Чаша Первобога книга 1 Боевой вестник глава-5

Сурен Цормудян
Предисловие от автора.
Данная книга в скором времени поступит в продажу. Главы здесь представлены для ознакомительных целей и это еще черновой текст, не прошедший всей редактуры. Предыдущие 4 главы можно прочесть здесь же, на моей авторской странице. Первоначальное название книги было изменено издателями, поскольку им категорически не понравилось слово СКАЗ.
___________________________________________
Глава 5. Всадник, два духа и старая башня.

Коню конечно проще. Густая сочная трава повсюду. Ешь вдоволь. Пересекли очередной ручей. Пей вдоволь. Ну, хоть с водой несколько легче. Пока конь утолял свою жажду, опустив длинную морду в журчащий поток, скользящий по отшлифованным камням, он спешился, тщательно промыл свой мех от остатков той воды, что там была и уже стала отдавать гнилью. Затем сделал с полсотни шагов вверх по течению, прямо по неглубокой воде, радуя ноги приятным ощущением отдыха и прохлады, после долгих дней в ботфортах. Нашел место, где не было никакого ила и песка. Одни только камни. Здесь вода должна быть совсем чистой. Наполнив мех, Олвин Тоот вернулся к коню. Обтер ноги и снова обулся. Съел последний кусок солонины и последний кусок уже зачерствевшего давно хлеба. Запил свежей водой. Затем задрал голову, грея лицо и щурясь от солнца, пробивающееся сквозь густые кроны, расступавшиеся немного у этого ручья. Журчание воды и щебет лесных птиц умиротворяли. Даже мысль проскользнула, остаться здесь до скончания времен. Какая глупая блажь, однако.
Он вздохнул и взглянул на коня.
- Ну, когда же ты напьешься, бочка бездонная.
Конь лишь резко повел ушами, отгоняя мух, который так и норовили в них залезть. Дальше, вниз по течению, шагах примерно в ста, зашевелился кустарник, близко подступающий к ручью и оттуда показался молодой олень, так же пришедший на водопой. Хорошее мясо. Добрая еда. Раньше, за убийство оленя, указом короля Дэсмонда, полагалось человеку, совершившего сей проступок, отрубить два пальца. Те самые, что натягивали тетиву лука. Но сейчас другой король. Хотя закон мог и остаться. Он не касался лишь сюзеренов. Они-то в своих землях оленей могли бить. Хотя кто бы увидел сейчас, как Олвин добывает себе пищу? Но ведь нет ни лука, ни стрел. Конечно, клена, вяза, ясеня и тиса в лесу достаточно. Но нет тетивы. Можно сделать из конского волоса. Благо, грива у скакуна густая, как и хвост. Но это совсем не то, что крученая льняная нить. А ее нет. Стрелы можно сделать. И камень из ручья пойдет на наконечники. Но нет гусиных перьев, для оперения, без которого стрелы будут лететь, куда и как попало. Ну и наконец, будь у него и нить и перья, он потратил бы много времени и сил на изготовление оружия, для охоты на оленя. А гоняться за оленем по лесу с мечом, займет этого времени еще больше и сил потребует не меньше. Нет, пусть себе олень живет в своем лесу и радуется королевскому "двуперстному" закону, пока ближайший лорд не возжелает поохотиться. Надо ехать дальше. Скоро должны уже начаться фермы и селения. В них можно будет и голод утолить. Правда сбыть два мамонтовых бивня там вряд ли удастся. Каждый из них стоит больше чем целое село со своими крестьянами. Едва ли они найдут, чем заплатить даже за крохотный обломок. А вот коня надо обменять. И доспехи тоже. Если люди из Брекенрока отправились вдогонку за неизвестным убийцей их стражника, то его опознают сразу. Тут двумя пальцами не отделаешься.
Лес закончился миль через семь южнее. Солнце, что пряталось до того в листве густых деревьев, теперь нисколько не смущаясь опаляло своими лучами лицо всадника. Но, едва ли стоит на это жаловаться. Там, откуда он прибыл некоторое время назад, солнечный свет и тепло были роскошью. Выйдя на холмистые луга, Олвин скривился. Снова безмерное количество пищи для коня. И ничего такого, что могло бы утолить голод человека. Хотя, то и дело бросались в глаза приземистые гущи дикой земляники. Но сколько надо ее собрать и съесть, чтоб почувствовать насыщение? И сколько времени это займет. Нет, манящие красные плоды, подмигивающие из зеленого ковра холмистых лугов, он вынудил себя игнорировать.
Ехать пришлось долго, но только чувство голода, и то слегка, портило умиротворяющее ощущение от давно забытых изумрудных лугов Гринвельда, стрекота кузнечиков в траве, над которой то и дело мерцали пестрые крылья бабочек. Взобравшись на высокий холм с пологими склонами и с могучим дубом на его вершине, Олвин Тоот заметил впереди, на юге, возвышавшуюся над окружающим миром рукотворную твердь. Башня вестников, не иначе. Спутать ее, с чем либо иным, было трудно, даже с такого расстояния. Высокое, сужающееся к вершине, каменное копье. А вот у вершины башня наоборот, резко расширялась. Там, над несколькими ярусами узких оконец голубятен для вестовых птиц была колокольня. Над колокольней широкая площадка с каменным навесом. Она предназначалась для разведения сигнальных огней и дымов. Сигнальные огни и дымы предназначались лишь на крайний случай. Ведь пламя и дым быстро распугают обитавших в башне вестовых птиц.
- То, что нужно, - Кивнул сам себе Олвин, глядя на далекую башню, и пришпорил коня.
Еще спустя четверть часа, он приблизился к башне вестников настолько, чтобы заметить в ней некоторые странности. Во-первых, в колокольне башни отсутствовал колокол. Во-вторых, на верхней крытой площадке не было ничего. Ни хвороста, ни дров, ни бочонков с паромасляной соломой и тряпьем. И, наконец, взобравшись на очередной холм, Олвин заметил самое странное. Вокруг башни вестников не было никакой цитадели братства. Даже если эта башня вестников относилась не к владениям братства, а была средством отправки и получения вестей какого-нибудь сюзерена, местного лорда, то даже в этом случае башня должна была находиться в донжоне родового замка. Но если это башня не относилась к владениям лорда, то тогда вокруг должны были быть могучие стены цитадели зеленого братства вестников. Но ничего. Только сама башня, обезглавленная отсутствием колокола, одиноким перстом торчащая среди редких плодовых деревьев. Но ведь так не бывает?
- Что за чертовщина, - проворчал Тоот озираясь. Ему снова пришлось пришпорить коня. И поделом ему. Он сыт и жажду утолил. Да и по лесу галопом скакать не приходилось. Авось не замаялся.
Вскоре стали видны избы небольшого хутора чуть в стороне от башни. Ухоженные поля. Послышались скрипучие жернова мельницы, что стояла на небольшой речке, огибающей и хутор и башню. А там и кудахтанье кур, повизгивание свинок и мычащие жалобы бычков на фермах с тростниковыми крышами. Хутор был небольшим. Полдюжины добрых крестьянских изб. Причем, к удивлению Олвина, состояли они из очень добротного камня. Из такого лорды свои замки складывают. Или "Великая клира двенадцати" создает из таких свои молебные дома да монастыри. Или же цитадели братства… Но как эти камни достались крестьянам?
Людей в округе видно не было. Видимо, все работали в поле.
Достигнув хутора, конь стал двигаться гораздо медленней, но не по своей, конечно, воле. Всадник ему так велел, натянув поводья. Холм, из которого торчала башня, уже можно было узреть как следует. Теперь было видно, что стены цитадели вокруг башни все же были. Но когда-то. И, судя по бурьяну и прочей растительности, прошел не один год с тех пор, как цитадель исчезла.
Со стороны леса, что подступал к полям с запада, оставляя свой натиск лишь у подножья холма с башней, шла старая женщина. Вся в простой одежде, она, сгорбившись, тащила за спиной большую охапку хвороста, перехваченную травяными веревками. Она бросила на всадника взгляд, полный равнодушия и продолжила свой путь к хутору.
Олвин приблизился к ней.
- Доброго дня, бабуля. - Сказал всадник, громко окликая крестьянку.
- Какая я тебе бабуля, дурень?! - воскликнула женщина не оборачиваясь. - Моя дочь еще девица, да не про твою честь!
- К чему ты помянула свою девку и отчего дерзишь рыцарю?! - строго воскликнул Олвин.
Женщина повернулась, остановившись.
- Ежели ты рыцарь, то где твой герб? Щит пустой, доспехи и попона тоже. Какого ты дома будешь? - она зло усмехнулась, демонстрируя отсутствие некоторых зубов.
"Оказывается, она умна", - хмыкнул про себя Олвин, - "Во всяком случае, не полная дура, раз уж понимает в таких вещах. Небось, по молодости доводилось иметь дело с рыцарями и простыми латниками. Оттого и различать научилась, а быть может и дочурка ее, упомянутая, от кого-то из них". 
- Это что же, башня вестников? - он кивнул в сторону холма, решив перевести разговор в другое русло.
- Она и есть, неужто не видно? - фыркнула женщина, поправляя на спине хворост.
- Видно. Но что стало с цитаделью? Где стены?
Женщина, видимо очень удивилась, услышав подобный вопрос. Во всяком случае, лицо ее сейчас было полно удивления, будто незнакомый ей всадник спросил, отчего вода мокрая, или огонь горячий.
- И откуда ты такой взялся-то? - тихо проворчала крестьянка. - Разобрали цитадель, как водится.
- Что это значит? - нахмурился Олвин.
- Так ведь всюду так. Разве нет? Откуда ты? Орден вестников оставил множество цитаделей своих. Продали окрестным лордам и твердыни и земли. Неужто ты не знал? Да все знают. Вот и эту цитадель, орден отдал ближайшему лорду. Уорну. Малколм который. Но тот богам отдал душу давно. Нынче Ханте Уорн лорд наш. Первенец его. Он и подрядил часть подданных своих, цитадель разобрать. Часть камней им, то есть нам, и отдал, на хижины и прочее, что в хуторе оставили. А часть увез к себе, замок свой укреплять да расширять. А нам, тем, кто разбирал цитадель, дал наделы тут небольшие, и наказал жить здесь, на хуторе.
- А башню, отчего же не разобрали? - Олвин Тоот был поражен тем, что рассказала ему женщина и в голове его сейчас роилась добрая сотня, а то и больше, вопросов. Однако он старался выбирать из них те, что меньше всего способны вызвать подозрения к задававшему их. Но промашка вышла и на сей раз. Крестьянка удивилась снова. Причем весьма.
- Да как это? А птицы вестовые поначалу по привычке залетали в башни-то, покинутые орденом. И башню оставили. Чтоб птицы не плутали. Да пару орденских клиров в башне, чтоб присматривали и рассылали птиц.
- Так в башне живет кто-то?
- А я как сказала? Старые ворчливые дубы. Два клира от ордена зеленого. До того старые, что уж духами пора стать. А они все ворчат да кряхтят. Птицы-то давно отвыкли в покинутые башни летать. Но эти двое остались тут. А чего им? В ордене и помоложе клиры есть. Те, что из ума еще не выжили. Нечета этим двум. А лорд Уорн наказ нам дал. Хутор ваш. И все что вырастите с наделов ваших при хуторе, ваше. Но только делайте так, чтоб клиры из башни нужды ни в чем не знали. Вот и присматриваем всей общиной за ними. А несносные они, доложу я тебе.
- Ясно все. - Олвин кивнул, хотя не понял ровным счетом ничего, кроме того, что в башне обитали двое из братства вестников. - Благодарю, женщина. Более мне от тебя ничего не нужно. Ступай.
И он приказал коню двигаться дальше. Прямиком к башне.
- Странный ты, латник! - крикнула она ему в след. - Все знают об этом! Зеленый Орден после коронации Хлодвига больше половины своих цитаделей продал!
"Короля Хлодвига. Короля Хлодвига". - Повторял в уме Олвин и хмурился все больше и больше. Не то от этого имени, не то от того, что женщина приставучей оказалась и уж больно много своего внимания уделяла его неосведомленности о цитаделях братства.
Всадник достиг, наконец, башни. Он взирал на следы, оставшиеся от стен, что окружали некогда массивную каменную твердь цитадели вестников, надежно защищая как тайны ордена, так и секреты тех, кто пользовался вестниками для отправки писем. В стенах цитадели были просторные дворы, как для тренировки самих вестников, так и для обучения вестовых лисиц, голубей и ястребов. Но теперь всего этого не было. И кустарник, и молодые деревца и бурьян ясно свидетельствовали о том, что запустение здесь царит уже более десяти лет. Изъяли даже камни, которыми был вымощен внутренний двор цитадели. Осталась лишь узкая дорожка, ведущая к массивной дубовой двери башни. Олвин спешился и подвел коня к молодой иве, вокруг которой росла густая и сочная трава. Конь давно объезженный и не станет срывать закинутые на тонкую ветку поводья, чтоб уйти. А вот украсть его могут вполне. Всадник осмотрелся. Ни одной живой души вокруг, кроме той женщины вдалеке, что уже подошла к жилищам. Делать нечего. В башню надо войти, но не с конем же это делать.
- Убежишь - догоню и прирежу. А если воровать тебя будут, бей копытом по носу. Понял меня? - сказал Олвин животному.
Конь фыркнул, утопив морду в траве, которую тут же стал поедать.
- Да ты обжора, приятель. - Сказав это, Тоот подошел к двери и дернул за тяжелую ручку. Дверь оказалась не запертой и со скрипом старых петель поддалась. Он вошел внутрь. Основание высокой башни вестников было столь высоко, что, наверное, надо было сотне взрослых людей взяться за руки, чтоб обхватить ее. Внутри было темно. Пахло сыростью, плесенью, тленом, застоявшимся воздухом. Олвин постоял некоторое время, впуская уличный дневной свет внутрь и привыкая к мраку башни. Шмыгнул носом, осмотрев различную утварь, беспорядочно сложенную повсюду. Затем взгляд зацепился за каменную лестницу, и он шагнул к ней. Поднявшись на второй этаж, Олвин оказался на круглой площадке с полудюжиной дверей. А в центре снова лестница. На сей раз винтовая. Признаков жизни не было заметно и здесь. Но, ему показалось, что сверху доносятся какие-то звуки.
Поднявшись выше, Тоот уперся в узкую дверь с закругленным верхом. Она была заперта, не давая двигаться дальше. Олвин подергал несколько раз бронзовое кольцо на двери. Нет. Заперта. Тогда он постучал кулаком. Едва уловимые слухом звуки, кажется, стихли. Он постучал снова.
- Чего и кому надо? - послышался за дверью недовольный, хриплый старческий голос.
- Откройте, прошу вас. - Как можно доброжелательней произнес Тоот.
- Зачем?
- Чтобы я вошел.
- Зачем?
- Хочу поговорить с вами?
- А зачем?
- О боги, - вздохнул Олвин, приложив ладонь ко лбу, - Послушайте, я честный путник, именем двенадцати, взываю к гостеприимству священного ордена вестников, завещанному Инварином.
Какое-то время человек за дверь молчал. Затем недовольный голос:
- Вот шельма! - дверь резко отварилась, и в глаза ударил яркий солнечный свет. А в нос - запах чеснока и печеного лука. - Ты кто такой будешь, и кто надоумил тебя говорить такие слова?
- Я уже ответил. - Произнес Тоот, щурясь от света, бившего из окна напротив двери и морщась от источаемого стариком запаха. - Я, честный путник.
- Чего надобно?! - изрыгнул старик очередную порцию резкого запаха и нескрываемого недовольства.
- Я же сказал вам, что взываю к гостеприимству ордена.
- Что-то не похож ты на одного из наших, латник. Откуда слова наши ведомы? Я, между прочим, последний смотритель цитадели Аберта! Почетный клир Родвин Берк!
- Ты последний смотритель, старая коряга?! - раздался откуда-то из глубин еще один голос, очень похожий на речь этого старика. - Неужто ты думаешь, убогая немощь, что переживешь меня?
- Горган! Заткнись! - первый старик повернул голову направо и крикнул куда-то в глубину помещения.
- Так вы впустите меня? - Вздохнул Олвин.
- Да проходи, чтоб тебе тринадцатого встретить! - Прокряхтел зло старик. - А как имя твое?
- Олвин. - Ответил Олвин, переступая порог.
- Глупое имя!
- Почему же? Имя как имя.
- Потому и глупое! - Это был древний старик, которому, наверное, уже под девяносто лет. Лысая плешь, вершиной вздымающейся из редких седых волос, блестела в солнечных лучах и притягивала взгляд бурыми старческими пятнами. Родвин был бородат. Водопад жидкой седины достигал груди. У правой ноздри здоровенная бородавка, из которой торчал черный, жесткий как у кабана волос. На груди, путаясь в белых лохмотьях бороды, висела тяжелая бронзовая цепь с бронзовым же соколом, сжимающим лапами сверток пергамента. Символ вестников. Облачен клир в подобающую людям его сана, состоящим в данном ордене, просторную зеленую рясу с капюшоном и медного цвета шитьем в виде узоров, в которых угадывались древние руны той письменности, что была, по преданиям, еще до войны богов.
В этой обители, где-то в середине высоты башни, было очень светло. Единственно арочное окно выходило на солнце. Вдоль округлой стены, почти на половину тянулись полки с различными книгами всевозможных размеров и толщины. От крохотных дорожных томиков до огромных фолиантов. Полки были занавешены плотной материей, защищающей переплеты книг от солнечных лучшей, на знающих к ним жалости. У самого пола, вместо книг, за ширмами можно было заметить множество свитков. Видимо, письмена из тех седых эпох, что еще не знали книжного переплета.
В центре помещения возвышался прямоугольный стол, середину которого занимала большая плоская чаша на длинной бронзовой ножке, отлитой в виде такой вот башни вестников. Чаша заполнена виноградом и различными фруктами.
Из соседней комнаты показался еще один старик. Его можно было бы назвать копией первого, носящего имя Родвин. Но борода его была куда гуще и длинней. А у переносицы не было заметно никакого здоровенного нароста. Что до одеяния, плеши и постоянно насмешливого взгляда, теряющегося в паутинах морщин, то они были идентичны и наводили на мысль, что эти два клира, коих женщина на улице назвала духами, являются родными братьями.
- Это кто такой? Он не из хутора? Почему ты впустил его тогда, дуралей старый? - прокряхтел второй на Родвина.
- Я вижу, что он не из хутора! Я не такой слепой как ты, плешивая бестия! Он назвал наши слова! И я впустил! - Затем первый старец с бородавкой уставился на Олвина. - Это полуистлевшее недоразумение, клир зеленого ордена. Звать его - Горган Борк. Ну а ты, кто таков?
- Он Борк и ты Борк? - Олвин слегка улыбнулся. - Вы братья?
- Видно все двенадцать прогневались на меня еще до рождения, - фыркнул Горган.
- Можно подумать, что для меня это большое счастье! - резко отозвался Родвин. - Однако ты так и не назвал себя, путник.
- А что вам скажет мое имя? - Тоот пожал плечами.
- Оно нам скажет, как тебя звать, чтоб тебе тринадцатого встретить! - Бородавочный старик, будто искал во всем повод для собственного раздражения. А когда повода не было, он раздражался из-за его отсутствия. Похоже, второй ни чем не лучше первого. Он скривился в ухмылке, демонстрирующей скудозубость его рта.
- Мое имя Олвин.
- Ты уже говорил!
- И что я могу добавить?
- Чего тебе надо? Вот что. Говори же.
- Я взывал к гостеприимству. Это значит, что я надеюсь, разделить с вами трапезу. Задать несколько вопросов. Предложить вам кое-что взамен вашего великодушия. И в скорости уйти своей дорогой.
- Ну, наглец! - вскинул руками второй. Затем обратился к своему престарелому брату. - Он что, наши слова произнес?
- Так и есть, - Родвин прищурился, глядя на Олвина. - Откуда ты эти слова прознал?
- Давным-давно, поведал мне их один зеленый брат.
Теперь руками вскинул первый:
- Чепуха! Люди братства не раскрывают своих секретов!
- Бывает что раскрывают, на смертном одре. Я его спас. Он перед смертью мне поведал сей маленький секрет.
- Как же ты спас его, болван, ежели он помер?!
- Это, боюсь, трудно объяснить. - Развел руками Олвин.
- А, по-твоему, перед тобой недоумки стоят?!
- Ну, один точно стоит, - хрипло хихикнул Горган.
- Я рад, что ты признал это, наконец, старый овощ! - рыкнул на него Родвин.
Поняв, что эта перебранка двух престарелых братьев не то что может затянуться, но и вообще не имеет конца, Олвин Тоот двинулся к столу, выдвинул из под него табурет и уселся, опустив рядом свою поклажу из замотанных в мешковину пары бивней. Затем взял из чаши сочную грушу.
- Мне слышится запах мяса, - Он надкусил грушу, и та буквально прыснула мякотью. - Плоды, это конечно хорошо, но ничто так не придает сил как хорошее мясо.
- Наглец ты! - фыркнул Родвин.
- Я честный путник.
- Ладно. Горган, принеси трапезу к столу.
- И отчего же я это делать должен?! - с протестом воскликнул второй старик.
- Да потому что нынче твой черед!
- Я говорил, надо прислугу призвать из хутора!
- А в поле, на мельнице и пастбищах ты работать будешь, безумный старикашка?!
Горган поморщился и скрылся за дверью, ведущей в соседнее помещение. Оттуда, едва он перешагнул своим коротким шагом, сразу же донеслось:
- Заткнись!
Пищу к столу они все же подали, не забывая при этом постоянно браниться, осыпая проклятиями едва ли не каждый шаг друг друга. Вскоре на столе оказалась миска с горячими, еще шкварчащими раскаленным маслом, на котором их прожарили, маленькие колбаски. Овощной салат. Большие хлебные лепешки. Штоф вина и кувшин с ивовой водой. Оба клира уселись за стол, подставив затылки солнечным лучам, попадающим в окно.
- Ну, вот тебе наше великодушие. - Прокряхтел Родвин. - А что ты там обещал нам взамен?
- Два мамонтовых бивня. По сходной цене. - Оливн кивнул на свою поклажу, валяющуюся рядом с ним. Он быстро приступил к еде, даже не дожидаясь, когда оба клира закончат свои предтрапезные, молчаливые молитвы. Просто очень хотелось есть. К его разочарованию, запах горячих колбас был куда приятнее их вкуса. Но чувство голода не позволяло быть излишне привередливым, и путник решил смягчать неприятный вкус обилием соли и вина. И на каждый крошечный кусок мяса, он отправлял следом в рот внушительный ломоть хлеба, который оказался с приятным кисловатым привкусом.
Братья переглянулись.
- Так это у тебя бивни мамонта? - удивленно проговорил Горган. - Откуда же? Мамонты в Гринвельде давно вымерли…
- Истребили их, охотой непомерной! - ворчливо возразил другой клир. - Старые, небось, кости-то?
Олвин мотнул головой:
- И года нет, как обладатель бивней землю топтал.
Родвин прищурился и подозрительно уставился на гостя.
- Мамонты водятся на Мамонтовом острове. Потому тот остров мамонтовым и зовется. Откуда у тебя бивни, а?
- Вы, радушные хозяева… - проговорил Тоот, быстро жуя и делая глоток вина, - плохо осведомлены. Мамонты в изобилии водятся в обширных землях над Скифарией.
- Да нам что остров, что Скифария. И там и там враги. И откуда же ты?
- Я из Гринвельда. Но был в плену в Скифарии.
- Постой-ка. Так ведь зимний поход был… пятнадцать лет тому?
- Восемнадцать, голова твоя дырявая! - поправил брата Горган.
- Тем более! Ты, честный путник, что же, все восемнадцать лет был там в плену?!
- Нет. Пленником был три года. Потом в услужении одного их лорда был.
- У скифариев нет лордов! - обличающе выставил вперед костлявый палец Горган. - У них кнезы!
- Князья, болван, - поправил Родвин.
- Суть одно и то же, - пожал плечами Олвин. - Я вернулся на родину. И хочу, чтоб вы мне рассказали, как нынче живется в Гринвельде. А еще, мой кошель пуст и я хочу разжиться монетами. Оттого и предлагаю вам бивни мамонта. А еще, я с удивлением обнаружил, что многие цитадели вестников исчезли.
- А с чего ты удумал, путник, что мы купим у тебя эти бивни? - Горган ухмыльнулся.
- С того, досточтимые клиры, что я вам предложу цену, от которой трудно отказаться. Из этой пары бивней можно вырезать полсотни ликов. Чему равна одна костяная монета, лик? Уж не сотне ли золотых пегасов?
- И что?
- А то, что казначейство Гринвельда заплатит за два свежих бивня мамонта, по меньшей мере, пять сотен пегасов. А может и больше. Я же прошу за бивни, всего полсотни золотых пегасов, десяток сильверинов и десяток медяков, чтоб в дороге была разменная монета. Не всюду смогут дать остаток с пегаса. Ну, или та же сумма в сильверинах и, опять-таки, десяток медяков.   
- То есть ты предлагаешь купить нам по дешевке два бивня и продать их потом казначейству?
- Я предлагаю купить вам два бивня, - Олвин кивнул. - А что вы будете с ними делать дальше, решайте сами. Можете оставить, чтоб было чем спину чесать.
Родвин покачал перед собой указательным пальцем.
- Темнишь ты что-то, путник. Отчего же сам не снесешь эти бивни в Артогно, ежели так много можно выгадать с продажи бивней казначейству?
- Оттого, досточтимые клиры, что покуда я доберусь до Артогно, я сдохну с голоду, ибо монет у меня на пропитание и ночлег нету. Да и незачем мне в столицу, после стольких лет пребывания в скифарии. Уж очень много там вельмож, что коситься недобро станут. Мне и полусотни пегасов да пригоршни серебряных да медных монет хватит.
- А с чего это ты взял, что у нас есть столько денег, а? - прищурился снова Горган.
- Вы же клиры зеленого ордена. Уж все знают, что орден вестников весьма богат. Даже богаче кабров. Что для вас те полсотни пегасов?
Неожиданно, Родвин хлопнул ладонью по столу. Весьма, надо сказать, бодро хлопнул, для его преклонных лет.
- Сорок пегасов и все остальное за эти кости!
Олвин цыкнул зубами, избавляясь от застрявшего куска мяса, и снова сделал глоток вина. Подумал несколько мгновений, смакуя напиток.
- Сорок пегасов, пятнадцать сильверинов и тридцать медяков.
- Мы тебя накормили! Сорок пегасов, двенадцать сильверинов и двадцать медяков!
- Еда, коей вы меня почиваете, вам с хутора достается за так. Ну да ладно. Договорились. - Оливн кивнул. - Давайте монеты и бивни ваши.
- Старый ты дурак! - вскинул руками Горган. - Он так легко согласился! Надо было меньше предлагать!
- Заткнись!
- Так что с цитаделью Аберта стало? Ведь так здешняя цитадель звалась?
- Откуда ты знаешь? - подозрения снова стали обуревать Горгана и он уже в который раз прищурился.
- Кто-то из вас мне это и сказал! - развел руками Олвин. - Уж кто, не помню. Больно вы похожи.
- Полегче, путник! - фыркнул Горган.
- Ну, так вот, - Родвин потянулся за виноградиной. - Покуда вы там, с этим сбродом глупцов, что кабрийским орденом зовется, на востоке чёрти чем занимались, враг с запада к нам вторгся. С Мамонтова, стало быть, острова. Ну, отбила гвардия, ведомая принцем Гораном Эверретом, нашествие. Да отправились они на остров. Покуда течение позволяло. Надо было верфи их пожечь. Колдунов огню придать. И так далее…
- Об это я наслышан, - кивнул Олвин и задумчиво, словно, предавшись воспоминаниям, уставился в окно.
- Ну а что вопросы дурные задаешь, коли наслышан?
- Я спрашивал о цитаделях. Что с ними?
- А ничего. Клир, что вел в стане воинов принца отряд вестников да вестовых птиц, что способны пересекать жертвенное море да послания слать туда и обратно, по возвращению с того похода на остров стал верховным магистром ордена. Так конклав решил. И продал он много цитаделей лордам окрестным. Говорят, что секрет некий магистру известен. Братство вестников-то так и живо. И орден процветает. И письма орден рассылает куда попросят. Но как-то теперь это ордену удается без лишних цитаделей. Некоторые цитадели остались. Но лишь треть от тех, что были. А то и меньше. А вот в поместьях лордов башни вестников и зеленые клиры в услужении, как и раньше. 
Олвин задумался. О братстве он знал не мало. Знал он так же, и нисколько не сомневался в этом, что странный лазутчик на стене замка лорда Брекенриджа, был ни кем иным, как вестником. Однако картина вырисовывалась странная. Цитадели ордена были не просто символом, но и инструментом его могущества. Королевство, столь большое, как Гринвельд, не могло жить без той услуги, что предоставлял орден. А именно - рассылка посланных грамот, писем и новостей. Это орден тренировал лисиц, голубей и соколов, а иногда и альбатросов морских, перелетать с одной цитадели в другую с ношей в виде свитка. И обучал их не отвлекаться на поиск пищи во время переноски послания. Помимо этого, были и люди вестники, дававшие обет молчания. Письма ведь приходилось рассылать разные. Вестников учили скрываться, отражать атаки тех, кто пытался завладеть заветной грамотой. Съедать эти грамоты и выдерживать пытки. Прыгать с дерева на дерево, скрываясь от преследователей или ловя заблудшую вестовую птицу. Лазать по стенам. Быть бесшумными. Быстрыми. Ловкими. И, порой смертоносными. Именно этим объясняются несметные богатства, коими обладал орден. Все знали - хочешь отправить письмо и желаешь, чтоб оно достигло адресата быстро, да миновав тех, кто хочет его перехватить, обращайся в орден. За звонкую монету орден доставит, что надо и куда следует. И орден держал слово о неразглашении послания. Ведь иногда письмо было устным. Любая крамольная мысль, любой секрет, любая пикантная подробность не покидала стен цитаделей. И вот. Какой-нибудь лорд обращается к своему клиру от братства вестников. Тому, что носит зеленую рясу и бронзового сокола на груди. И клир шлет голубя с посланием в ближайшую цитадель вестников. И там уже принимают решение, каким способом лучше и надежней отправить послание. Либо шлют вестника к лорду, ежели тот желал отправить устное слово кому-либо. И весть летела, мчалась, от цитадели к цитадели. Едва устанет конь вестника, лисица, или голубь, или сокол, как они достигали очередной цитадели, которая слала послание дальше, с новыми силами. Магистр ордена обладал огромной властью, сопоставимой с властью короля. Ведь даже правитель Гринвельда не имел права потребовать от магистра выдачи того или иного послания. Но если же послание угрожало престолу и королевству, то магистр сам и только сам, в кругу верховного конклава ордена, решал, как быть. И вот, оказывается, что магистр отказался от большей части цитаделей, дававших ему такую власть над всеми. Но почему? Что его заставило сделать это? Содержание всех этих цитаделей, их стражи, животных тварей обученных нужному делу и вестников-людей, не было тяжким бременем, ведь людям королевства, от стряпчего и портного с крестьянином, до высокого сюзерена и даже короля, всегда была нужда отправлять послания. А это стабильная монета, падающая в казну ордена.
- Зачем магистру понадобилось это? - Олвин задумчиво потер подбородок.
- Нам, простым клирам девятого пера, не докладывают о причинах. Нам велели остаться тут, ежели мы согласны. Многие вестовые птицы да лисицы по привычке забегали в покинутые замки. А мы и согласились. Чего нам? Годы уже не те. Считай, с почетом да на покой ушли. И своя башня, опять же. - Молвил Родвин.
- И ты ее всю собой провонял, - ворчливо отозвался его брат.
- Заткнись, - в который уже раз повторил клир. 
- А кто нынче верховный магистр? - спросил Олвин.
Родвин почесал в затылке:
- Созомен Вульдегорн. Ежели не помер еще. Он и стал после войны с островом. За особые заслуги в том походе перед королевством и орденом.
- А престол его тоже продан?
Горган поморщился:
- Как же! Продаст он его! Все там же престол орденский.
- Где? - Тоот бросил взгляд на старика.
- Где и водится. В Лютеции.
Олвин удовлетворенно хмыкнул и отпил еще вина. Что ж. Хоть тут полный порядок, и он теперь точно может наметить свой маршрут.
- Ясно. Ну, а как вообще королевство? Что слышно о странствующих?
- А ничего. Течение, хвала богам, не так часто меняется, чтоб эти изверги могли приблизиться. - Снова взял слово первый клир.
- А король? Что о короле молвят?
- Хлодвиг-то? А что молвить о нем? Король как король. В руках скипетр. На башке корона. Он, конечно, не чета Дэсмонду, мир его праху. Но все же излишне мягок, я думаю. Король, все же, должен быть королем, а не нянькой. Говорят, он мир решил закрепить, со скифариями.
- Даже так? - хмыкнул Олвин. - Добрый, значит, король?
- До-о-обрый, - протянул Родвин, взяв очередную виноградину.
Олвин кивнул и тоже присовокупился к плодам, что были в чаше. Она быстро опустела и он смог разглядеть, что чаша эта была картой. Разноцветными эмалями там был изображен их мир, как он представлялся людям. Люди и вправду считали, что мир имеет форму чаши, из которой вкушает сам Первобог. Вот, в центре, яркими зелеными мазками изображен Гринвельд, с востока подпираемый темно-зеленым змиевым лесом. За лесом тонкая и извилистая полоса змиевого вала. За ним, исполненные серым, земли Скифарии. На севере, Гринвельд упирается своей зеленью в беловерхие пики горной гряды Цитадель богов, за которой изображенные белым с черными узорами запретные земли. На юге в земную твердь, щербатым лезвием тупоносого криса, врезается Срединное море. Южнее него империя Тассира. Желтым цветом. Красноватые и оранжевые пятна земель вокруг вольных городов, россыпью окружающих империю. Южнее Тассира, у самой кромки чаши, алая полоса земель пеших драконов. На западе бирюзовый океан предела, в который упирается огромный волчий мыс, омываемый с севера жертвенным морем, отделяющий зеленый мир от коричневого и мрачного Мамонтового острова. На западной кромке чаши, из вод океана торчат крохотные синие пики драконьего хребта. Архипелага, за которым край мира. И где-то между этих пиков прерывистая алая полоса, намекающая на плавание в тех краях странствующего королевства.
- Это что же, досточтимые клиры, карта у вас?
- О да, - кивнул Родвин. - Наш грешный мир, как он есть. Можешь взирать на него и представить себя САМИМ отцом двенадцати богов. Он так же смотрит на нас.
- Ага, - фыркнул второй клир. - Представь себя Первобогом на миг.
- Не святотатствуй! Еретик!
- Не верна ваша карта, - усмехнулся Олвин, подбросив в руке большой апельсин.
- Ну, она не точная. Приблизительная. Больше для красоты…
- Даже приблизительно. Она в корне не верна. - Гость мотнул головой.
- Это чем же?
- Ну, для начала, наш грешный мир не имеет форму чаши. Сколько к горизонту не иди, края не увидишь.
- Горизонт и есть край, бестолочь! - воскликнул Горган.
Олвин засмеялся:
- Ну да. Вот пойдете на восток. Поля изумрудные, цветами пестрят да волнами холмы расходятся. Рощицы. Деревушки. Речушки шелестят, и жмуриться бликами солнечными заставляют. А как дальше к горизонту двинете, так и встанет пред вами змиевый лес. А дальше опять горизонт. А за ним скифариев земли. Где же край?
- Вот за ними и край!
- А кто видел-то его? - продолжал смеяться Олвин. Он вдруг протянул руку, в которой, на распростертой ладони, покоился апельсин. - Вот. Вот так наш мир выглядит.
- Апельсин? - удивился Родвин.
- Шар, - поправил его гость.
Теперь расхохотались оба престарелых брата. Они, пожалуй, впервые демонстрировали такое единодушие с тех пор, как Олвин увидел их.
- Ну, ты чудак, - прыснул Горган. - Это, ежели наш мир круглый, то отчего мы с краев не падаем?
- Волею богов, - подмигнул ему Олвин, ничуть не смутившись. - Али сомневаешься, досточтимый клир, во власти сыновей и дочерей Первобога?
- Эй! - веселье смахнуло с лица старика, - Где я сомнения-то высказал?! Не смей так говорить!
- Ну, то-то же, - кивнул Олвин. - И Скифария, куда огромней, чем Гринвельд. И за Скифарией есть земли. И южнее ее огромные земли и могучие горы. А южнее земель пеших драконов, есть земли драконов истинных.
- Это мы знаем, но драконы исчезли даже задолго до мамонтов.
- Но ведь и мамонты не всюду исчезли. Не так ли? - Оливн снова улыбнулся. Он хотел еще добавить, что и за океаном предела есть огромный континент, населенный весьма странными, порой, созданиями. Но, не стал говорить об этом. - И вообще, радушные хозяева, если бросить этот апельсин на конное ристалище, и представить, что апельсин, это наше королевство, то глядя на поле ристалища, вы сможете представить себе размеры необъятного нашего мира.
- Вина ты много выпил, я смотрю, - покачал головой Родвин.
- По мне что вино, что ивовая вода. Утоляет жажду только. Неведом мне хмель.
- То-то и гляжу, - первый клир опять разразился смехом. - Апельсин! Ну надо же!
- Впрочем, ладно, - Олвин вернул плод в чашу и пожал плечами. Прислушался к улице. Там громко фыркнул его конь и зашелестел травой. - Давайте монеты за бивни и с чувством глубокой благодарности за ваше радушие и гостеприимство, я покину вас.
Он теперь точно знал, что путь надо держать прямиком в Лютецию. В край Триозерья. Туда, где верховный престол магистра ордена вестников. Отвлекаться на поиски цитаделей ордена уже резона нет.