Юрий Фёдорович Куксенко.
г.Тараз.
2001 год.
... Когда я знакомился с уголовным делом своего отца, Фёдора Пименовича Куксенко, и двадцати пяти других братьев, проходивших с ним по одному делу в 1937 году, то мне открылась ужаснейшая картина. Оказывается, что для того, чтобы устроить крупный процесс над двадцатью шестью «врагами народа» и восемнадцать из них тут же расстрелять, потребовались большие силы.
Нужно было предварительно арестовать в Новосибирске старшего пресвитера по Западно-Сибирскому краю Отто Ивановича Кухмана и ещё двоих братьев и обвинить их в крупномасштабном шпионаже по сбору военных сведений по Союзу и передаче их через родного брата Кухмана в немецкую разведку. Это первое.
Второе: Отто Ивановичу Кухману было предъявлено обвинение, что якобы в Новосибирск из Москвы приезжал председатель ВСЕХБ Яков Иванович Жидков с целью создания в Западной Сибири подпольного «Союза спасения религии» для подготовки повстанческой организации на случай войны и вооруженного свержения советской власти, для совершения диверсий на фабриках и заводах и террористических актов против членов партии и правительства, и то Кухман, якобы, согласился с Жидковым на их организацию. В эту организацию, якобы, было завербовано много верующих по разным городам Сибири, которые, якобы, собирались на совещания и разрабатывали планы дальнейшей контрреволюционной деятельности.
Из материалов дела было ясно видно, что О.И.Кухман и его товарищи целый год мужественно сражались, отвергая всю эту ложь. Да, у Кухмана есть брат в Германии, да, он в Одессе встречался с ним. Но никто никаких заданий ему не давал и никаких сведений никому он не передавал. Он никогда не встречался в Сибири с Я.И.Жидковым и не слыхал ни о каком «Союзе спасения религии», и никаких антисоветских действий не совершал.
Нужно отдать Отто Ивановичу должное: в течении целого года, с 1936 по 1937 год он не признавал, он отвергал эту ложь и, как лев, сражался за истину. Однако НКВД на то и НКВД, чтобы уметь заставить человека говорить на себя и на других. Кухмана подвергали истязаниям, о которых в 1956 году правительственная комиссия по пересмотру уголовных политических дел лаконично отметит: «К обвиняемому Кухману О.И. применялись следователями недозволенные методы ведения следствия». Что скрывается за этой фразой? Послушаем самого Кухмана, о чём он, еле живой, рассказывал пресвитеру Усть-Тальменской церкви Иосифу Фёдоровичу Титкову, оказавшемуся с ним в одной камере. Брат Титков, посетив нашу семью в 1950 году, рассказывал мне об этом): «Когда меня завели в кабинет следователя на очную ставку, Фёдор Пименович Куксенко лежал на полу в луже крови, без сознания. Следователь, показывая пальцем на него, говорит: «Если ты не признаешь, что ты руководил «Союзом спасения религии», то и с тобой будет то же самое, что с Куксенко». Я отказался опять и говорю, что я ничего не знаю. Тогда вышли четверо верзил и стали бить меня так, что я летал из угла в угол, пока из горла не пошла кровь, и я не упал на пол без сознания. Тогда на меня вылили ведро холодной воды, подтащили к столу, вложили в руку ручку и сказали: «Подписывай, и мы сохраним тебе жизнь». Я опять отказался и меня снова стали бить. И я, кажется, подписал... Себе-то я сделал хорошо, мне обещали сохранить жизнь, а Фёдору Пименовичу уже никогда не выйти отсюда...».
Очная ставка... Подписал дорогой брат Отто Иванович, подписал столбец с вопросами следователя лейтенанта Юрчика и со своими ответами – подписал. Другой столбец, Фёдора Пименовича Куксенко, остался не подписанным... Не хватило сил у НКВД заставить... Этот страшный протокол «очной ставки» (его ксерокопия) – как живой свидетель предсмертных мук, на основании которого «тройка» вынесла постановление о расстреле, хранится у меня для истории.
Из двадцати шести участников, проходивших по делу, восемнадцать братьев и одна сестра через девять дней были расстреляны.
Вопрос: а Кухману сохранили жизнь, как обещали?
Ответ: Нет. Его и двух других братьев, так же расстреляли...
--------
Наше поколение жило в очень тяжёлых условиях, хотя мы сами не были в узах в 30-е годы – по возрасту (мне в 1937 году было семь лет) – но как члены семей узников мы страдали не меньше, чем наши отцы.
Но до сего дня мне заметен пробел: много говорили о братьях страдальцах, меньше говорили об их семьях, а об их жёнах – почти не говорили. Не говорили о том, какую долю жена служителя имела и теперь имеет в страданиях своего мужа, какую часть незаслуженной вины она брала на себя и какое бремя она несла, когда арестовывали мужа.
В большинстве случаев жена, оставаясь с детьми, берёт гораздо более тяжёлую ношу и несёт её гораздо дольше, чем сам муж-узник, даже если он подвергается высшей мере наказания – расстрелу. Она остаётся с кучей детей, ей приходится переквалифицироваться: если она училась и имеет какое-то образование – забудь об этом, бери в руки молоток и учись забивать гвозди в доски ли, в крышу ли, или в подмётки детской обуви. Начиная с этого и кончая заботой о куске хлеба, чтобы прокормить троих, четверых, пятерых, семерых... а иногда и тринадцать, и четырнадцать детей.
Когда мне в 1976 году приходилось отбывать последний срок, как бы мне не было тяжело, как бы ни приходилось страдать о семье и детях, но это – за высокими колючими заборами. В основном, все заботы сосредотачивались на том, чтобы здесь не погибнуть от голода, холода и тяжёлой работы. Но жена, оставшись с девятью детьми (младшему было полтора месяца, а старшей – 14 лет), переживала несравнимые с моими скорби, несла тяжести и муки.
И в 30-40-е годы положение жён усугублялось тем, что они не знали судьбы своего мужа, а дети – своего отца. Как правило, всем подряд сообщали: «десять лет без права переписки». И она, бедная, ждёт... Десять лет ждёт, потом пятнадцать, двадцать... И так, моя мама прождала сорок лет. Она осталась вдовой через месяц и девять дней после ареста мужа в 1937 году. Какое это мучительное ожидание!... Если бы она хоть знала, что её муж расстрелян... Прошли бы годы, рана немного бы зажила, может быть она как-то и устроила бы свою жизнь. Ведь она была ещё молодой, ей было тридцать лет, оставшись с тремя малолетними детьми, она безропотно провожала своего мужа на второй срок тюрьмы...
Но верующие жёны узников считали, что если муж в заключении страдает за Господа, она должна оставаться верной до смерти. Конечно, в этом её заслуга, но как эта заслуга достаётся... Хорошо, если детей не много, а если семь, девять, двенадцать и больше?... Это каторжная жизнь, жизнь самоотречения, трудности которой невозможно описать...
И вот эти жёны, можно сказать –узницы, часто остаются в тени, о них так редко говорится. А это истинные героини, они - пример подражания. И только когда Господь придёт, когда Он будет давать награды верным Своим, Он ничего не упустит, Он восполнит все пробелы. И такие жёны-страдальцы будут стоять пред Господом под одним венцом с мужьями. Ведь, если бы не жертвенность жён, то братья не только не смогли бы с упованием на Господа идти в узы, но не смогли бы быть и служителями Его.
Вспоминая героев веры братьев, прошедших впереди нас, благодаря за них Господа, мы будем благодарить и за их спутниц, за их жён, которые вместе с ними выдержали великий подвиг страданий.
* * *
Статья размещена в журнале: «Жизнь веры» №3(19) 2001 г, стр.16-18, Казахстан.
БИОГРАФИЯ ЮРИЯ ФЁДОРОВИЧА КУКСЕНКО РАЗМЕЩЕНА НА САЙТЕ:
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ЕХБ - http://baptistru.info/index.php/