теория большого взрыва

Виктор Айс
    Теория и практика преследовали меня с самого рождения.  Тогда я  и знать не знал, да и не особо хотелось, значение этих слов. Лишь по прошествии некоторого времени  мне довелось понять их  истинный смысл.  Неоценимую помощь в постижении истины  оказал двоюродный  брат –  генератор самых неожиданных  идей. 
     У каждого теоретика должен быть свой практик. Иначе кто будет воплощать в жизнь самые причудливые игры разума? О братишка мой,  братан! Каких только теорий  не было в закромах твоего пытливого ума,  практическое воплощение  которых  чудесным образом ложилось на плечи младшего брата. По велению судьбы младшим оказался я.
 
 
Но  стоп.  Давайте по порядку.
 
 
     Брат появился на свет с шестилетним отрывом, что само по себе небыло критической форой, но существенно повышало его рейтинг в моих глазах. Пользовался он этим всегда виртуозно и без тени смущения. Не могу сказать, что практические опыты, рожденные причудливым мозгом моего гуру, доставляли мне удовольствие.  Но выбора не было и я, словно  стойкий оловянный, сносил все тяготы служения « мозгу злого гения». 
Рука об руку мы проводили время в совместных праздниках, дачных поездках, пионерлагерях и других мероприятиях счастливого детства. Ни он, ни я не понимали значения слова « двоюродный», представляясь при знакомствах лишь гордым словом – брат.  Чтобы подчеркнуть свою важность,  он добавлял «мой младший».
    Родители всегда назначали его ответственным главнокомандующим, и я каждый раз давал клятву слушаться старшего во всем.  Беспрекословно.
    Помню  на какой-то семейный праздник, пока наши родители  чинно восседали  за столом, брат пнул меня в бок локтем и дал команду на выход. С загадочным видом, постоянно оглядываясь, он  повел меня в ванную, включил воду как в фильме про шпионов ( чтобы никто не подслушал) и тихим шепотом сообщил :
    - Совершенно случайно, по великому блату обменял на две жвачки чудо-эликсир , который даже из такого балбеса как ты  сделает мечту всех девчонок и они прям штабелями будут падать к твоим ногам.
- Что, и даже Надька?! - затаив щенячий восторг спросил я
- Надька в первую очередь! - авторитетно заявил мой брат.
     Тут уже мне было не до сомнений, потому что  в моем детском сознании произошел переворот , как только я представил Надьку , падающую к моим ногам.
-А что нужно делать?-  предательски пересохшим горлом прошептал я
-Не бзди малой, сейчас полью тебе на голову из пузырька!
-И все? А заклинания?
-Какие, нафиг, заклинания?! Не хочешь как хочешь!
Эта фраза, словно заклинание,  словно убегающий поезд под названием Шанс ,всегда действовала безотказно. Я решительно подставил голову,  отрезав коротко и сухо:
  - Лей!
   
    В теории два пузырька перекиси водорода смогли бы превратить меня в мечту всех девочек. На  практике получилось не все так радужно. Вернее слишком радужно.
В этом я убедился очень скоро,  когда с блаженной улыбкой предстал во всей красе пред онемевшей на миг родней. Взрослые по достоинству оценили  пятна на моей преобразившейся шевелюре. Брат был вознагражден тут же, а я с триумфом отправлен к парикмахеру. Под ахи-вздохи  мамы,  пергидрольная (как я в тот момент)  тетка привела меня в надлежащий вид. Бесцеремонно  удалив все следы чудо–воды.
     Теория  брата подтвердилась: я стал центром внимания!  Сколько новых прозвищ, от Фантомаса до Тифозного, приклеилось ко мне во дворе. Даже Надька, захлебываясь от смеха, назвала меня Шалтай–Болтаем. Брат не обманул – минута славы длилась вечность.
 
 
     Продолжу о практике.
Моим первым домашним питомцем  был хомяк Сеня. По теории брата этот пушистый набор щек и лап имел все шансы превратиться в цирковую звезду с помощью дрессировки.  Мысль мне не очень нравилась,  Семёну грезилось совсем другое будущее - полет в космос. Если есть космонавты собаки, то чем мой друг хуже?  Брат моментально оценил все перспективы астронавтики. В его светлой голове теоретика тут же родился великолепный и обоснованный, как мне казалось, план.
     Следуя ему Сеня, как все нормальные космонавты,  должен был пройти предварительную  подготовку  на Земле. Не трудно представить какие муки и перегрузки испытал бедный кандидат в будущие герои страны.  Одна  только центрифуга  маминой стиральной машинки стоила мне трехчасового изучения обоев. Я  изнывал от нетерпения , пытаясь угадать: что сейчас  происходит внутри ?
Когда  программа предполётной подготовки подошла к концу, я  с трепетом и дрожью в руках, открыл дверцу. Раньше, до мини – полета, Сеня был трудноуловим. Теперь курсант Хомушкин  подозрительно равнодушно отнесся к приближению  руки.  Даже не пошевелился и не пытался  меня укусить. Он просто лежал и не дышал.
    Страшная догадка ударила  голову  и ощущение  чего-то непоправимого заставило задрожать мой организм в рыданиях.   Прибежавший  брат сходу оценил  ситуацию и  не стал меня успокаивать, а отвесил  подзатыльник и деловито  сказал :
-Не бзди, малой ! Мы его спасем!
- Правда? -  с надеждой пролепетал я, веря в своего гуру как никогда.
- Беги в сарай и тащи сюда насос!
-Зачем? Папка ругаться будет!
- Тащи!
 
 
     Цепляя  сандалиями все  что можно, я мчал на всех парах к сараю, в котором хранились все отцовские сокровища:  от резиновой лодки до непонятного механизма под брезентом.  Мне был необходим  насос-груша. Я нашел его в пять секунд и галопом помчался назад, к бездыханному телу «меньшего брата по разуму». Представшая передо мной картина повергла  в еще более шоковое состояние : « гуру»  в мамином халате , белой бабушкиной косынке , в огородных перчатках деда , и в папиных очках склонился над простыней, видимо сорванной с веревки , с серьёзным  видом рассматривал тело хомо-космонавта. 
 
 
-Давай сюда! - Трясущимися ручонками я передал ему насос, трубка от которого была немедленно вставлена в рот Сене.
-Качай!
 
 
Я качал стараясь изо всех сил! Понимая, что только от моих усилий зависит жизнь бедного животного.  Брат придерживал шланг и отдавал четкие приказы :
- Еще! Давай! Жми,  доходяга!
И  я жал, жал , жал...Пока тельце несчастного хомяка не раздулось до размеров крупного апельсина.
   Хлопка я не слышал. В один  момент мамин халат и бабушкина косынка окрасились в красный цвет, а стекла папиных очков и мое лицо  были забрызганы  непонятными кусочками. Брата тошнило мне под ноги.  Его выпученные глаза слезились, а руки дрожали. Я ясно увидел разницу между теорией и практикой «большого взрыва». Некий высший Разум отвесил мне подзатыльник  и я понял, что потерял веру в своего теоретика.