Убить девочку

Леонид Бабанин
                УБИТЬ ДЕВОЧКУ.
                Совершённое зло никогда не имеет окончательной победы.
                Патриарх Кирилл.


Жестокость. Откуда она  в человеке? Ни по своей физиологической природе, ни по строению тела  человек - не хищник. Рассмотрите хотя бы строение его челюсти. Это же челюсть травоядного. Нет клыков и резцов (как, кстати, и когтей на конечностях) которыми хищник убивает жертву и рвёт её мясо на куски. Почему, например, собака или волк не едят яблок, огурцов, а человек ест? Думаю, ответ очевиден.
Но эволюция сделала своё дело. Человек, в процессе своего развития, «научился» употреблять в пищу мясо. Разумеется, для этого ему нужно было сначала добыть это мясо. То есть, напасть на какое-либо животное и убить его. Так он стал агрессивным. Но охотничий инстинкт человека проявляется только по отношению к животным. Человек никогда не был объектом охоты для человека. Каннибалы – аномалия. Недаром люди с ужасом и содроганием воспринимают любую информацию о каждом случае каннибализма.
Я рыбак. Живу в низовьях реки Обь. Частенько мне доводилось наблюдать, как молодняк щуки поедает друг друга в борьбе за выживание. В этой жестокой битве они, кстати, учатся (на своих же братьях) навыкам охоты. Так они становятся хищниками. Жутковато видеть, как один щурёнок заглатывает другого. И понимаешь: если бы этот не успел загрузить утробу соплеменником, сам бы усытил чей-то желудок.
Так почему человек, созданный господом Богом, как мирное травоядное существо, стал жестоким? И не только к животным, но и к своему собрату? Почему? Почему человек убивает другого человека, избивает его, находит удовольствие в причинении ему боли и страданий? А государство, как заказчик нравов, узаконило и поощрило самые низменные человеческие инстинкты, позволяя, и даже – поощряя изготовление и распространение орудий убийства и пыток. Это и электрошокеры, и травматические пистолеты, и биты. Широчайший ассортимент товаров для изуверов и нелюдей.
А человечество приняло предложение государства. И вооружилось, и настроилось на смертельную схватку с собратьями своими. Грядёт время, когда начнут продавать в магазинах мини крематории или мини газовые камеры. Уже никто и не удивиться. Скажут только, давно пора было.
 Размышляя на эту тему, я делаю вывод, что жестокость формировалась в человеческой натуре на протяжении всей его истории.  Вспомним могущественную Римскую империю, или Грецию. Где на потеху многотысячной толпы выходили убивать друг друга гладиаторы. Щуки, те поглощают друг друга, побуждаемые инстинктом самосохранения. Ну, и голодом, разумеется. А люди (гладиаторы) вынуждены были убивать друг друга на потеху публики. К тому же, это, как и у щурят было условием собственного выживания.
      Или обратимся к Испании, которая на весь мир знаменита тем, что там, под восторженные вопли десяток, сотен тысяч людей тореадоры с расчётливым изяществом убивают беззащитных быков.  Человек с православным воспитанием на этакое зрелище не позарится. Так как это противоречит его мировоззрению. Противоречит заповедям Господа нашего Иисуса Христа, пророка Мухамеда. Помню из детства - когда родители мои, или соседи скотину забивали, нас, детвору загодя в дом загоняли. Чтобы не видели, как животных убивают. Да и сами они, как бы часто им не приходилось этим заниматься, всегда переживали, жалели скотинку. И уж конечно, делали это без наслаждения и удовольствия. Нужно было кормить семьи. Тоже – ради выживания.
А какое отношение к убийству, страданиям людей в современном мире? Включаем  телевизор, компьютер, и обязательно нам, будто кость голодной собаке, одну за другой сообщают новости об убийствах, террористах, взрывах, маньяках. Куда катиться человечество?!
Скажу куда. Человечество уподобляется тем щурятам, которые с жадностью пожирают друг друга. Стоит проследить за тем, как меняются правила в спортивных (впору писать это слово в кавычках) единоборствах. Скажем, в одних видах рукопашного боя нельзя бить локтем лежачего по голове, а в других – это уже позволительно. Скоро, скоро, уважаемые, по повелению кровожадной публики правила изменят, и разрешат, например, тычки пальцем в глаз соперника. И почему-то желающих заниматься этими единоборствами не становится меньше. Напротив, их число растёт. Больше того, уже и женщины облюбовали для себя это ристалище. Самое страшное, они живут среди нас. И мы регулярно узнаём о том, как один боец покалечил не угодившего ему человека, другой – вообще убил. То есть, люди, для которых изощрённое избиение себе подобных – норма, выходят с этой нормой в сознании – в наше общество. Срабатывает закон цепной реакции, и вот уже законопослушные, миролюбивые граждане в целях защиты и самообороны начинают вооружаться. Микроб агрессивности проник и в их души.
С этими невесёлыми мыслями пришёл я к Анатолию Хакноковичу Киму,  юристу, работавшему в Ханты-Мансийском округе прокурором.
- Анатолий Хакнокович, по роду деятельности, Вам, наверняка, часто приходилось задумываться о природе жестокости. Откуда она берётся, чем питается?
- Как откуда? От воспитания, - не колеблясь, ответил он. – На своём примере расскажу. Вырос я в Казахстане. Жили мы сельской местности. Поэтому для меня с детских лет работа на земле была делом естественным, само собой разумеющимся. Обработать землю, засеять, ухаживать за посевом, собрать урожай, правильно распорядиться им – этому всему я выучился у родителей. Хотя они работали… учителями в школе, а не земледельцами или животноводами. Труд - основа воспитания полноценного гражданина нашего общества. А нравственность - это одна из главных муз человеческого существа. В нашей семье, например, уважение к старшим – не просто обязательство этикета. Кажется, все дети с молоком матери усваивают эти нормы, потому что они незыблемы, они – в манере поведения каждого человека нашей родни. Если в дом, во двор – неважно - заходит старший, ты тут же встаёшь, даже не успев подумать об этом. Ноги встают без команды мозга. Встают, потому что всё твоё существо подчинено понятным и устойчивым нравственным законам.
Что ж, там, где царят веками складывавшиеся нравственные устои (в семьях, селениях, регионах), наверное, возможно, проблема не так остра. Хотя, опять же, мы знаем немало случаев, когда, скажем, на Кавказе, где почитание старших – незыблемая ценность, всё чаще молодые отморозки вытирают ноги об эти ценности своего народа.
- Воспитание, конечно, много значит, - томимый сомнениями, я не удовлетворяюсь однозначной оценкой явления, - но, всё же, Анатолий, вам, наверняка больше, чем мне известны случаи, когда из интеллигентных семей выходят воры, наркоманы, убийцы, педофилы. Уж они-то, думаю, воспитание получали наилучшее, наиправильнейшее.
- Это природа, Леонид, - мягко улыбнулся Ким и интонацией речи словно «развёл руками», - никуда не денешься. Человека часто называют социальным животным. Так вот, в ком-то преобладает социальное. Тогда он с удовольствием воспринимает и поддерживает законы морали, нравственности, уважает права других членов общества, потому что дорожит своими правами и хочет, чтобы их тоже уважали. А у кого-то (и таких, поверь, очень много, ведь в природе всё находится в относительном равновесии) в натуре верх берёт звериное. До определённого момента он ещё может подчинять себя нормам приличия, но никто не знает – когда и что нажмёт на «курок» и его звериное естество проявится.
Каждый из нас, наверное, не раз был свидетелем того, как трёх-пяти летние детишки, играя с котятами, щенками, насмерть замучивали их, а родители, видя это, в лучшем случае, ласково журили своих чад. Детская жестокость считается естественным их проявлением. Но у кого-то с возрастом она проходит, а у кого-то проявляется со звериным оскалом.
Так как их выявить, товарищи учёные, этих homo-зверей? Ещё в материнской утробе. Чтобы вовремя от них избавиться? Чтобы не было на нашей планете преступников, а человечество взяло курс на природное предназначение и забыло вкус мяса и крови..?
Ханты-Мансийский округ потряс случай небывалой жестокости, когда отец убил двухлетнюю дочь, чтобы… не платить алименты. Сознание отказывается искать этому хоть какое-то объяснение. ЧЕМ же таким нужно быть, чтобы, подобно хищножрущей щуке уничтожить своё дитё?
- Как такое могло произойти? - Спрашиваю заместителя начальника отдела по обеспечению государственного обвинения в судах прокуратуры ХМАО-Югры Оксану Геннадьевну Крылович.
- Как? – Оксана Геннадьевна заметно напряглась и задумалась. Но не над тем, чтобы вспомнить детали случившегося. Видно было, что её до сих пор не покидают образы и впечатления, оставшиеся в душе после того дела.
Дело Малякевича.
… Маленькая Александра, в сиреневом плащике с сердечками на кармашках, беззаботно прыгая вокруг угрюмого папки, безуспешно и безнадежно канючила:
- Пап, купи мне шоколадку! Купишь? А? Ну, паааап…
Но папка не только не отвечал, он даже никак не реагировал на её вопросы. Усевшись на край бетонной плиты, он застывшим бессмысленным взглядом смотрел перед собой в никуда. Всё его существо всецело находилось во власти малюсенького кулёчка наркотической дозы, которая таилась у него в нагрудном кармане. Вот её настойчивые позывы - «Давай быстрей, чего тянешь?!», - Малякевич, в отличие от дочкиных просьб, слышал явственно, а самое главное – не мог их ослушаться. Он сжал кулаки так, что побелели костяшки, и в неистовом нервном психозе вскрикивал: «Козззлы! Козлы все! За что я, прошедший «крым и рым», походивший под "хозяином", должен из-за какой то дозки унижаться и залезать в долги? За что? Да ещё за этих сучек алименты платить!» - с ненавистью посмотрел он на сиреневый плащик Александры, которая копошился у края котлована.
- Ну, нет! – отчаянно выдохнул он, неожиданно даже для самого себя, определив – как ему разрубить гордиев узел материальных проблем.  Малякевич решительно встал и уверенно пошагал к котловану, возле которого продолжала самозабвенные игры двухлетняя Александра. -  Нет тела, нет алиментов! – Оглянувшись, он сильным швырком опрокинул девочку в застывшее озерцо воды, скопившееся в котловане. Слабый детский вскрик заглушил плеск воды и осыпающейся с бруствера земли.
Вот и всё! Наконец-то он остался наедине с «дезоморфином». Вожделенные ощущения вот-вот завладеют им, увлекут в сладостный мир иллюзий. Он остановился возле опустевшего поддона из-под цементных мешков, присел на него, дрожащей рукой достал из кармана заветную дозу, приладился, ввёл её в вену. Когда наркотик окончательно обволок его сознание, Малякевич расслабился и, набрав номер своей бывшей жены, добродушно спросил:
- А где наша Сашенька?
- Как где? - Татьяна сначала растерялась, потом похолодела от неясного предчувствия беды. Бывший муж давно жил в городе Радужный. Приехал на несколько дней в Ханты-Мансийск, оформить некоторые документы. Вызвался погулять с дочерью, она не смогла ему отказать, отец, всё-таки, - отпустила. И вот теперь он звонит, спрашивает, где дочь. – Она же с тобой ушла! Где Саша?!!
- Да я её потерял, убежала куда-то, - бормотал Малякевич, до сознания которого сквозь дурман пробилась тревожная мысль – погорел! Он отключил телефон и начал лихорадочно сочинять правдоподобную историю исчезновения дочери.
Тело девочки по горячим следам нашли быстро. Нашли и Малякевича. Тут же привезли его в полицию, где и сообщили, что обнаружили тело девочки. Чуть поотпиравшись, Малякевич «вспомнил», что в котлован девочку столкнул именно он. Вспомнил настолько хорошо, что даже правильно показал котлован (а их в том месте было несколько), в который столкнул девочку, и даже указал место, с которого столкнул дочь. Сомнений в том, кто совершил преступление, ни у кого не было. Казалось, для того, чтобы осудить преступника достаточно выполнить несколько формальных действий, и он получит по заслугам.
Но не тут-то было!
- Первый суд мы проиграли, - будто заново переживая те обстоятельства, сокрушается Оксана Геннадьевна. -  Малякевич был выпущен на свободу из зала суда. Его признательных показаний оказалось недостаточно для обвинительного приговора. После ареста Малякевич очухался - в камере наркотиков ему никто не заготовил – голова прояснилась, заработала, под воздействием теперь уже инстинкта самосохранения. И, как говорят на языке дознавателей, Малякевич «переобулся». Сказал, что на него следствие оказало давление, поэтому, мол, он и дал признательные показания.
А смерть девочки, утверждал на суде – просто несчастный случай.
И суд его оправдал. Когда судья зачитал приговор, Малякевич был поражён. Как бы он изощрённо не выкручивался, видимо, всё-таки, не надеялся избежать наказания. А тут – такой подарок. После суда Малякевич устроился на работу, завёл знакомство с  новой девушкой, и зажил спокойной жизнью, видимо, уверовав в свою безнаказанность.
- Но мы не опускали руки, - продолжает непростой рассказ Оксана Геннадьевна. - Дошли по инстанциям до Верховного суда. Там нас, наконец, услышали, отменили приговор, и направили дело на новое рассмотрение.
- А было ли раскаяние в глазах Малякевича? Я уж не говорю о признании вины. Но ведь, хоть на мгновенье, до него должно было доходить, что речь идёт о жизни его дочери, рождению которой, он, наверное, радовался, ликовал, праздновал её появление на свет.
- Да нет, о чём вы говорите, какое раскаяние?! Наоборот, в суде Малякевич вёл себя по-хамски, самоуверенно. Избавился от ребёнка, как от проблемы, и – чёрт ему не брат. Ужас! Меня пробирал какой-то неземной страх. Откуда такая жестокость, бесчеловечность? Малякевича я воспринимала, как зверя в человечьем обличии. А сколько их вокруг нас, этих зверей, готовых в любой момент скинуть личину, и начать кровавую охоту на людей. Как различить, как опознать их?
Так вот, - завершает Оксана Крылович своё повествование, - погулял этот выродок месяца три на воле, с наслаждением подышал запахом свободы, уверовал в безнаказанность. Тем более, адвокат его заверил, что новое рассмотрение – чистая формальность.
Время летит быстро. Особенно, когда идёт упорная работа над доказательной базой для дикого убийцы. И вот он настал, судный день. Формальность – не формальность, а участие в судебном процессе в качестве обвиняемого – мало чьи нервы оставляет в покое. Уверенность и наглость Малякевича убывали и убывали с каждой фразой, с каждым новым доводом государственного обвинителя Оксаны Крылович. Несокрушимость её обвинительных доказательств подтвердил и судья Болотов, который, не колеблясь, вынес решение:
«Признать Малякевича Александра Викторовича виновным в совершении преступления, предусмотренного п.п. «в, з» ч. 2 ст. 105 УК РФ, и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на 16 лет с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима с ограничением свободы на 1 год 6 месяцев».
Ну вот, казалось бы всё, справедливость восторжествовала. Убийца получил по заслугам, понёс кару. Однако не стало на душе легче. От того, что этот подонок проведёт ближайшие 16 лет в зоне, радости в душе больше не стало. Да, не избежал Малякевич наказания. А вот малютку Сашеньку, девочку в сиреневом плащике с сердечками на карманчиках, мечтавшую о том, чтобы родной папка угостил её шоколадочкой – куда её деть из души, из сердца. Если она смотрит своим невинным взглядом прямо в глаза и ждёт, не переставая ждёт от нас ответа: за что так с ней обошлись, почему не нашлось на земле никакой силы, которая бы вступилась за неё, защитила и спасла?
Соразмерно ли – взываю я к вам, человеки разумные, преступления и наказания. Да даже одна слезинка на глазах невинной девчушки перевесит шестнадцатилетнюю отсидку зверя, для которого и зона-то – лучшее, чего он заслужил в своей жизни. А не пора ли нам поменять закон. И рубить публично, на площади, головы таким Малякевичам, Цапкам и прочим иродам? Жестоко? Да, жестоко! Но разве они заслужили иной участи?