Ноль минут, ноль секунд.
Бух! Плитка отвалилась, и глаза заморгали, привыкая к темноте.
Пять минут.
Вера уронила таз с бельём, взвизгнула и отпрыгнула от ванны. Так как прыгать было особо некуда, она ударилась в плитку противоположной стены и сползла по ней вниз. Ни Вере, ни стене не понравилось.
На громкий крик семья отреагировала по-разному: сыну всё равно, мужу до лампочки, свекрови класть. Но её повторный визг, уже из положения «лёжа», бесил чуть более, чем обычно, и всё-таки смог привлечь внимание лежащего на диване главы семьи и привести его, аки аромат портвейна, в ванную комнату.
Там-то он и задумался.
Олег Борисович был человеком спокойным и уравновешенным, поэтому, увидев торчащие из-под отвалившейся плитки на стене огромные разноцветные глаза, он решил всё взвесить, обдумать и спешно удалился обдумывать ситуацию в спальню. Чтобы ему никто не мешал размышлять, он закрылся изнутри и подпёр дверь чем-то тяжёлым. Возможно даже собой
Артём, как наименее запуганный жизнью член семейства, решил, что случилось нечто забавное. Не убегал же папа от проблем. Нет-нет-нет. Над проблемами обычно склоняются, судачат и ищут виноватого, а тут – такое сверкание пяток. Наверняка интересно и познавательно. Артём кликнул бабушку, убедился, что та в наушниках и ей класть, и пошёл в ванную. Уставился на стену. Глаза
Бабушку Таню отвлечь от прослушивания радио в наушниках отвлечь было сложно и требовало либо приличной наглости, либо умения хорошо готовить. Кушали в семье Тишкиных довольно посредственно, поэтому Артём с разбегу ударил в спинку кресла с ноги и, кажется, его проломил.
- Бабуууууль! – гаркнул Артём. – Тащи икону!
Татьяна Игнатьевна сняла наушники молниеносно, но всё равно услышала из фразы внука только: «…щи икону!» Она уже собиралась спросить «Что щи?», потому что спрашивать «Что икону?» у сына-атеиста ей бы не пришло в голову, но тот выхватил её из кресла и потащил за собой. В ванну. В глаза смотреть.
Татьяна отнеслась с пониманием. Поохала, повозмущалась, поблевала, но достоинства не уронила. Упавшую на пол невестку они с внуком вытащили в зал, привели в чувство, заткнули рот, чтобы не визжала, и усадили на диван. Ванную, стараясь не смотреть в глаза Глазам, они закрыли на щеколду и швабру, и ушли уговаривать папу прекратить размышления и отпереть дверь.
А в ванной грустно хлопали веками Глаза. Все пять штук. Косились друг на друга, пытались ресницами сбить остатки кафеля, подмигивали проползающим тараканам и даже слегка переживали, что их никто не спросил.
Полчаса.
ОМОН, батюшка и сантехник пришли одновременно. Господа полицейские организованной кучкой в десять рыл перебирались от куста к кусту, приближаясь к подъезду Тишкиных. Чуть обогнав их, из тех же кустов, виртуозно используя складки местности и укрытия, бесшумной походкой ниндзя семенил нетрезвый батюшка Алексей из местной церквушки. Ни он, ни омоновцы палиться раньше времени не хотели, да и зачем лишние зеваки. И только сантехник Игорь шёл открыто, насвистывая попсовый напев и мечтая о наступающей пятнице. Почему-то первым ОМОН скрутил именно его.
- Бртва… - мычал из-под перчатки сантехник. – Я н вызф ыду. Шт н тк?
- Тихо, всем успокоиться! Всё под контролем! Работает ОМОН, всем гражданским разойтись! Раз-два!
- Батюшка, заткнитесь, пожалуйста. Дайте подумать, - осадил отца Алексея капитан омоновцев.
Отец Алексей надул губы.
- Штурм! – скомандовал капитан
Дверь в квартиру выбили резко, положили всех на пол, ничего не нашли, уточнили номер квартиры, извинились, прислонили дверь обратно, убежали на этаж выше, и на всякий случай воспользовались звонком
Толпе открыл Артём. По его огромным глазам было видно, что ОМОН, сантехник и батюшка справятся только сообща. Нужно работать в команде. Поэтому сантехнику рот разжали, а священнослужителю, наоборот, заткнули. И потом уже ввалились в квартиру.
Артём, как самый адекватный, обрисовал вкратце положение вещей. Бойцы, святой отец и подбирающий ключ потяжелее сантехник покивали головами, опасливо покосились на швабру, и решили-таки сначала разобраться именно с глазами. А потом уже штурмовать забаррикадировавшегося отца семейства. Не дурак же он. Максимум сопьётся.
План разработался не сразу, ибо ванна была слишком маленькой, чтобы уместиться туда вдесятером.
- Сколько глаз? – спросил старший.
- Пять. И все разные, - загадочным шёпотом доложила Татьяна Игнатьевна.
Батюшка запрокинул взгляд к потолку, вспоминая, какого рода демон мог засесть в кафеле несчастных. Пожал плечами и выдал диагноз:
- Это всё от блуда.
Капитан покосился на него, потом на дверь, прикинул расклад сил и сказал:
- Полевой, Марков.
Прежде, чем Артём успел сказать, что щеколду можно открыть, дверь на всякий случай выбили. Просунулись вперёд и встали.
- Матерь божья! – воскликнул батюшка.
- Мать моя! – поддержал сантехник.
- Мать вашу! – рявкнули Полевой и Марков.
Глаза, пытающие спрятать взгляд от нахлынувших людей, метались справа-налево, истошно моргали и пытались сделать виноватый вид.
- Какого ещё блуда? – гундосил себе под нос Артём, пряча ладони в карманы.
Четыре часа.
- Ну, всё ясненько, - макробиолог-эволюционист снял перчатки и без капли смущения помыл руки прямо на глазах у Глаз. Он вышел в зал, где собрались все предыдущие специалисты, человек пятнадцать. Сидели на стульях, полу, столах, телевизоре. Только на стены никто старался не облокачиваться. Самым спокойным был макробиолог. - Это у вас ванночный полип, особый вид домового. Явление редкое, но не единственное в своём роде, - макробиолог осмотрел собравшихся. Те явно недопонимали. - Он вообще-то гриб, - попытался пояснить он.
- Ааааааа, - дружно закивали и заулыбались специалисты. – А я-то думал…а это-то, я ж говорил…если гриб, тогда понятно…
Единственным недоумевающим оказался Артём.
- Чего?! – всем телом нахмурился он.
Все примолкли. И действительно – «чего?!»
- Гриб, - невозмутимо продолжил макробиолог. – Они при влажном климате в семье развиваются очень быстро. Данный вид развивается с глаз, потому что хочет для начала посмотреть, отчего в семье так влажно. В принципе на этой стадии полип не злокачественный и легко удаляется хирургом и штукатурщиком. Тем более, что стенка не несущая. Если хотите, можете умертвить. Но я бы рекомендовал его передать в институт макробиологии. Там такие образцы в большой цене. В общем, ничего смертельного, живите.
- Подождите, - поднял руку Артём. – Что значит «влажный климат в семье»? Это как?
- Хм…Ну это когда вы мало плачете. Ну, то есть когда плакать хочется много, а по факту плачете мало. И тогда все слёзы виснут в воздухе и климат становится влажным. Давление повышается, вязкость там…вот они и лезут.
- Ничего не понял, - Артём раздосадовано надул губы. – Доктор, нам как вообще быть-то?
- Я же говорю, делайте операцию – отрезайте да штукатурьте. Операция эта тысяч пятьдесят сейчас стоит, зато сразу с дезинфекцией. Счётчик на слёзы, к тому же, ставят. А если за семьдесят пять - сразу пригонят специального психолога, он вам климат-контроль настроит.
- Семьдесят пять тысяч? – почти бессильным голосом спросила у ковролина Вера Тишкина.
- Да ладно, не так много. Зато сразу и навсегда. Повторное явление полипов крайне маловероятно. Да практически нет такого, если по уму всё сделать.
- Семьдесят пять… - растерянно повторил Олег Тишкин.
- Телефончик в интернете найдёте. По запросу «ванночный полип». Бывайте.
И ушёл. И все ушли. Экстрасенс, который говорил, что у квартиры на третьем этаже 50-тилетнего здания плохая аура. Планировщик, который не нашёл в чертежах здания органических форм жизни. Следователь, который не нашёл в этой самой форме жизни состава преступления. Сотрудник УФМС, который так и не понял, является ли проживание Глаз в квартире незаконным. Уфолог, который квалифицировал существо как земное. Окулист, который выяснил, что средний глаз – близорукий. И все ушли.
В том числе остатки надежд у Тишкиных. Их ждал семейный совет.
И то, что Артём умолял старших сразу же звонить хирургу и штукатурщику, никого не волновало. Кроме Полипа. Он операцию не хотел.
Семь часов.
- Прикрой эту штуку полотенцем каким-нибудь, пока не решим, - советовала из-за угла Вера.
- Да сам знаю, - ворчал Олег. – Что ж, они…он смотреть будет, как я на толчке сижу? Нет уж.
Перекрестившись, он, жмурясь от отвращения, приклеил чуть повыше дырки с Полипом двусторонний скотч, налепил на него простыню. Бешено вращающиеся зрачки скрылись за тканью, и стало легче. Олег даже облегчённо вздохнул. Не так всё страшно, как казалось. Даже штаны снять и на унитаз присесть реально. Плюс штору задёрнуть можно. Рай, в общем.
Чуть позже, на семейном совете, Олег был рассудителен и спокоен. Видать, размышления поспособствовали, то ли те, что в запертой комнате от увиденного, то ли на унитазе в присутствии инородного стенного тела. Вера скептично внимала и искала место, чтобы вставить слово и не согласиться. Артём хватался за голову. Татьяна Игнатьевна соглашалась и поучала одновременно. В основном, Артёма.
- Сейчас, - затягивал Олег, - наша задача – не паниковать. Полип завешен и не будет нас беспокоить. Как приоритетная задача. Предлагаю сместить его в сторону запланированного ремонта. Всё равно мы собирались покупать новую стенку.
- Стенку! – ехидно ухмыльнулась Вера. – Стенка в зале! А полип в ванной!
- Ну…и что? – не понял Олег.
- Ничего, - закончила Вера.
- Давайте, как доктор сказал, поплачем, - предложила Татьяна Игнатьевна.
- Доктор так не говорил, - сказал Артём.
- А ты помолчи! Мал ещё такие вещи слышать. Доктор сказал – Ипполит этот…
- Полип…
- Помолчи. Ипполит этот возник оттого, что плачем мало. Каяться, стало быть, надо. Свечку сходить поставить. За Христа слезу проливать. Тем и спасёмся.
- Татьяна Игнатьевна, вы мудрая женщина, - вообще ни капли не съехидничала Вера.
- Спасибо, дочк. Я вот думаю, всем посидеть и поплакать.
- Хорошая идея, мама, - поддержал Олег. – Сегодня же, после ужина, новости посмотрим – и плакать.
- Да вы чего? – взмолился Артём. – Давайте заплатим, чтобы нам удалили этого полипа. С ним же нельзя жить!
- А ну молчи! Много ты понимаешь!
- У нас же есть эти деньги, я знаю, папа копит.
- Не папа копит, а мы копим! – взвинтилась Вера.
- Ну…и я…и мы копим. На машину, - Олег замялся и нахмурился, опустив взгляд.
- Я те дам на машину! – Вера прожгла мужа насквозь. – Нам на отдых и на кровать новую. И ещё стиральная машина нужна, сколько можно в ванне полоскаться? Особенно теперь, с полипом этим.
- Да вы чего?! – снова простонал Артём. – Это же глаза из стены! Их же удалять надо! Какие тут машины? Давайте хирурга со штукатурщиком позовём!
- А ну помолчи! – встряла бабушка. - Знаешь ты этих хирургов? Вон, бабу Маню так исполосовали в поликлинике, две операции переделывать пришлось, ещё и денег отдала, дура. Знаешь ты их? Сейчас где денег берут, везде обманывают. И эти не лучше. Подобрались самые жулики – хирурги да штукатурщики.
- Да откуда вы знаете… - всхлипывал Артём.
- Во-во, - поддержала свекровь Вера. – Сынок, Маринке Васильевой на работе штукатурщик наштукатурил в квартире, потом краска волнами ложилась. Нееее, не будем. Сами справимся. Или вон, Витьку позовём! – Вера зажглась, но тут же осеклась и потупилась в стол.
Олег подозрительно зыркнул на жену.
- А что Витька? – угрожающе загудел он. - Витьку звать не надо. Надо будет, сам положу эту плитку, вместе с Полипом этим.
- Конечно-конечно… - еле слышно согласилась Вера.
Повисла небольшая пауза. Артём с надеждой заглядывал в глаза домочадцам, но отклика не находил.
- Не, ну семьдесят пят кусков это до фига… - проронил наконец Олег.
- Это да, да, несомненно, оборзели, - поддержала Татьяна Игнатьевна.
- Согласна, не стоит, не стоит, - закивала Вера.
- Так что давайте плакать, сам, может, пройдёт, полип-то - заключил Олег. – Но только после ужина.
Плакать до ужина стал только Артём. Он убежал, заперся в комнате и тихонько лил слёзы, упёршись глазами в мерцающий игрушками монитор.
За слёзы похвалили. За ослушание решения семьи - поругали.
Восемь с половиной часов.
Когда вся семья собралась плакать, получилось не очень. Артём уже всё из себя выплакал и просто хмурился, говоря, что ничего больше из него не выходит. Татьяна Игнатьевна угрожала страшным судом, карой небесной и что впредь его дневник проверять будет она, «ибо распустили ребёнка». И вообще, что ж он, грязнуля, руки не моет перед едой. Артём фыркнул, пальцами показал «пять глаз» и под неодобрительными взглядами удалился в свою комнату.
Вера, вспоминая поводы для слёз, почему-то всё время скатывалась к тому, что Олег её больше, сволочь не любит и действительно принималась рыдать. Олег её отчего-то пытался успокоить, А Татьяна Игнатьевна хмурилась и говорила, что повод плакать должен быть какой-то другой, и желательно общий. Пока Веру успокаивали, она закатилась ещё больше, стала захлёбываться слезами и побежала в ванную.
- Хныыыык, хныыык…чоооо смоооотришь, гриб? – донеслось через звонкую струю воды.
Татьяна Игнатьевна была на порядок устойчивее. Посему каждый раз, когда пыталась заплакать, почему-то уходила в причитания, а с них плавно начинала ругать президента, Артёма и сестру Олега, которой «уж замуж пора, а она всё по экспиндициям своим скачет». Олег послушал-послушал, да стукнул кулаком по столу.
- Помогло, сынок? – участливо спросила Татьяна Игнатьевна.
Олег прислушался к ощущениям, проверил влажность глаз, нашёл её вовсе не достаточной и, разочарованно вздохнув, открыл газету. Нашёл ценники на подержанную ниву. Заплакал. Потом зарыдал. Потом забился в истерике.
- Ура! – возрадовалась Татьяна Игнатьевна.
На эти рыдания с воплями прибежала Вера.
- Н-ну? Получилось? – спросила она у ликующей свекрови.
- А то! – гордо ответила та за себя и сына. – Дай-ка газету, Олежка. Я сейчас тарифы посмотрю…
Посмотрела. Зарыдала. Вера последовала схеме и нашла страничку путешествий и гороскоп.
Салфетки кончились за десять минут.
А Полипа завесили вторым слоем, чтобы не слышно было шуршания ресницами по кафелю.
Сутки
Мыться было непривычно, но можно. Вера сперва сопротивлялась, мол, вдруг он подглядывать будет, однако муж вскоре убедил её, что скотч держит крепко, а занавески достаточно непроницаемы. Да и спит уже, наверное, время-то позднее.
На всякий случай он приподнял простынки и украдкой глянул на Полипа. Тот приоткрыл один глаз и тут же снова опустил веки.
- Спит, - нежно улыбнулся Олег. – Мойся спокойно, и не роняй ничего, а то проснётся.
Вера была первой, кто испытал ванну с наблюдением. Было неловко и напряжно, она никак не могла найти положение, в котором не ощущала бы взгляда на своё тело. Приходилось постоянно поворачиваться попой. Попу-то показать – ничего интимного, даже хорошо. Можно сказать – пусть Полип знает своё место. А вот всем остальным поворачиваться как-то неудобно. В целом, пользоваться можно.
Олег был следующим. Он чистил зубы и вообще очень мало думал о Полипе. Он думал, в основном, о том, на чём сэкономить, чтобы собрать денег на машину. Ему осталось ещё тысяч сто, а это год копить, не меньше. А тут ещё жена надоела со своей поездкой. На дачу съездим. Главное для женщины – внимание, он же прочитал. А он уделяет. Вчера вон даже по заднице хлопнул, как Андрюха посоветовал. Работает же.
Татьяна Игнатьевна, пришла в ванную со своим скотчем. Залепила ещё две полосы, герметично. Когда Олег потом спросил «зачем?», она сказала, что Полип задохнётся и сам сойдёт. Олег одобрил и предложил налить герметика. Но не стал. Не было герметика.
Артём мыл руки на кухне. Кушал плохо и слушался не очень.
- Давайте его уберём, - слабо бубнил он за столом.
Слава Богу, Артёма уже не ругали за это. Просто успокаивали.
Неделя.
- Олеееег! – напряжённо пропищала Вера. Муж откликнулся не сразу. – Глянь, чё-то с ним не так.
- Что с ним может быть не так? – Олег придирчиво осмотрел простынки, закрывающие Полип.
- По-моему он вздулся.
- Да не, просто простынки намокли. Да и скотч…ммм…сползает. Мойся спокойно, не трогай его. Там хоккей сейчас будет.
- Может, ещё раз попробуем его выковырять? – надула губы Вера.
- Да ну, бесполезно. В тот раз только зубило погнул. Какой-то он не органический что ли.
- А прижечь?
- Чем? – удивился Олег. - Паяльником что ли? Оставь. Сам пройдёт. А не пройдёт…что хуже не видали? Помнишь, на старой квартире у отца твоего трубы текли? Там вообще жить невозможно было. А это – так, неприятность. Он скорее от того, что мы его ковырять будем, вырастет. А так – нет. Всё, я хоккей пошёл смотреть.
- Ну, ладно, - сказала Вера вслед уходящему мужу. - Я завтра с Людой в кино пойду. Пельменей себе с Тёмой отваришь?
- Угу-угу, - невзначай ответил Олег и прибавил громкости.
Вера вздохнула.
«Чёрт, по заднице не хлопнул» - досадно подметил Олег. Но матч уже начался, а чипсы с пивом были хороши.
Две недели.
- Алло, это институт макробиологии?
- Нну?
- А к кому по поводу ванночного полипа обратиться можно?
- И у вас что ли? Господи, с ума все посходили что ли? Секундочку…
Вера послушно подождала. Существенно дольше секундочки. Прям так нехреново дольше секундочки.
- Да, Аверин слушает.
- Здрасьте, у нас Полип в ванной! – почти радостно воскликнула Вера.
- И?
- Он растёт, по-моему, - попыталась похвастаться хозяйка Полипа.
- Ну, так удаляйте, - безо всякого интереса зевнул Аверин.
- А чего он растёт? У него теперь не только глаза, у него головка показалась, серый такой волдырь. Чего он? – обиженно заскулила Вера
- Не удаляете, вот и растёт. Быстрее давайте, акция идёт по удалению, наши спецы ездят. Шестьдесят тысяч со всеми делами.
Входная дверь изрядно хлопнула, на тумбочку полетели ключи, шапка и прочее. Вера дёрнулась. А Олег влетел, как торнадо.
- А ну, трубку повесь! – рявкнул он.
Вера рефлекторно сглотнула, сжалась, улыбнулась, повесила трубку, и выпучила глаза.
- В кино она ходила! – сквозь зубы прорычал её муж. – Я всё знаю! Люда твоя спалилась! Как там Витька твой? Понравилось ему «кино»? А ну иди сюда быстро!
- Олежка…там Полип…
Договорить она не успела. И закрыться от удара тоже. Артём в своей комнате что есть мочи заткнул уши.Полип очень хотел последовать его примеру, но ни ушей, ни рук у него не было.
Месяц
- Давай, может, мочалку на него вешать будем? Крюк прибью, и пусть весит. Под рукой, смотри как удобно, а? – с натянутой деловитостью Олег примеривался к выпячивающемуся Полипу. Тот теперь выдавался на добрых тридцать сантиметров настоящим волдырём и пульсировал дыханием. Запах от него уже не вызывал какого-то отвращения. Особенно на фоне запаха из канализации и от самого Олега.
- Давай-давай, - фальшиво улыбнулась Вера. – Ей уже не очень было интересна судьба грибкового домочадца. Бельё продолжало пачкаться вне зависимости от длины, на которую выпирал Полип. Да и Татьяна Игнатьевна продолжала воротить от невестки нос. Зацепило её видите ли история с кино, которого не было. Теперь сыну мозги промывает и еду норовит заказывать, а не домашнюю употреблять.
- Я тут подумал его ещё разок попробовать ножичком подпилить. В тот раз не получилось, так может угол не тот был или зубило слишком тупое. А сейчас возьму…Вер. Вера, ты меня слушаешь?
- Слушаю-слушаю, - отвечала в развешиваемое бельё Вера.
- Да нифига ты не слушаешь. Ты что, из-за машины обиделась? Ну заказал и заказал. Это ж мечта моя была.
- У сына двойки в школе… - сквозь зубы процедила Вера. – А ты ему пример подаёшь – последние деньги на колымагу потратил. Катайтесь теперь, как в компьютере его, монетки по городу собирайте, может набомбите чего.
- А что лчше, позвать неизвестно кого Полип этот срезать?! – взорвался Олег. – Он тебе мешает? Он даже Артёму не мешает!
- Артёму он не мешает, потому что тот домой только кушать приходит и спать. Да и то уже два раза у каких-то друзей ночевал. Спасибо, позвонил. Ой… - тяжело вздохнула она, и почувствовала, как на глаза накатились слёзы. – Может…может, девушка у него появилась? 14 лет, как-никак. Большой уже такой, в голову гормоны ударили, натворит каких-нибудь глупостей.
- Да успокойся, ладно, чего ты…
- Беспокоюсь я за него…может, мы ему внимания мало уделяем?
- Успокойся, солнышко. Уделим внимания, доктора позовём, всё хорошо будет.
- Может нам и правда Полипа этого вырезать?..
- Не глупи, всё образуется.
Полип в ванной пытался волнами серого своего туловища сбросить с себя таракана. То ли потому что противно, то ли потому что щекотно.
Полтора месяца.
- А руки у вас где можно помыть? – поинтересовался деловитый пожилой психолог.
- Вот в эту дверь. Вы не пугайтесь, там полип из стены торчит. Но вы не обращайте внимания, мы ему рот закрываем, он мешать не будет, - увещевала гостя Татьяна Игнатьевна.
- Ч-что? – не понял психолог и осторожно заглянул в ванную.
Из стены, серьёзно разбивая штукатурку, торчал плуметровый прыщ серого цвета с пульсирующими ленточками синих вен. Там, где у обычных прыщей красная точка расчёсанного наконечника, у Полипа красовались пять разноцветных глаз, а сбоку, со стороны крана двигалась заклеенная крест-накрест пластырем некая впадина, подозрительно напоминавшая рот. У этого чуда уже выпирали отростки, напоминающие плечи будущих рук, оно само всё пульсировало, дышало и, казалось, даже немножко потягивалось.
От этой красоты психолог блеванул прямо в коридоре.
- Вы не переживайте, я привыкла, что у нас люди в доме рвутся. Подотру-подотру. Да не надо, что вы руками-то сгребаете…тряпочка же есть!
Когда Анатолий Карлович пришёл в чувство и более спокойно рассмотрел Полипа, выслушав историю его появления и краткий список всех душевых атрибутов, которые пытались на него повесить, Татьяна Игнатьевна усадила психолога за стол, налила чайку и рассказала о сути проблемы.
- Анатолий Карлович, вы человек в городе уважаемый, специалист видный, я помню, вы даже преподавали. Я даже не смотрю на ваш род занятия, просто людям доверяю, они плохого не скажут. В общем, дело такое, Анатолий Карлович, - Татьяна едва сдерживала слёзы. Сдерживала-сдерживала…оп! – не сдержала, сорвалась во всхлипывания, в коих и продолжила рассказ. - Внук совсем от рук отбился, - пожаловалась она. – Я психолухов-то не очень жалую, вернее совсем не жалую, но уж совсем не знаю, что делать-то здееееесь. Мы к нему всей душой, для него всё делаем, и компьютер вон неделю назад даже обновили ему, хотя чего там в этой железке обновлять…так он и в школе хуже стал учиться. И дома мало бывает. На нас огрызается, мыться к соседям ходит. Не наркоман ли он, дохтор?
Анатолий Карлович достал очки, протёр их и спрятал обратно в карман. Он закатил глаза к потолку и полилась музыка.
- Видите ли, возрастной бунт начинается именно в этот пубертатный период взросления, когда социализация переходит из критической стадии начальных классов в более осмысленное, но при этом усугублённое гормонами состояние вечной неудовлетворённости правилами семьи, которые в максималистских взглядах юноши кажутся ему излишне ограничивающими его индивидуальные потребности, вернее их реализацию. В частности, все непрожитые комплексы…вы что, записываете? – изумился Анатолий Карлович.
Татьяна Игнатьевна подняла глаза и остановила бегущую по листу блокнота ручку.
- Так я ж невестке хочу рассказать и сыну. А то я ж напутаю чего. Вы говорите-говорите. С чего там этот…возрастной бум начинается?
Анатолий Карлович охотно рассказал.
Когда Артём пришёл домой, он, быстро проскочив на кухню, лицом к лицу столкнулся с немолодым дядей лет пятидесяти, который будучи на голову выше, казался на полкорпуса хилее.
- А вы, наверное, Артём? – уточнил Анатолий Карлович.
- Ну.
- А меня бабушка ваша пригласила, чтобы я поговорил с вами о возрастных конфликтах в семье. Как вы относитесь к возрастным конфликтам в семье?
- Пошёл на хер.
Полип задёргался, пытаясь поаплодировать. Не смог, и просто одобрительно замычал.
Два месяца.
У Олега не получилось попасть ключом в замок с первого раза. И со второго. И с пятнадцатого. Ему очень неохотно открыла Вера. Супруг с трудом смог перевести свои окуляры с гипнотического рисунка на безвкусном фартуке на глаза любимой жены, но тут же судорожно их спрятал. Пошебуршал в кармане и победоносно извлёк оттуда ключи от «Нивы».
- Пьяный? – зачем-то спросила Вера.
- Машину купил, - уместно ответил Олег. В России эта пара вопрос-ответ считается логически связанной.
- В кредит? – поддержала беседу Вера.
- Нууу…чуть-чуть.
- С сыном не говори. И не дыши перегаром.
Вера вытерла руки о гипнотический фартук и ушла на кухню, а Олег, немного помявшись на пороге, поднял уроненную связку ключей и просочился вслед за женой.
- А чего это мне не говорить с Тёмкой? У него между прочим, теперь есть повод гордиться своим папкой! Тёма! – он громко крикнул, отправляясь на поиски сына. Но тот отчего-то не отзывался.
- Заткнись. Слышать тебя не хочу. Алкаш. Скотина. Дурак.
- Нуууу, Верусь...
Зря, но Олег решил проявить любовь и шлёпнул жену по заднице.
Сначала был шумный, яростный вдох. Потом зловеще-медленный поворот на пятках. А потом взрыв.
- Не трогай меня! – на месте Веры вдруг материализовалась фурия с кулаками Тайсона, которая одним ударом в солнечное сплетение отбросила супруга на метр в коридор. Тот ошеломлённо схватился за грудь и сел. Фурия схватила его под плечи и удивительно легко затолкала в ванную.
Полип испуганно вращал глазами. Чтобы не видеть его опостылевшей серой рожи, фурия задёрнула шторку и несколько раз истерично ударила мужа по лицу.
- Ты что творишь?! – обиженно простонал Олег.
- На, подавись, отец семейства хренов! – Олегу в колени мягко плюхнулась початая бутылка дешёвого портвейна. Затем закрылась дверь, а затем щёлкнула задвижка.
- Сука, - единственное, что простонал в тишине ванной Олег.
Полип сочувственно замычал.
Вера прибежала в комнату Артёма. Тот сидел на полу, испуганно глядел на неё снизу-вверх и что-то задвигал под столик. Вера присела рядом с ним, смахивая стремительно заливающие её лицо слёзы.
- Артёмка, сынок. Папа пьяный сегодня, ты не обращай внимания. Ты только не волнуйся, мама со всем справится. Папа одумается, и всё у нас будет хорошо. Давай, может, погуляем сегодня? Хочешь? Ты чего хочешь? Хочешь чего-нибудь?
Артём посмотрел на мать, как на сумасшедшую. Как-то безрадостно покивал и тихо сказал:
- Полипа отрежьте.
У Веры округлились глаза.
- Ты…ты…сволочь! Сволочь неблагодарная! – завизжала она. – Какой Полип?! Ты не видишь, что происходит? Ты не видишь, что с тобой и с нами отец твой делает?! Такой же, как он, тварь тупая! Вы сговорились с ним, да?! Сговорились?!
Она несла ещё какой-то бред, мечась по комнате и швыряясь какими-то фотографиями, которые вчера распечатал и сделал Олег. Артём закрыл лицо руками и рыдал, а на крики прибежала Татьяна Игнатьевна и с ходу окатила Веру ведром дерьма. Даже вопросов не задавала. Просто окатила.
Олег слушал всё из ванны и очень грустил, думая, что машина не была такой уж хорошей идеей. Хреновой даже была. Не такой хреновой, как на этой суке жениться, но… А были хорошие-то?
- Вот дура… Я, между прочим, фотографии распечатал и в рамочку поставил, – устало обронил он, протягивая руку к бутылке. – Семейный архив. Из Крыма…и со свадьбы нашей. И там, где тесть жив ещё. Даже маме понравилось. И даже сын улыбнулся... О климате забочусь… а ты…
Вспомнив про климат, он одёрнул занавеску и уставился на Полипа. Тот взаимно впился в Олега всеми пятью глазами и зашевелил своё тельце волнообразными движениями. Из его «плечевых» отростков уже прорисовывались пальцы. Вот только отростков было не два, как полагается приличным полипам, а три, и третий рос откуда-то из основания стены. Кожа стала ещё более затхло-серой, зато в глазах появился ехидный огонёк и дружеское, как показалось Олегу, сочувствие.
- О! – проронил глава семьи, поближе рассматривая прорезающиеся пальцы. – Обновка? Ну…так давай обмоем.
С этими словами он неуклюже оторвал пластырь со рта Полипа и отошёл, чтобы полюбоваться картиной в целом.
Полип со ртом был намного противнее, чем без. Отверстие представляло собой бездонную впадину, уходившую куда-то вглубь чрева грибного монстра. В ней не было зубов, зато изнутри торчали несколько каких-то сухеньких волос. Пахло из него канализацией, подгоревшей яичницой, кошачьей мочой, старым поролоном, гнилым деревом, нестиранными носками и просроченным майонезом. Всё это великолепие вызвало у Олега правильный рефлекс – срочно запить. Он отхлебнул из горла и справедливо решил, что Полип – тоже человек и налил ему в рот немного содержимого бутылки.
Полип закашлялся, глаза его зажмурились, а рот выплюнул чёрный кусок чего-то, напоминающего плесневый хлеб со ржавчиной и попытался заглотить воздуха.
- Салага, - снисходительно улыбнулся Олег.
Он плюхнулся на пол и стал о чём-то задушевно беседовать со стремительно пьянеющим грибом. Олег рассказывал долго и самозабвенно, любуясь закрытой дверью и наслаждаясь добрым слушателем и невероятно вкусным дешёвым портвейном. Глаза его и Полипа медленно закрывались.
Когда он проснулся, он понял, что дверь всё ещё закрыта, а за ней уже никто не орёт. Он сокрушённо вздохнул и зябко поёжился.
- Почему так? – риторически спросил он.
В ответ на это его сочувственно похлопали по плечу.
Два с половиной месяца.
Олег помыл руки, безрадостно осматривая опухшее лицо. Взял протянутое вежливым Полипом полотенце, вытер руки, поблагодарил его и пошёл спать.
Он выключил свет и неуклюже забрался к жене под одеяло. Она отвернулась к стене. Не спала, это точно. Отвернулась к стене и пережёвывала губы, что есть мочи.
Со спиной говорить было тяжело, но Олег попробовал.
- Нельзя нам разводиться. Ради сына. Мы потерпеть должны, иначе плохо ему будет.
- Я знаю, - ответила спина Веры.
- Пусть школу закончит, а там посмотрим. Взрослый уже будет, самодостаточный. Я с ним побольше времени буду проводить. В гараж возьму, пусть машину осваивает. Ты…не знаю, балуй его чем-нибудь. И всё наладится.
- Я знаю, - последовал ответ.
- А потом…уходи к этому Витьку своему. Бог с вами. Только сейчас потерпи, пожалуйста, ради сына. С мамой я поговорю. А там, глядишь, и любовь какая-нибудь вернётся…
Вера повернулась и нахмурившись, попыталась рассмотреть в темноте, издевается муж над ней или нет. Олег был печален, надут, задумчив. Короче, много чего можно было навесить с учётом того, что видно в темноте было только подбородок и слегка бликующие мокрые глаза.
Вера снова отвернулась, так ничего и не поняв.
- Хорошо.
- Тогда завтра скажем ему, что всё в порядке, - вздохнул Олег. Кстати, фотографии понравились тебе?
- Да. Понравились. Правда. Спи.
Полип в ванной попробовал подтолкнуть стену в сторону. Пошла трещина.
На следующий день.
- Я не знаю, где он! Взял и сбежал! Телефон не берёт, сбрасывал, а потом свосем отключил! Найди его! Найди!
- Вера, не психуй, я всё сделаю, Вера! – кричал в ответ Олег. – Машину возьму и поеду к друзьям его. Наверняка у них.
- Давай!
Вера бросила трубку, выбежала в прихожую, оделась, обулась, схватила ключи и мобильный, но так и не поняла, куда ей следует бежать.
Артём пропал. Уже сутки от него ни слуху, ни духу. Видели в школе, видели, как шёл домой. Татьяна Игнатьевна утверждает, что домой заходил, покушал, чем-то пошуршал в своей комнате и опять ушёл. Куда – не сказал. И с концами.
Вера заплакала.
В какой момент всё покатилось в тартарары? Где она свернула неправильно? Всю жизнь она знала, что мать из неё – как из говна пуля, и это сейчас только подтвердилось. Всю жизнь ей нужно было делать всё и она, как заведённая кукла, делала. А сейчас? Какова отдача? Сын неизвестно где, муж известно где, но лучше б вообще не знать ни где, ни кто он, ни как его зовут. Где-то появилась системная ошибка с именем Вера Тишкина, которая во всём виновата. И ей это исправлять. Ей одной, конечно. Она здесь единственная делала всё правильно. Она одна хотела добра семье! А эти вампиры, которые натянули на неё свою фамилию…Какого хрена отец отдал её этому козлу? Если бы он отговорил её…она же глупая была. Она же не понимала, в какое болото собралась нырять? Всё ради семьи, детей. Себя в жертву. И никому ни слова претензии, ни слова критики. Всё терпела, всё ждала, когда же, когда оно – счастье. Выкидывала из головы пустые хлопоты, беря на себя все удары судьбы, и на тебе. И ведь столько слёз, столько слёз…
Стоп! Слёзы!
Вера зашла в ванную и уставилась на Полипа. Тот активно шевелил руками и стучал по плитке вокруг себя. Извивался как мог, будто пытаясь вылезти из стены. Вера набрала номер в мобильном.
- Аверин слушает.
- Это Вера Тишкина. Вы у нас Полипа…диагностировали.
- А, да-да, помню. Ну как, не удалили ещё?
- Доктор, почему, объясните, мы плачем, а климат менее влажным не становится? Мы тут последние несколько месяцев только и делаем, что слезами обливаемся. А толку нет. В чём дело?
- Ммм. Ну…видимо, это не те слёзы.
- Не те?! – еле сдержалась от крика Вера.
- Ну да, не те. Запоздалые, слёзы-последствия. Не о том плачете. Видите ли, многие недооценивают ценность искренних слёз, как очищения, а не как манипуляций, излития гнева, обиды или ещё чего-нибудь. Грибковы инфекции вроде ванночного полипа липнут к грязным слезам, которые льются вперемешку с негативом на других. Особенно, когда слёзы остаются непонятыми. Минерализация грязных слёз в несколько раз больше, вот они и растут, как на дрожжах, если их не удалять. Ваш ещё не выполз из стены?
- Выполз?! – в ужасе отшатнулась в коридор Вера.
- Ну да, в критической стадии полип становится слишком большим, чтобы его можно было удалять. Он отращивает себе все признаки индивидуума и начинает самостоятельно владеть домом. Он правда, и до этого владел им. Только незаметно, скажем так, другими механизмами. А сейчас…сидит ещё?
- Н-ну…д-да, - дрожащим голосом ответила Вера.
- Значит не хватает какого-то штриха. Всего доброго, если захотите квартиру почистить всё-таки, зовите в пожарную бригаду, у них сейчас услуга контролируемого сожжения квартиры есть.
Трубку повесили, Вера же так и осталось смотреть через дверной проём на обозримый кусок ванны. Там ковырялся в стене Полип, пытаясь «вылети и начать владеть домом».
«Вот он, кто виноват. И какого же маленького штриха тебе не хватает, тварь?»
Телефон зазвонил. Это был муж. Он попал в аварию. Вера беззвучно закричала.
Через два часа.
Когда Артём пропал, Татьяне Игнатьевне стало плохо. Она приняла успокоительное и легла в гостиной. Пока Вера металась по квартире, думая, что делать и где искать сына, её свекровь засыпала медикаментозным сном. Теперь же она обнаружила себя в полном одиночестве. На тумбочке в прихожей был сущий беспорядок, в двух комнатах темно, на кухне горел свет.
Татьяна Игнатьевна подошла к серванту и взяла небольшую старую икону Богоматери, которую очень любила с самого детства. Родители приучили. Сначала из-под палки, а потом убеждениями да любовью. У них это как-то лучше получалось, чем у неё. Времена были другие. Полипов всяких не было. Хотя кто знает, какие тогда Боженька испытания посылал.
Ей стало очень зябко. Вдруг она почувствовала не просто холод пустой осенней квартиры. Она почувствовала вселенский холод огромной пустой жизни, в которой теперь не осталось ни внука, ни сына с дочерью, которые вроде бы и есть, а вроде бы и нет. Тянущаяся пустота ей была знакома, но чтобы ударить так остро и так внезапно, с такой силой окатить холодом…
Единственной радостью, которая действительно разогрела её беспокойное сердце за последнее время, были фотографии, которые распечатал и вставил в красивые рамочки Олег. Они напоминали о совсем другом времени, когда в этот разнесчастный дом забиралась любовь, а не какая-то грибковая инфекция. Они счастливо улыбались, они много ждали, они ко многому были готовы. Изо всех сил они старались удержать это, сохранить, оставить нетленным и нетронутым. Но чем больше они оберегали и ограждали от бурь свой семейный очаг, он отчего-то тух и хилел, превратившись в слабую, истошно свистящую пламенем лучину.
Воистину, страдают святые люди. Воистину участь человека мирского – прозябать в горе, отстаивая верные идеалы семейного счастья. Неужели Господь так немилосерден? Нет же, надоумил же сына на фотографии. Надо будет сейчас посмотреть. Только чайку поставить…
Татьяна Игнатьевна зашла в ванную помыть руки и поздороваться с Полипом. Не то что из любви. Из вежливости, скорее.
Но его там не было. В стене зияла огромная дыра, проваливающаяся не на кухню, как должно было быть, а в иссиня-чёрную пустоту. Из неё несло тухлятиной и горелыми спичками, а по краям набухали ткани, издалека очень напоминающие самого Полипа. И где-то на стенках проглядывались новые зародыши глаз.
Татьяна задрожала до самых костей. Медленно обернулась, никого не увидела и осторожно, держась за стены, пошла вглубь квартиры. Губы её нашёптывали молитвы, руки сжимали рукава халата, а глаза истерично метались в поисках спрятавшегося за углом Полипа. Но его всё не было. Лишь из спальни доносился подозрительный хруст.
Немея от ужаса, Татьяна Игнатьевна подошла к двери и взялась за ручку. Она была холодной и склизкой. Будто нечто отвратительное коснулось её своим поганым языком. Хотя, почему «нечто». Татьяна потянула на себя дверь. На неё не обратили внимания, хруст всё так же стоял в комнате. Нечто большое и чёрное сидело на кровати и чем-то шебуршало.
Татьяна Игнатьевна, раскачиваясь в ритме зачитываемого псалма, потянулась к выключателю и зажгла свет.
На семейном ложе, подмяв под себя подушки и одеяла, обрызгав стены чем-то чёрным восседала огромная серая киста из серо-синей кожи. Из её туловища в разные стороны торчали короткие и сильные лапы, оканчивающиеся шестью-семью пальцами, уродливых пропорций. Заканчивалась тварь вытянутым отростком, на котором, как прыщи, расположились не пять – 8 глаз. А по краям ещё несколько. Словно язвы на брюхе, всё тело его облепили рты – провалы в грубой и противной коже, из которых высовывались жёсткие шевелящиеся волокна, походящие на маленькие крысиные хвосты. Они хватали какие-то обрывки бумаги с мусором и проталкивали их вглубь невыносимо отвратного тела.
Эта мразь смотрела на вошедшую женщину всеми своими глазами невинно-жалостливо, безо всякой угрозы и страха.
И эта мразь жрала фотографии.
Татьяна Игнатьевна истошно закричала, теряя последние остатки жизни.
Два месяца, двадцать дней.
- То есть вы отказываетесь назвать каких-либо подозреваемых в поджоге? – в который раз поинтересовался следователь.
Вера Тишкина пустыми глазами посмотрела на него и покачала головой.
- Тогда…пишем самовозгорание? – следователь едва не подмигнул.
Вера кивнула.
- Хорошо, в таком случае задам вам несколько вопросов и можно вас отпускать.
Через час её и правда отпустили. Она вышла из РОВД, села на скамейке и позвонила сыну. Тот приехал с Витей. Они сели к ней на лавочку. Сын нежно-нежно обнял маму и заплакал. Вера тоже хотела, но сил уже не было. Она прижала Артёма к себе и прошептала «Прости».
Витя чувствовал себя несколько не к месту, но сидеть остался, осторожно поглаживая то любимую женщину, то будущего приёмного сына.
«Хороший парень, смышлёный. Открытый. Забитый немножко, но ничего. Это всё поправимо. Самое главное…»
Что самое главное, он забыл. И постарался не формулировать, а то придётся ради подтверждения этой формулировки копья ломать и жизнь рушить. А этого Витя не хотел. Слишком яркая цветная листва. Слишком хорошая женщина. Слишком любимая жизнь. Ради неё стоит стать хорошим отцом.
Тем более парню, который может коктейль Молотова состряпать.
Они встали и ушли.
- Чего хромаешь? – слабым голосом спросила Вера своего кавалера.
- Да, болячка на пятке вскочила, не страшно.
Артём остановился и очень-очень строго посмотрел на будущего отчима.
- В больницу. Живо.
Витя сглотнул и счёл за лучшее согласиться.
Декабрь, 2013