В милицейской шкуре

Андрей Коршунов 2
«…Побудьте день вы в милицейской шкуре -
Вам жизнь покажется наоборот...»

В.С.Высоцкий.

                (Фамилии и имена героев рассказа изменены, но в основе реальные события)


  7.00. Звенит будильник. Мысленно считаю до 10 и встаю. Мои продолжают спать, но мне надо двигаться. Отжимаюсь, чтоб организм проснулся. Завтракаю, мысленно начинаю прокручивать, что сегодня надо сделать. Взять отсрочку по делу Скворцова и Жилина, 3 допроса свидетелей по 2 делам, вызвать людей по 3 новым делам, полученным вчера, выполнить работу по вышеупомянутым делам (дать отдельные поручения на установление дополнительных свидетелей, экспертизы назначить, вещдоки осмотреть, приобщить и сдать на хранение, чтобы ребята не спотыкались в кабинете об эти мешки, похожие на те, что в повести Гоголя «Ночь перед Рождеством».) Остальное додумываю уже по дороге на работу. Жили мы тогда рядом с отделом.
  9.00. Всё следствие на ежедневном совещании у начальника. Идет разбор полетов. Раздаются «пряники». Хвалят крайне редко, просто сенсация, если кому-то досталось доброе слово. В основном ругают, разбирают ошибки, спрашивают, что сделано вчера и что планируешь сегодня (при этом шеф все себе запишет в ежедневник и завтра спросит, сделал ли ты то, что планировал, и попробуй скажи, что не успел). Иногда говорится что-нибудь смешное, и все хохочут. Обстановка немного теплеет. Курьезов хватало. Всегда в коллективе есть кто-нибудь, с кем часто происходят разные истории. У нас таким был Саня. Он высокий, худощавый, активный, очень эрудированный (за плечами универ), но, как и все слишком умные, рассеян и иногда очень легко относится к серьезным вещам. Вот сегодня Санька получил от шефа нагоняй за то, что вчера, составляя протокол осмотра места происшествия, писал... зелеными чернилами! Саня запросто так ответил:
-Синие закончились, Виктор Михалыч, нашел только эту ручку.
 Можно представить, что бедный Саня услышал в ответ. Надо заметить, что шеф наш был человек очень строгий, умный, требовательный и изощренный спец по нецензурным ругательствам. За все последующие годы я таких выражений не слышал нигде и ни от кого. Секретари-машинистки, что сидели через стену, иногда стучали в нее кулаком, чтобы он ругался потише, ибо даже через стену долетали ужасные слова, от которых уши заворачивались в трубочку. А если вдумываться, что говорилось, то и вовсе можно было дара речи лишиться. Михалыч одевался иногда как деревенский лапоть, а иногда как городской щеголь, то ли по настроению, то ли это зависело от того, едет он на дачу сегодня или нет. По комплекции он был человек мощный, грузный, под глазами мешки, взгляд пронизывающий, умный, ручищи как у кузнеца. Его боялись все. Свои и чужие. Следаки, опера и жулики. Иногда он был добр, шел навстречу и пытался понять человека, но это иногда. Нравилось то, что за своих следаков он был горой и не давал нас в обиду. Доставало всех то, что он слишком любил править тексты обвинений, обвинительных заключений и докапывался до каждой запятой, до каждого слова! Тогда печаталось все на механических печатных машинках и, чтобы вставить одну запятую на странице, нужно было перепечатать весь лист. Причем ленту для машинки надо купить самому, а она быстро рвалась, копировальная бумага вставлялась между листами бумаги, чтобы обеспечить необходимое количество экземпляров. Это потом появились ксероксы и здорово помогли  в создании копий. До компов же вообще было еще очень далеко. 8 лет мои пальцы стучали по клавишам печатной машинки.
***
  А пришел я в отдел в 1994 году. Меня определили в кабинет №6, где уже находились другие следователи. Один из них, Алексей, проработал 2 года и считался довольно опытным. Другой, Кирилл, служил только 3 месяца, и его попросили помогать мне вникать в работу. Саня сидел тут же и уже год как трудился в следствии. Он направлял дел в суд больше остальных. Кабинет этот был просторнее других, и поэтому нас тут было четверо, а порой и того больше. Но сам по себе кабинетик был для такого количества сотрудников небольшой, примерно 4 х 5 метров. А теперь представьте, что к этим четырем следователям пришло по 1 свидетелю на допрос! Тогда в кабинете уже 8 человек. Кроме столов, стоят еще металлические шкафы для хранения уголовных дел, лежат большие вещдоки (обнаруженное похищенное имущество: телевизоры, видеомагнитофоны, аудиомагнитофоны, консервы, обувь, одежда и прочее). Часто в кабинете околачиваются младшие следователи (их одно время было четверо). Им скучно, работа их заключается в том, чтобы брать характеристики, справки от психиатра и нарколога, копию приговора по прежним судимостям (характеризующий материал на обвиняемого), оценить стоимость обнаруженного похищенного имущества, доставить не являющегося по повесткам свидетеля, подозреваемого или обвиняемого. Иногда возили на психиатрическую экспертизу обвиняемого на ул. 8 Марта. Иногда им давали писать опись материалов, находящихся  в уголовном деле. Но для них эта нагрузка была не обременительна, и в основном они «окучивали груши». Они же не несли такую ответственность, как мы, следователи: за результат расследования, за задержанных или арестованных. Поэтому они то музончик на вещдоковском магнитофоне включат, то с разговорами к следакам лезут, то еще какой ерундой занимаются. С младшими следователями в 6-м кабинете народу становилось еще больше, но, если  предъявлялось обвинение  несовершеннолетнему, то, помимо его самого, по закону требовалось, чтобы присутствовали его законный представитель и адвокат. А опознание в том же кабинете?
   Два статиста, опознаваемый, его адвокат, два понятых и опознающий, да еще 4 следователя в кабинете! Зайти в этот момент в кабинет было уже невозможно даже ползком. Теперь представьте шум. Во-первых, говорят все вышеуказанные люди, а из-за специфики работы часто не говорят, а кричат и ругаются. Во-вторых, это сейчас клавиатура компа тихо шелестит, а мышь тихо кликает, а тогда печатные машинки так грохотали! У каждого из 4 следователей!  Один раз, помню, из-за такого людского наводнения я записал в протокол допроса свидетеля часть показаний того, кого сам допрашивал, а часть показаний свидетеля, которого допрашивал Кирилл! Ерунда полная получилась. Мой свидетель оказался понятливый и, улыбнувшись, сказал, что подождет, пока я перепишу. Еще наш 6 кабинет между собой сотрудники называли «греческий зал». Здесь отмечались праздники и дни рождения, да  и просто могли снять стресс стаканом, если кому помогало.
***
  9.35. Совещание затянулось, опытные следователи нервничают, сроки по делам идут. Работы валы, а тут Михалыч не отпускает, в коридоре тоже накопился народ: свидетели, потерпевшие, подозреваемые и т.д. Наконец, нас отпускают, и мы расходимся по кабинетам. Закипела работа: допросы, выезды на места происшествий (по мере возникновения происшествий), посылка младших следователей по поручениям. Следственные действия кипят до 12.30. Затем у тех, кому сегодня очень повезло, обед.
  Два допроса из троих у меня прошли штатно. Третий затянулся. Бабушка-свидетель приехала с опозданием, слишком далека была ее деревня. Потом надо учитывать менталитет деревенских жителей. Сначала она полжизни своей должна рассказать, т.к. живет одиноко и тут вдруг собеседник, который никуда не денется и будет слушать. Попробовал аккуратно ее поближе к делу подвести, однако сразу понял, она тогда ничего не скажет и больше не приедет. Ладно, запасаюсь терпением, киваю и поддакиваю, задаю вопросы, искренне удивляюсь ее тяжелой жизни. Потом она начинает про всех в своей деревне рассказывать. Сдает всех нечистых на руку и тех, кто гонит самогон, тоже. Потом, выговорившись в третьей серии, начинается дача показаний по интересующему меня делу. Пока бабушка все рассказывала, я заполнил с ее паспорта анкетные данные, уточнил у нее образование, контактный телефон, предупредил ее об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказ от дачи показаний. Переворачиваю страницу протокола допроса и после слов «По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее», начинаю печатать показания бабушки о том, что она 15 февраля 1995 года проходила мимо дачного дома Северцевых, расположенного в их деревне Глушково, и увидела, что в окне выставлено стекло и стоит рядом, к этому окну по снегу ведут следы. Она позвонила Северцевым в Москву, т.к. летом общалась с ними и знала номер их телефона, и сообщила им об увиденном. Вечером того же дня Северцевы приехали и обнаружили, что из их дачного дома похищены некоторые вещи. Сама Евдокия Семеновна никого подозрительного не видела, кто мог совершить хищение, не знает. Все! Больше от нее ничего не требовалось, но и без этих показаний дело в суд не отправишь. Свидетели все должны быть допрошены. Так гласит закон. После прочтения бабушка выводит почти не слушающимися сморщенными пальцами: «С моих слов записано верно и мною прочитано». Довольная, что исполнила свой гражданский долг, и выговорившись после долгого молчания, Евдокия Семеновна, попрощавшись, уходит. 40 минут как не бывало. Во время допросов часто отвлекаешься на телефонные звонки, звонит начальник, требуя направить дело в суд, лица, проходящие по делам, просят перенести допрос, адвокаты свои просьбы высказывают, звонят эксперты по экспертизам и т.д. Все это на фоне шума кабинета №6!
12.55. Хочется  уже покушать, но тут приходит секретарь следствия и все замирают с ужасом - кому–то принесли материалы проверки. Подобный ужас мы испытывали в школе, когда учитель, пробегаясь по списку в журнале, произносил убийственную фразу: «К доске пойдет отвечать…» Помните, наверно, что тут начиналось: кто лез под парту поднимать упавшие ручку, стирашку и пенал, кто, уткнувшись в учебник невидящим взглядом, пытался «надышаться перед смертью» и т.д. Куда же теперь денешься? Вот Лена подходит ко мне, и я, упав духом, забираю три новых корочки для уголовных дел с находящимися в них материалами проверки. Остальные, не скрывая радости и мысленно поблагодарив Бога, бегут обедать. Расписываюсь в журнале за полученные материалы и начинаю листать. Лена уходит, тоже пойдет обедать. Я же вникаю в новое дело. Тут звонок начальника по голубому телефону без диска (внутренний):
- Там материалы тебе принесли. Срочно возбуждай эти 3 дела, объединяй их. Двое задержанных в ИВС, один несовершеннолетний. Быстро ему адвоката и допрос, чем скорей, тем лучше!  122-ю прямо сейчас им выпиши, там много эпизодов будет. Думаю, надо с арестом обязательно выходить, являться они не будут, под подпиской не получиться оставить. Вещдоки у оперов в 16 кабинете заберешь. Все понял?
-Да.
-Работай!
Все. Прощай, обед и планы на вечер. Вообще – два или три дня, прощайте, теперь я раб этих трех уголовных дел. Даже меньше времени у меня, ведь завтра я дежурный следователь.
13.20. Захожу к Карасеву выпить чашку кофе и съесть булку, что купил по дороге в магазине. Пока Света из штаба, к счастью, на месте, беру у нее статистическую карточку на возбуждение уголовного дела. Все, и она ушла обедать. Отдел почти пуст. Иду в ИВС оформлять задержанных.
13.45. Оформил обоих парней по фамилиям Корун и Моталов. Пока общаться некогда, они отправляются по разным камерам, а я в кабинет - возбуждать дела. Быстро, по отработанным стандартам, составляю фабулы и печатаю их на бланках постановлений о возбуждении уголовного дела. Потом выношу постановление об объединении этих дел в одно и присвоении им номера первого возбужденного. Места для номеров оставляю, эти номера можно будет получить только у Светы, когда она вернется с обеда (только бы не застряла где-нибудь по дороге). Затем заполняю статистическую карточку на возбуждение уголовного дела. Забираю у оперов вещдоки. Составляю протокол осмотра вещественных доказательств, где подробно описываю все признаки осматриваемых предметов. В данном случае это магнитофон, телевизор черно-белый переносной, часы настольные и еще какая-то мелочь. Затем нужно вынести постановление о приобщении вещественных доказательств к уголовному делу. Наконец, выносим постановление о сдаче вещественных доказательств на хранение. Теперь надо понятых раздобыть - при осмотре вещдоков они обязательны. Выглядываю в коридор отдела. Там народ начинает появляться. Выхожу и начинаю предлагать побыть понятым. Народ в коридоре заметно редеет. Один соглашается. Завожу его в кабинет, показываю вещи и он расписывается. Второго понятого удается найти в ИВС среди «суточников», как мы называли административно задержанных. Когда эту дурь с понятыми отменят? Нигде в мире нет такого недоверия своим офицерам, как у нас. Кто эти понятые? Кто их проверял? Может, они бандиты или состоят на учете в одном из диспансеров? Почему закон заставляет этих двоих искать, а последнее время их обязательно допрашивают в ходе следствия в качестве свидетеля (понятых, присутствовавших при осмотре места происшествия)?
 14.25. Вот вернулась Света из штаба. Отдаю ей статистическую карточку, а взамен получаю номер уголовного дела. Тут нарисовываются родители Коруна вместе с адвокатом, шумят, требуют пустить к сыну, отпустить его и прочее. Приглашаю одного адвоката, он выписывает ордер, я его вкладываю в дело. Бегло общаемся, затем приглашаю отца, признаю его законным представителем. Идем в ИВС.
Даю возможность адвокату поговорить наедине с подзащитным. Потом захожу, и начинается допрос. Анкетные данные: состоит ли на учете у врачей психиатра и нарколога, не было ли травм головы (это необходимо, чтобы знать, назначать ли ему психиатрическую экспертизу). Затем записываю, собственно, показания.
- Я гулял, подошел знакомый Моталов. Предложил выпить спиртного, потом зашли к знакомому Моталова, там еще выпили, потом хозяин уснул, тогда Моталов предложил украсть телевизор, магнитофон и прочее. Я не хотел совершать хищение, но побоялся, что Моталов решит, что я испугался. Мы все это унесли в сарай к Моталову, а потом разошлись по домам. Вещи я себе брать не собирался.
  Потом такой же рассказ про две другие кражёнки. Ну что ж, чувствуется работа адвоката. «Я не я и лошадь не моя». Меня, бедного подростка, напоили, напугали, заставили украсть, а так я хороший мальчик и никогда сам бы до такого не додумался. Теперь Корун все валить на своего корешка будет, а еще вчера были дружки не разлей вода, горой друг за друга. Неизвестно, может, как раз, Корун и был инициатором. Но теперь каждый будет сам за себя, дружба закончилась.
 Подписываем протокол допроса. Договариваемся с адвокатом на завтра  для предъявления обвинения.
16.30. Вызываю второго. Высокий, плотный, 19 лет, не помню, почему, не был в армии. Нигде не учится и не работает. Болтается целыми днями по городу и попадает в разные истории. За адвоката платить не сможет и пишет отказ. Положен и за государственный счет, если хочешь, но он будет как статист. Толку от него никакого, ему в камере уже это объяснили. Показания дает легко, чего там скрывать, когда и вещи уже найдены и подельник все рассказал. Понимает, что Корун несовершеннолетний и за него могут накинуть срок. Начинает давить на то, что Корун все придумал, Корун сам все вещи таскал, а он ему лишь помогал. Говори, что хочешь - главное, как решит судья. Мое дело маленькое, я пишу, что говорят. Все, протокол допроса подозреваемого подписываем, и я ухожу в кабинет. Моталов просит выводного отвести его в туалет. В ИВС у нас тогда не было унитаза в камере и выводной выводил их по одному по мере надобности. Иногда приходилось задержанным терпеть. Выводной не только этим занимался, он им еще и картошку жарил на ужин!
17.10. Начальник вызвал к себе. Узнал, как дела с задержанными, потом дал разгон, почему дело №123  до сих пор не направлено в суд. И еще ряд замечаний. Как будто я сижу и шарики надуваю!
17.30. Начинаю печатать постановления «О привлечении в качестве обвиняемого» для сегодняшних  задержанных, т.к. завтра дежурство и будет некогда. Устал, начинаю ошибаться, перепечатываю, печатная машинка «Любава» стучит как станок на заводе. Младшие следователи посматривают на часы: им скучно. Включают магнитофон, и Кай Метов хриплым голосом поет: «Милая моя, где ты?...» Да, действительно, а где же моя милая?
  Теперь постановления об избрании меры пресечения в виде ареста на двоих обвиняемых. Если прокурор отпустит, то изберем подписку о невыезде. Отпустить можно только несовершеннолетнего, хотя у того уже репутация изрядно подмочена. С инспекции по делам несовершеннолетних мне принесли на него справочку о всех его «подвигах» за последние 4 года.
18.30. В отделе становится тише. Младшие, наконец, не мешают, счастливчики ушли ужинать и по халтуркам зарабатывать на жизнь нормальные деньги, а не то, что платит МВД. Один участковый как-то сказал: «Они думают, что они нам платят, а мы будем думать, что мы  работаем!» Кто-то и во время работы успевает отвезти товар в магазинчик, кто-то и за счет работы ухищряется нажиться. Способов много. Некоторые садятся за это, кто-то изгоняется из органов, а кто-то идет на повышение. Но, по моим наблюдениям, бизнес-ментов процент у нас был небольшой. Провинция. Большая часть была нормальных ребят, а если и подрабатывали, то безобидными способами, например, ремонт авто, перегон авто, и причем не в служебное время. У кого-то магазинчики были и палатки, там жены работали, а мужчины на подхвате. Вертелись в 90–е, кто как мог.
  Начинаю по другим делам работать. Над тем, которое в суд надо оформить. Начинаю вставлять в него то, чего там не хватало. Протоколы ознакомления с экспертизами, рапорт оперативника, что установить дополнительных свидетелей не представилось возможным (никто их и не искал), характеристики на обвиняемых из Домуправления (как будто там про всех жильцов что-то знают), спецпроверки (сведения о судимости), справка об оценке обнаруженного похищенного имущества. Все остальное вроде на месте, вставляю бланк описи и подшиваю на нашем деревянном станке. Пока без обвинительного заключения - его еще напечатать надо и на проверку начальнику отнести.
19.30. Печатаю обвинительное заключение. Очень хочется есть и спать. Ошибаюсь, перепечатываю. Рвется лента у машинки, заменяю. Зашел начальник. Поговорили за жизнь. Он вспомнил свою милицейскую молодость, когда и он сидел до позднего вечера на работе, а потом научился все быстро делать. Делаю вид, что верю ему, т.к. знаю, что всех дел не переделаешь, как только направишь дело в суд, тебе тут же новые дела несут. Довольный, что я «пашу как вол», шеф уходит. Отнял у меня 20 драгоценных минут! Шеф иногда с обеда приезжал часов в 17 и начинал развивать активную деятельность. Свои дела все решил и давай до 20 часов все следствие кошмарить. Все вздрагивали, когда голубой телефон звонил и с ужасом думали: «Не меня ли?»
20.20. Все, пора домой, надо отоспаться перед дежурством. Убираю все в сейф, закрываю кабинет и выхожу на свежий воздух. Дышу и наслаждаюсь - ведь целый день вдыхал пропахший куревом воздух отдела, а воздух ИВС вдобавок пропитан запахом немытых человеческих тел и канализации. Иду по улице, все рассматриваю. Тут другая, спокойная с виду жизнь, люди нормальные - не делятся на потерпевших, обвиняемых и свидетелей. На небе звезды, чуждые всего земного, далекие и с детства манящие созвездия. Снег искрится в свете фонарей. Вот я и дома. Сынишка рад мне и показывает новую игрушку, подаренную бабой Надей, жена улыбается. Тепло и хорошо. Принимаю душ. Быстро ужинаю и играю с сынишкой, узнаю у супруги новости, рассказываю о своих новостях.
23.50. Наконец голова на подушке. Отрубаюсь.
7.00. Звенит будильник. Мысленно считаю до 10 и встаю. Мои продолжают спать, но мне надо двигаться. Отжимаюсь, чтоб организм проснулся. Завтракаю, мысленно начинаю прокручивать, что сегодня надо сделать. Дежурство, обвинения два предъявить, с арестом выйти, отдать шефу на проверку обвинительное, по другим делам техработа. Лишь бы не задержать кого-нибудь во время дежурства.
9.10. Сижу на совещании. Отчитываемся о проделанной работе и говорим о планах. Звонит дежурный, надо ехать, дачная кража. Иду в дежурку и там жду, пока соберется вся опергруппа. Помимо меня, следователя, должны ехать оперативник и эксперт-криминалист.
  Наконец все в сборе. Выезжаем. С трудом находим это дачное товарищество. Тогда дачи строили в таких количествах, что никто не успевал наносить эти садовые товарищества на карты. Язык довел нас все-таки до нужного объекта. Тут все как всегда. Злоумышленники, выставив штапики из рамы, сняли стекла и проникли внутрь. Похитили все, что можно легко сбыть и пропить, а также то, что пригодится в хозяйстве. В основном это бытовая техника и инструменты. Еды на даче к зиме уже не бывает, разве немного крупы и консервов. Одежда и обувь, хоть и столичного качества, но обычно уже изрядно поношенная и берется не всегда. Хозяйка, приехавшая проверить дачу и обнаружившая проникновение, пишет заявление. Я составляю протокол осмотра места происшествия, эксперт ищет пальчики и все фотографирует. Никто ни на что не надеется, никто ничего не обещает, все всё понимают. Понимают, что в стране разруха, заводы и колхозы исчезают, и местному населению, оставшемуся без работы, надо выжить зимой.
11.20. Возвращаюсь в кабинет, адвокат подошел. Идем предъявлять обвинение. Читают постановление, подписывают. Вину преступник признает частично: ведь почти заставили, бедного, да еще и напоили. Отец сверлит сына глазами:
- Ну что, допрыгался! Видишь, куда уже попал?! Сколько тебе говорил: не водись со всякими Моталовыми, не пей спиртного! Учись или работай! Что ты,  это же сложно, придется трудиться, напрягаться. Вот сиди теперь у параши и нюхай её! А мне теперь потерпевшему платить ущерб, адвокату платить и мать успокаивать целыми днями! Спасибо, сыночек!
- Ладно, отец, потом поговорим.
- Когда «потом»? Когда из зоны вернешься?!
- Да ладно, может, условно дадут по первому разу. Может, сегодня прокурор отпустит под подписку.
- Если тебя сейчас отпустить, боюсь, ты ничего не поймешь, опять вляпаешься в какую-нибудь историю и тогда уже надолго сядешь.
- Ты не хочешь, чтобы меня отпустили? Спасибо, отец!
- Я хочу, чтобы ты выводы начинал делать, что скатился дальше некуда! Твои одноклассники скоро в институты будут поступать! Их ждет нормальная работа и нормальная жизнь! Что ждет тебя?!
  Молчание.
- Вот помолчи лучше и подумай.
13.10. Предъявляю обвинение второму - Моталову. Тут все быстро - он взрослый, бегло читает, тоже частично признает вину.
13.40. Я в кабинете. Быстро подшиваю материалы, которые собраны по делу с задержанными, чтобы ехать к прокурору с арестом. Исправляю ошибки в обвинительном, которое шеф проверил и положил мне на стол.
14.05. Звоню прокурору и спрашиваю, можно ли подъехать с арестом. Получаю положительный ответ и сразу звоню в ИВС, что сейчас повезем арестовывать.
14.20. Везем Коруна первым. Везем по одному, т.к. они подельники и не должны иметь возможности общаться между собой. Василий Сергеевич, прокурор, был  невысокого роста в костюмчике с иголочки, речь правильная, интеллигентная. Вежливо поздоровался со мной и предложил присесть. Затем взял в руки материалы дела и пролистал, а потом начинал беседовать с обвиняемым. Помню: воспитывает его, стыдит, т.к. он еще подросток и не все, возможно, потеряно. Парень начинает плакать и просить отпустить его домой, обещает исправиться. Прокурор спрашивает мнение следствия, т.е. мое. Предлагаю отпустить до первой неявки по вызову следователя или до нового преступления. Прокурор соглашается и обещает, что, если доверие не оправдает, то в суде прокуратура будет настаивать на реальном сроке, а не на условном. Прокурор пишет на постановлении, что, учитывая личность обвиняемого и то, что обвиняемый имеет постоянное место жительства, обоих родителей, учится в школе, считает, что возможно применить другую меру пресечения, не связанную с арестом.
  Коруна уводят, ждем второго. Привозят Моталова. Он уже совершеннолетний, с него другой спрос. Короткие вопросы прокурора и короткие ответы обвиняемого. Прокурор молча ставит свою гербовую печать, что означает арест. Мы уезжаем в отдел. Там меня заждались, коллеги за меня уже на две дачные кражи съездили, а теперь надо на Минское шоссе - там ДТП с погибшими, и следователю положено ехать. Быстро оформляю освобождение Коруна и беру с него подписку. Хватаю дежурную папку и прыгаю в УАЗ. Моталова повезли в СИЗО.
16.30. Едем по шоссе. Доезжаем до перекрытого ДПС места происшествия. Там стоят два автомобиля. Один Мерседес черного цвета, а второй микроавтобус с белорусскими красными номерами. В микроавтобусе никого - все в больнице, т.к они пострадали, но живы. А вот в Мерседесе были трупы. Сначала я увидел мертвого водителя, но каково было мое удивление, когда под ним я увидел второй труп. Видимо, удар был такой силы, что пассажир влетел за водителя или наоборот - уже не могу вспомнить. Осматриваем место происшествия, эксперт-криминалист фотографирует все,относящееся к происшествию. Осматриваю содержимое карманов и барсеток. Необходимо отыскать документы для установления личностей погибших, а все ценное сохранить до передачи родственникам. Обращаю внимание, что в машине много ценных вещей: тут и музыкальный центр, и вино, и конфеты, но из-за столкновения вино пролилось, а продукты испортились, да и центр разбился вдребезги. Неприятно лазить по чужим карманам, а у покойников вдвойне. Чувствуешь себя мародером, хотя ничего и никогда не брал себе. К своему удивлению, у погибших нашел только 5 дойчмарок. Все - больше никаких денег,  а ведь им до Иркутска еще пилить и пилить! 
  Составляю протокол осмотра места происшествия, а парни из ГАИ пишут свои бумаги. Выписываю постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы на оба трупа и их – зажатых искореженным металлом салона - извлекают спасатели и увозит в морг труповозка. Забрав документы и ценности, уезжаем в отдел. Сообщаю родственникам по телефону о трагедии. На другом конце провода плач, крики. Жалко всех, но, увы, ДТП со смертельными исходами уже давно не редкость.
20.45. Тороплюсь домой. Надо быстро пообедать в ужин, ведь если что случится, мне позвонят, и за мной приедет дежурная машина, и снова на происшествие.
  Однажды я насчитал 13 выездов на места происшествия! Я уже на последних выездах не помнил, на что мы ездили утром. В голове полная каша! Господа министры и депутаты - когда будут в МВД человеческие нормы, как у всех нормальных людей? Где охрана труда и профсоюзы?! Да, мы носим погоны, мы многое должны делать без оглядки на свое личное, но есть же физические пределы!!! А качество работы страдает как от износа следователя? Но им этого не понять. Они «на земле» не работали вообще или работали при совке, когда все было под контролем и не было такого вала работы. Мне Виктор Михайлович лично рассказывал, что они (следователи) в застойные годы ходили в архив дела оформлять, т.к. свежих уголовных дел было мало. У них даже хор милицейский был! Скучно было в милиции! Всех переловили  и художественной самодеятельностью занялись. Есть еще вариант, когда работали недолго, а потом мохнатая рука быстро поднимала блатных на верх в мягкие кресла, где задачей было проверять нас и давать «ценные» указания.
 01.35. Телефонный звонок. Дежурный говорит, чтобы я быстро собирался, машина за мной уже выехала. Пытаюсь узнать подробности, но тщетно. Водитель тоже чего-то темнит. В дежурке опера наконец посвящают меня в тайну этой ночи. Оказывается, час назад стало известно о нападении на инкассаторскую машину. Выезжаем немедленно, усиленной группой. На месте выясняется, что инкассаторы, коих было трое с водителем, везли 210 000 долларов США из Москвы в Смоленск по Минскому шоссе. Проехав около 15 км от развилки на  108 км, ребята решили перекусить и справить естественную нужду. Они свернули с шоссе направо по небольшой дороге и, проехав  2 км, остановились. Только они спустились к кустикам, как вдруг, словно в сказке, из леса выбегают ребята в масках и камуфляже. С криками: «Стоять, милиция!» - Эти «лесные братья» всех троих инкассаторов пристегивают наручниками вокруг березки затылком к стволу дерева. Одному нападавшие даже по лицу разок двинули за сопротивление. После этого налетчики берут из машины инкассации мешок и удаляются бегом к шоссе. Нападавших около 5 человек было. Каким-то образом пленники освободились и бегом к ближайшему посту ГАИ. Потом уже нам сообщили в дежурку. Конечно, гнаться неизвестно за кем бесполезно. Машины никто не видел, нападавшие до неё бежали. Но самое интересное даже не это. «Лесные братья» то ли по ошибке, то ли с умыслом взяли не мешок с долларами, а бланки на вывоз валюты за границу! Целый картофельный мешок именных бланков! По этим документам за бугор можно вывезти миллионы, что там те «несчастные» 210 000 долларов! Но это мы узнали потом. Осмотрев место нападения и березку, где удерживали пленников, мы преступили к пересчету баксов. Никогда такой горы долларов я не видел и вряд ли увижу! Они еще мелкими купюрами были. Эксперт их сфоткал, понятые все время стояли рядом, не до конца осознавая, сон это или явь. Деньги все были на месте! А вдруг нападавшие сейчас поймут свой промах и вернутся? Мы связались с ближайшим отделом и вызвали подкрепление.
3.45. Отконвоировав авто с деньгами к дежурной части, мы  стали думать над многими странностями этого происшествия. Тот факт, что в месте остановки инкассаторов их ждала засада, говорил о сговоре одного из потерпевших с нападавшими. Но кто предатель? Связываюсь с заместителем прокурора. По телефону решаем необычный вариант. Задержать в ИВС всех троих потерпевших! А что делать? Начинаем допросы. Опера пытаются что-нибудь накопать, хоть маленькую зацепочку ухватить. Но инкассаторы сдержаны и немногословны. У меня сразу возникло убеждение, что они были готовы к такому повороту. Они даже не возмущались, когда их по разным камерам отправили! Какой нормальный потерпевший безропотно это перенес бы? Сотрудник ИВС мне через некоторое время доложил, что самый молодой из инкассаторов часа через два после помещения в камеру стал поговаривать о побеге. Начали усиленно обрабатывать его. Без рук, конечно, и ног. Выяснилось, что, к тому же, этот молодой был родственник кого-то из руководства банка.
6.50. Ухожу домой поспать, ведь скоро 9 и снова на работу. Какой идиот отменил должность «дежурный следователь»?! Человек четко суточки отдежурил. Утром передал материалы начальнику следствия и баиньки. Сутки трое, молодцом, качественно отработал и домой. Остальные следователи расследуют то, на что они выезжали, тоже качественно, ибо ночью восстанавливали силы, а не катались в УАЗике по району. И сроки все соблюдаются по делам, и в хоре хватит сил попеть: «Наша служба и опасна и трудна…», или вот: "Прорвемся, опера…» Но нет, руководство считает, что в отделах одни терминаторы работают и отдых им, в принципе, не положен, ведь погоны носят, пенсия льготная. Ничего, что зарплата копеечная и уборщица в электросетях получает больше следака, не это главное, ведь 13-ую зарплату дают еще, правда, если выговор не схлопочешь! А это постараться нужно. Однажды мне в главке  выговор вынесли и пояснили:
- Ты не обижайся, просто вдруг ты не успеешь дело в срок закончить и в суд направить, мы должны подстраховаться! - Себя прикрыть, значит, решили этим выговором мне. «Вдруг не успеешь!» А вдруг успею! И ведь успел же. Но выговор назад не отзовешь. Хотя бы раз в год их всех из теплых кресел «на землю» отправляли и чтобы каждый лично дело в суд хоть одно направил. Если не смог - увольнение, какой же ты спец после этого? Как можешь курировать отделы? Тогда меньше бы идиотских указаний сверху шло и бумажек ненужных пришлось следакам заполнять. Блатные бы не лезли туда с такой силой и в таком количестве.
10.35. С инкассаторами глухо. Опера собрались, было, к ним в Смоленск в банк ехать, но чтобы с оружием в другую область поехать, надо аж разрешение министра МВД! А что им там с пустыми руками по такому серьезному делу делать? Из банка позвонили нашему руководству, что раз, мол, деньги на месте, мы претензий ни к кому не имеем, просим дальнейшее расследование прекратить. Вот так! Отпускаем потерпевших извиняемся и, машинка с долларами уезжает в свой банк. Спустя непродолжительное время в стране разразился кризис, коих в 90-ые были не один раз. Тогда все стало на свои места. Некто, зная о предстоящем дефолте, вывез свои деньги за рубеж, используя похищенные бланки (имитировав нападение) у инкассаторов. Это они, наверху, знают про кризисы, знают точно сроки, ибо сами их устраивают, а мы откуда могли знать, что тот мешок с бланками был ценнее 210 000 долларов?
15.45. Закончил все оформления и давнее дело отдал на проверку. Инкассаторская эпопея тоже закончилась. Занимаюсь делом Коруна и Моталова. Печатаю огромное количество запросов в разные инстанции на этих двоих.
17.30. Сегодня пятница, и многие наши свалили по домам и своим делам. Бессонная ночь и рабочая неделя дают о себе знать, и голова уже не работает. Пора и мне домой.
  Иду и наслаждаюсь природой. Завидую по-хорошему людям, которые могут думать о чем-то своём. Мои же мысли принадлежат уголовным делам! Все вокруг них думы вертятся, где бы ни был и что бы ни делал. Вечно преследует опасение что-то  упустить, ведь за каждой буквой и цифрой чья-то жизнь…