В 1952-м году состоялась моя первая практика уже в статусе студента Львовского Политехнического института. Она проходила на нефтепромысле (нефтяном месторождении) Сходница, расположенном рядом с одноимённым селом в Дрогобычской области возле города Борислава, воспетого когда-то украинским писателем-революционером Иваном Франко в повести «Борыслав смийеться» («Борислав смеётся»).
Практика заключалась в изучении планирования режима эксплуатации скважин-качалок при заборе нефти из недр на «старых» месторождениях. Как известно, новые (вновь открытые и недавно пробуренные) залежи нефти фонтанируют «сами собой» под влиянием естественного гидростатического давления нижележащих водных горизонтов (поскольку нефть легче воды). По мере эксплуатации нефтяной залежи и уменьшения её запасов давление нефтяного и водяного столба в нефтяной «ловушке» и, соответственно, скважине - уменьшается. Поэтому нефть уже не может изливаться не то, что в виде фонтана, но и просто самотёком. Чтобы её извлечь, надобно «задувать» в «обедневшую» нефтью залежь воздух через дополнительно пробуренные скважины. Заходя через них в пористые породы, воздух выталкивает из природной нефтяной «ловушки» остатки нефти , которая с помощью «насосов-качалок» выкачивается («высасывается») через пробуренные до пласта скважины и через эксплуатационные трубы выходит на поверхность…
Искусство геологов-эксплуатационников на таких бедных месторождениях заключается в понимании (знании) особенностей строения геологической структуры и природных коллекторов («собирателей» нефти), чтобы, воздействуя на них через технические (подающие воздух) трубы, добиться максимальной «отдачи» нефти из природных «пластов-ловушек» - через эксплуатационные «рабочие» трубы. Для этого надо знать и правильно подбирать для каждой скважины объём, время и частоту закачки воздуха, его давление и скорость самой закачки через техническую трубу. Ибо общая избыточная подача воздуха в скважину, либо слишком частая закачка его малыми порциями может по разному (в т. ч. негативно) влиять на выход самой нефти из разных скважин.
Короче, такие старые скважины были весьма «капризны» (как «старые девушки»). Наверное поэтому на месторождении таким скважинам официально давались женские имена, ибо каждая «имела свой характер», и к каждой требовался «свой подход»… Имена были польские – ещё с тех времён, когда эти места были под юрисдикцией Польши: например, скважины «Ядвига», «Юзефа», «Агнешка», «Ева» и т. д.
Старшим мастером-геологом (не помню как точно назывался главный «укротитель» скважин) был старый поляк. Он работал здесь ещё при Пилсудском (см. Интернет) и знал характер каждой нефтяной «принцессы» на память. Но – внимание – поскольку после освобождения Западной Украины от поляков в 1939 г., а потом и от немцев в 1944 г. на нефтепромысле почему-то не сохранилось никакой документации (наш мастер-поляк утверждал, что всё уничтожили немцы), то новое советское руководство нефтепромысла оказалось абсолютным заложником памяти и знаний злополучного «товажыша Поляка» («товарища Поляка»). Конечно, судя по его поведению, он, скорее всего сам уничтожил или припрятал данные об оптимальном режиме работы каждой скважины (в панике отступавшим под натиском Советской армии немцам, попавшим в знаменитый Бродский котёл, нечего было, что ли, делать при отступлении, как только возиться с польской документацией по какому-то хилому нефтепромыслу?…). Поэтому наш «знаток скважин» успешно шантажировал новое советское нефтепромысловое руководство, от которого Родина требовала только одного: качать и качать тонны нефти – без всякой «философии».
Как рассказывал один наш «русскоязычный» мастер добычи, на планёрках «пан Поляк», часто «забывал» режим для той или иной скважины. Но когда ему обещали очередную месячную премию, он вдруг вспоминал график очерёдности, объём и скорость подачи воздуха и последовательность применения «эрлифта» (как называется данный способ добычи) для разных скважин. Дело ещё и в том, что воздействие на одну скважину часто отрицательно влияет на другую – скважины играют роль «сообщающихся сосудов». И часто меры по увеличению дебита в одной из них могут привести к неожиданному уменьшению его в других… Еще большую опасность представляли так называемые «байпасы» - прорывы закачиваемого в скважины воздуха, который – мало того, что не «выгонял» нефть из пласта, а мог ещё и создавать «воздушные пробки»…
Короче, подобные знания накапливаются только опытом и многими годами работы на одном месте. Новое советское руководство нефтепромыслом, конечно, старалось вести анализ и постепенно фиксировало и обобщало записи режимов, но в форс-мажорных обстоятельствах, когда «давили сверху» и требовалось «дать план» или, тем более, что-то «сверх плана» (к очередному юбилейному дню, в честь какого-то праздника и т. п.) – для быстроты решения вопроса всё равно обращались к нашему кудеснику «Схидныцького нафтового промыслу» (Сходницкого нефтяного промысла).
… Во время своих практикантских «посиделок» (иначе не назовёшь сидение в конторе за бумагами – черчением геологических «разрезов» скважин и профилей и анализа месячных дебитов скважин…), я первые недели усердно «собирал материал» для отчёта по практике. Потом надоело «шуршать бумагами», стал чаще уходить из камералки и бродить в прилегающих к нефтепромыслу густых пролесках, поросших «смереками» - карпатскими елями и густыми зарослями ежевики… Жил я в избушке-пристройке у одной хозяйки. Питался, в основном, жареной картошкой (которую жарил сам) и очень жирным густым молоком, которое покупал у соседки.
… Насобирав для институтского отчёта по практике кучу материалов, я позволил себе расслабиться: несколько раз совершал вылазки в соседние Борислав и Дрогобыч – типичные западно-украинские городки. Там, в первую очередь, посещал кинотеатры. Посмотрел зарубежные кинофильмы: «Тень и свет» с популярными в те годы французскими актрисами Марией Казарес и Симоной Синьоре, решавших на экране свои женские проблемы под музыку 1-го концерта П. И. Чайковского, а также фильм «Прелюдия славы» с юным исполнителем Роберто Бенци, где впервые услышал потрясшие меня «Прелюды» Ф. Листа. Конечно – пустенькую американскую «Рапсодию» с красивой и бездарной «фарфоровой» куклой Элизабет Тейлор, но в звуковом «обрамлении» прекрасной симфонической музыки, в т. ч. всегда вызывающего у меня, хотя и мужика, невольные слёзы - 2-го Концерта для фортепиано с оркестром С. В. Рахманинова… Фильмы запоминались своей музыкальностью, непривычной зарубежной «фактурой». Так проходило время практики.
…Как-то на почте встретил высокого, уже в годах мужчину – это был начальник геолого-съёмочной партии, которая вела в этих местах съёмку 1:50 000-го масштаба. Замечу - масштаб съёмки определяется степенью детальности составляемой геологической карты, которая (детальность), в свою очередь, обуславливается «густотой» проходимых на местности геологических маршрутов и «точек наблюдения» на них. Любые геологические участки на геологической карте масштаба 1:50 000 показывают, что 1 см расстояния для нарисованного на ней объекта соответствует 500-м метрам на местности.
Начальник партии заинтересовался «скучающим» и не очень загруженным на практике студентом и предложил мне, набрав на месте рабочих, организовать проходку шурфов (этаких вертикальных «колодцев») для вскрытия и документации «коренных» пород. В тех местах, где первичные («коренные, не нарушенные скальные выступы») не «обнажаются» (их обычно нет в лесистой местности и на равнинных луговых просторах), там требуется их вскрывать (выкапывать) под слоем наносных «поверхностных» и часто «чужеродных» пород…
О себе этот начальник потом как-то рассказал, что является чуть ли не потомственным геологом и в войну работал (по «броне») на геологической съёмке на Колыме. В маршруты им там выдавали спецпаёк (американские галеты и шоколад). Остальное добывали охотой – мяса всегда хватало… Это запомнилось и посеяло у меня немного позже, как водится, очередной приступ бродяжнической тоски по новым местам…
Что же называлось «бронью» и кого «бронировали» во время Отечественной Войны – см. Интернет.
Я согласился поработать у него параллельно: практика на нефтепромысле была учебная – без зарплаты - и небольшой приработок к стипендии не помешал бы…
Повесил на дверях «сильрады» (сельсовета) «объяву-зголошення до сильськойи молоди» (объявление-обращение к сельской молодёжи), где сообщал о приёме на временную работу с просьбой к желающим придти на следующий день (не уточнив характер работы).
Утром, подходя к сельсовету, увидел целую толпу (где-то 20-25 желающих). Но всё они были… девушки моих лет. Этого я почему-то не ожидал. Многие «дивчины булы досыть файни» (девчата были довольно симпатичные). Сильно смущаясь, я - новоявленный вербовщик - вынужден был им всем отказать и, объяснив характер работы, попросил прислать своих братьев или знакомых ребят…
Через день я всё же отобрал двух хлопцев, вручил им кайла и лопаты и повёл на геологический профиль, где надо было в линию копать шурфы до коренных пород. Профиль был в нескольких километрах от посёлка, в лесной местности. Через пару дней пошёл проверять работу моих подопечных. Судя по первым результатам они не очень усердствовали, однако небольшой объём сделанного объясняли тем «що прыходылы дыки, та й нам довэлося залазыты на дэрэво и пэрэчэкаты, покы воны пидуть геть» (что приходили кабаны, и нам пришлось залазить на дерево и пережидать, пока они уйдут)… Пришлось хлопцев пристыдить и «внушить» важность их работы – чтобы не боялись каких-то там диких «поросят».
Кое как линию полутораметровых шурфов они всё же «пробили». К счастью «коренники» залегали относительно неглубоко… Так и проходила моя работа на «два фронта».
Наконец, практика подошла к концу. Вернулся я после этого «бориславского сидения» во Львов, как помнится, поправившимся почти на 7(!) кг. В спортзале «Спартака», где я тренировался, мой тренер Александр Иванович Бойко и все ребята смеялись, когда я пыхтел на спортивных снарядах. Так незаметно для себя, я, расслабившись от спокойной и сытной жизни на нефтепромысле, превратился в жирного каплуна. Однако…
Конечно, через пару месяцев лишний вес я согнал на тренировках, и всё вошло в свою колею» - вернулось «на круги своя».
-ХХХ-
В следующем 1953 г. я устроился на работу в геолого-съёмочную партию (с одновремённым прохождением преддипломной полевой практики – как это принято в геологии). Планировалась геологическая съёмка масштаба 1:100 000 в Карпатах. Как я писал выше, после войны был всеобщий дефицит геологов, поэтому на штатные должности охотно набирали студентов, лиц «смежных» профессий и разных «романтиков», которым нравилась бродячая жизнь и которые не были отягощены излишней любовью к комфорту в быту…
Коллектив был хоть и «разнородный», но дружный: в нём сочетались опыт и молодость. «Профессиональный и житейский опыт» олицетворяли начальник партии геолог-практик и фронтовик Сергей Ильич Шевырёв и «взятый со стороны» на лето (очевидно по недоразумению - на должность штатного геолога партии) туповатый преподаватель географии какой-то средней школы. Повторю – кадров профессиональных геологов тогда не хватало. Молодёжь представляли сотрудник кафедры моего института – временный старший коллектор - студент-заочник Сергей, демобилизованный и немного поевший в конце войны солдатской каши, а также штатный коллектор – рослый флегматичный парень с детским выражением лица и редким, но не очень «удачным» для послевоенного времени именем Адольф (какое было у Гитлера, кто это – см. Википедию)…
Напоминаю совремённым читателям: я надеюсь, что мои тексты прочитают и мои потомки спустя много лет, когда это имя забудется (а неплохо бы!). Поэтому часто «разжёвываю» многие понятия, которые совремённым читателям, конечно известны.
...Нашей «Антилопой-Гну» - потрёпанным ГАЗ-51 рулил по горному бездорожью шофёр Витя – весёлый парень, молодой «женатик». Машина была без «передка», тогда грузовых автомашин с ведущими передними мостами - парами колёс – советский автопром ещё не выпускал. И, наконец, мы – практиканты: две девчонки из географического факультета Львовского Университета и я - студент-дипломник Политехнического института на должности коллектора. Как выше, так и дальше – если в тексте не упоминаются конкретные собственные имена персонажей – значит я их, к сожалению, забыл…
Весь коллектив геологической партии уже выехал в «поля», как говорят геологи. Я задержался на экзаменах. Приехал на пару недель позже, где-то во 2-й декаде июня.
Вылез из поезда на станции Свалява, где в ожидании «партийной» машины, которая должна была забрать меня на базу, разгуливал по посёлку. Из репродуктора доносился голос «главного» диктора страны - моего тёзки Левитана, который почти торжественно сообщал об аресте всесильного бывшего ближайшего соратника И. Сталина - Л. Берия. Это было очень неожиданно после того, как последний после смерти Сталина стал инициатором целого ряда законодательных и политических преобразований в стране, прямо или косвенно изобличающих сталинский режим и репрессии 30-50-х годов.
В числе предпринятых правительством по инициативе Л. Берия мероприятий после смерти И. Сталина были решения о реабилитации лиц проходящих по «делу врачей» и евреев, расстрелянных по «делу ЕАК», а также о привлечении к уголовной ответственности сотрудников КГБ, причастных к смерти С. М. Михоэлса (см. главу 24). Согласно предложения Берии, Президиум ЦК КПСС 27 марта 1953 г. утвердил указ «Об амнистии», согласно которому из мест заключения надлежало освободить 1,203 млн чел., а также прекратить следственные дела в отношении 401 тыс. чел.
…И тут – на тебе – уже и Берия стал «врагом». Сообщив новость подъехавшему вскоре на машине начальнику партии, я спросил его, как это понимать. На что Сергей Ильич – фронтовик и человек, повидавший в жизни кое-что и наслышанный кое о чём больше и лучше меня, довольно прямо дал понять, что грызня пауков в банке только начинается… В смешанных чувствах я, наверное излишне политизированный как и многие тогда, трясся в кузове автомашины и долго обдумывал услышанное.
Конечно, появилась надежда, что моё «подвешенное» положение «недоисключённого» из комсомола студента «стабилизируется» (см. предыдущую главу), и мне дадут возможность закончить институт и получить диплом. Меняющаяся политическая обстановка в стране вселяла некоторые надежды на восстановление справедливости.
Но оставим, друзья-потомки мои, эти скучные политические новости тех лет – если они вас действительно заинтересуют – смотрите многочисленный сайты в Интернете, но только - критически оценивая написанное. Чтобы действительно понять то время, лучше изучать его по первоисточникам – документам. Ибо в той же Википедии можно найти массу весьма субъективных и противоречивых статей, справок и рассуждений, отражающих самые противоположные точки зрения многих авторов на события тех лет, не говоря уже о сильно различающихся показаниях жертв, свидетелей и палачей той эпохи. Ибо они различны у сочувствовавших и злобно злорадствовавших, предававших злонамеренно или вынужденно - под пытками; стойких, несгибаемых и сдававшихся от слабости телесной и душевной. Не нам их судить. Но об этом времени надо всегда помнить и делать всё, чтобы оно никогда не повторилось…
…Район наших увязочных геолого-съёмочных работ масштаба 1:100 000 охватывал всю водораздельную часть Карпат в пределах так называемых (в геологических терминах) Скибовой зоны и, отчасти , зоны Магуры – площадь работ представляла собой ломаный прямоугольник, образуемый посёлками – в пределах Станиславской (Ивано-Франковской) и Закарпатской областей Западной Украины.
Этот живописный уголок Карпат населяют гуцулы (украинские горцы) которые образом жизни и всеми этнографическими особенностями своего быта весьма сходны с тирольцами, живущими в Альпийских селениях на границе Италии и Германии. И те и другие имеют похожий парадный национальный костюм: мужчины носят шляпы с перьями, короткие штаны и жилетки из овчины, сапоги на каблуках – как у аргентинских гаучо; а у женщин - чуть ли не полдюжины разноцветных тонких юбок с «двухстворчатыми», разрезными по бокам поясными плотными юбками-«ковриками» спереди и сзади…
Общеизвестно, что и для многих других народностей, обитающих в горной местности (многих «западных» славян – живущих в Татрах поляков, сербов в Динарских горах, а также далматинцев, венгров и т. п.) характерны схожие обычаи, одежды и ритуалы – суть которых часто определяется близкими особенностями быта, условиями жизни, историческим развитием и общей судьбой этих народов. Имеются и похожие по форме некоторые музыкальные инструменты (огромные длинные трубы – трембиты у гуцулов и длинные музыкальные горны у тирольцев), которые используются как духовой пастушеский мундштучный музыкальный инструмент.
Куда от этого деться: видимо сходный образ жизни диктует и некоторое подобие в одежде, не говоря уже, наверное, о менталитете, обычаях и привычках. Наверное об этом уже многое сказано нашими этнографами, историками и лингвистами….
Вообще, горские народы в разных концах света повсеместно одеваются более пёстро, чем «равнинные» и часто похоже: сравним тех же гуцулов и «степных» украинцев, тирольских и баварских немцев с жителями какой-нибудь Саксонии. То же приходилось наблюдать, например, даже в горных районах Вьетнама, где, красочные одежды, своеобразный быт и традиционные обычаи горцев этой страны - племени мео – (см. фото в следующих главах – когда – если - дойду до описания полевой экспедиции во Вьетнаме) отличаются от общевьетнамских и весьма напоминают аналогичные особенности быта и облика «наших европейских» горцев.
Даже в одежде южно-американских (чилийских) индейцев можно найти кое в чём «гардеробное» сходство с одеждой горцев Старого Света…
Можно было бы рассказать ещё и о многих очень впечатляющих народных празднествах, которые приходилось наблюдать в те годы, но это заняло бы слишком много времени и места. Наверное об этом уже многое сказано нашими этнографами, историками и лингвистами. Скажу лишь, что в «Гуцульщине», как нигде в Украине, в наибольшей степени сохранилась (и сохраняется) настоящая этнографическая «аура»…
Вместе с тем эти красивые живописные места в первые послевоенные годы (вплоть до середины 50-х) оставались ареалом действия бандеровского подполья – украинских националистов, террористические акции которых были особенно активны в сёлах Прикарпатского предгорья, где нам предстояло работать.
Хотя в конце 40-х и в начале 50-х годов прошлого столетия в карпатских лесах оставались уже лишь остатки бандеровских банд, сильно потрёпанных нашими спецотрядами МГБ, националистическое подполье ещё существовало и активно «подпитывалось» пропагандистскими антисоветскими передачамии радиостанций «Голос Америки», «Свобода» и др., а также финансовой и агентурной поддержкой ряда западных стран (в первую очередь США и Англии). Проникновение антисоветской агентуры осуществлялось путём иногда удававшегося проникновения через западную советскую госграницу легкомоторных самолётов «неопознанной государственной принадлежности» (sic! – конечно, действовавшими по заданиям ЦРУ и базировавшимися тогда в оккупационной зоне США в Западной Германии). Эти самолёты вылетали обычно из Юго-Восточной Баварии и, пролетая над Высокими Татрами и Рудными Горами – высокогорью на границе Чехословакии, Польши и Венгрии, выбрасывали парашютистов-диверсантов в залесённых глухих приграничных районах Карпат, о чём сообщалось и в печати.
И хотя, в целом, наметился уже явный перелом в сторону снижения активности «лесных братьев» в Прикарпатье, присутствие их всё же ощущалось. Небольшие постоянно действовавшие их группы прятались в «схронах» (глубоких замаскированных сверху землянках, соединённых разветвлёнными подземными ходами), располагавшихся обычно в сильно залесённых глухих распадках вблизи высокогорных карпатских водоразделов, откуда они делали свои вылазки и совершали теракты в ближайших деревнях, убивая представителей местной власти, советских активистов и комсомольцев. «Интересовали» бандеровцев и геологи, работавшие в приграничных с Польшей, Венгрией и Чехословакией районах. Геологи использовали в своей работе топографические карты, с помощью которых можно было пробраться на стыке указанных выше границ через лесистые Карпаты и чешско-польские Татры в т. н. Западные Зоны оккупации Германии (см. Интернет) – к англичанам и американцам… Бандеровцы засылали в геолого-съёмочные партии свою агентуру - в качестве наёмных рабочих на горных работах (проходке шурфов в местах, где не было естественных обнажений горных пород). Цель была одна – добыть топопланшты, для чего бандиты не останавливались ни перед чем.
…Один трагический случай получил широкую огласку в конце 40-х годов, когда такой «работяга» выдал бандитам местоположение «палаточной» базы полевой партии, располагавшейся в одном из лесных районов. Неожиданно нагрянувшие сюда бандеровцы зверски расправились с геологами, захватив всю геологическую документацию.
Начальник партии – женщина – была женой главного геолога треста «Укрнефтеразведка». Бандеровцы всё об этом знали через своего затесавшегося в отряд связника. Весь коллектив был, к тому же русскоязычным. Всё это ещё больше взбесило «лесных братьев», услышавших «погану москальську мову» (проклятую «москальскую» - русскую - речь). Они убили всех без разбору, ещё и страшно надругавшись над телами своих жертв…
Невинно погибших геологов потом торжественно похоронили на Лычаковском кладбище во Львове. Общее горе сблизило их семьи: потом главный геолог женился на жене коллектора партии, погибшего вместе с его супругой…
Этих бандеровцев и их схроны потом нашли и почти всех смогли уничтожить.
Отвлекаясь немного от основного содержания главы, скажу лишь то, что Западная Украина, несмотря на годы жёсткой насильственной советизации во времена СССР так и осталась «пробандеровским» анклавом, чуждым не только историческим, но и совремённым реалиям «вынужденной общей» судьбы с Украиной Восточной («правобережной»). Москалив» (русских) местные там, в лучшем случае, «не любят», а многие (после распада СССР и провозглашения независимости Украины) просто ненавидят. Недаром в Украине с политической повестки дня до сих пор не сходит висящий в воздухе вопрос о политическом территориальном разделе Украины.
Происходящие в Украине события (дописываю этот абзац в начале мая 2014 г.), когда новые киевские власти развязали в Юго-Восточной Украине настоящую бойню против местного русскоязычного населения (требующего федерализации страны), подтверждают тот факт, что прозападно настроенная киевская властная верхушка, идущая в форватере геополитических устремлений США, не остановится ни перед чем.
Об этом свидетельствует также использование регулярной армии и бандеровских отрядов против безоружных мирных жителей Восточной Украины...
...После резонансной истории с убийством бандеровцами геологов ко всем полевым геолого-съёмочным партиям, работавшим в районах, где орудовало бандеровское подполье, «прикрепили» по двум солдатикам для охраны. Но глядя однажды со стороны, как пыхтели, поднимаясь вместе с нами в гору, вооружённые лишь винтовками, наши «защитники», Сергей Ильич отказался от такой «военной помощи» в маршрутах: кроме как стать хорошей «мишенью» на каком-нибудь горном склоне (а не реальной защитой) такой оруженосец не мог…
Поскольку троим из нас (Сергею, Адольфу и мне) приходилось чаще всего ходить в одиночные маршруты (тогда ещё не существовало запрещающей инструкции ходить в одиночку) всем нам, «геологам-маршрутчикам», было строго-настрого велено не задерживаться и возвращаться на базу засветло. Никаких топографических планшетов (карт) брать с собою было нельзя – разрешалось лишь делать на кальке весьма схематичные «кроки» (масштабные зарисовки) с мелкими первыми буквами слов – названий речек и цифр высотных отметок вершин. Это, конечно, было достаточно наивно – если бы ты встретился «с кем не надо» и у тебя нашли хоть какие-то "бумажки" – всё равно было бы не сдобровать.
Вспоминается как, кажется, в Ворохте, небольшом селе, расположенном в самых водораздельных предгорьях Карпат, мы остановились в пустующем летом маленьком двухэтажном здании школы. Расположились на первом этаже, как обычно – в спальных мешках на полу. На втором этаже – сверху (наверное, для лучшего обзора) «базировался» отряд «особистов» - относительно молодых, но, видимо уже понюхавших пороху и «натасканных» солдатиков-«кагэбешников» - сотрудников оперативной службы комитета государственной безопасности (КГБ). Никаких знаков различия у кого-либо из членов этой группы не было. Все оперативники ходили без погон - в целях конспирации выполняли свою работу в гражданском, чтобы не отличить начальников от рядовых, хотя самый старший из них (как узнали потом – капитан) ходил, однако (несмотря на конец мая - начало июня), в выделявшем его из всех лёгком полушубке - в горах в это время ещё было достаточно прохладно…
При них (тоже наверху – в школьных классах) находились две серьёзные овчарки.
Группа этих оперативников занималась прочёсыванием заросших лесных распадков и горных склонов в поисках бандеровских «схронов» - замаскированных и соединённых подземными ходами землянок – баз бандитского бандеровского подполья, где отсиживались боевики и откуда они осуществляли свои террористические вылазки в населённые пункты. Поскольку нашей штатской геологической ораве предстояло «лазить» по тем же местам, где искали бандеровцев и их схроны, утром перед выходом сотрудников партии на съёмку Сергей Ильич должен был согласовывать с командиром группы каждый геологический маршрут. Обычно нас пускали только в уже «прочёсанные» солдатиками и «обнюханные» собаками распадки (узкие горные долины)…
Помню, как-то однажды в сильно дождливый (нерабочий) день спустился к нам «сверху» (со 2-го этажа) один шустрый «солдатик» - познакомиться да обменять свои чёрные пайковые солдатские сухари на наши сладковатые белые (к чаю), которые нам уже порядком надоели. Мы уже предвкушали вечером вкусный запах разогретого баночного консервированного борща с чёрными сытными сухарями (это была идея Серёги). Но намечавшийся обоюдовыгодный «ченч» сорвался. Едва успел солдатик немного расслабиться в непринуждённой болтовне с нашими девчонками, как сверху неожиданно «свалился» суровый и мрачный «полушубок-командир» и рявкнул своему подопечному: «Встать!». Да так, что и мы чуть не вытянулись перед ним… Начальник жестом молча показал на принесенный «потерявшим бдительность» солдатиком развёрнутый пакет с чёрными злополучными сухарями. Тот лихорадочно спешно завернул его обратно. И, не сказав нам ни слова, товарищ командир, а за ним и бедный солдатик с криминальным товаром молча зашагали в «расположение своей части» - вверх по лестнице на второй этаж. Всё было правильно – как мы знаем, даже из кинофильмов, при проведении любой операции против бандподполья, частные контакты с гражданским населением обычно запрещаются… Неудивительно, что начальник «поисковой» группы был суровый мужик – работа к тому, конечно, обязывала. Общение с местным населением всему составу группы было запрещено, то же касалось и отношении к нам (даже хотя мы были «свои» - советские). «Конспирация, понимаешь».
…Так мы и работали – своим маленьким обособленным коллективом без особой поддержки – скорее, в полном отрыве от местных властей и постоянной опасности встретиться на горных лесных тропах «с кем не надо»…
Одной такой, не совсем понятной встречи не миновал и я. Но окончилась она для меня, к счастью, благополучно.
В один из обычных рабочих дней я, задержавшись в маршруте, быстро шёл по лесной тропе, торопясь в сумерках возвратиться в село. Уже достаточно стемнело. Как вдруг (ох уж это тривиальное «вдруг» - а как иначе скажешь?) из-за деревьев сбоку раздалось:
- Стий ! Дэ йдеш, що тутай робыш?» (Стой! Куда идёшь, что здесь делаешь?)
Изрядно напугавшись от неожиданности, не видя в лесных зарослях, кто спрашивает, я почти автоматически быстро ответил словами, которые были заранее «отрепетированы» на подобный возможный случай. Замороженным от страха голосом отвечал:
-Та й корову шукав, не знайшов… (Да корову искал, не нашёл).
- Ты мисцевый ? (Ты местный?)
- Та й звычайно, з Ворохты я, був у фольварку… (Да, конечно, с Ворохты я, был на ферме…). Приблизительно такой состоялся диалог у меня с невидимками.
Заброшенный «фольварк» располагался недалеко от обычного места выпаса деревенской скотины. От неизвестно кому принадлежавшего голоса меня отделял только редкий ельник с высоким кустарником да расстояние, наверное метров с сорок-пятьдесят. В надвигавшейся темноте я их не видел, они меня - тоже, наверное, не очень. Общались на слух. Неясно, кто это были – «лесные братья» или «свои», т. н. «ястребки» - из отрядов местной «самообороны», организованных тогда в каждом селе Западной Украины, как предполагалось, для помощи в «истреблении» бандитского подполья (отсюда и простонародное название их – «ястребки»). Но сердце моё, как помню, тогда билось отчаянно. Убежать от них, если что, с тяжёлым рюкзаком (с камнями – геологическими образцами) – было бесполезно. Даже если его и скинешь - от пуль не убежишь… Мысль работала лихорадочно, но чётко: если направятся ко мне, надо, сбросив рюкзак в кусты, «безбоязненно» идти навстречу. В украинской «вышиванке» (вышитой рубахе) и с капелюхом на голове, в сочетании с хорошо усвоенными местными диалектом в говоре, я выглядел, как обычный местный парубок…
Минуту-две длилась тишина. Мне не отвечали, но и шагов с их стороны слышно не было. Чуть помедлив и, как бы, давая «голосу из кустов» считать самим собой разумеющимся, что наш диалог завершён, я, боясь вдруг сорваться с места и побежать, «просто» продолжил свой путь: размеренным шагом пошёл в сторону села, со страхом боясь услышать за спиной треск кустарника и звук догоняющих шагов. Но за мной никто не пошёл… Лишь на виду деревенских огней я ускорил шаг и уже чуть ли не «полетел»… За столь позднее возвращение Сергей Ильич немного поворчал, но я не решился рассказать о непонятной встрече, о которой потом было обязательно
положено рассказать «товарищу в полушубке». Во избежание «свидания» и неизбежных неприятных с ним последующих бесед и расспросов я "забыл" об этом случае...
Замечу, что как бандеровцы из схронов, так и «ястребки», которые должны были помогать «органам» ловить этих «борцов за независимость Украины», были часто из одного (или соседнего) села, иногда хорошо знакомыми соседями или даже доводились друг другу родственниками. Естественно, что общих интересов и близости с бандеровцами у «ястребков» было гораздо больше, чем лояльности к советской власти… Так же, как «органы» пытались засылать «ястребков» в бандеровское подполье, так и последнее старалось внедрить в ряды «ястребков» своих людей… Бывали случаи, когда один из братьев обретался в бандеровском схроне, а другой числился в селе «ястребком». А пожилые родители одинаково подкармливали обоих – носили (оставляли в условленном месте) продуктовые передачи… То же происходило в 90-х и в начале 2000-х годов на Кавказе – в Чечне, Ингушетии и Дагестане… Бытовые атрибуты и методы противостояния властей и подполья везде схожи.
...Кроме того, наши "органы" иногда даже создавали "ложные" отряды "псевдобандеровцев", чтобы проникнуть в их среду и уничтожить врагов Советской власти...
…В дождливые дни, когда нельзя было выходить в маршруты (магнитная стрелка геологического компаса прилипает к стеклу, пикетажная книжка, в которой геолог в маршруте ведёт свои записи, намокает), обычно приходилось «камералить» - обрабатывать свои материалы. В один из таких дней случился смешной случай, который мне трудно забыть. Было послеобеденное время, народ – кто что-то уточнял в своей «пикетажке», кто выносил маршрутные точки на карту. А кто, как наш спокойный и уравновешенный Адольф, решил вздремнуть в своём спальном мешке, завязав его под самый подбородок. Лежал как «запеленатый» кокон - так, что снаружи были видны только нос и закрытые глаза…
На ту «беду» мимо школы шёл подвыпивший где-то «вуйко» (дядько), как называют в Прикарпатье местных деревенских мужиков (селян). Заглянув к нам, он пьяно удивился необычной «публике», расположившейся в деревенской школе. Радуясь приезжим и возможности поговорить с новыми людьми, он начал, было, пьяную степенную беседу. Но через минуту осёкся и «остекляневшим» изумлённым взором уставился на лежавшего неподвижно на полу с закрытыми глазами «упакованного» в спальном мешке Адольфа. Буквально заикаясь, он спросил: «А що, то вин жывый, чы ни, або, може, хворый ?» («А что, он живой или нет, или, может, больной?). Вид неподвижно лежавшего с закрытыми глазами, да ещё на полу (тогда как все мы сидели за столами) насторожил его не совсем трезвое сознание…
Наш штатный юморист Сергей, скучавший в этот унылый дождливый день, решил не упустить случая немного поразвлечься и с мрачно-равнодушным выражением лица сообщил гостю:
- Покы ще жывый, алэ ж мусыть видповисты за свий злочын: буде лежаты зв’язаный, докы не помрэ без йижы та пыття» («пока ещё живой, однако должен будет ответить за своё преступление: будет лежать связанным, пока не умрёт без еды и питья») - что-то в таком роде. Сказал так и спокойно продолжал что-то писать. Все остальные, не подавая виду и не поднимая головы от бумаг, продолжали молча заниматься каждый своим делом в предвкушении очередного «розыгрыша» Сергея, на которые он был мастер.
Услышав такие страшные слова и наблюдая нашу отстранённость и полное равнодушие к происходящему, наш вуйко изумился и почти дрожащим голосом вопросил:
- Та й за що ж така кара гарному хлопцю?» («так за что же такое наказание хорошему парню?».
Сергей невозмутимо и почти сердито отвечал:
- Та й за тэ, що вин у однийеи газдыни курку вкрав, колы мэшкалы мы у Ясини» (А за то, что он у одной хозяйки украл курицу, когда мы жили в Ясине).
Вуйко окончательно пришёл в ужас:
- Та хиба можлыво за таку дрибныцю влаштовувати таки тортуры?» (Да разве можно за такой пустяк устраивать такие пытки?).
Наш гость, видимо, никогда в жизни не видел спального мешка и, вероятно, полагал что несчастного связали и засунули для удушения в этом мешке. Во время этого диалога Адольф, подыгрывая розыгрышу Сергея, только хлопал страдальчески своими пышными ресницами (объектом немой зависти наших девчонок) и, вперив тоскливый взор в потолок, лишь тихо стонал…
Все присутствовавшие в комнате молчали с вполне серьёзными и внешне отрешёнными лицами, хотя уже с трудом сдерживали смех. Внешне всё выглядело для нашего пьяненького гостя весьма зловеще и драматично. Не видя в нас никакой поддержки, вуйко окончательно расстроился и вдруг громко заплакал. Восприняв с пьяных глаз увиденное очень серьёзно, он чуть ли не возрыдал и, выходя почти бегом из комнаты (класса) прокричал нечто вроде:
- Пиду до сильрады, щоб ваша радянська влада зупыныла такый злочын» («пойду в сельсовет, чтобы ваша советская власть остановила такое преступление»). Добрый пьяненький дядька явно хотел спасти «приговорённого». Мы все дружно покатились со смеху и долго веселились. Обратно наш гость больше не заявился. Видимо председатель отправил его домой отсыпаться, доходчиво объяснив, что с приезжими «москалями», обитающими по соседству с «особистами» и овчарками, лучше не связываться… …
Когда геолого-съёмочная партия, отработав на северо-восточных склонах Карпат, переместилась к самому их водоразделу, в верховья р. Прут, нашего весельчака Сергея настигла «расплата» за его, возможно, несколько лёгкое, что ли, отношение к жизни – он «подзалетел с бабами». Работая невдалеке от Говерлы – высшей точки Восточных Карпат (2061 м) – мы упросили Сергея Ильича потратить один день на «спортивное мероприятие» - восхождение на эту вершину. Для быстроты было решено подъехать поближе к вершине на автомашине по разбитой лесовозной дороге. Всю дорогу мы тряслись в кузове, подскакивая на полметра в каменистых выбоинах и на кочках. Сергей всё время держался за «задницу-передницу» и мучительно морщился. Когда даже такая дорога окончилась и надо было лезть наверх уже пешком, Сергей идти вверх неожиданно отказался - по причине «нездоровья». Оставив его с шофёром возле машины, мы полезли наверх. Чтобы не возвращаться к теме восхождения, скажу, что во время подъёма развернулось негласное соревнование - кто первым взойдёт на гору – особенно между самыми отъявленными спортивными честолюбцами - мною и нашим учителем географии. Последний, видимо, считал себя профессионально обязанным очутиться на вершине первым. К сожалению, ему не повезло: в тумане он сместился немного в сторону и потерял время. А мне сопутствовала удача: я случайно довольно быстро нашёл тропу и «выскочил» прямо на вершину первым. Вокруг на северных склонах ещё лежали (в середине июня!) пятна мягкого тающего снега.
На вершине тогда был лишь какой-то каменный памятник-кекур. А рядом сохранились (по-моему ещё с дореволюционных времён) металлический столбик, указывавший точку пересечения государственных границ - то ли Австро-Венгерской и Российской империй, то ли Польши, Венгрии и Чехословакии – точно не упомню.
…Но вернёмся к Сергею. По внешности и ухваткам это был, как сейчас бы сказали, типичный «мачо», а говоря «шершавым» бытовым языком, – весьма успешный «ходок» по чужим бабам. На всех стоянках в сёлах он вполне серьёзно считал бездарно прожитым каждый день своей жизни, в который ему не удавалось покорить чьё-либо одинокое женское сердце. Гуцульские модницы, как правило – все брюнетки или шатенки, многие – холостячки, при этом часто даже довольно таки «свободного» поведения в быту. Они весьма колоритны, а количество ярких женских юбок, одеваемых ими, особенно в праздники, не поддаётся подсчёту.
В этой связи вспоминаются сетования нашего штатного ловеласа, когда в форс-мажорных обстоятельствах ему приходилось бороться с таким совершенно излишним избытком галантереи, осложнявшем осуществление его любовных подвигов… И вот, этот наш безудержный Дон-Жуан тяжко пострадал - подцепил «лёгкую» венерическую болезнь (которая лечилась в те времена стрептоцидом и поднятием в организме высокой темературы...). Сергей Ильич срочно провёл допрос с пристрастием: где и с кем тот был в последний раз и кого подозревает. Была указана последняя по времени возможная кандидатура. Затем тот же Сергей Ильич (надобно сказать – по первому своему образованию автомеханик, бывший в войну командиром автороты) лично отвёз неудачника в больницу в Яремчу. Там Сергея поместили в кожно-венерологическое отделение. Начальник партии по просьбе Сергея попросил главврача и сестричек сообщать всем возможным посетителям, что у больного экзема, а не банальный триппер. Это делалось и в воспитательных целях – чтобы не травмировать наших студенток-практиканток, которые были не совсем равнодушны к нашему герою и всё время рвались проведать его в больнице…
Кажется через три недели Сергей вылечился и возобновил работу. Как-то переезжая на другой участок работ через, кажется, пос. Яремчу, вся партия остановилась по дороге в чайной, где работала официанткой «подозреваемая». Заказав обед, мы все уселись за один большой стол, а Сергей расположился за отдельным столиком в противоположном углу. Поев, покинули чайную, дожидаясь у машины, когда наш товарищ выяснит свои отношения с «преступницей». Девчонки отпросились походить по сельмагу. Через какое-то время Сергей вышел, и на вопросы мужиков отвечал с досадой: «От всего отпирается: говорит, что их регулярно проверяет врач – показывала справки. Клянётся, сука, что «этого не может быть».
Сергей Ильич махнул рукой, подобрали в магазине девчонок и поехали дальше…
Потом уже окружными путями случайно узнали, что эту официантку когда-то «авансом» снабдил кучей таких справок знакомый фельдшер – бывший её «хахаль»…
…Геологические наши будни включали обычно однодневные «звёздные» маршруты, когда шофёр Витя развозил нас на своей машине по разным распадкам в центре очередной отрабатываемой площади. К вечеру каждый «маршрутчик» забирался им в условленном месте. Отправляясь в дорогу, он часто садил вместе с нами в кузов попутных «газдынь», которых потом отвозил на базар. Всё бы ничего, но с каждой из них он брал за проезд трёшку. Я, помню, почему-то взъелся на него и осуждал за это, считая «жадным крохобором». Сергей Ильич, напротив, относился к его попутному заработку разумно индифферентно, требуя только вовремя «подавать» машину и забирать наших людей после работы без опозданий. Как писал выше, каждый из нас работал в одиночку, изредка (чаще мне) придавалась одна или обе студентки-географички. Сергею девчонок начальник «не доверял», а остальные не хотели «возиться с бабами». Девчонки были городскими, немного избалованными: им всё время хотелось то искупаться, то позагорать…
Помню как, проходя одним из маршрутов в жаркий июльский день через две деревушки с экзотическими названиями Руське Мокре и Нимецьке Мокре (уже в Закарпатье) мои помощницы «в усмерть» напугали набожных старых гуцулок своим видом – «маршировали» в одних трусах и лифчиках, но с геологическими молотками, насаженными на длиннющие деревянные ручки (они использовали их как палки при подъёме в гору)… Бабки, увидев их - почти голых девок с таким непривычным в тех местах не женским «бесовским» снаряжением - отчаянно крестились и поскорее убегали в свои хаты… Пришлось мне на обратном пути велеть им одеться и не «махать» молотками в людных местах.
…После того, как я самостоятельно прошёл маршрут вдоль реки Быстрицы Надворнянской и составил неплохой рабочий геологический разрез «скибовой зоны» этой части Карпат, Сергей Ильич стал доверять мне ответственные маршруты «вкрест простирания» геологических структур. Последние («скибы» или надвиговые «чешуи») простираются с северо-запада на юго-восток и надвигаются последовательно друг на друга с ЮЗ на СВ. Здесь важно было по литологическому составу идентифицировать на параллельных маршрутах соответствующие «чешуи и слои» (благо речки на северо-западных склонах Карпат текут, в основном, перпендикулярно геологическим «наслоениям»). И хотя это требовало большого внимания к разным геологическим «мелочам» и замедляло работу – мне нравился последовательный процесс самого «выстраивания» понимания геологической структуры. Когда основные «каркасы» геологических разрезов вкрест простирания установлены, для составления кондиционной карты достаточно лишь «набрать» определённое количество точек наблюдений по простиранию. Здесь требовалось в большей степени «количество» наблюдений, которое обеспечивалось длинноногим Адольфом и учителем географии, которые особо не «заморачивались» деталями…
…Однажды пришлось идти маршрутом в междуречье верховьев рек Прут и Быстрица, в тех местах, где во время Отечественной войны, немецкими войсками в 1944 г был окружен и сильно потрёпан один из партизанских отрядов легендарного С. Ковпака, где погиб комиссар отряда С. Руднев (см. Википедию). События тех лет и в тех местах хорошо описаны в культовой (в послевоенные годы) документальной книге П. Вершигоры «Люди с чистой совестью», посвящённой описанию партизанской борьбы против фашистских захватчиков…
Прочитав незадолго до летней практики эту книгу, я, идя по довольно узкой извилистой горной долине – «Долине смерти», где произошли трагические события, – по пути разгромленных немцами отрядов Ковпака, как бы мысленно пропускал через своё сознание и воображение перипетии событий того времени. Какое-то ощущение почти собственного присутствия и полной реальности событий не покидало меня…
…В целом, моя студенческая практика и работа на геологической съёмке в Закарпатье дала мне много профессиональных знаний и, конечно, оставила незабываемые впечатления от колорита и всей экзотики здешних мест. Ещё бы, часто, идя маршрутом вдоль быстрых горных речек (Быстрицы, Черемоша, Прута, Тисы), натыкался на «кляузуры» - кажется так назывались маленькие узкие искусственные водохранилища, где сплавщики леса формировали свои плоты для сплава. Было интересно наблюдать, как гуцулы-плотогоны в живописных своих одеяниях – пусть и в рабочих, но обязательно вышитых рубахах и жилетках из дублёной овчины, пусть и в помятых зелёноватых шляпах, но обязательно украшенных неизменным пером, и хоть в подбитых резиной (чтобы не скользить на плотах), но в настоящих кожаных сапогах на каблуках - открывают ворота «кляузуры» и, шустро орудуя длинной оглоблей – «рулём», быстро мчатся на своих плотах по узкой и крутой горной реке вниз по её течению… Из-за маловодности карпатских рек это напоминало, скорее, какой-то водный слалом (рафтинг) - в отличие от сплавов, виденных мною позже на Нижней Ангаре и Енисее, где огромные вереницы плотов, величественно плывя вдоль широких берегов, растягивались чуть ли не на километры…
Забравшись в горы (во время маршрутов в водораздельной части Карпат) приходилось не раз, проходя «полоныны» - высокогорные луга-пастбища, заходить к гостеприимным «вивчарам» - пастухам многочисленных тогда овечьих отар -, которые угощали жирным и густым, необычным по вкусу – на любителя – овечьим молоком…
Вечерами иногда можно было услышать и далеко разносящиеся гудящие звуки трембиты – длинного, двухметрового пастушеского рога, звук которого слышен в горах на расстоянии в несколько километров. С его помощью гуцулы-пастухи созывали свои стада «в кучу» на водопой… Хотя в последние годы трембита в большей степени используется как музыкальный инструмент, играя роль этнографического аксессуара.
Своеобразную ауру Карпат и живописного гуцульского быта прекрасно передают песни Степана Сабодаша, выходца из расположенной по соседству с «Гуцульщиной» более молдавско-язычной, что ли, Буковинской области - откуда, кстати, родом также и София Ротару, известная во второй половине ХХ века певица)…
Уважаемые потомки, пожалуйста, просмотрите видео и прослушайте несколько песен С. Сабодаша – не пожалеете!
Я, старый компьютерный «чайник», обнаружил, что (кроме непосредственно из данного сайта) можно скопировать весь адрес каждой песни из адреса в ВОРДЕ, поместив его в самое верхнее окошко «яндекса», предварительно стерев весь старый блок (http:// - и далее, всё что там было). Скопировав в ячейку адрес, можно его там открывать – «кликнув» мышкой на опции «вставить и перейти».
ПОЁТ ДМИТРИЙ ГНАТЮК: ЧЕРЕМШИНА («ЧЕРЁМУХА»)
ВИДЕО
АУДИО
……………………………………………………………………………………
МАРИЧКА («МАРИЙКА»)
ВИДЕО
АУДИО http://www.audiopoisk.com/track/dmitro-gnatuk/mp3/mari4ka/
…………………………………………………………………………………….
ОЧИ ВОЛОШКОВИ («ВАСИЛЬКОВЫЕ ГЛАЗА)
ВИДЕО http://video.mail.ru/mail/smarttra.spb/5171/5187.html
………………………………………………………………..…………..
ГУЦУЛКА КСЕНЯ (поют И. Семененко и А. Швачка)
http://www.youtube.com/watch?v=KLLY-WtIV9Q
И на таком, вот, экзотическом фоне параллельно происходило в этих местах в 40-50-е годы XX века становление советской власти: организация колхозов и комсомольских ячеек в глухих деревнях и хуторах Прикарпатья – в ежедневной борьбе с националистическим подпольем и практически силовым насаждением среди местного населения колхозов, норм и правил «социалистического общежития»… Только в конце 50-х были погашены последние очаги сопротивления и подпольного сопротивления – их вожаки были убиты, сподвижники сосланы в Восточную Сибирь, на Дальний Восток и Колыму. Потом я много встречал их там в 60-70-х годах, отбывших сроки на поселении. Некоторые из них (в основном женщины, часто выходившие здесь вторично замуж) оставались тут навсегда. Многие не хотели (боялись) возвращаться в родные края и встречаться со своими односельчанами: у некоторых из них прежние отношения слишком круто были замешаны на крови и предательстве, когда «лесные братья» и «продавшиеся Советам «ястребки» - часто земляки и даже родственники - воевали «по разные стороны баррикад», выдавая властям и уничтожая друг друга…
То же, хотя и в меньшей степени, относилось и к некоторым репрессированным в конце или сразу же после Отечественной войны ссыльным с Северного Кавказа, сотрудничавшим с немцами во время Отечественной войны. Припоминаю, как на Чукотке, в 1970 г. на оловянных рудниках мне не раз встречались странные типажи – люди, в основном, «южного» облика. Один такой, оказавшийся ассирийцем (представителем одного из древнейших народов мира), выходец с Кавказа, помогал мне в Иультине упаковывать для отправки самолётом на материк (так на Колыме, Чукотке, Камчатке и Сахалине называют Центральные области России) образцы пород и руд. На мой вопрос «отчего не возвращается к себе домой после амнистии», он грустно пояснил, что там его сразу же найдут и убьют. Но это, конечно, уже касалось скорее проблемы кровной мести, почти что «тривиальной» для его родины …
…Уже осенью 1953 г. с опозданием почти на месяц (по согласованию с деканатом) я вернулся с карпатской практики в институт. Завершив первый семестр, мы, пятикурсники, приступили к дипломному проектированию. Я выбрал тему «Методика разведки потенциально нефтеносной структуры в районе сёл Выжница и Берегомет» на границе с Румынией в соседней с районом съёмки Черновицкой области. Порылся в литературе и нашёл описание различных методик разведки, использованных при разведке нефти в Башкирии на Ишимбаевском и Туймазинском месторождениях. Решил использовать метод «структурных носов», впервые успешно примененный там будущим академиком А. Трофимуком. В своей дипломной работе я запроектировал аналогичную методику при разбуривании серии профилей с опорными и разведочными скважинами. Это должно было демонстрировать «творческий подход» дипломанта не только к методике разведки в сложных геологических условиях, но и желание сэкономить государственные средства при разведочных работах… Проект я защитил на отлично и в конце июня 1954 г. получил свой второй «красный» диплом. Таким образом, за 7 лет я одновремённо закончил техникум, 10-й класс общеобразовательной школы и институт, «сэкономив» 2 года учёбы. Это, конечно, говорит разве что только о проявлении некоторой целеустремлённости и трудолюбии. Но, думаю, не более того.
Оставался вопрос – где выбрать место дальнейшего приложения своих сил - куда поехать, чтобы начать самостоятельную жизнь… См. главы далее.