в Вюрцбурге курфюрст умолял Отто изменить дату договора, будто он был заключен уже после пересечения армией Мака баварской границы. Отто по инстанции отправил необычайную просьбу Максимилиана, Талейран передал ее Наполеону, французский император вошел в положение горемычного курфюрста, и дата заключения договора была изменена с 25-го августа на 23-е сентября. По новой версии ратификация договора произошла 28-го сентября.
Пришедшие на землю Баварии австрийские войска вели себя вежливей, чем обычно, но все же Мак рассматривал Баварию, как вражескую территорию. Баварские войска, приведенные в боевую готовность еще 5-го сентября, спешно отошли в западном направлении. Настолько быстро, что ни разу не вошли в соприкосновение с неприятелем. Другими словами – драпали, только пятки сверкали. Корпус генерала Дего отступил к Бамбергу, а корпус генерала Вреде сначала собрался у Ульма, а потом отошел к Хайдельбергу, где соединился с корпусом Дего. Шесть бригад баварцев насчитывали примерно 26000 человек. Баварская армия располагала 3000 лошадьми и на ее вооружении находилось 48 пушек.
Между тем, баварский посланник генерал граф Нагора комендант Мюнхена, прибыл в Вену и предал Францу приведенное выше письмо курфюрста. О содержании письма Нагора не имел не малейшего понятия. Поэтому посланник не мог понять причин необычайно холодного приема императора, всегда отличавшегося внешней любезностью к баварцам.
В Вене не могли поверить, что Бавария потеряна, не могли поверить, что в дружной семье германской нации, императором коей, среди прочих титулов, являлся Франц, нашелся подлый предатель. Не могли поверить и не поверили. Австрийский посол в Мюнхене, граф Буоль-Шауэнштейн, получил предписания своего императора срочно выехать Вюрцбург и уговорить Максимилиана вернуться в семью. Шауэнштейн вскоре прибыл во временную столицу Баварии. Но там, несмотря на искусные речи, несмотря на многие обещания, чего не было на переговорах со Шварценбергом, курфюрст проявил твердость достойную героя, или ослиное упрямство, в зависимости с какой стороны смотреть на это дело. Французы всей массой своих войск спешили в Баварию, и с каждым шагом маршевых батальонов твердость курфюрста росла, наливалась решимостью и даже некоторой суровостью. Все же Отто, знавший курфюрста очень хорошо, не был до конца в нем уверен и поэтому настаивал на скорейшем соединении баварских бригад с французскими дивизиями. Время сомнений, время тягостных раздумий и колебаний окончательно миновало, когда Вреде со своим корпусом прибыл в Вюрцбург и одновременно пришла весть – корпуса Бернадотта и Мортье находятся на подходе.
Бавария подала хороший пример другим южно-германским государствам. Сам факт франко-баварского соглашения и приближения Великой армии сделали владетельных князей много сговорчивей. С курфюрстом Бадена Карлом Фридрихом союз был заключен 5-го сентября. С малыми немецкими государствами вообще не возникло сложностей. Причем чем меньше государство и чем ближе оно расположено к Франции, тем легче шел переговорный процесс. Только в Штутгарте у курфюрста Вюртембергского французы не находили понимания. Наполеон в сентябре писал Талейрану: «Если курфюрст Вюртемберга займет враждебную нам позицию, будет проще забрать у него трон и отдать этот трон его сыну». В конце августа Дибело, французский посол при вюртембергском дворе, потребовал от государственного министра графа фон Винцингероде (отца адъютанта императора Александра) ясного ответа: курфюрст за Францию или против? Фридрих через Винцингероде попытался и на этот раз отделаться от навязчивого француза пустыми разговорами, но Дибело настаивал. Он грозил неприятностями лично Фридриху и обещал, если курфюрст преодолеет ложно понимаемую верность немецкой нации, расширение территории курфюрства за счет западной части Австрии. Тайный государственный совет Вюртемберга на заседании 29-го августа решился на союз с Францией, о чем и было сообщено вечером того же дня французскому послу, но с нижайшей просьбой сохранять решение тайного совета в строжайшей тайне. Договор с Францией курфюрст, впрочем, не подписывал, находя для этого десятки объективных причин.
2
Марш войск через французские департаменты прошел вполне слажено. Население встречало служивых дружески. У недавно вышедших из лагерей солдат имелись еще в ранцах сухари и бренди, еще магазины были полны и не отстали от маршевых колонн. Случаев грабежей и насилия практически не было, разве что мелкое воровство, но это как водится на марше. Солдаты, проходя через родные места, отпрашивались на короткую, хоть на несколько часов, побывку домой, и офицеры их отпускали. Все или почти все возвращались, догоняя свои части на марше (были организованы специальные команды отставших, которые шли быстрее, чем маршевые колонны). Марш армии от побережья начался 26-го августа, а 23-го сентября последние части Великой армии достигли Рейна. Армия шла со средней скоростью 22 километра в день.
Маршал Бертье вывел императорскую гвардию из Парижа и кратчайшим путем двинулся на Страсбург. Пять корпусов маршировали по левой стороне Рейна, а первый и второй корпуса шли правее Рейна. Части генерала Мармона (второй корпус) между 2-м и 6-м сентября выступили из голландского города Алкмар, а 23-го сентября достигли Майнца. Это была высшая скорость движения, намного превышающая среднюю. Из Майнца Мармон пошел на Вюрцбург. Первому корпусу Бернадотта Наполеон приказал сосредоточиться в районе Гёттингена, а 7-го сентября на марше Бернадотта нагнал приказ императора идти на Вюрцбург. 27-го сентября дивизии Бернадотта, опередив дивизии Мармона, достигли Вюрцбурга, где соединились с баварскими бригадами. По пути на юг Бернадотт, чтобы сократить путь и опередить Мармона, приказал двигаться напрямую через Пруссию. Мармона он опередил, но прусский король получил весомый повод отказаться от дальнейших переговоров с Дюроком, а Александру маневр Бернадотта дал достаточный аргумент настоять на вступлении Пруссии в коалицию.
После прохождения Рейна начались проблемы со снабжением армии и чем дальше, тем больше. Взятые с собой припасы закончились, магазины опустели, а снабжение не успевало за быстро движущимися войсками. Положение усугубилось тем, что многие обозные лошади за месяц марафона, не снеся тягот солдатской жизни, отбросили копыта. Второй причиной плохого снабжения стало то, что в начале корпуса двигались довольно широким фронтом, но по мере приближения к неприятелю расстояние между марширующими дивизиями сокращалось, движение уплотнялось, а вместе с уплотнением движения сокращались возможности частей питаться за счет местного населения.
Каждый хищник в дикой природе имеет свою строго определенную охотничью территорию. Если эту территорию каким-то образом сократить хищники начнут голодать – закон природы. Так и французские войска – по мере уменьшения расстояния дивизии на марше с соседями справа и слева сокращались ее охотничьи угодья. Пришел голод, а вместе с ним пришли его неразлучные спутники – грабеж и насилие. Хотя Наполеон издал указ – каждый солдат должен иметь запас сухарей на два дня, но эти сухари существовали только в указе императора. Грабежи по мере движения вглубь Германии участились, стали жестче, грубее, откровение. Куда и подевалась знаменитая французская галантность, когда жрать не стало чего. Даже аристократический Даву не смог сдержать своих солдат. Что же говорить о маршалах попроще, вроде Мюрата или Ожеро, которые искренне не видели другой возможности выполнить приказ императора, как только не забрать у крестьян последнее.
И, наконец, третья причина – это внезапность войны. До последнего момента Наполеон планировал десант в Англию, но испуг адмирала Вольнея изменил его планы и привел в движения сотни тысяч человек. Армия выступила сразу, вдруг, без всякой подготовки, без устройства по пути следования войск, как это обычно бывает в подобного рода операциях, вещевых и продовольственных складов. Голод солдат и, следствие голода, их насилие над мирными жителями были предопределены. Страдало, как всегда, мирное население, далекое от высокой политики и монархических амбиций, и это население союзных Франции государств. Знал ли Наполеон о проблемах в армии? Конечно знал и очень хорошо, но решимость императора не знала границ. Удивительно как он внешне легко (именно внешне – мы не знаем какая борьба происходила в его душе) отказался от операции, которую готовил больше двух лет, в течение двух-трех дней поднял огромную армию и устремил ее на юг, со всей непоколебимостью и целеустремленностью, на которую был способен. Мы знаем, протяни он месяц-два и все могло обернуться для Франции очень худо. Русские войска за это время соединились бы с австрийскими, Пруссия успела бы вступить в войну на стороне коалиции, а Бавария, скорей всего, попала бы под влияние Австрии. Мы знаем это сейчас, но он-то не знал этого. По крайней мере, не знал в том объеме, в котором мы это знаем. Интуиция подсказала ему, что надо спешить, иначе будет поздно.
1-го сентября император оставил булонский лагерь. Прежде чем уехать, он назначил маршала Брюна командующим всеми остающимися на побережье войсками. Уже на марше Наполеон распорядился поделить все войска внутри страны на три резервных корпуса. Войска на побережье образовали первый резервный корпус. 23-го сентября Наполеон совместно с начальником штаба маршалом неизменным Бертье разработал план противостояния вероятному английскому десанту. Кроме 30000 человек под началом Брюна, в операциях должен принять участие второй резервный корпус маршала Лефевра. Этот корпус, численностью тоже 30000 солдат, согласно предписаниям Наполеона, до середины октября должен быть сосредоточен в Майнце. А потом, в зависимости от того, куда высадится десант (очевидно Наполеон рассчитывал на английский десант в середине октября; император просчитался на месяц – англичане десантировались в середине ноября), маршировать или в район Булони или в Голландию.
Наконец Наполеон уладил вопросы власти в Париже на время своего отсутствия. Еще 30-го марта 1805 года, собираясь на побережье и зная, что он, в зависимости от обстоятельств, может отсутствовать довольно долго, он учредил своеобразное регентство под председательством эрцканцлера Камбасереса, в котором был вполне уверен. Однажды он уже так поступил, когда в 1800 году уезжал на войну в Италию. 23-го сентября, ввиду того, что он должен полностью сосредоточиться на военных операциях, Наполеон еще больше сузил круг вопросов к нему относящихся, передав большую часть полномочий Камбасересу
В самом начале марша Наполеон из булонского лагеря лично руководил движением войск. Однако перед большой, и возможно продолжительной, войной необходимо было его присутствие в столице. 3-го сентября Наполеон приехал в Сен-Клу. В основном император занимался подготовкой войны с Австрией.
В отсутствии Наполеона армией руководил маршал Мюрат. 10-го сентября Мюрат передал в Париж новейшие разведданные. Австрийское войско, числом 60 тысяч находится у города Вельс, авангард этой группировки (10000 – 12000 солдат) выдвинулся к городу Браунау, часть тирольской группировки противника (примерно 15000) сосредоточилась в районе Боденского озера, 80 тысяч русских находятся на марше и уже достигли австрийской границы. Кроме того Мюрат передал, что основные австрийские войска по-прежнему сосредоточены в Северной Италии. Это обстоятельство позволило предположить Наполеону, что австрийцы ждут основного удара в Италии.
Это и последующие сообщения передавались по оптическому, или световому, телеграфу – изобретение Шаппа. Первая телеграфная линия была проложена от Парижа до Лилля. Ее протяженность составляла 240 километров и включала 22 станции. В годы войны против первой коалиции световой телеграф великолепно себя показал. Наличие телеграфа давало неоспоримые преимущества Франции в борьбе с ее многочисленными противниками. К 1805 году из Парижа протянулись еще пять линий – в Брест, Лион, Тулон, Страсбург и Майнц. Позднее были построены линии в Милан и Венецию. В хорошую погоду один знак из Лилля в Париж передавался за две минуты, из Страсбура (180 км.) за пять минут. В течение часа могли передать 30 знаков. 8500 знаков распределялись по трем категориям – слова, технические и географические знаки. Время от времени коды менялись. Принцип работы телеграфа был весьма прост. Один оператор наблюдал в подзорную трубу передающую станцию, надиктовывал сообщение и одновременно другой оператор передавал это сообщение соседней станции. Служба на телеграфе считалась престижной и, главное, очень хорошо оплачиваемой. 2000 телеграфистов берегли как зеницу ока. Постоянно по всей Франции искали молодых людей с очень хорошей памятью.
В конце своего пребывания в столице император сделал большой дипломатический прием, на котором присутствовали послы союзников и нейтралов; провел несколько заседаний госсовета; появился в Сенате, который намедни с большой торжественностью принял решение о дополнительном наборе 80000 рекрутов.
Утром 24-го сентября император выехал в действующую армию. Несколько дней он провел в Страсбуре, и там продолжая напряженно работать. В последний день пребывания в Страсбурге Наполеон принял тайного агента Шульмейстера, который несколько позже мастерски провел генерала Мака. 1-го октября император двинулся на восток. В тот же день вечером он приехал в Этлинген, где встретился с курфюрстом Бадена, Карлом Фридрихом. К тому времени союз с Баденом находился уже в кармане Наполеона. Другое дело курфюрст Фридрих фон Вюртемберг. Он еще упирался, и Наполеон решил проездом лично заняться им. 2-го октября император прибыл в летнюю резиденцию Фридриха Вюртембергского в Людвигсбурге. Предстоящий приезд императора французов в скромном замке курфюрста вызвал настоящий переполох, переходящий в панику. Однако всё подготовили вполне прилично, не хуже чем при больших дворах; был почетных караул из отборных солдат, переодетых к этому случаю в новую с иголочки форму, множество факелов в саду и во дворе замка, ну и конечно сам замок блистал чистотой и благоухал свежестью. По словам придворных, прием провели вполне соответствующий высокому положению гостя.
Как уже говорилось, курфюрст боялся и тех и других, и как всем немецким государям милее ему был нейтралитет, что совсем не подходило Франции. Курфюрст то пообещает что-нибудь, то днем позже обставит свое обещание такими условиями, что оно становилось невыполнимо. В общем, шаг вперед – два назад. 30-го сентября, например, корпус Нея подошел к Штутгарту и нашел все ворота закрытыми. Ней, не церемонясь, подкатил к воротам пушки и дал знать коменданту города, со страхом наблюдавшим с крепостной стены за приготовлениями французов, что если ворота немедленно не откроют, он возьмет город приступом. Пришлось немецкому патриоту, перед лицом откровенного насилия, подчиниться требованию Нея.
На другой день по приезду в Людвигсбург Наполеон начал вскапывать вюртембергский дипломатический огород. Утром он посетил жену курфюрста, английскую принцессу Шарлоту Августу Матильду. С ней император имел продолжительную и очень милую беседу о достоинствах жизни в глуши и английской литературе – лучшей в мире, как горячо Наполеон заверил смутившуюся Шарлоту, об итальянской живописи и немецкой музыке. Враждебно настроенная вначале встречи, Шарлота к концу трехчасовой беседы была совершенно очарована галантностью императора, его умом, его обаянием и его тактом. Сразу после покорения Шарлоты Наполеон перешел к курфюрсту. Пятичасовая беседа протекала с глазу на глаз за закрытыми дверями. О чем говорили государственные мужи неизвестно, но выйдя из комнат, где проходила беседа, Фридрих собрал министров и распорядился объявить войну Австрии. Потом курфюрст говорил, что после Фридриха Великого он не встречал человека, обладающим таким магическим искусством убеждения.
На следующий день успевшие подружиться Наполеон и Фридрих отправились в столицу курфюрства, беседуя по дороге о всяких пустяках. В Штутгарте проходила кипучая жизнь. Кроме Нея в городе находились маршал Ланн и маршал Мюрат с частью своих войск. 5-го октября после продолжительных переговоров между послом Дибело, государственными министрами Левиным и графом Винцингероде договор был подписан. По этому договору курфюрст обещал 8-9 тысяч пехотинцев и тысячу кавалеристов. Как только договор был подписан, вечером 5-го октября, Наполеон отправился дальше на восток. 6-го октября император прибыл в Нердлинген.
25-го и 26-го сентября, частично через мосты частично на лодках, корпуса Даву, Сульта, Нея, Ланна и конница Мюрата форсировали Рейн между городами Мангейм и Кель. Несколько позже форсировал Рейн седьмой корпус маршала Ожеро. Переправившись, корпуса Великой армии маршировали общим направлением к Дунаю. По состоянию на 3-е октября армия представляла собой и действовала четырьмя относительно независимыми друг от друга группами. Восточнее всех находились баварские войска, образовавшие первую группу. Они стояли в Форххайме. Вторая группа состояла из первого и второго корпусов. Корпус Бернадотта 3-го октября находился в районе города Уффенхайме и второй корпус находился на марше двумя эшелонами между городами Ротенбург и Вайкерсхайм. Общее направление движение второй оперативной группы – на Ансбах. Корпус маршала Даву третьей оперативной группы достиг города Лангенбурга, а оперирующий с ним в связки четвертый корпус маршала Сульта пришел Швебиш-Халль. Наконец левее всех оперировала четвертая группа, состоящая из корпусов Нея, Ланна и кавалерии Мюрата. 3-го октября войска этой группы, двигаясь по линии Канштат – Штутгарт – Эслинген, находились между Людвигсбургом и Зюссеном. Седьмой корпус маршала Ожеро двигался позади армии, готовый прийти на помощь терпящей бедствия группировке. Войска двигались фронтом около 160 километров. Корпус Бернадотта был отдален от баварцев на 40 километров; между корпусами Мармона и Даву расстояние составляло 20 километров; и от Сульта до Ланна было расстояние 50 километров.
Множество частных вопросов Наполеон позволял решать командирам по собственному усмотрению. В основном это касалось вопросов снабжения. Каждый маршал решал проблему снабжения подчиненных ему войск как мог и в соответствии со своим миропониманием. Даву и Сульт, офицеры старой школы, проповедующие строгую дисциплину, старались решать пропитание своих войск регулярным распределением имеющихся запасов. Выходцы из солдатской среды Ней и Мюрат, напротив, позволяли войскам реквизировать у населения все необходимое. Соответственно маршалы старой школы слали в главный штаб гневные требования наладить, наконец, продовольственное и вещевое снабжение. Начальник генерального штаба маршал Бертье 11-го октября, отвечая на обвинения Мармона, писал: «Во всех письмах господина генерала Мармона ко мне говорит он о продовольственном снабжении. Я повторяю ему, что в наступательной войне, которую предпринял император, нет магазинов, и что дело командующих генералов самим заботиться о продовольственном снабжении за счет стран, через которые они маршируют... Генерал Мармон, впрочем, должен лучше, чем кто-нибудь другой знать, как император ведет войну». Тем же днем маршал Даву писал Бертье: «Я Вам представлял, Ваше высочество, что имеется настоятельная необходимость сейчас же принять чрезвычайные меры, чтобы пресечь необычайно возросшие воровство и грабеж. Жители этой страны глубоко ранены тем, что когда их князь воюет совместно с Францией, когда их дети и родственники делают общее дело с нами, над ними совершается насилие, как никогда прежде.
Я прошу Вас, Ваше высочество, получить разрешение Его Величества расстрелять несколько дезертиров. Этот устрашающий пример необходим, чтобы остановить все больше растущее зло...».
Бертье не ответил на это письмо, но отсутствие ответа тоже ответ.
Полковник Лоше писал в мемуарах об этом «мирном» марше французских войск: «Бавария, которую мы освободили от австрийцев, была ограблена и пострадала больше, чем Австрия. Несчастные жители повсюду оставляли их города. Солдаты грабили, изламывали мебель, вытаскивали ее в поле, где повсюду виднелись валяющиеся кровати, матрацы, стулья, диваны и зеркала. Они поджигали дома и уничтожали все огнем и мечом...». Только после Линца, собственно уже на подходе к Вене, Наполеон попытался ввести порядок в разлагающуюся на глазах армию. Он сумел наладить снабжение и принял меры против дезертирства и мародерства.
Несмотря на трудности со снабжением, армия стремительно шла на Мюнхен. «В первый раз во время этого похода видел я людей, спящих в колонах на марше. Раньше я полагал это невозможным», – писал в своих мемуарах герцог фон Фезансак, принявший участие в кампании в чине лейтенанта.
6-го октября армия, к тому времени сильно сузившая фронт движения, идущая в направлении восток-восток-юг, достигла своим центром города Гинген-на-Бренце и вдруг, изменив направление, двинулась на юг. Многочисленные сообщения давали Наполеону картину положения австрийских войск под началом фельдмаршала-лейтенанта Мака. Армия Мака слишком далеко забралась в Германию, слишком сильно она оторвалась от других войск, и этой грубейшей ошибкой воспользовался Наполеон. Всей массой войск он повернул на юг, чтобы отрезать Маку возможность отступления.
Впервые Наполеон высказал возможность окружения австрийцев под Ульмом 30-го сентября (в тот день он встретился в Страсбурге с тайным агентом Шульмейстером) в письме к маршалу Ожеро: «Дай бог, чтобы его (Мака) войска еще восемь дней оставались на месте, или еще лучше двинулись на Рейн, – и дальше, после того как он дал распоряжения Ожеро относительно движения его корпуса, продолжил. – Я сам этой ночью отправляюсь, чтобы стать во главе этого (четвертого) корпуса и, опираясь на Сульта, попытаюсь обойти Ульм. Горе австрийцам, если они позволят мне осуществить этот маневр. Я надеюсь их окружить и расположиться всеми силами между Лехом и Изаром. Но я боюсь, что отъезд императора означает осознание опасности и что австрийцы поторопятся уйти из Баварии...».
Мак с конца сентября был в нерешительности, при этом производя кипучую, но по большей части бессмысленную деятельность. Он все время перемещался от крепости к крепости от батальона к батальону, так что адъютанты сбивались с ног, разыскивая его. Находящийся в Ульме эрцгерцог Иоанн, номинальный командующий войсками, кажется понимал опасность дальнейшего пребывания в глубине вражеской территории. Он считал разумным отойти за Лех, а может к реке Инн и там соединиться с армией Кутузова, но Мак был в фаворе у императора. Отступить означало для него расписаться в ошибочности своей концепции, согласно которой он и дошел до Ульма, означало потерю доверия Франца. Второго октября Иоанн приказал фельдмаршалам: графу Ришу, барону Ауффенбергу, барону Вернеку и графу Кленау до седьмого октября отвести свои войска к Ульму, чтобы, по крайней мере, они не были разбиты французами по отдельности. Одновременно Иоанн написал Маку, что его присутствие в штаб-квартире жизненно необходимо. 5-го октября Мак возвратился в Ульм.
Когда Мак писал свои «Диспозиции» и «Соображении о настоящем и будущем военном положении», Наполеон начал маневр своих войск на юг. 7-го октября уже и Мак понял, что надо драпать и отдал распоряжение армии готовиться к отходу за Лех. Но было поздно. Корпус Сульта и кавалеристы Мюрата в тот день у Донаувёрта форсировали Дунай. Фельдмаршал Кинмайер не оказал французам при переправе должного сопротивления, как он объяснял потом, из-за боязни обхода справа.
Почти во всех приказах Мака находятся высказывания о необходимости скорого соединения с русскими, но странным образом на практике Мак не только не приближался к русским, но, напротив все время отдалялся. 8-го октября Мак узнал, что в результате молниеносного маневра неприятеля соединиться с Кутузовым в обозримое время не получится. В этот день он узнал о нахождении русских частей. Первые четыре маршевых колонны армии Кутузова общей численностью 31000 человек должны, несмотря на всю спешку, прибыть к реке Инн не раньше 11-го октября. Пятая колонна прибудет в Браунау только лишь 21-го октября, а последняя шестая колонна вообще еще находится в Галиции. Ни расположения русских войск, ни их количество не соответствовали исполнению поставленных противником перед ними задач. Примерно два месяца выиграл Наполеон против планов союзников.
Первой русской армией командовал фельдмаршал Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. В 1805 году ему исполнилось 60 лет. При Екатерине и Павле он отличился в кампаниях против Турции и Финляндии. В году 1798 Кутузов получил звание генерал от инфантерии. Император Александр хоть и был расположен к Михаилу Илларионовичу, но в августе 1802 года Кутузов попросил об отставке и получил ее. Первого марта 1805 года, когда война с Францией была на носу, Кутузова вызвал в столицу царь и доверил ему генеральное командование войсками, долженствующими оперировать совместно с австрийской армией.
Формирование армии Кутузова происходило в Радзивилове (ныне Радивилов). 3-го августа первые части 46-ти тысячной армии выступили к австрийской границе, а 16-го сентября авангард армии вошел в Браунау. Армия на марше оказалась сильно растянута. От условного авангарда (условного, поскольку при таком марше военные термины – авангард и арьергард теряют всякий смысл) до условного арьергарда было добрых 500 километров. Произошло такое «непотребство» потому, что австрийцы, узнав с удивлением в начале сентября о выступлении Великой армии с побережья, предоставили гужевый транспорт, дабы ускорить русский марш. Телег на всю армию не хватило и некоторые колонны ехали, а некоторые по-прежнему двигались пешим ходом. Следствием применения телег стало то, что между маршевыми колоннами образовались зияющие дыры в сотни километров. Сборным пунктом всей армии был определен Браунау.
Тем временем две другие русские армии тоже находились в движении. Войска графа Буксгевдена, выступив из Троппау, маршировали на Оломоуц. Части армии графа Беннигсена занимали Варшаву и ее окрестности. Императорская гвардия, в конце августа выйдя из Брест-Литовска, следовала в Южную Германию.
24-го сентября Кутузов (в то время как его войска двигались спешным маршем на Инн) приехал в Вену. Визит продолжался три дня, во время которых состоялась аудиенция у императора и совещание с австрийским военным командованием о совместных операциях. 26-го сентября, когда французские корпуса уже закачивали форсировать Рейн и устремились к Ульму, в австрийском генеральном штабе все еще царило убеждение, что Наполеон не изменит своей привычной схеме и поведет корпуса в Северную Италию. Об этом, о совместных действиях армии Кутузова с войсками эрцгерцога Карла, и был предмет совещания в кригсхофрате. В австрийском штабе скрупулезно подсчитали: чтобы из района Страсбура, где по последним оперативным данным сосредоточилась Великая армия, попасть в Турин и Милан Наполеону понадобится не меньше трех недель, тогда как Кутузову из Браунау достаточно десятидневного пешего марша для соединения с армией Карла, а если на телегах то и того меньше. Следовательно, имеется две-три недели, чтобы русские войска, или большая их часть, сосредоточились в районе Браунау. Группировка Мака, при таком раскладе, должна сначала отбить наступление корпусов Бернадотта и Мармона, а затем быть в состоянии прийти на помощь восставшему Парижу и английскому экспедиционному корпусу, наступающему на французскую столицу из Бретани или Вандеи. Прекрасный план, если бы Наполеон знал его и следовал ему. Но!..
3
Если до Рейна французские войска маршировали быстро, то после Рейна маневр армия был подобен прыжку тигра. Всего за десять дней Наполеон отсек Маку возможность отступления на восток. Император только боялся, что в последнюю минуту Мак очнется и уведет австрийскую армию на юг. Но Мак не очнулся. Он так и стоял у Ульма, а французы тем временем клиньями с востока спешно отсекали его от южного направления. 8-го октября при форсировании Дуная у города Вертингена австрийцы приняли первый серьезный бой. Фельдмаршал барон Ауффенберг в бою с частями корпуса Ланна и кавалерией Мюрата потерпел поражение и, потеряв 3000 человек, из них 2000 пленными, вынужден был отступить в направление Ульма к Гюнцбургу. Победа в бою под Вертингеном подняла боевой дух французской армии, измотанной до предела голодным двухнедельным маршем.
После боя у Вертингена австрийская армия располагалась двумя большими группами. Первая – на правом берегу Дуная в Гюнцбурге и его окрестностях. Вторая – в Ульме на левом берегу Дуная. Австрийцы контролировали 25 километровый участок реки между Ульмом и Гюнцбургом.
Усиленный корпус Нея, составляющий левый фланг армии, находился на северном берегу Дуная примерно напротив Гюнцбурга. Восточнее Нея, на южном берегу реки, находился корпус Ланна. Еще восточней, тоже на южном берегу, корпус Сульта и кавалерия Мюрата предотвращали соединение Кинмайера с частями Мака. Дальше на восток у Нойбурга, примерно на полпути между Донаувёртом и Ингольштадтом, оперировал третий корпус маршала Даву, а неразлучные первый и второй корпуса Бернадотта и Мармона маршировали по северному берегу от Айхштета общим направлением к Ингольштадту. В задачу этих корпусов, как и корпуса Даву, входило встретить марширующих от Браунау русских и отбросить их назад. Причем, если русские будут двигаться по северному берегу Дуная, их встретят Бернадотт и Мармон, а если по южному – русским будет противостоять корпус Даву. Единственным пока незакрытым Маку направлением оставалось южное направление в Тироль.
Мак, к тому времени более или менее уяснивший расположение и силы противника, придумал четвертый по счету план победы. Так как основные, известные ему, силы противника находятся на южном берегу Дуная, он планировал форсировать Дунай у Гюнцбурга; по северному берегу реки маршировать через Ингольштадт до Регенсбурга; там опять пересечь реку и соединиться с войсками Кинмайером. Кинутся французы в Гюнцбург – где Мак? А Мака нет, он уже за рекой. Перейдут французы реку, кинутся – где Мак? А Мака снова нет, он уже на другой стороне и счастливо соединился с Кинмайером. Уйти на юг в Тироль, чего опасался Наполеон, гениальному Маку как-то в голову не пришло.
9-го октября Мак начал проводить свой план в действие. Передовые австрийские отряды начали переправу через Дунай, но здесь оказались французы. Дивизия Малера из корпуса Нея сломала четвертый план Мака. Потеряв 2000 человек, австрийцы прекратили битву за переправу. Еще недавно самонадеянный до снобизма, гордый до заносчивости фельдмаршал-лейтенант сник и растерялся до полной неспособности рожать гениальные планы, как котят.
10-го октября австрийские войска вернулись в Ульм и заняли позиции, согласно полученного приказа, севернее города. Мак несколько оправился и вновь почувствовал себя хозяином положения. Тому способствовали два письма от императора, в которых тот ободрял и воодушевлял фельдмаршала-лейтенанта. Кроме того, император удовлетворил просьбу Мака. Он сменил командующего. Эрцгерцогу Иоанну император приказал немедля отправляться в Тироль – что он и сделал, выехав 10-го октября, сразу по получению приказа, – а на его место назначил эрцгерцога Фердинанда.
4
Простившись Фридрихом фон Вюртембергом, Наполеон пятого и весь день шестого октября провел в дороге. С пятого на шестое ночевал он в Швебиш-Гмюнде. Из Гмюнда Наполеон заехал в Донаувёрт. Здесь тремя часами раньше прибытия императора дивизия Вандама из корпуса Сульта захватила мост через Дунай. Австрийцы совсем не ожидали появления здесь французов, полагая себя в глубоком тылу, и поэтому никаких мероприятий на случай вражеской атаки они не предприняли. Между тремя и четырьмя часами пополудни император приехал в Нердлинген, где провел вечер и ночь. Отсюда были написаны первые бюллетени Великой армии.
7-го октября Наполеон наблюдал в Донаувёрте переход по мосту кавалерии Мюрата. Невозможно описать воодушевление драгун при виде стоящего у моста императора. Только восьмого в середине дня императора догнал его генеральный штаб. Не успел штаб расположиться, как Наполеон снова двинулся в путь. Девятого утром Наполеон с охраной в несколько сот конников – среди них особенно выделялись эскадрон мамелюков, – перейдя мост, отправился дальше через Мертинген и Вертинген в Цусмарсхаузен. 10-го октября неспокойный император прискакал в Аугсбург. Там он провел два дня.
Вечером девятого октября в Цусмарсхаузене Наполеон, наконец, получил долгожданные оперативные данные о расположении русских частей. Русские стояли на Инне в Браунау и насчитывали, включая корпус Кинмайера, который отошел к Мюнхену после стычки шестого у Донаувёрта, около 70000 человек. Две другие русские армии находились слишком далеко, чтобы помешать Маку избежать его участи. Наполеон с четырьмя корпусами (первый и второй корпуса уже три дня находились на марше на Регенсбург и они относительно далеко отошли от основных сил) располагал некоторым превосходством над суммарными силами противника. Император поделил свои силы на две группы таким образом, чтобы каждая группа превосходила противника. Первая группа численностью 90000 человек противостояла русским и корпусу Кинмайера. Эту группу император думал возглавить сам. Вторую группу силой 40000 человек Наполеон подчинил Мюрату.
По новому плану, выношенному императором по большей части в седле, корпус Нея (шестой корпус) должен атаковать Ульм. Император предположил две возможности: 1 – Мак уведет главные силы в Тироль, оставив в городе небольшой гарнизон; 2 – Мак со всей армией останется в Ульме. И в первом и во втором случае операцию должен начать корпус Нея. Дивизия Дюпона, усиленная тремя кавалерийскими бригадами должна с севера первой атаковать город, но бой прекратить и отойти, если против батальонов дивизии будут действовать превосходящие силы противника. Наступление Дюпона должно стать разведка боем, чтобы определиться, в Ульме ли главные силы противника. Стоящая дальше на севере дивизия д’Илье (четвертый корпус) получила приказ выдвинуться к Ульму и, либо соединиться с дивизией Дюпона при ее отходе, либо, в случае второго варианта, поддержать ее атаку. Оставшиеся две дивизии корпуса генералов Луазона и Малера получили приказ окружить город с юга и начать приступ, если атака Дюпона укажет на отсутствие в Ульме главных сил. Если же основные силы все еще будут находиться в городе на помощь дивизиям Луазона и Малера должен подойти корпус Ланна.
Ланн со своими дивизиями утром десятого числа находился в Бургау – половина пути из Аугсбурга в Ульм. Он получил приказ к утру одиннадцатого прибыть в Гюнцбург и еще одиннадцатого выступить маршем на юг в направлении Меммингена. На марше Ланн должен получить указания дальнейших действий. Если ситуация разовьется по первому варианту корпус должен развернуться на 180 градусов и как можно скорей подойти к Ульму, чтобы совместно с Неем уничтожить находящуюся там группировку Мака. Если же окажется, что Мак сбежал, корпус Ланна должен действовать совместно с кавалерией Мюрата. Мюрат получил приказ всей кавалерией выдвигаться на Вайсенхорн. Император поставил кавалерии задачу; двигаясь широким фронтом обнаружить отступающие части неприятеля, который по его расчетам 12-13 октября мог находиться в треугольнике Ульм – Мемминген – Бибербах, и связать вражескую пехоту боем до подхода корпуса Ланна и, возможно, одной-двух дивизий корпуса Нея.
11-го октября реализация диспозиции императора началась. Утром одиннадцатого дивизия генерала Дюпона вышла из города Альб, и около полудня севернее Ульма у деревни Гаслах столкнулся с сильными австрийскими войсками. Уже через час-полтора боя стало ясно, что противник не по зубам Дюпону, тем не менее, ища славы па поле сражения, он продолжал атаковать, с часу на час ожидая подхода подкреплений. Дивизия д’Илье же только к вечеру достигла Альба, местечка из которого утром выступил Дюпон. Тяжелейший бой за деревню Гаслах закончился преимуществом австрийцев. Честолюбивый Дюпон, заслуживший своим бессмысленным геройством справедливые упреки императора, поздно вечером, так и не дождавшись прихода д’Илье, отступил за Гинген. Это позволило Вернеку позже беспрепятственно уйти на Ален. Во время боя Дюпона дивизии Луазона и Малера достигли мест определенных в дислокации. Город был полностью окружен.
11-го октября положение французских войск изменилось. Изменения касались в основном того, что император изменил задачи баварцам, первому и второму корпусам. До девятого корпуса Бернадотта и Мармона маршировали на Регенсбург. Этот марш диктовался вероятностью нахождения русских войск по левую сторону от Дуная. Когда Наполеон узнал, что это предположение неверно, он приказал корпусам перейти на южный берег реки и присоединиться к основным силам армии. Корпус Мармона прибыл в Аугсбург. Задачей второго корпуса являлось осуществления связки между оперативными группами. Такую же задачу имели корпус Сульта и две кавалерийские дивизии. Эти части в зависимости от ситуации можно было использовать в операциях, как первой, так и второй группы. Прибытие Мармона в Аугсбург, в свою очередь, позволила Ланну полностью сосредоточиться на операциях второй группы. Баварцы и корпус Бернадотта присоединились к первой группе. Они вместе с корпусом Даву и второй кавалерийской дивизией наступали на Мюнхен. Их задача – ударить по русским, по-прежнему стоящих на реке Инн со ставкой в Браунау.
В то время когда французы усиленно маневрировали, в то время когда Наполеон перебрасывал корпуса в один день на десятки километров, окружал Ульм и создавал ударную группировку против армии Кутузова, союзники в целом оставались неподвижными, что показывает их полную растерянность и неготовность к созданному Наполеоном положению. Красивый стратегический план союзников, основанный на уверенности австрийского штаба, что Наполеон двинет войска в Италию, развалился в первые дни французского наступления, а нового плана не имелось. Более того, наступление французской армии развивалось столь стремительно, что австрийский генеральный штаб просто не успевал адекватно реагировать. Любые директивы кригсхофрата устаревали прежде, чем на них высыхали чернила. Союзники оставались неподвижными: под Ульмом были окружены войска Мака численностью 35-40 тысяч человек; в Мюнхене стоял корпус Кинмайера; и дальше на восток в Браунау находились войска армии Кутузова.
5
Победа в бою под Гаслахом вскружило голову фельдмаршалу-лейтенанту, придала такого мужества, что он решил развить успех. Мак решил 13-го октября атаковать и уничтожить неприятеля. Весь день 12-го, когда французы не покладая ног обходили, окружали и отрезали, гениальный стратег творил свою гениальную диспозицию. К вечеру план номер 7 был готов, и штаб армии разослал приказы в войска. Корпусу Вернека следовало идти на Штутгарт, а оттуда к Рейну на Кель (следующая остановка, как вы понимаете, Париж). Корпусу фельдмаршала Елачича было приказано выдвинуться в Форарльберг, дабы оттуда грозить королевству Италия. Утром четырнадцатого корпуса ушли выполнять поставленные перед ними задачи.
Большую часть информации для создания этого бреда Маку предоставил некто назвавшим себя Шульмейстером . Он приехал в Ульм 12-го утром и сразу на передовых постах потребовал встречи с командующим, мотивируя свое требование тем, что у него имеются чрезвычайно важные сведения. Его провели к Маку, а там французский агент рассказал австрийскому командующему, что он прибыл прямо из французского штаба, ибо его немецкое сердце не может вынести французского злодейство, чинимое над бедными соотечественниками и поэтому, чтобы помочь своей горячо любимой родине, он решился на предательство. В присутствии князя Шварценберга и князя Гиулая рассказал: ему стало известно, что Наполеон с большей частью войск намерен наступать на Мемминген и Кемртен с тем, чтобы отделить гарнизоны Меммингена и Кемртена от ульмской группировки и, одновременно, отрезать австрийцам возможность прохода в Тироль. Со второй частью войск французский император собирается из Альба и Эльхингена наступать на Ульм и ударом с севера захватить его. Сначала Мак смеялся над «открытиями» Шульмейстера, ибо все это он знал и так, но Шварценберг, отозвав Мака в сторону, обратил его внимание на главное в сообщении Шульмейстера – французы остановились у Ульма и дальше не двигаются. Весь вопрос почему? Конечно – добавил осторожный Шварценберг – если сообщение уважаемого патриота есть правда. После толмачинья Шварценберга Мак стал много серьезней относиться и к Шульмейстеру и к его сообщениям. Действительно, почему французы не идут дальше? Что им мешает? Беседа продолжилась. Шпион, видя что после разговора с глазу на глаз со Шварценбергом Мак посерьезнел, предложил, в подтверждения правдивости своих слов, себя в заложники. Предложение глупое, ибо он уже и так находился во власти австрийцев, но прозвучало сие зело благородно и доверие Мака возросло. Вся компания, включая Шульмейстера, и так и эдак рядили причину остановки французов. И тут оберландкомиссар, барон Штейгер, передал рассказ, слышанный им от одного высокопоставленного вюртембергского чиновника, что англичане высадились в Булони, а то ли в Париже, то ли в другом большом городе Франции уже началось антинаполеоновское восстание. И тут в голове Мака как в калейдоскопе сведения Шульмейстера, рассказ Штейгера, сообщения разведки, в целом подтверждающие слова шпиона, его желания и его понимания мировой справедливости сложилась в цельную, мгновенно затвердевшую до каменной прочности, картину французского отступления. Напрасно Шварценберг, Гиулай и Штейгер, кляня последними словами свой несдержанный язык, всеми силами отговаривали командующего не опираться на слухи, тщетно они взывали к здравому смыслу фельдмаршала-лейтенанта. Все впустую. Мака как лихорадка охватила идея фикс – французы или уже отступают или вот-вот протрубят отход. И ничто не могло поколебать его в этом убеждении.
13-го октября австрийский командующий, всегда много и охотно писавший, зафиксировал для истории следующие слова: «Я убежден сейчас мы должны по крайней мера осложнить его (Наполеона) отступление, как он того и заслуживает. Наша армия должна на плечах достичь Рейна и, возможно, где-то вслед за ним перейти Рейн, в особенности, если революция уже началась». Нда! Не прибавить не убавить.
Надо сказать, к чести австрийских генералов, что Мак в своем сумасшествии был абсолютно одинок. Даже его друг Шварценберг не понял и не принял внутреннего озарения командующего. Что ж – думал Мак – одиночество это удел гениев. В особенности злобствовал юный эрцгерцог Фердинанд тот самый, кто еще недавно так ценил стратегический талант Мака. 13-го октября эрцгерцог в отчаянье писал кузену Карлу в Италию: «С болью опишу я Вам свое положение, в каком, определенно, еще никто не бывал. Мак, по меньшей мере полный дурак, из-за своих вечных маршей туда и обратно, из-за изменений планов и т.п. дошел до того, что мы не потерпев ни одного поражения ou point, когда вся армия может исчезнуть. Его императорское величество дал ему plein pouvoir и я нахожусь в неприятнейшем, лучше сказать отчаяннейшем положении. На моих глазах, так сказать через мою подпись, погибает вся армия».
14-го октября Фердинанд, поддержанный большинством генералов, предпринял последнюю попытку склонить командующего к отступлению из Ульма. Напрасно. Все аргументы эрцгерцога разбивались о твердую скалу убежденности Мака в своем историческом предназначении. Не убедило Мака и новость о поражении австрийских войск в бое под Эльхингеном, которое Фердинанд рассматривал как доказательство того, что Наполеон планирует все что угодно, но только не отступление. Этот бой показал, что Ульм уже окружен со всех сторон. Ничто не проняло Мака, и тогда Фердинанд решился на крайнюю меру, невиданную в славящейся дисциплиной австрийской армии. Он решился уйти из Ульма без приказа и попытаться пробиться к корпусу Вернека, который только вчера по приказу Мака ушел покорять Париж. Впрочем у того хватила ума не идти на Рейн, а остановиться в Алене и об этом знал Фердинанд.
Выйдя из штаба, Фердинанд одним махом вскочил на коня, не видевший еще хозяина в таком дурном расположении духа. Все было готово: 11 эскадронов, фельдмаршал Коловрат-Краковский, князь Шварценберг ждали только команды «по коням». Команда была дана и от конницы только след простыл. Всю ночь, весь следующий день и еще одну ночь конная лавина скакала, делая лишь короткие привалы. 16-го октября в пять часов утра совершенно измученные кавалеристы приплелись в Ален.
6
До двенадцатого Наполеон находился в Аугсбурге. 12-го октября, видя поведение Мака, император изменил свои планы. Он решил сначала покончить с Маком, а потом, получив после разгрома ульмской группировки почти трехкратное преимущество, повернуть все силы против армии Кутузова. 12-го он писал Мюрату: «все приготовления должны быть закончены. 14-го враг должен быть уничтожен, так как он окружен со всех сторон...».
Вечером 12-го император оставил Аугсбург и отправился в Бургау, расположенный в 30 километрах от Ульма. На рассвете следующего дня император развил бурную деятельность по подготовке наступления на Ульм. Ночь застала его в 10 километрах от Ульма в Пфаффенхофене. Наполеон был недоволен. Сообщений Шульмейстера и данных разведки Наполеон посчитал недостаточными для планирования такой масштабной операции. Последняя его битва под Маренго, когда он просмотрел маневр главных сил австрийской армии, многому его научила. Весь день тринадцатого он требовал от командиров корпусов точных сведений о положении неприятеля на их участках. Исполняя волю императора, маршалы и генералы слали разъезды за разъездами, но Наполеон оставался не удовлетворен приблизительностью их рапортов.
Сначала по плану Наполеона должны быть уничтожены войска в Меммингена. 13-го октября там с подошедшим из Тироля пехотным полком находилось пять тысяч австрийских солдат. Спустя два часа после прибытия австрийского полка с юга к крепости подошли части корпуса Сульта, ведомые самим маршалом. Сульт послал парламентариев, которые в категоричной форме потребовали сложить оружие. Австрийский командующий оставил без ответа требование французского маршала. Ночь прошла настороженно-спокойно. На рассвете Сульт опять послал парламентариев с требованием сдаться, и опять генерал-майор граф Шпанген отклонил требование. В полдень французы пошли в атаку. Бой не продолжался и пяти минут. Едва противники обменялись парой пушечных выстрелов, как Шпанген выбросил белый флаг, как он объяснял потом следственной комиссии «чтобы избежать бессмысленного кровопролития». В плен попало 4600 солдат. 400 человек, не согласные с трусостью командира, верхом ушли на юг. Потери французов в этом «бою» составили четыре человека убитыми и дюжина ранеными. У австрийцев вообще не было убитых.
13-го октября к Ульму с юга подошел корпус Ланна. Части корпуса сменили дивизии Луазона и Малера. Эти дивизии получили приказ переправиться обратно на левый берег Дуная и, совместно с другими частями корпуса Нея, атаковать город с севера. На рассвете четырнадцатого у Лайби (восточнее Ульма) дивизии начали переправу. Первой переправилась дивизия Луазона и сразу выступила маршем к городу. Пройдя несколько километров вдоль берега, у Эльхингена дивизия столкнулась с сильным отрядом фельдмаршала Риша. После упорного боя (французы в этом бою были в меньшинстве) австрийцы отошли к Ульму, потеряв при отходе 4500 человек пленными. Судя по количеству пленных, отступление это больше напоминало бегство. В час дня поле боя осталось за французами. Дивизия Малера не успела подойти вовремя и принять участие в сражении. Пока она переправлялась и пока маршировала, все уже закончилось.
Итак, 14-го октября, полностью в соответствии предписаниями императора, началась операция уничтожения ульмской группировки. Кольцо окружения сжималось. В этот день состоялся еще один бой. Дивизия Дюпона, понесшая тремя днями ранее большие потери в боя под Гаслахом, получила приказ выйти из Гингена и взять обратно Альб. Под Альбом дивизия столкнулась с превосходящими силами противника, и вынуждена была отойти назад, не справившись с поставленной перед ней задачей.
Как только Наполеон узнал о победе под Эльхингеном , из своей ставки, находившийся 14-го числа в Оберфальхайме, сделал он последние распоряжения по окружению Ульма. Для блокады с севера, где собственно расположен город, император определил весь корпус Нея, гвардию, дивизию драгунов генерала Клейна, дивизию кирасиров Нансути и большую часть корпуса Ланна, которого вечером этого дня должен сменить находящийся на подходе из Аугсбурга корпус Мармона. С юга блокаду города должен осуществлять весь корпус Мармона и дивизия драгун генерала Бомона. Задачей воинских частей на южном берегу Дуная являлась блокировать попытку противника прорваться из Ульма на юг. Вероятность того, что вся неприятельская армия двинется на юг была близка к нулю, ибо пропускная способность ульмского моста не позволяла осуществить этот маневр, но отдельные отряды, в особенности кавалерия, могли это сделать и только для этого на южном берегу стоял корпус Мармона. Кроме того к Мармону спешил корпус Сульта, освободившийся после взятия Меммингена. Сульт прибыл к Ульму только шестнадцатого, когда пьеса была уже сыграна и актеры смывали грим.
Весь день четырнадцатого Мак, несмотря на полное окружение, о котором ему докладывали со всех сторон, оставался пребывать в счастливой убежденности, что французы вот-вот начнут общее отступление.
15-го октября Наполеон, как обычно, встал очень рано. С трех часов ночи до восхода солнца он диктовал приказы. На рассвете Наполеон поскакал в Эльхинген. Он хотел лично наблюдать атаку на Михельсберг – ключевую высоту Ульма. Сражение должно начаться ровно в полдень наступлением на эту высоту. Главная роль была ангажирована за Неем, атакующим по центру и справа; части корпуса Ланна должны наступать на левом фланге; гвардия и тяжелая кавалерия стояли в резерве.
В 11 часов император не выдержал нервного напряжения. Ему казалось, что приготовления проходят очень медленно и к намеченному часу их не успеют закончить. Верхом в окружении 25 гренадеров и в сопровождении нескольких генералов Наполеон выдвинулся к подножью высоты. Австрийцы на высоте узнали французского императора и по всадникам открыли довольно плотный огонь. Сразу же погибло несколько гренадеров, закрывающих своими телами императора. Генералы с трудом уговорили Наполеона не рисковать понапрасну и от пуль и непогоды укрыться в крестьянский дом в Гаслахе – в тот день было холодно и сумрачно, непрекращающийся дождь временами переходил в мокрый снег – и там дождаться подхода частей Ланна. Император так и сделал.
Поездка на передовую, свист пуль, стон раненых в двух шагах от него гренадеров, опасность быть убитым сняли нервозность, внутреннее напряжение сменилось усталостью, навалившуюся, когда император вошел в приготовленный для него дом, где было тепло от жарко-топящейся крестьянской печки. Наполеон сел в кресло у печки и задремал. Его разбудил вошедший Ланн, мокрый и веселый ощущением предстоящей схватки.
– Государь! Что вы здесь делаете!? – закричал маршал, обращаясь к Наполеону не как к императору, а как к боевому товарищу, как к командиру. Как обращался он к нему в Италии и Египте. – Вы спите, а Ней сражается один со всем австрийским войском!
Сон как рукой сняло. Началось. Наполеон поспешил на передовую. Ней приказал атаку, как только раздались выстрелы с австрийской стороны – это стреляли по Наполеону. Наполеон невольно почти на час раньше времени спустил курок начала сражения. Когда он скакал в Гаслах первые батальоны уже шли в атаку. В первом часу Наполеон и Ланн были на передовой. К тому времени части Нея оказались в трудном положении. Атака его батальонов почти захлебнулась. Против них был сосредоточен огонь всей австрийской армии. В некоторых местах австрийцы готовились перейти в контратаку, но тут слева ударили подошедшие точно по графику дивизии Ланна. Положение выровнялось, а вскоре австрийцы начали отступать из пригородов к центру города, превратившегося за несколько дней, из-за огромного скопления людей, в настоящую клоаку. На улицах повсюду стояли телеги и лошади, валялась амуниция и поломанная мебель, вытащенная солдатами из домов для костров. Весь город был пропитан вонью разлагающихся лошадиных трупов и человеческих отходов.
Вскоре после отступления с Михельсберга французы прекратили преследование и в Ульм, в эту юдоль печали и уныния, приехали отосланные Наполеоном парламентеры. Сначала Мак решительно отказался вести переговоры. Он ответил парламентариям на их предложение сдать город в обмен на свободный проход его армии, что у него достаточно провианта, чтобы выдержать осаду до подхода русских.
– В случае крайней необходимости, – продолжал Мак распинаться перед французами, – армия может питаться лошадьми, а у меня их целых три тысячи.
– В определенных условиях, – утверждал словоохотливый Мак, – конина на вкус не хуже оленины, и я сам готов показать пример армии.
Парламентарии уехали ни с чем, а в австрийском штабе начался военный совет. Генералы в категоричной, если не грубой, форме высказало упрек командующему, что он не воспользовался возможностью отдать город неприятелю взамен на свободный проход австрийской армии. Мак, чувствуя, что не сегодня-завтра его могут собственные подчиненные арестовать как изменника – об этом непрозрачно намекалось на совете – сам стал горячим сторонником сдачи города. Тут же совет решил послать на переговоры к Наполеону князя фон Лихтенштейна.
В тот день император ничего не ответил князю, а утром шестнадцатого он отклонил возможность свободного ухода и выдвинул требование безоговорочной капитуляции. Шанс, если он был (я полагаю, он был), все закончить относительно благополучно Мак упустил, как с маниакальной настойчивостью упускал он множество других шансов. Французские парламентарии увидели, в каком плачевном положении находится австрийская армия, какой моральный упадок царит среди солдат и офицеров и все это рассказали императору. Вместе с информацией, что русская армия далеко и ждать помощи Маку неоткуда, Наполеон принял решения добиваться сдачи неприятельской армии. Переговоры это искусство возможного, а капитуляция, в виду состояния австрийской армии, Наполеон посчитал возможной. В тот же день после полудня к Маку прибыли парламентарии, которые высказали официальную позицию французского командования – капитуляция. Наполеон оказался прав. Мак согласился сдаться.
Весь день семнадцатого между Бертье и Маком шли переговоры об условиях капитуляции, а вечером соглашение было подписано. Согласно ему утром восемнадцатого французы заняли город.
По австрийским данным только в Ульме сдались в плен 23000 человек, в том числе 18 генералов. К ним следует добавить 11500 пленных взятых французами в боях под Вертингеном, Гюнцбургом, Гаслахом, Эльхингеном и в результате сдачи Меммингена. Кроме того кавалерия Мюрата, посланная на преследования корпуса Вернека, 17-го октября настигла арьергард корпуса, окружила его и принудила сдаться. На другой день Мюрат пленил остаток корпуса. В плен попало еще 12000 человек. Только эрцгерцогу Фердинанду и тысячи кавалеристам удалось уйти от преследования, несмотря на отчаянные усилия Мюрата, да еще случайно избежал плена корпус фельдмаршала Елачича, уйдя на Тироль. Австрийская армия одним махом уменьшилась на добрую четверть.
В заключение этой истории не худо бы сказать несколько слов о дальнейшей судьбе Мака.
После аудиенции у Наполеона, состоявшейся 19-го октября, Мак был отпущен на все четыре стороны. Наполеон даже не взял с него честное слово, как это обычно делалась средь благородных людей, не участвовать в дальнейшей войне против французов. Такие генералы в рядах противника были для Наполеона на вес золота. 20-го октября командующий без армии написал императору Австрии исчерпывающие сообщение о своих геройских делах и сразу же отправился в Вену. 23-го октября, по дороге в Вену, Мак заехал в Браунау в штаб-квартиру Кутузова. После обстоятельного разговора с русским командующим несчастный Мак продолжил свое путешествие.
В Вене Мак был сразу арестован. Император не пожелал видеть своего недавнего любимца. В ноябре под председательством фельдмаршала Коллоредо состоялся военный трибунал, который приговорил Мака к лишению всех военных и гражданских званий и к двум годам тюремного заключения. Император подтвердил приговор, но через год помиловал Мака. Сдается, что в стратегическом шедевре Мака не последнюю роль сыграл сам австрийский император.
Остаток жизни Мак провел в своем поместье, вдали от бурь, вдали от сражений, от побед и поражений. Действия австрийской армии, ровно как и действия русской и прусской армий, предоставляли отставному командующему массу удовольствия. Но теперь умудренный Мак не писал в Вену, как глупы австрийские командиры, не видя очевидного. Ведь достаточно было дивизию N переместить из пункта А в пункт В, а дивизией M обойти противника слева, как горькое поражение обернулась бы радостной победой. Нет, он этого не делал. Разбирая сражения, Мак испытывал внутреннее превосходство гения над никчемностью современников.
Умер Мак в 1828 году, на сем лет пережив своего главного обидчика.
7
Командующим австрийскими войсками в Италии император Франц назначил своего брата, эрцгерцога Карла. Начальником штаба стал генерал Цах. 16-го сентября Карл выехал из Вены на итальянский фронт.
Австрийские войска в Италии располагались следующим образом. Между Бевилаккуа, Колонья и Кальдьеро стояло основное войско численностью 74000 человек. В Тироле находился отряд, подчиненный фельдмаршалу Гиллеру численностью 10500 человек. В Венеции и вокруг нее стояла бригада фельдмаршала Беллегарда, насчитывающая 7000 человек. Состояние войск Карл нашел не самым лучшим. «У половины солдат униформа изношена, вторая половина не имеет ни штанов, ни ботинок, – писал он своему дяде. – У многих отсутствуют головные уборы. С ружьями солдаты обходятся плохо...».
В двадцатых числах сентября в армию пришло пополнение, но почти сразу, по приказу военного совета, части с итальянского фронта стали отправлять в Германию. В течение месяца в Германию было отправлено не меньше сорока пехотных батальонов и столько же кавалерийских эскадронов.
Плана кампании от военного совета или ясных предписаний императора, на основе которых можно составить план действий, не имелось. Пятого октября император, помня, что неуспех кампании 1799 года отчасти произошел из-за слишком жесткого и детального руководства военным советом из Вены, написал Карлу, что он позволяет предпринимать ему то, что тот считает нужным предпринять. Другая крайность, все-таки цели у армии должны быть. Карл решил дать сражение в конце октября или в начале ноября у Кальдьеро или Бевилаккуа.
Французы владели большей частью Северной Италии.
Наполеон предоставил командующему итальянской армией маршалу Массене полную свободу действий, ограничившись пожеланиями: «Если бы я был в Италии, поделил бы я мои войска на шесть дивизий...». Потом он рекомендовал Массене захватить возвышенности у Вероны и оттуда атаковать врага, который, предположительно, должен находиться у Кальдьеро. С полученными в октябре подкреплениями войска Массены насчитывали чуть больше 65000 человек.
19-го октября Карл получил от эрцгерцога Фердинанда письмо, из которого узнал, что армия Мака находится на грани катастрофы. Дальше плохие новости посыпались как из рога изобилия. Из Брегенца сообщили, что корпус Ожеро силой 30000 человек идет маршем на Тироль. Австрийские шпионы доносили из Неаполя, что корпус Сен-Сира, численностью 35000 человек, вследствие заключенного между Францией и Неаполем мира освободился от операций в Калабрии и большая его часть марширует в Северную Италию. Эти новости означали, что численность войск противника возрастет вдвое. Наконец, в ночь с 25-го на 26-е октября пришла самая плохая весть – Ульм потерян, а ульмская группировка полностью сдалась в плен. Это, в свою очередь, означало, что Наполеон мог еще больше усилить французское присутствие на итальянском театре военных действий. В такой ситуации нечего было и думать о сражении. Единственный выход – это отступать на северо-восток, по дороге собирая войска, и защищать Вену. Карл отослал приказ эрцгерцогу Иоанну, который 22-го октября прибыл в Инсбрук, через Филлах немедленно уходить из Тироля на соединение с главными силами. Подобный приказ получил и Гиллер.
В середине сентября, еще до форсирования Великой армией Рейна, Наполеон через Массену передал Карлу предложение заключить перемирие с шестидневным сроком объявления возобновления военных действий. Карл принял это предложение, и 30-го сентября перемирие было подписано. Вследствие ободряющих новостей из Германии Массена 8-го октября решил прекратить перемирие, о чем сообщил Карлу в тот же день. Соответственно, согласно договору, военные действия возобновлялись 14-го октября. 18-го октября Массена приказал генералам Сера и Вердье силами их дивизий предпринять наступление направлением на Сан-Джорджо. На другой день наступление началось. Французы вынудили неприятеля отступить за реку Адидже. Первый успех воодушевил армию.
Когда Массена узнал (28-го октября) о взятии Ульма, он решил как можно скорее дать генеральное сражение. Весь день 28-го октября ушел на разработку диспозиции , на рассылку приказов в войска и на подготовку к сражению, а 29-го французские войска начали наступление форсированием Адидже дивизией Сера у Буссоленго (10 километров от Вероны вверх по течению Адидже). Сера сразу атаковала подходящие к переправе части фельдмаршала Розенберга. В то время как Сера связал боем войска Розенберга, дивизии генералов Дюэма и Гарданна форсировали реку у Вероны. Сера постепенно теснил Розенберга на северо-восток, тогда как дивизии Дюэма и Гарданна после переправы двинулись маршем на юго-восток. Во время этих маневров от Вероны в семи километрах ниже по течению Адидже, у Бельфьоре, дивизии Вердье и Пюлли всячески показывали противнику намерения форсировать реку, чем отвлекли австрийские части от настоящих мест переправ. Остальные четыре дивизии генералов Молитора, Партуно, д’Эспань и Мерме по приказу Массены стояли в Вероне, ожидая развития ситуации. Когда французский командующий увидел, что все идет по плану, приказал он Молитору и Мерме перейти на другой берег. Эти дивизии, переправившись, сразу двинулись на Кольдьеру.
По маневрам французских войск Карл определил, что неприятель готовится к решающему сражению. Собственно, тактика диктовала Карлу отступать без сражения, но события у Ульма, где австрийская армия сдалась почти без сопротивления, не позволили эрцгерцогу отступить, не дав неприятелю битвы. Речь шла о национальном престиже, о способности австрийской монархии сражаться и побеждать. В результате спонтанности французского наступления Карл не мог рассчитывать на войска фельдмаршала Розенберга с правого фланга (15 пехотных батальонов и четыре эскадрона) и части генерала Давыдовича с левого фланга (11 батальонов и шесть эскадронов), но и французы из-за спешки не смогли собрать в кулак все свои силы. Поэтому битва под Кальдьеро и с той и с другой стороны проходила не в полном составе.
Утром 30-го октября сражение началось взаимными атаками. Обе армии сражались с поразительным мужеством и упорством. Долгое время Фортуна колебалась, не зная кому отдать предпочтение. Центром сражения по странному капризу богини войны стала почтовая станция Сан Магона ди Стра. Сколько здоровых, сильных мужчин сложили свои головы за право обладать этим курятником, сколько горя, боли, отчаянья впитали в себя в этот день полуразрушенные стены почты. Несколько раз здание меняло своих владельцев. Карл, показывая пример отваги, не оправданной с точки зрения общего руководства сражением, но крайне нужного для поднятия престижа австрийского оружия в целом, лично ходил в атаку во главе батальонов на этот злосчастный дом. Ночь – благо поздней осенью темнеет рано – развела противников. Почта находилась в руках французов, но это был единственный результат многочасового кровопролития. Уже в сумерках Массена приказал своим войскам отойти на исходные позиции. Поле боя – кладбище для тысяч солдат – осталось на нейтральной территории.
Оба командующих вечером, сразу по окончанию битвы, твердо решили на другой день продолжить побоище. Оба командующих твердо решили на следующий день победить, но поступающие из частей сведения о потерях неприятно поразили и Карла и Массену. Количество погибших и раненых (число пленных было невысоко для битвы такого масштаба) оказалась неожиданно большим. Австрийцы потеряли в тот день около 6000 человек; примерно такие же потери были и у французов.
На следующее утро битва не возобновилась. Карл ждал подхода частей Розенберга справа и войск Давыдовича слева, ждал подкреплений и французский командующий. Поздно вечером 31-го октября в ставку Карла прибыл посыльный из столицы. Он привез официальное сообщение о сдаче Ульма и анализ генерального штаба влияние этой катастрофы на положение армия в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Карл приказал готовиться к отступлению. Весь следующий день австрийские войска снимались с бивуаков и уходили на северо-восток.
Утром второго ноября поле пред французскими позициями было пусто, только валялись кое-где перевернутые повозки, брошенная амуниция, да курились еще угольки редких солдатских костров. Враг ушел, бежал, а Массена записал за собой чистую победу. Но с такой трактовкой победы не согласился император: «Массена показал себя вполне посредственно, – писал он 15-го ноября Жозефу, – вследствие плохого командования он позволил себя победить». Трудно согласиться с такой оценкой действий Массены. Конечно на фоне гладкой победы Наполеона под Ульмом, ничью Массены можно было представить, как поражение. Однако не следует забывать, против кого сражался Наполеон, а кто противостоял Массене. И потом у императора был выбор, разгромить ульмскую группировку или атаковать армию Кутузова. Еще 9 ноября император склонялся к личному руководству операцией против русских, а 11-го октября он возглавил осаду Ульма.
Пять с половиной лет Наполеон не воевал. Чтобы вновь обрести уверенность в себя, как полководца, ему нужна была гарантированная победа, а Мак подходил для этой цели как нельзя лучше. Император мог выбирать, тогда как Массена был лишен такого преимущества. Не следует также забывать, что под Ульмом у французов было почти трехкратное превосходство, тогда как Массена имел небольшое численное превосходство, а в генеральном сражении австрийцы количественно слегка превосходили французов. Ревнив, ревнив был император к чужой военной славе.
В 1800 году он, придравшись к пустяку, объявил великолепную победу Моро под Мюнхеном случайностью, которая могла привести к поражению французской армии, а спустя пять лет вполне добротную операцию Массены (большего, я убежден, при сложившихся обстоятельствах не мог бы добиться и он, при всем своем военном гении) приравнял к поражению. Но как раз критика Наполеона показывает, что Массена добился успеха.
Австрийские войска отходили на северо-восток. Отход армии прикрывала сводная бригада из семи батальонов и двух эскадронов под командой генерала Хилингера. В задачу арьергарда входило атаковать французские войска, связать их боем и обеспечить отступление главных сил. С самого начала было ясно, что задача эта неподъемна, что большинство солдат или погибнут или попадут в плен.
Весь день второго ноября, когда австрийская армия спешно отходила, батальоны Хилингера как львы сражались против всей французской армии. К полудню французам удалось зайти в тыл бригады и полностью ее окружить. Вечером Хилингер приказал сложить оружие. В плен попало около 5000 солдат, лишь нескольким сотням удалось вырваться из французского кольца. Генерал тоже попал в плен, но поставленную задачу он выполнил – главные силы австрийской армии на дневной переход оторвались от французской пехоты. Армия вывезла лазареты, артиллерию, склады с продовольствием и боеприпасами. Вывезла все то, что попадает в руки противника при его победе.
Первые четверо суток австрийцы маршировали по большей части ночью, ведя днем арьергардные бои с наседающей кавалерией и с подходящими пехотными частями. Все повторяется – не раз с удивлением думал Карл – также как и шесть лет назад Массена глубокой осенью в горах преследует уходящего противника. Только теперь на месте русских оказались австрийские войска, а на месте Суворова оказался сам Карл.
Прежде чем пересечь реку Брента, эрцгерцог послал 5000 солдат на усиления гарнизонов венецианских крепостей. Вместе с подкреплением численность гарнизонов крепостей составило 10000 человек. 10-го ноября, оставив между собой и неприятелем Тальяменто, Карл дал войскам отдых в прилегающих к реке городах Кодройпо, Пассариано и Ривольто. За восемь дней марша армия с боями преодолела без малого 200 километров, форсировав на марше две реки. 12-го ноября Карл получил сообщение о маневре корпуса Мармона на юго-восток. Мармон почти полностью уничтожил корпус Мерфельда и теперь угрожал его левому флангу. Эта новость вынудила Карла к дальнейшему скорому отступлению, без защиты по линии реки Тальяменто. Как выяснилось потом, маневр Мармона непосредственно армии Карла не угрожал, но австрийским войскам в Тироле Мармон доставил много неприятностей.
Еще шестого ноября с марша Карл послал в Тироль к эрцгерцогу Иоанну генерала Зигенталя с небольшим отрядом, официально, чтобы перенять командование отдельными австрийскими батальонами в Южном Тироле, неофициально, чтобы контролировать Иоанна. Карл опасался, что его брат недооценит силу противника и серьезность положение и попробует удержать Инсбрук. В этом случае тирольская группировка будет отрезана и ее ожидает такая же судьба, как и армию Мака. Однако Карл опасался зря. Иоанн еще второго ноября приказал общее отступление подчиненных ему войск.
До отступления расположение войск в Тироле было следующим. Правое крыло, численностью 5400 человек, состояло из войск под командованием графа Сан-Жульена. Эти войска стояли на реке Инн в Раттенберге. центр тирольской армии (6000 солдат) находился в Инсбруке. Командовал центром фельдмаршал Шателер. Там же, в Инсбруке стоял четырехтысячный резерв армии, которым командовал генерал Фюрстенберг. На левом фланге в Форарльберге располагался корпус фельдмаршала Елачича, которого Мак так удачно отослал из Ульма за день до катастрофы. Численность корпуса составляла 5800 человек. Всего тирольская армия насчитывала 20800 человек.
После Ульма Наполеон посчитал, что у него достаточно войск, чтобы покончить с Кутузовым и поэтому он приказал седьмому корпусу Ожеро маршировать в Тироль. В начале ноября корпус Ожеро столкнулся с войсками Елачича. После ряда стычек, в которых австрийцы показали грамотное ведение войны, Ожеро и Елачич заключили соглашение о капитуляции. Елачич дал слово в этом году не воевать против Франции и получил право увести без оружия оставшиеся в живых четыре тысячи солдат в Богемию.
Корпус Нея до 26-го октября оставался в Ульме. Когда уже корпуса Великой армии, двигаясь к Вене, гнали перед собой армию Кутузова, император приказал Нею маршировать в Тироль и совместно с Ожеро завоевать его. Иоанн, узнав о наступлении Нея, скомандовал отход. Выдвинутая вперед четырехтысячная бригада генерала Роана получила приказ нагонять главные силы на марше. Роан повел бригаду в Инсбрук на соединение с войсками эрцгерцога Иоанна, но молниеносное наступление Нея не дали Роану выполнить приказ. Не дойдя до Инсбрука 30 километров, у города Тельфс австрийца столкнулся с французами. Преследуемый двумя дивизиями корпуса Нея, Роан начал марш на юг. От одной дивизии он смог оторваться, а дивизию увлекшегося преследованием генерала Луазона существенно потрепал под Боценом, так что она сама отстала. Потом Роан сделал ошибку тем, что пошел дальше на юг через Тренто в Кастельфранко. На марше Роан наткнулся на корпус Сен-Сира, который по заданию Наполеона двигался в Венецию, где должен был заниматься осадой крепостей. Сен-Сира когда узнал о появлении австрийских войск с юга в зоне его оперирования, был уверен, что это авангард тирольской армии и собрал, поэтому, против Роана очень сильный отряд.
Поскольку после месяца непрекращающихся боев от корпуса Роана остались рожки да ножки, а силы Сен-Сира были больше едва ли не порядок, после короткого горячего боя Роан сдался. Это неизвестная, никак не повлиявшая на общую ситуацию, но лучшая операция австрийцев за кампанию 1805 года. Роан показал настоящее военное искусство.
Иоанн же уводил свои войска на восток без боев. Дивизии корпуса Нея отвлеклись на Роана, и это обстоятельство дало возможность Иоанну отступать беспрепятственно. 13-го ноября уже из Линца Иоанн написал старшему брату, что он надеется 24-го ноября прибыть в Лайбах (ныне – Любляна).
Между тем, армия Карла продолжала марш, такой же быстрый, как и прежде. 16-го ноября первые батальоны вошли в Превальд (Превале, Словения). Войска Массены все еще преследовали армию Карла, но преследование это было много осторожней, чем в первую неделю после битвы. 20-го ноября, находясь в Превальде, Карл получил сообщение Иоанна о его марше в Лайбах, а сразу вслед другое письмо Иоанна, что он из Виллахе пойдет не на Крайнбург, а на Марбург.
Армия Карла продолжила марш через Лайбах на Марбург и 26-го ноября в Целе братья, наконец, встретились, а их армии соединились. За 34 дня марша, из которых 10 были днями отдыха армия прошла 622 километра. После соединения армий под командой Карла стояло 80000 солдат, поделенных в 155 пехотных батальонов и почти 100 эскадронов.
Заключенное шестого декабря перемирие между Бертье и князем Лихтенштейном включало и армию Карла. Согласно этому соглашению войска Карла заняли квартиры между Оденбургом, Альтенбургом и Гюнсом Ставку Карл расположил в Оденбурге. 18-го декабря в ставку прибыл Шварценберг с посланием императора Франца. 20-го декабря Карл встретился с императором. В это время Франц не принял еще важные для Австрии и монархии решения. Франц рассказал брату сложность политического момента, а Карл предложил себя для переговоров с Наполеоном. Они были лично знакомы еще с первой итальянской компании Бонапарта и, как казалось Карлу, могли понять друг друга.
8
Разбив австрийцев под Ульмом, Наполеон решил разгромить армию Кутузова, прежде чем она соединится с войсками Карла. Император определил для выполнения этой задачи корпуса Бернадотта, Мармона, Даву, Сульта, Ланна, кавалерийский корпус Мюрата и гвардию, должные оперировать на правом берегу Дуная, две дивизии корпуса Нея, драгунская дивизия корпуса Мюрата и дивизия корпуса Ланна были сведены в корпус под началом маршала Мортье с районом действия по левую сторону Дуная.
26-го октября началось общее наступление. С 28-го по 30-е октября главные силы армии форсировали Инн между городами Розенхайм и Браунау.
Кутузов, неожиданно оказавшись в одиночестве лицом к лицу с огромным в несколько раз превосходившим его силы войском, и не думал о сражении. Единственное возможное решение в сложившейся ситуации – отступать и быстро. Но вопрос куда? Австрийский генеральный штаб настаивал, чтобы русские защищали линию реки Инн и прикрывали Зальцбург. Или, если и отходить, то в Инсбрук, куда может, предположительно, отступать эрцгерцог Карл. Ни первый, ни второй варианты совершенно не годились. Кутузов один просто не мог бы сдержать втрое превосходящего противника. Удерживать Зальцбург было также глупо, как ранее удерживать Ульм, а идти на Инсбрук все равно, что идти в тыл противнику. Это предложение было еще глупее первого.
Несколько позже и кригсрат понял, что Зальцбург не удержать, а Инсбрук, скорей всего, уже потерян. Военный совет определил, что русские должны защищать столицу Австрийской империи. Какой дорогой Кутузову идти в Вену: кратчайшей через Линц и Штайр или через Зальцбург, Леобен и, возможно, через Грац, чтобы по пути вобрать в себя как можно больше войск и возможно соединиться с отрядами, отступающими из Тироля, в военном совете единства не было. Пока в Вене стратеги спорили между собой, как лучше использовать русских, французские войска подошли к Инну. Кутузов сообщил военному совету, что он идет защищать Вену, маневрируя на север. Военный совет остался решением русского командующего недоволен.
Как только французы подошли к Инну, русские отошли от реки.
22-го октября Наполеон выехал из аббатства Эльхингена, поехал через Аугсбург и Мюнхен и 30-го октября возле Браунау пересек Инн. 3-го ноября Наполеон из Ламбаха написал австрийскому императору письмо, в котором предложил Францу прекратить войну. В ответ Франц прислал Наполеону для переговоров своего представителя, графа Гиулая. Гиулай нашел французского императора уже в Линце. 7-го ноября Наполеон принял графа. Наполеон пояснил, что он готов немедленно заключить перемирие, если Тироль останется в залоге французской армии и если Франц даст честное слово, что русские войска покинут территорию Австрии. Как условие заключения мира, Наполеон потребовал передачу Франции Венецианской области и пограничных с Баварией и Вюртембергом австрийских территорий. Взамен французский император обещал вывести войска из Неаполитанского королевства и отказаться от итальянской короны. Наполеон добавил, что он ждет ответа до 12-го ноября – в этот день его можно будет найти в Санкт Пёльтене – и если ответа не последует, Франция это будет рассматривать, как отказ от переговоров.
Гиулай, съездив в Вену, утром 12-го ноября прибыл в Санкт-Пёльтен. Граф доложил Наполеону, что его государь, к величайшему сожалению, должен отклонить французское предложение. В ответ Наполеон попросил Франца о личной встрече. Гиулай снова съездил в Вену – благо с каждой поездкой путь становился все короче – и 16-го ноября передал Наполеону послание Франца, писанное им 15-го числа. Австрийский император отказался встретиться с Наполеоном и обосновал свой отказ тем, что прежде чем принимать такое важное решение он должен посоветоваться с союзниками и, прежде всего, с императором Александром. Развалить коалицию, заключив сепаратное соглашение с одним из главных ее участников, так просто, как надеялся Наполеон, не удалось. Дело не в упорстве Франца, а в том, что Наполеон слишком много потребовал, фактически ничего не давая взамен. Венеция куда еще не шло, но и ее было очень жалко отдавать, но пограничные районы... Неизвестно как далеко в понимании Наполеона простираются эти районы. Франц чувствовал, что очень далеко, что этими пограничными районами Наполеон прикормит Баварию, Баден и Вюртемберг, вчерашних друзей, а ныне заклятых врагов, предателей немецкой нации.
18-го ноября Наполеон написал австрийскому государю примирительное, а скорей равнодушно-вежливое письмо, в котором высказал сожаление по поводу неудавшихся переговоров. Кто прав, а кто заблуждался в этом споре императоров должно решить оружие.
Франц скрепя сердцем должен был согласиться с назначением генерала Кутузова главнокомандующим союзных войск в Германии. Дэ факто он уже являлся главнокомандующим, ибо большую часть союзных войск составляла русская армия. Франц скорее бы согласился на командование Александра или Великого князя Константина, но они еще не приехали на фронт. Мягкая податливость Кутузова, которого формально ни в чем нельзя было обвинить, просто бесила австрийского императора. Оставаясь в рамках политкорректности, хитрый генерал делал то, что считал нужным. Чтобы хоть как-то контролировать Кутузова, Франц определил к нему фельдмаршала Шмидта, как представителя кригсрата. Сам же кригсрат дни и ночи строчил новый стратегический план.
Четвертого ноября план был готов. Согласно ему, армия Кутузова до подхода подкрепления из России со всей решимостью (упорно, как было написано в плане) цепляется, изматывая противника, за правые притоки Дуная. На момент принятия плана речь шла о реках Энс, Ибс, Эрлауф, Пилах и Трайзен. В случае крайней опасности Кутузов мог увести союзные войска на правую сторону Дуная у Маутерна и прикрыть Кремс. В середине декабря – так надеялся военный совет – союзники будут в состоянии нанести Наполеону ответный удар. Ни император, ни военный министр эрцгерцог Карл план этот не утвердили. Первый по причине боязни что-либо утверждать. Всякий план, показывал опыт, вел к поражению. Второму просто было не до того. Как раз в это время Карл отступал, отбиваясь от войск Массены. Однако император позволил исполнять этот план.
По оптимистическим подсчетам военного совета в конце октября союзники имели в распоряжении:
1 – войска на реке Энс (армия Кутузова и корпус Кинмайера) 74000 человек, из них 26000 австрийцев и 48000 русских солдат.
2 – венский резервный корпус численностью 14000 солдат под началом фельдмаршала принца фон Вюртембергского (несколько позже император доверил командование корпусом фельдмаршалу князю Карлу Ауэршпергу, поскольку курфюрство Вюртемберг стояло на стороне противника).
3 – войска в Богемии, Моравии и внутри Австрии численностью 21000 человек.
4 – итальянская армия Карла, включая тирольскую группировку, 102000 человек.
5 – русские войска на марше в Австрию 126000 солдат.
Итого 199000 австрийцев и 175000 русских.
Наполеон с его неполными двести тысячами должен был убояться могущества союзных войск. На бумаге, как всегда у австрийцев, союзники настолько превосходили неприятеля, что Наполеону, имей он счастье ознакомиться с творением военного совета, вообще не стоило начинать войну в виду полной ее бесперспективности.
Прежде чем этот план довели до сведения войск, прежде чем, согласно новой австрийской концепции, Кутузова объявили главнокомандующим союзных сил в Германии, Мерфельд у города Штайр оторвался от армии Кутузова и, забрав с собой большую часть корпуса Кинмайера (фельдмаршал Кинмайер остался при Кутузове с четырьмя пехотными батальонами и четырьмя кавалерийскими полками), ушел в свободное плавание. Потом Мерфельд объяснял свой демарш тем, что его решения диктовалось ранними приказами и желанием соединиться с армией Карла, усилив его правый фланг. Приказ подчиняться Кутузову догнал Мерфельда в дороге. Он и подчинился бы, да было слишком поздно. Почти сразу после отделения на него, как голодные собаки на кость, набросились сразу два вражеских корпуса – корпус Мармона и корпус Даву.
Исходя из собственного понимания военной обстановки, исходя из ощущения, где сейчас должна находиться армия Карла, Мерфельд сначала пошел на юг в Грац. Тремя необычайно быстрыми переходами по 40-50 километров в день австрийцы достигли Граца. Мерфельд считал, что высокая скорость движения корпуса лучшая защита от преследования противником. И он бы прав, но беда в том, что двигался он вдоль неприятельского фронта.
Наполеон, получив известие об отделении Мерфельда и имея сведения о направлении и скорости движения корпуса, просчитал примерные места и время появления корпуса и дал задания оперирующим на южном фланге Мармону и Даву встретить в этих местах австрийцев. Мерфельд в Граце не нашел армию Карла. Он прошел еще сорок километров на юго-восток вдоль реки Мур и возле города Пресбург дер Мур, так и не найдя Карла, повернул на север. Тут, у деревушки Мария-Целл, его настиг корпус Даву. Корпус Мармона вышел на цель южнее и в деле не участвовал. До предела измотанные австрийские войска не смогли оказать достойного сопротивления злым и веселым от постоянных побед французским солдатам. Да и то сказать попробуйте пройти за четыре дня 200 километров, а потом сразиться со свежим противником. 8-го ноября большая часть корпуса попала в плен. В Фюрстенфельд добралась около 2000 человек и то в основном кавалеристы. Австрийская армия в результате этого беспримерного похода потеряла 20000 человек. Это был второй после Ульма крупный успех Великой армии, и второе после Ульма крупное поражение австрийцев.
Немецкие историки находят смысл похода Мерфельда в том, что он оттянул часть французских сил от армии Кутузова. Так ли это? Отдавая должное выносливости австрийских солдат, следует признать, что поход этот был бессмысленным. Идущий вдоль Дуная кавалерийский корпус Мюрата и соседний с ним корпус Ланна – а именно эти части император определил для преследования русских – не пожертвовали ни одним солдатом для поимки Мерфельда. Наполеон отрядил для охоты южные корпуса, которые, случись битва с русскими, так или иначе не успели бы на поле боя. Так что аргумент ослабления действующих против Кутузова войск несостоятелен.
Между тем Кутузов, не ввязываясь в бои, продолжал отступать вдоль Дуная на восток. Он игнорировал совет кригсрата упорно защищать притоки Дуная. И неспроста. По левому берегу маршировал корпус Мортье. Если Мортье успеет раньше к мосту в Маутерне, то армии конец. Русскую армию прижмут всеми силами к реке и разобьют. Либо она вынуждена форсировать Дунай, отбиваясь от корпуса Ланна и имея на другом берегу корпус Мортье. Исполнять предписания военного совета было смерти подобно. Они и не исполнялись. Находились десятки объективных причин двигаться как можно быстрее. Кутузов отступал, сжигая за собой мосты. Это сдерживало преследование. После расставания с Мерфельдом русская армия пересекла три реки, пройдя за пять дней около ста километров. 9-го ноября по маутернскому мосту армия перешла на левый берег Дуная. Немедленно по переходу мост был сожжен.
По данным разведки Кутузов знал, что по левую сторону реки движется корпус Мортье и что Наполеон не сможет оказать ему своевременную помощь. Этим обстоятельством решил воспользоваться Кутузов, дабы хоть малой победой сгладить моральный ущерб от ульмской катастрофы. 11-го ноября западнее города Кремс русская армия напала на авангард корпуса Мортье. Центром в этом бою командовал генерал Милорадович, левым флангом генерал Дохтуров, а правым фельдмаршал Шмидт. За первые два часа боя дивизия Газана была уничтожена больше чем на две трети. От окончательного разгрома французов спасло быстрое отступление и задержка колоны Багратиона. Кутузов не преследовал неприятеля, а они на другой день по приказу Наполеона переправились на правый берег. В войне это был первый несомненный успех союзников.
12-го ноября Кутузов получил указание Франца идти на соединение с армией Буксгевдена. В тот же день австрийский император приказал венскому резервному корпусу, находящемуся с восьмого ноября под командованием князя Ауэршперга, стать под начало Кутузова.
Казалось, у союзников все налаживается. Французы за рекой, форсировать Дунай в этих местах не так просто, можно дать войскам отдохнуть, привести себя в порядок и подождать подхода с северо-востока армии Буксгевдена, а с юга-запада армии Карла. Казалось, здесь возле Вены можно собраться с силами и не позволить Наполеону взять австрийскую столицу, но еще один крупный прокол разом перечеркнул все красивые планы союзников.
Начинается эта история с недовольства Наполеона своим деверем: «Я вообще не могу понять Ваш способ маршировать, – 11-го ноября писал Наполеон с укором Мюрату. – Вы ведете себя легкомысленно и не взвешиваете приказы, которые я Вам даю. Русские у Кремса перешли на другой берег, вместо того, чтобы прикрывать Вену... Маршал Бертье передал Вам мой приказ наступать русским на пятки... Вы заставили меня потерять два дня, только думая о ничтожной славе первым войти в Вену!»
В этом письме и письме на другой день Мюрат получил указание захватить мост в Вене и перейти на другую сторону Дуная. Мюрат, отчаянно храбрый и пронырливый, как истинный гасконец, не выполнить приказ императора после такого разноса просто не мог. Однако дело несколько осложнялось тем, что мост тщательно охранялся. Он заминирован и при малейшей опасности захвата будет немедленно взорван. Дело осложнялось еще тем, что мост состоял из нескольких относительно независимых друг от друга частей. Сначала шел первый Таборский мост длиной 300 метров. Он заканчивался на маленьком острове Таборхауфен шириной 200 метров. Затем шел второй Таборский мост длиной 180 метров, заканчивающийся на Дунайском острове шириной 2,5 километра. И венчал это сложное сооружение главный мост длиной 350 метров между Дунайским островом и левым берегом реки, так вольно разлившейся в этом месте. Неожиданная или ночная атака ничего не даст. Таким образом можно взять один мост, но второй и третий будут уничтожены. Взять мост целым и невредимым задача невыполнимая. Однако где бессильны храбрость и воинская доблесть, там может помочь военная хитрость.
Утром 13-го ноября на первом мосту, как бы прогуливаясь, появились несколько французских офицеров и два генерала между ними. Французы галдели, смеялись, были радостные и немножко навеселе. У охраняющих мост австрийских солдат сложилась впечатление, что французы забрели на мост случайно, по пьянке. Генералы – а то, что это были генералы солдаты рассмотрели сразу и поэтому не могли их прогнать штыками с охраняемого объекта – вели себя мирно и дружелюбно, но никто не понимал о чем щебечут эти французы. Что-то они хотят рассказать. Наверное, что-то важное, но что? На зов солдат явился командир охраны моста полковник Герингер. Он хорошо знал французский, и представление из пантомимы превратилась в водевиль. Один из генералов представился адъютантом Наполеона Бертраном.
– Разве Вы не знаете, – удивился Бертран, лучась дружелюбием и весельем, – ваш фельдмаршал Гиулай и наш император подписали мир. Разве Вы не знаете, война закончена! И неплохо бы по этому поводу, дружище, хорошо выпить.
К ним подошел генерал Ланюсс, адъютант Мюрата, и начал рассказывать какую-то смешную историю о пьяном гренадере, которую, видимо, Бертран не дослушал, отвлекшись на Герингера. Австрийский полковник чувствовал себя последним идиотом, война закончилась, а ему никто не сообщил об этом. Он был хмур и упорно не хотел смеяться над глупой историей. Французы расценили это по-своему.
– Я вижу, Вы нам не верите, – с легкой укоризной сказал Бертран. И став на минуту серьезным, добавил: – Клянусь честью дворянина, я сказал правду и ничего кроме правды.
– Что они говорят? – поинтересовался, стоящий рядом оберлейтенант.
– Война закончилась, – недовольно буркнул Герингер.
Новость эта с быстротой австрийской конницы распространилась по всем трем мостам. Уже несколько дней ходили неясные слухи о переговорах между императорами. Правобережную Вену уже взяли, куда еще французам идти? Почему бы государям здесь не заключить мир. Это было так похоже на правду и в это так хотелось верить...
Все-таки что-то в поведении французов настораживало полковника. Что-то было не так. Может быть, излишняя веселость и чрезмерная говорливость. Герингер заметил, что пока не получит приказ от князя Ауэршперга он не может пропустить французов через мост в левобережную Вену, куда вся компания собралась, чтобы там продолжить пирушку. Бертран предложил проехаться к командующему корпуса, а после этого крепко выпить за здоровье обоих императоров. На том и порешили. Подали лошадей и Герингер, Бертран и несколько французских офицеров поскакали в Гроз-Эдисдорф, где находилась штаб-квартира корпуса.
В отсутствии Герингера французы – их стало заметно больше – шли все дольше, любуясь открывающимися с моста прекрасными видами Вены. Они прошли оба Таборских моста, прошли Дунайский остров и вступили на главный мост...
Императорский комиссар в Вене граф Врбна попросил Ауэршперга не уничтожать мост так долго, как это будет возможно, ибо по мосту шло снабжение города продовольствием. Командир корпуса вошел в положение комиссара и даже дал письменное указание фельдмаршалу Кинмайеру, чьи части стояли на мосту, ни в коем случае не сжигать мост.
Примчавшись в штаб-квартиру корпуса, Герингер и Бертран сразу направились к командующему. В это время происходило совещание между Ауэршпергом, Кинмайером и Коловратом. Бертран повторил им рассказ о заключении мира, опять поклялся честью дворянина, что это правда и повторил просьбу пройти через мост для осмотра достопримечательностей левобережной Вены. Пока фельдмаршалы советовались, позволить или нет французам пройти до получения официального известия о заключении мира, прискакал вестовой с докладом от оберлейтенанта, заместителя Герингера. Тот сообщал: французы проходят все дальше, и нет никакой возможности их остановить. Они просто не слушаются уговоров, а применять к ним силу он не решается, поскольку его прямой начальник уехал в дружеском расположении к французам. Оберлейтенант просил указаний, как он должен действовать. Кинмайер тут же хотел отдать приказ немедленно взорвать мост, но Ауэршперг настоял, что надо во всем разобраться лично. Возможно оберлейтенант неверно трактует действие французов, возможно этот служака принял простое любопытство жизнерадостных французов за агрессию. Все опять сели на коней, и кампания отправилась к мостам. В пути едущий рядом Бертран еще раз дал Ауэршпергу честное дворянское слово, что мир подписан.
Когда Ауэршперг прибыл на место, по мосту маршировали батальоны Ланна, и было это вовсе не похоже на увеселительную прогулку нескольких подвыпивших офицеров. Еще можно было что-то сделать, арестовать Бертрана, поднять корпус по тревоге в ружье, навалиться всеми силами на несколько сотен успевших переправиться французов. Можно было артиллерией разрушить по крайней мере один из мостов. Что же сделал австрийский командир? Он поехал на мост ругаться с французским руководством, что не может позволить, до официального объявления окончания войны, французским солдатам пройти в левобережную Вену. На середине моста Ауэршперг встретил автора всей затеи маршала Мюрата и маршала Ланна. Выслушав возмущения и негодования Ауэршперг по поводу преждевременности экскурсий, и что до объявления мира французы должны оставаться на правом берегу, а не разгуливать там, где им вздумается. Выслушав все это Мюрат, весело улыбаясь, заметил:
– Вы верно перепили вчера. Нет никакого мира. Мы, как и прежде, воюем.
Последовала немая сцена, достойная пера Гоголя. Наконец Ауэршперг осознал, что его провели. После первого шока он начал возмущаться бесчестностью обманувшего его Бертрана.
– Ах Вы об этом! – перебил его Мюрат. – Да, действительно были переговоры, но ваш император не захотел мира. Бертран, верно, поторопился выдать желаемое за действительное. Чтобы Вы не думали, что французский дворянин может оказаться обманщиком, я даю Вам слово офицера не преследовать ваши войска при отступлении. Поторопитесь, мои доблестные солдаты не могут долго сдерживаться при виде неприятеля.
Ауэршперг прискакал в штаб-квартиру, объявил тревогу и корпус в течение нескольких часов снялся и без единого выстрела отступил на северо-восток. Это и надо было Мюрату. Теперь можно было вплотную заняться русской армией.
Ауэршперг приказом императора был уволен со всех военных постов и приговорен трибуналом к трем годам заключения в крепости. Полковник был приговорен к трем месяцам тюремного заключения в цепях. Полковник Тайз, находившийся в должности генерал-квартирмейстера – вся вина этого бедняги заключалась в том, что по его предложению штаб-квартира корпуса была расположена не в непосредственной близости от моста, а в семи километрах от него, – трибунал приговорил к двум годам заключения в крепости.
Первая французская колона вошла в левобережную Вену ровно в полдень. Следом подоспели другие колоны. Пройдя через город, французы двинулись на север. Главная задача сейчас уничтожить русскую армию, стоявшую под Кремсом.
Негодование глупостью австрийцев в штабе Кутузова не было предела. Союзникам припомнили все: и Ульм, и уход корпуса Мерфельда и чем это кончилось для австрийцев, и даже события шестилетней давности – предательство Карла и в каком положении оказался Суворов из-за этого предательства. Но сколько не возмущайся, этим делу не поможешь. Нужно выбираться из этого крайне сложного положения. Поднятая по тревоге армия начала спешно сворачивать лагерь. Еще вечером тринадцатого числа первые отряды выступили на север. Всю ночь дивизия за дивизией войска выходили на марш. По полудню 14-го ноября армия сосредоточилась в Майсау. В Майсау Кутузов узнал, что авангард Мюрата уже находится Штоккерау, расположенный в большом дневном переходе от Майсау. Чтобы остановить французов и обеспечить армии отход, Кутузов послал навстречу неприятелю семитысячный отряд под командованием генерала Багратиона. Отряд Багратиона ушел на восток в ночь с 14-го на 15-е ноября. Кутузов же со всей армией продолжил марш на север. Цель марша Брюнн (Брно), отстоящий от Майсау на 100 километров. Утром 15-го отряд Багратиона занял позиции между местечками Шёнграбен и Холлабрунн и сразу начал готовиться к сражению.
Вскоре к Холлабрунну подошел авангард Мюрата. Маршал почему-то уверился, что перед ним находится вся русская армия. Поэтому он хотел дождаться подхода корпусов Ланна и Сульта, а затем объединенными усилиями уничтожить русских. Хитрый гасконец, воодушевленный успехом с венским мостом, и здесь задумал применить надувательство, то бишь военную хитрость.
Мюрат послал в расположение русских парламентеров с предложением заключить перемирие. Багратион не стал разубеждать французов в том, что они заблуждаются на счет численности русских, им противостоящих. Парламентеров не пустили дальше передовых позиций. Багратион поговорил с ними на передовых постах и отослал обратно, пообещав к вечеру дать ответ командующего. Немедленно в ставку были посланы порученцы. Два часа бешеного галопа и посыльный прискакал в штаб армии, находившийся в то время в Йетцельсдорфе. Кутузова не просто обрадовала эта весть. Это было спасение. Кутузов спешил. Очень важно, чтобы французы не догадались, что штаб армии находится не в непосредственной близости от отряда Багратиона, а на приличном отдалении. Отсюда крайняя спешка. Командующий отрядил Винцингероде в штаб Мюрата для заключения перемирия. Еще вечером 15-го перемирие было подписано. Хитрец Мюрат перехитрил себя.
От французов перемирие подписал начальник штаба Мюрата генерал Бельяр. Согласно соглашению: 1 – Кутузов обязывался покинуть территорию Германии, 2 – Мюрат, со своей стороны, обязывался прекратить наступление. Третий пункт перемирия был ключевой для Мюрата. Ради него он и затеял весь спектакль. 3 – противники остаются на занятых позициях. Сам Мюрат неподвижность и не думал выполнять. Корпусы Ланна и Сульта находились на марше, и никто их не собирался останавливать. Этот пункт хитрец Мюрат измыслил исключительно для русских. Чтобы они, как бараны, ждали, пока мясник наточит нож. Сын трактирщика потешался над представлениями старой аристократии о чести и достоинстве. Если удалось провести князя Ауэршперга, то почему нельзя надуть старого глупца князя Кутузова. Но князь Кутузов был не старый глупец, точнее сказать старый, но не глупец. Он понимал, что порядочность и Мюрат суть несовместимы и с самого начала не думал выполнять этот пункт соглашения. Основные силы русской армии продолжали движение в сторону Брюнна.
Наполеон по-настоящему разозлился, когда узнал о хитрости Мюрата: «Я не могу выразить свое неудовольствие Вами! – писал французский император Мюрату утром 16-го ноября. – Вы командуете только моим авангардом и не имеете права без моего приказа заключать перемирие… Немедленно разорвите перемирие; сейчас же атакуйте неприятеля и уничтожьте его… Адъютант Александра плут… Австрийцы при взятии моста в Вене показали себя глупцами, а Вас провел за нос адъютант императора…». 16-го ноября, чтобы на месте все уладить, Наполеон сам поспешил в Холлабрунн. Вслед за императором в спешном марше вышла гвардия и дивизия Каффарелли.
Прочитав письмо, Мюрат, коротко посовещавшись с прибывшим в Холлабрунн маршалом Ланном, отдал приказ навалиться на русских всеми силами, не утрудивши себя формально уведомить Багратиона о разрыве перемирия, полагая неожиданностью нападения исправить то, что можно было еще исправить. Однако по настоящему удивить русского командира славному Мюрату не удалось, ибо Багратион был готов к такому повороту событий. До темноты русские героически сдерживали много превосходившего их противника. С наступлением сумерек Багратион приказал общее отступление, но и в темноте французы продолжали нападать. Только за час до наступления полуночи прекратились французские атаки.
Русская армия спешным отступлением во второй раз избежала разгрома. 19-го ноября войска достигли города Вишков (30 километров на северо-восток от Брюнна). Между 17-м и 19-м ноября в армию влился корпус Лихтенштейна, который командовал корпусом вместо арестованного Ауэршперга, и остатки отряда Багратиона. В это же время подошла вторая русская армия под началом Буксгевдена. 26-го ноября пришла гвардия под командованием Великого князя Константина. Со всеми пополнениями союзная армия насчитывала около 90000 человек.
9
Когда Наполеон узнал, что русская армия опять исхитрилась уйти и, более того, подошло подкрепление, увеличив ее вдвое, он понял что генерального сражения не избежать. С 18-го ноября Наполеон начал готовиться к сражению. С 17-го ноября до Аустерлица не произошло ни одной стычки.
Наполеон перед битвой дал армии двухнедельный отдых. Почти три месяца, считая от выхода с побережья, армия находилась в постоянном движении. Она прошла за это время добрых полторы тысячи километров, причем вторую половину пути провела в непрерывных боях. И сейчас, перед решающей битвой, войскам необходим был отдых.
Располагались французские войска в конце ноября следующим образом. Гвардия и корпус Ланна находились в Брюнне и вокруг него. Корпус Сульта занимал высоты возле Аустерлица (восточней Брюнна). Баварский корпус стоял западней Брюнна в Иглау (Йиглаве). Дивизия Каффарелли из корпуса Даву стояла южнее Брюнна в Порлитце (Погоржелице). В окрестностях города Знаймо расположился на бивуаки первый армейский корпус маршала Бернадотта. Эта группа войск была направлена против армии Кутузова. На юг от Вены в Граце и вокруг города находился корпус Мармона. Корпус Нея находился в Тироле. Корпуса Мармона и Нея предусматривались для операций против армии Карла, если та, конечно, проявит активность. И, наконец, связь между группировками обеспечивал корпус Даву, стоявший в Вене и возле Вены.
Стороны готовились к битве. Наполеон кроме военных приготовлений прилагал большие усилия, чтобы развалить австро-русский союз, интригуя с каждым контрагентом по отдельности. 17-го ноября из Знаймо Наполеон написал Францу очень дружеское письмо, а 25-го числа посланием поздравил Александра с прибытием в войска и выразил надежду уладить конфликт мирным путем. Царь отписал достаточно вежливо. Единственная вольность, которую себе позволил государь, состояла в том, что он назвал французского императора «главой французского правительства». В ставке русской армии, по этому поводу, много говорили об уме и находчивости Александра.
Александр решительно отказался от переговоров, а Франц нерешительно откликнулся. Он прислал к Наполеону в Брюнн, конечно не ставя в известность союзников, графа Стадиона и фельдмаршала Гиулая. 25-го ноября французский император принял послов. Трехчасовые переговоры закончились ничем. Наполеон претендовал на Венецию, а австрийцы соглашались на контрибуцию и небольшие территориальные уступки в пограничных с Баварией областях. Позиции сторон слишком отличались, и бессмысленность дальнейших переговоров была очевидна. Битва должна решить, чья позиция сильнее. Наполеон отослал послов обратно в Вену продолжать переговоры, точнее сказать создавать видимость переговоров, с князем Талейраном, который прибыл в австрийскую столицу.
Во время переговоров император узнал, что к нему едет прусский посланник граф Гаугвиц. Наполеон не хотел, чтобы австрийцы и пруссаки встретились у него и поэтому приказал Гаугвица остановить в Иглау. Только 28-го ноября он принял прусского посла.
Несмотря на удачно складывающуюся кампанию, общее положение французов было достаточно сложное. Великая армия находилась посреди вражеской территории, очень далеко от своих баз. Войска Карла стояли относительно недалеко от Вены и в течение нескольких дней могли соединиться с войсками Кутузова. Кроме того, на пути в Моравию находились различные русские соединения. И самое неприятное – к войне могла подключиться Пруссия с ее 200 тысячной армией. Положение было очень трудным. Стоило хоть немного сдать назад, как в Голландии и курфюрстве Ганновер активизируются англичане, русские и шведы. Не говоря уже о том, что могут начаться восстания роялистов на севере Франции. Наполеон видел два выхода: политический и военный. Политический. Разбить коалицию, интригуя с Россией и Австрией по отдельности. Но для полновесной политической интриги не хватало времени и пространства. Императоры России и Австрии в любой момент могли встретиться и устранить всяческие недоразумения. Военный. Дать и выиграть генеральное сражение.
Тактика Кутузова – отступать, накапливая силы и не принимать сражение, была убийственна для Наполеона. Союзники долго готовили эту войну. Австрия Россия и Пруссия могли бы, если бы Наполеон дал им время, добиться двойного военного превосходства над Францией. Еще в Булоне Наполеон осознавал, что его спасение в блицкриге. Продолжительную войну против трех соперников, каждый из которых не на много уступал Франции, да еще и с финансовой поддержкой Англии, Франция не вынесет. Только выигранное генеральное сражение и, как следствие победы, подписание мира с Австрией и, возможно, с Россией могло спасти положение. Генеральное сражение, как воздух необходимое Наполеону готовил он со всей тщательностью.
Сразу после неудавшихся переговоров с австрийскими посланниками Наполеон продиктовал Александру письмо. В нем он просто рассказал русскому императору, что делает за его спиной император австрийский. Раскрытие закулисных шевелений австрийцев стало недостаточно, чтобы разрушить австро-русский союз, но Францу пришлось вынести очень неприятное объяснение с Александром. Франц даже опасался, что обидчивый царь – весь в отца – уйдет вместе с войсками с поля брани, но все обошлось простым разочарованием Александра. Австрийский император после срыва переговоров с Наполеоном и выяснения отношений с Александром стоял горой за скорейшее сражение.
Александр прибыл в Оломоуц 18-го ноября, где уже находился Франц. Соотношение русских к австрийцам коренным образом изменилось. В начале войны планировалось соотношение два к трем. К концу ноября, менее чем через два месяца после начала активных боевых действий, порядочная часть австрийской армии находилась во французском плену, и русских солдат на фронтах стало не меньше австрийских, чем австрийских. Но в основном австрийские войска были сосредоточены в армии Карла, а в Моравии, где назревало генеральное сражение, соотношение русских к австрийцам составляло 3:1.
Три крупных провала (катастрофа Мака в Ульме, уничтожение корпуса Мерфельда и сдача венского моста) определили отношения русского генералитета к австрийскому военному руководству. Злые насмешки доходили до откровенных издевательств. Австрийским генералам пришлось молча сносить надменность русских, что, разумеется, не способствовало установлению боевого братства между союзниками.
Кроме общего руководства войсками, оставленного по повелению Александра за Кутузовым, из одиннадцати военачальников четыре были австрийцы. Союзную армию разделили на пять колонн. Авангардом первой колонны из русских из австрийских частей командовал фельдмаршал Кинмайер. Первой колонной (самой большой) командовал генерал-лейтенант Дохтуров. Она состояла из русских частей. Второй русской колонной руководил генерал-лейтенант граф Ланжерон. Третья колонна стояла под началом генерал-лейтенанта Пржибышевского и состояла она только из русских. Первые три колонны составляли правый фланг. Общее руководство правым флангом обеспечивал генерал от инфантерии Буксгевден. Четвертой колонной (смешанной), при которой находился командующий и оба императора, командовали фельдмаршал Коловрата и генерал-лейтенант Милорадович. Эта колонна образовывала центр союзной армии. И пятой, самой слабой кавалерийской смешанной колонной, командовали фельдмаршал князь Гогенлое и генерал-лейтенант Уваров. Эта колонна составляли левый фланг под командованием фельдмаршала князя Лихтенштейна. Наконец резервным корпусом командовал Великий князь Константин, а авангардом руководил генерал-лейтенант Багратион.
Если Наполеон четко знал, что он хочет и последовательно добивался своих целей, то в лагере союзников царили разброд и шатание. Там кипели страсти, и центром этого кипения стал царь Александр. Исключая все оттенки и нюансы, вопрос сводился к следующему: давать генеральное сражение, или отступать дальше. За отступление ратовал Кутузов и русское военное руководство в целом. За немедленное сражение высказывались люди невоенные, но влиятельные – Чарторыйский и Новосильцев. Император Франц и австрийское военное командование сначала занимали колеблющуюся позицию с большим уклоном к отступлению, но после провала переговоров твердо стали за сражение.
Кажется еще 28-го ноября, когда Наполеон отдал приказы Бернадотту и Даву подтянуть свои корпуса к Брюнну, когда французский император осмотрел с высот под Аустерлицем будущее поле битвы и нашел его вполне приемлемым, в оломоуцком лагере не решили что делать. Приказы Наполеона к Бернадотту и Даву, осмотр окрестностей, как места битвы, были вызваны рассказом вернувшегося утром 28-го числа из ставки русской армии генерала Савари. Посланный еще 25-го ноября к Александру с письмом о предательстве Франца, Савари поведал Наполеону, что союзники готовятся к битве. Утром 29-го ноября Наполеон еще раз послал Савари к царю. Он предложил Александру личную встречу и перемирие для подготовки этой встречи сроком не менее 24 часов. Александр принял адъютанта Наполеона на передовых постах, отклонил оба предложения и в свою очередь послал к Наполеону князя Долгорукого без определенной цели. Никаких предложений у Александра французскому императору не имелось, а послал он Долгорукого исключительно затем, чтобы тот составил мнение, хочет Наполеон битвы или нет, дабы поступить так, как он не хочет. Если он хочет битвы – отступать, если не хочет – дать сражение. Совсем запутался царь в советах и резонах. Решил применить простой метод – поступить противоположно намерению противника. Совсем неплохая метода, если точно определить эти намерения. Как же справился Долгорукий с заданием царя?
Как Александр Савари, Наполеон принял Долгорукого на передовых постах. Они разговаривали, медленно прогуливаясь по покрытой инеем траве. Беседа их проходила один на один, без свидетелей. В бюллетене от третьего декабря Наполеон назвал Долгорукого дерзким русским генералом, не имеющим ни малейшего понятия в политических вопросах. Долгорукий, оправдывая свой промах с Наполеоном, написал Александру 25-го декабря подробнейший отчет об этой беседе.
Среди прочего Наполеон спрашивал Долгорукого: «Что вы от меня хотите? Почему император Александр воюет со мной? Ему нужно расширять границы своей империи за счет соседей, особенно Турции». Когда Долгорукий заверил Наполеона в бескорыстности деяний своего государя и сказал, что Александр не желает ничего другого, как только защитить независимость Европы, устроить судьбу короля Сардинии и несчастной Голландии, французский император удивился и заметил: «Россия должна вести совсем другую политику и заботиться только о своих собственных интересах». Согласитесь, дельный совет.
После часа такой ни к чему не обязывающей беседы они распрощались далеко не друзьями. Похоже, Наполеон раскусил причину визита Долгорукого и продолжил готовиться к сражению. Император вынес из разговора уверенность, что в ближайшие два-три дня битва произойдет. А Долгорукий привез в ставку убежденность, что Наполеон битвы не хочет, более того боится. Доклад Долгорукого поставил точку в сомнениях Александра. Если Наполеон сражения не желает, значит надо его навязать. Проще пареной репы!
Вечером 29-го ноября Александр принял решение. Тут вспомнили – плана сражения-то нет! Должности распределили давно, но диспозиции не было. Император Франц предложил поручить разработку диспозиции генералу Вейротеру. Вейротер, по словам Франца, прекрасный тактик и замечательный штабист, в 1800 году, будучи в чине полковника, он придумал план кампании эрцгерцога Иоанна против генерала Моро. План был настолько хорош, что кампания закончилась в рекордно короткий срок полным разгромом австрийской армии. Странным образом этот разгром не только не ставился в вину Вейротеру, но, напротив, в глазах императора Франца подтверждал несомненные военные способности автора плана. Поражение австрийских войск случилось – об этом Вейротер горячо доказывал всем желающим слушать при каждом удобном и неудобном случае – не потому, что план был плох, а как раз потому, что его не исполнили. О принципиальной возможности его выполнения Вейротер предпочитал не говорить. Трудно оценить, насколько Вейротер был хорошим тактиком, но, определенно, его разработки страдали излишней деталировкой. Когда в стратегических и тактических планах Наполеона в основном присутствовало «если», учитывая вариативность развития ситуации, в диспозициях Вейротера основным лейтмотивом было «затем» (первая колонна наносит удар... затем вторая колонна делает маневр... затем... и так далее).
Кандидатуру Вейротера русское командование приняло, потому как царь, Чарторыйский и Новосильцев придерживались мнения, что в русской армии нет хороших штабистов. Весь день тридцатого ноября Вейротер собирал пожелания русских и австрийских командиров. Император Франц сказался больным. Он уже достаточно наразрабатывался с Маком, чтобы понять всю ненадежность подобного рада гешефтов. Александр, видя отреченность Франца, ограничился несколькими общими замечаниями. В основном Вейротер общался с Винцингероде, неожиданно открывшим в себе дремавший талант составления диспозиций.
Всю ночь с 30-го ноября на первое декабря Вейротер при колеблющемся свете свечей творил военный шедевр. Утром шедевр был испечен. Он был бы еще лучше – говорил Вейротер, – если бы не крайняя спешка. В одиннадцать Вейротер представил императорам диспозицию, которую они утвердили. И сразу же диспозиция была размножена и разослана Кутузову, командующим флангами, командирам колонн, Великому князю Константину и Багратиону. Примерно в два часа пополудни, когда уже диспозиция приводилась в действие, когда согласно ей войска уже занимали боевые позиции, Винцингероде посетили новые гениальные идеи, долженствующие с уверенностью обеспечить успех предприятия. Захваченный в плен военной Музой, Винцингероде призвал соавтора, и Вейротер в течение трех часов лихорадочно вносил изменения в диспозицию. Затем диспозиция вновь была представлена императорам, вновь была утверждена ими и в войска разостланы приказы во исполнение изменений в ранее принятую диспозицию. Уже поздно вечером, изнуренный до крайности, но счастливый сознанием своей исторической значимости Вейротер, представил армейскому командованию на совещании у Кутузова измененный план. По последней редакции рано утром левое крыло и центр союзных войск должны сойти с Праценских высот, маршировать на юг, пересечь ручей Гольдбах и, захватив деревни Тельнице и Сокольнице, отрезать противника от дороги на Вену, вынудив его тем самым отступать на север. В это время на правом фланге отряд Багратиона при поддержке кавалерии Лихтенштейна должен двигаться на юго-восток, захватить у деревни Слатина господствующие высоты и встретить неприятеля, который, предположительно, будет отступать в Брюнн, массированным огнем артиллерии.
10
Ну а что же Наполеон? Как он готовился к сражению?
Весь день 30-го ноября император изучал поле предстоящей битвы. Вместе с сопровождающими он зашел так далеко на передовую, что был атакован казаками. И следующий день Наполеон провел в седле. Он посетил почти все полки, побывал на всех батареях, заехал в лазарет. Всюду он разговаривал с солдатами и офицерами, повсюду он поднимал боевое настроение. Ближе к вечеру в ставку по его приказу явились все маршалы, долженствующие принимать участие в завтрашнем сражении. С ними он обсудил предполагаемое развитие битвы и действие каждого воинского соединения.
Когда вечером Савари явился с донесением в шалаш, изготовленный солдатами, он нашел императора крепко спящим. Савари тронул императора за плечо и когда тот проснулся, сообщил ему интересные сведения: возле деревень Тельнице и Сокольнице замечено сосредоточения крупных сил неприятеля. «В этом случае мы должны принять сражение, – сказал император. – Нет больше сомнения в ошибочных планах генералов вражеского войска. Завтра в это время это войско будет в плену». Тотчас же он вызвал Бертье, Сульта, Мюрата и Ланна. Все вместе они поскакали к передовой, чтобы проверить истинность донесения адъютанта. Когда высокое начальство прибыло в расположение роты четвертого линейного полка, стало так темно, что трудно было различить дорогу. Командир роты зажег пук соломы, чтобы осветить императору и маршалам их путь. Этот почин мгновенно подхватили солдаты. Соседняя часть уже встречала Наполеона факельным светом и криками «Да здравствует император!». Наполеону пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Это импровизированное факельное шествие императора могло выдать противнику расположение французских частей и, будь он на месте русских, непременно воспользовался бы этой оплошностью. Однако останавливать солдат император не стал. Произошло непреднамеренное и непредвиденное единение всей армии. Каждый солдат почувствовал себя частью целого – огромного и непобедимого. И утром это чувство не совсем растаяло.
Во время ночной скачки Наполеон отдавал последние распоряжения. Ему доложили о прибытии корпуса Даву. Наполеон приказал двум кавалерийским дивизиям корпуса, с которыми маршал прибыл в расположение главных сил, и находившийся на подходе дивизии Фриана занять позиции на крайнем правом фланге и утром захватить Тельнице и при любых обстоятельствах удерживать его до того момента, как будут заняты Праценские высоты – ключевой пункт плана Наполеона. Эти высоты должен атаковать центр армии, стоящий под командованием маршала Сульта. Его должен поддержать корпус Бернадотта, который прибыл в расположении армии за несколько часов до Даву. Левым крылом командовал маршал Ланн. Кавалерия Мюрата и гвардия находились в резерве.
Наполеон вернулся в свой шалаш очень поздно, однако второго декабря еще до рассвета он был уже на ногах. Второго декабря, исполнялось ровно год со дня его коронации в Париже.
Ночь была туманна. Поутру туман пал на землю, сгустившись в низинах почти до осязаемой плотности и слегка рассеиваясь на возвышенностях. Еще до свету войска левого фланга союзников пришли в движение. Солдаты торопливо гасили костры и строились в колонны. Первым двинулся корпус Кинмайера. Около семи часов союзники начали освобождать Праценские высоты. Сначала выступила первая колонна Дохтурова, затем вторая колонна Ланжерона за ними последовала третья колонна Пржибышевского. В начале восьмого войска Кинмайера в тумане натолкнулись на противника. Это удивило всех командиров. Ни по диспозиции, ни по данным разведки неприятеля здесь не должно было быть. Союзные войска все подходили, и подходили, и очень скоро на этом участке битва шла полным ходом. Центром сражения стала птицеферма и замок возле Сокольнице. Множество раз эти объекты переходили из рук в руки.
Корпус Даву нес основную тяжесть сражения, оттянув на себя почти половину вражеской армии. Союзникам казалось, что еще одно усилие, еще один удар и получится тот самый маневр, который являлся центром и смыслом диспозиции. И действительно корпус Даву начал пятиться по всему фронту. Союзники взяли Тельнице и Сокольнице, а Пржибышевский вплотную подошел к замку Сокольнице. Но около десяти к Даву подошла дивизия Фриана, совершившая беспримерный двухдневный бросок и с марша вступила в бой. Положение на правом фланге французов стабилизировалось.
Наполеон стоял на высоком холме за деревней Кобыльнице и хорошо видел все поле битвы. Рядом, чуть позади его, стояли маршалы Бертье, Мюрат, Сульт и Ланн. Как завороженный Наполеон смотрел то на поле, то на подымающийся над морем белого тумана красный диск солнца – кровавое солнце славы Наполеона. Император был само спокойствие, чего нельзя сказать о маршалах. Сражение длится добрых три четверти часа, Даву один бьется с втрое превосходящими его силами и только еще не рассеявшийся туман позволяет ему удерживаться на позициях, а император наблюдает за восходом и не отдает никаких приказаний. Маршалы были едины, что нужно срочно контратаковать неприятеля. Они в нетерпении ходили сзади императора, тихо переговаривались между собой, но не решались нарушить его медитацию. Наконец, в восемь Наполеон подозвал Сульта:
– Сколько вам требуется времени, чтобы достичь Праценских высот, – спросил император спокойно.
– Меньше чем двадцать минут, – не задумавшись, ответил маршал. – Мои войска стоят в лощине, укрыты туманом и дымами костров, так что неприятель их не видит.
– В таком случае, – сказал Наполеон, – подождите еще немного. Если враг сделает неверный маневр, мы не будем мешать ему.
Прошло еще десять минут и Наполеон, оторвавшись от созерцания светила, которое полностью вышло из тумана, приказал Сульту начинать операцию, позже названную «Прыжок льва».
Спустя десять минут Сульт бешеным галопом примчался в свой корпус, сосредоточенный перед деревушками Блажовице и Йиржиковице. Он отдал долгожданный приказ всем частям: немедленно выступать. Союзники еще выходили с Праценских высот, когда из тумана, как черт из табакерки, появились неприятельские дивизии и заняли их место, то место, где они стояли всего час назад. Этот маневр стал действительно большой неожиданностью для союзников. Однако атака на высоты произошла не так гладко, как это описано в большинстве французских источниках. Четвертая колона, состоящая из русских и австрийских частей и находящаяся в непосредственном подчинении командующего уже готовилась выступить вслед третей колоны. При появлении французов, как оно было не неожиданным, Кутузов сумел быстро сориентироваться и развернуть части Коловрата и Милорадовича навстречу неприятелю. Кутузов поставил задачу контратаковать противника и отвоевать у него деревню Праце. Одновременно Кутузов послал к Ланжерону порученцев с требованием подкреплений из его колонны. Ланжерон, услышав позади себя ружейные и пушечные выстрелы, поскакал с частью своего штаба на высоты, чтобы лично определить причины смятения в тылу. Убедившись, что опасность велика, он послал к Сокольнице за бригадой генерала Каменского.
На Праценских высотах, тем временем, разгорелась сражение невиданного упорства с огромными потерями обеих сторон. Русские солдаты ударили в штыковую атаку. Такая боевая ярость поразила французов, привыкших к определенным правилам ведения войны, в особенности этой войны, когда противник сдавался после нескольких залпов, и вызвала ответную ярость, так что пленных на этом участке французы почти не брали. Только к полудню французы полностью овладели высотами. Остатки четвертой колонны и бригады Каменского отступали на южные холмы. С этого момента судьба сражения была решена. Французы на высотах установили артиллерию и начали планомерно обстреливать войска левого фланга союзников, которые под Сокольнице и Тельнице все еще сражались с частями корпуса Даву. Более того, на помощь Сульту подошли части корпуса Бернадотта, которому Наполеон своевременно приказал подтянуться к Працу. Бернадотт преследовал сильно потрепанную четвертую колонну, а войска левого фланга союзников оказались окруженные с трех сторон.
Казалась, положение левого фланга союзников безнадежно и от полного окружения его отделяют считанные минуты. Но тут с востока от деревень Аустерлиц и Кршеновице фланговым ударом атаковала русская конная императорская гвардия – цвет армии. Сульт мгновенно определил всю степень опасности этой атаки. Получись она, корпус Бернадотта окажется отрезанным, а он сам попадет в трудное положение. Высланный Сультом пехотный батальон, единственный еще не вступивший в бой с войсками Ланжерона, тяжелая кавалерия буквально стесала с лица земли.
Около полудня Наполеон перенес свой наблюдательный пункт на холм возле деревни Уезд у Брна, как раз вовремя, чтобы видеть уничтожение своей пехоты. Против русской конной гвардии он выслал свою конную гвардию, бывшую у него под рукой. Первую атаку французской кавалерии русские иссекли саблями. Командир отряда полковник Морлан погиб. Но гибель пехотного батальона и кавалерийского отряда Морлана не были напрасны. Они притормозили движение конной гвардии, дали время Наполеону подтянуть кавалерию и бросить ее в бой. Конная французская лавина под командованием генерала Раппа контратаковала гвардию. В первых рядах нападающих с воем несся дикий эскадрон мамелюков. Русская гвардия дрогнула и отхлынула назад. На поле боя остались лежать сотни павших детей русских аристократических династий.
Когда русская гвардия отступила, единственным спасением левого фланга союзников стало отход на юг. Путь этот лежал по дамбе между прудами у деревни Шаквице.
На севере, на левом фланге французской армии, стоял корпус Ланна и кавалерия Мюрата. В их задачу входило нейтрализация войск Багратиона и кавалерии Лихтенштейна, с тем, чтобы они не смогли принять участие в битве за Праценские высоты. Штаб Багратиона находился у деревни Дражовице – примерно в восьми километрах от высот. В девять часов, несколько позже запланированного, по причине опоздания кавалерии, так ее и не дождавшись, войска Багратиона выступили на выполнение задания. Час спустя они заняли деревню Тварожна и сразу за ней столкнулись с дивизией Сюше, стоящей в авангарде корпуса. Французы под натиском отряда Багратиона отступали, неся огромнейшие потери. Около десяти появилась кавалерия Лихтенштейна и заняла место в строю восточнее пехоты. Французы продолжали отступать, нанося короткие пехотные и кавалерийские контратаки. В одиннадцать в корпус Ланна прибыла первая дивизия корпуса Бернадотта. Это позволило Ланну стабилизировать положение, а потом начать теснить русско-австрийские войска на восток к деревне Голубице. Таким образом, войска Багратиона не выполнили поставленную перед ними задачу. Впрочем, к одиннадцати Багратиону стало ясно, что вся диспозиция Вейротера полетела к черту, и вместо ее выполнение надо спасать людей.
На левом фланге, между тем, при отступлении по узкой дамбе случилась настоящее столпотворение. Здесь, у капеллы святого Антония, разыгралась последняя драма этого сражения. Соединившись, корпуса Сульта и Даву всей массой давили на войска Буксгевдена. Французы оттеснили весь левый фланг союзников к прудам. На небольшом сегменте, острием упирающийся в дамбу собралось около тридцати тысяч русских и австрийских солдат – арифметически достаточно, чтобы противостоять противнику, но отсутствие пространства совершенно исключало возможность наладить сколько-либо осмысленную оборону. К тому же сильно досаждала артиллерия на высотах, которая навесным огнем обстреливала дамбу. Паника черным крылом покрыла союзные войска. Очень многие, кто не был убит ядром или пулей, попали в плен. Избиение продолжалось до темноты. В сумерках Дохтуров вывел по дамбе оставшихся у него восемь тысяч человек. При отходе он потерял всю артиллерию. Корпус Кинмайера отступал первым. Он прошел западнее прудов и понес гораздо меньшие потери.
В четыре часа по полудню уже стемнело. Начался дождь. Багратион воспользовался темнотой, чтобы обмануть Мюрата. В том, что кавалерия Мюрата будет его преследовать и очень скоро Багратион не имел ни малейшего сомнения. У них, ко всему прочему, были и личные счеты. Багратион ушел с дороги на Оломоуц, по колено в грязи пересек поля и вышел к Аустерлицу, куда стекались все разбитые и разрозненные части союзников. Мюрат же по приказу императора выслал кавалерию на оломоуцкую дорогу к Роусинов, рассчитывая там добить отряды Багратиона, но никого там не нашел.
Из всей армии его полки были единственные, способные к военным действиям. Они и прикрывали отход всей армии. Армия отходила на юго-восток сначала на Годейице, а потом через Годонин в Венгрию. 4-го декабря армия форсировала Мораву. Здесь пути русских и австрийских войск разошлись. Австрийцы остались на месте, а русские повернули на Голич.
6-го декабря Александр, счастливо спасшийся от пленения под Аустерлицем, написал прусскому королю письмо, в котором характеризовал австрийцев как: «…трусливый, предательский, глупый, обладающими гадкими качествами народ». С этим посланием в Берлин отправилась целая делегация в составе графа Толстого, Беннигсена, князя Долгорукого и Великого князя Константина. Цель делегации представить поражение под Аустерлицем как результат предательства австрийцев и, с другой стороны, как эпизод, пусть неприятный, но эпизод. Посланникам царь указал сделать все, чтобы Пруссия осталась в коалиции.
11
Еще никогда Наполеон не побеждал столь основательно, как в битве под Аустерлицем – так он сам назвал битву по имени самой большой деревни в округе, хотя боев возле Аустерлица не было и точнее следовало ее назвать бы Праценское сражение (другое название – битва трех императоров), но не в названии дело. Аустерлицем император превзошел – это он чувствовал – своего главного соперника генерала Море и его победу под Гогенлинденом.
Союзники потеряли в сражении 8000 убитыми, 15000 ранеными и 23000 попали в плен. Была захвачена большая часть артиллерии и почти весь обоз союзной армии. Французский штаб лукаво, как всегда при императоре, показал собственные потери числом 1500 убитыми и 4000 ранеными.
Множество легенд появилось вокруг этой битвы. Начало одной положил сам Наполеон на другой день после битвы. В бюллетени от третьего декабря говорилось: «Вражеский корпус, который был окружен и сбит с высот, отступил в низину и был прижат к озеру. Император приказал направить на корпус огонь двадцати пушек. Разыгралось ужасное представление, такое же, как в Абукире. 20000 человек бросились в соду и утонули там. Из середины огромного озера слышались крики тысяч утопающих, которым никто не мог помочь».
То ли император сам додумался до этой галиматьи, то ли вид пруда навеял ему ассоциации со Средиземным морем и Абукиром, то ли кому-то из адъютантов показалась, что коль есть водоем значит должны быть утопающие, только ни одного слова правды в этом сообщении нет. В 1806 году Бертье при официальном описании битвы не осмелился опровергнуть легенду, так хорошо работающую на имидж императора, он лишь вдвое уменьшил количество утонувших.
Несколько позже летописцам при французском дворе показалась затруднительным утопить в мелком пруде тысячи человек, и легенду подправили. По новой версии озеро было замерзшим. Корпус отступал через озеро, а император приказал ядрами разбить лед.
Наполеона заинтересовало, что же произошло у прудов на самом деле. Это говорит само за себя, что никаких приказов он не давал, а идея потопления русских в пруду принадлежит кому-то из его окружения. Несколько дней спустя после битвы император приказал генералу Сюше исследовать пруды. На дне нашли 36 пушек, 138 трупов лошадей и три утонувших солдата. Но и эти солдаты не утонули, а погибли от пуль.
Справедливости ради надо отметить, что легенда эта, как наиболее одиозная, в современных исследованиях почти развенчана. Я говорю почти, поскольку неупокоенные души не существовавших утопленников все еще бродят от автора к автору, от работы к работе. Живучи легенды.
Утром следующего после битвы дня австрийский император послал к Наполеону князя Лихтенштейна с просьбой личной встречи. Наполеон принял князя очень ласково и пригласил его отобедать.
– Вы совершили большую ошибку, – во время еды обратился Наполеон к Лихтенштейну, – не после сражений должны быть свидания. Сегодня я только солдат. Не утаю, что как таковой должен я следовать моей победе и не хочу слышать ни слова о мире.
– Вашему Величеству некого больше побеждать, – тихо произнес князь, уткнувшись в тарелку. – Ваша победа настолько полная, что к ней нечего добавить. Только мир может увеличить вашу славу.
4-го декабря на маленькую мельницу возле деревни Насельдовице по дороге на Годонин Франц приехал в карете с Лихтенштейном и Шварценбергом. Австрийского императора сопровождали верхом множество фельдмаршалов и генералов. Наполеон прибыл в сопровождении Бертье, Мюрата и других маршалов. Как уже вошло в привычку Наполеона, главные переговоры с он вел без свидетелей и по последующим действиям можно заключить, о чем императоры договорились средь жерновов и мешков с мукой. Вероятно, оба хотели завершить войну как можно скорее. Наполеон склонялся к немедленному заключению перемирия, если русские покинут территорию Австрии. Однако сам мирный договор Наполеон хотел заключить при условии, что не только Австрия выйдет из коалиции, но и Россия. В этом случае Наполеон обещал Францу не отторгать от Австрии большие территории. Кроме того Наполеон потребовал уволить с государственной службы лидеров проанглийской партии при австрийском дворе – графа Коллоредо, графа Кобенцля и председателя государственного совета Шталя, правую руку Кобенцля и назначить канцлером графа Стадиона. В заключении Наполеон попросил Франца устроить ему встречу с эрцгерцогом Карлом. Всю компанию 1797 года в Италии генерал Бонапарт воевал с ним, но лично они знакомы не были. 27-го декабря они встретились. Беседа продолжалась два часа наедине.
6-го декабря Бертье и Лихтенштейн подписали перемирие. Мирные переговоры, которые вопреки заверениям Франца Александру не прекращались с 25-го ноября, и которые в ожидании вестей с фронта лениво вели в Вене Талейран и Стадион, после Аустерлица наполнились иным, чем ожидали и Талейран, и представители Австрии содержанием. Франц назначил вести переговоры Лихтенштейна, Наполеон подтвердил полномочия Талейрана: «Вы имеете полномочия сделать так, как сделал я только что – все закончил в 24 часа», – писал император Талейрану 10-го декабря.
Переговоры начались 12-го декабря. Ежедневно стороны заседали за зеленым столом с раннего утра до позднего вечера. Наполеон рекомендовал своему министру иностранных дел обойтись с австрийцами мягко. Австрия была нужна как союзница в борьбе с Англией, Россией и, возможно, с Пруссией. Или, если этого нельзя добиться, она должна твердо стоять на позициях невмешательства. Вопреки рекомендациям императора, Талейран занял крайне жесткую позицию. Он нисколько не смягчил требования Наполеона, и без того с его же подачи довольно суровые, но напротив – много их ужесточил. «С прискорбием должен я Вашему величеству сообщить после пятнадцатичасовой работы с Талейраном, что мы можем приблизиться к миру, только если отдадим Тироль баварскому курфюрсту, а Вюрцбург останется за эрцгерцогом Фердинандом», – писал Лихтенштейн своему императору 23-го декабря.
Талейран придумал такой прекрасный план, долженствующий положить конец владычеству Бонапарта, а австрийцы так бесталанно его изгадили. «Если бы шестьдесят тысяч пруссаков вошли тогда в Богемию и шестьдесят тысяч других, выйдя из Франконии, заняли дорогу на Линц, сомнительно, чтобы ему лично удалось ускользнуть от опасности. Если бы австро-русская армия, которая была впереди него и которая имела приблизительно сто двадцать тысяч человек, сумела хотя бы только уклониться от общего сражения, чтобы дать эрцгерцогу Карлу время подоспеть с семьюдесятью пятью тысячами человек, находившихся в его распоряжении, то вместо того, чтобы диктовать условия, Наполеон оказался бы в необходимости подчиниться им. Но Пруссия не только не явилась со своей армией, а прислала уполномоченного для переговоров, который, совершив либо глупость, либо преступление, не сделал ничего того, что было ему поручено, и вырыл пропасть, поглотившую затем в ближайшем будущем его собственную страну». Писал Талейран в мемуарах. И хотя его воспоминания очень осторожные и полны подтасовок, в этом месте прорвались наружу его истинные мечты и чаяний. Если бы Австрия, Россия и Пруссия вели себя хоть немного разумней, то Наполеон проиграл бы и Венский конгресс состоялся не в 1815 году, а в 1806. За свою глупость и трусость австрийцы должны заплатить дорогую цену – в этом Талейран был тверд, как никогда. И прозрачные намеки на огромную благодарность от австрийской короны не смягчили его. И потом, сегодняшние территориальные отторжения и унижения Австрии через несколько лет создадут при австрийском дворе новую антифранцузскую партию.
14-го декабря Франц поручил председателю военного совета «со всей возможной осторожностью» провести инвентаризацию армии. Император хотел точно знать, какими войсками располагает Австрия. Причиной приказа Франца явилась непримиримая позиция Талейрана на переговорах и грозящее отделение Тироля.
20-го декабря делегации переговаривающихся сторон переехали в Пресбург. 27-го декабря мирный договор, который по желанию Наполеона датирован двадцать шестым декабря, был подписан. Император писал Талейрану 25-го декабря: «Если нет возможности подписать сейчас, ждите и подпишите в первом дне нового года, поскольку я имею определенные предрассудки и хочу, чтобы мир считали от дня введения григорианского календаря, который, как я надеюсь, принесет моему правлению больше удачи, чем старый (республиканский календарь)».
Пресбургский мирный договор больше напоминал капитуляцию, чем мир. Австрия потеряла территорию, на которой проживало 2700000 человек. Полностью потеряла итальянские владения. Почти полностью ушла из Германии. Кроме того, из 100 миллионов франков военного налога оставались неоплаченными еще 40 миллионов .
По договору Франция не увеличила свою территорию. Все земли достались союзникам. Королевство Италия включило в свой состав Венецию, Истрию и Далмацию. Бавария проглотила Тироль.
12-го января 1806 года французские войска оставили Вену. Наполеон определил места расположения корпусов следующим образом. Первый и пятый корпуса под общим командованием Бернадотта в Ансбахе (возле Ульма). Четвертый корпус в Пассау, Ландсхуте и Браунау. Третий корпус в Этлингене и Гогенлое. Шестой корпус в Энгене и княжестве Фюрстенберг. Первая дивизия седьмого корпуса вернулась во Францию, а остальные три дивизии стали в Гессен-Дармштадте. Почти все войска Великой армии остались в Германии. Война далеко не закончена, исход ее был вовсе не ясен. Русские, хоть и получили чувствительное поражение на полях Аустерлица, но остались в коалиции и остались в состоянии войны с Францией. Пока оставался непобежденным этот сильный враг, нечего было и думать о возвращении армии на побережье и продолжение десантной операции в Англию. К тому же уничтожение значительной части французского океанского флота в Трафальгарском сражении сильно осложнило осуществление этого предприятия.
Наполеон оставался в Брюнне до 12-го декабря. Затем довольно долго находился в Шенбруннере. 28-го декабря после короткой остановки в Вене он отправился в Париж, делая по дороге длительные остановки в городах Германии. 26-го января император триумфально въехал в столицу.