Хожу. Медитирую. Хочу стать мудрой и спокойной. Как буддийские монахи.
Раньше училась запоем: культ знания, интеллекта, наука. Всё мимо. Худая была, но очень неспокойная: чуть что - дуэль, нельзя помиловать. Теперь учусь не думать. Будда говорил, это продляет здоровье и успокаивает ум. В буддийских монастырях прибывший учитель идёт проверять, хорошо-ли монахи вытоптали свои дорожки для медитации. Если хорошо - достойный монастырь. Вах!
В медитации главное - фокус на телесных ощущениях. Ближе к телу, так ещё Мопассан говорил, читали. А как же сogito, к примеру, ergo sum? Тут сложности. Нельзя просто гулять и давать уму вольно пастись на сенсорике. Важнa концентрация на ощущениях, для начала простейших - в стопе, подошве стопы. Отрыв, касание земли, ощущение возникает, исчезает. Чем полнее концентрация на подошвах, тем легче восприятие внутреннего мира. И тем больше счастья от процесса. А для счастья много ума не надо.
У Будды дорожка для медитации была длиной в семнадцать шагов. Моя - семь км: домой иду, с работы.
На старт. Внимание. Выбег! Первый глоток свободы. И - бултых! - в поток сорвавшихся-с-офисов-кто-на-волю-кто-налево человеческих кадров. Мутная водичка. Но и в ней водится золотая рыбка. Выуживаю смех - пошлый, истерический, взвизгивающий - любой! Даже чужой, смех - отличная гребёнка для свалявшихся за день эмоций. Вычёсываю негатив - ага, уже шелковисто.
Пускаю пузыри со всеми до перекрёстка и - отрыв! - в боковушку. Тут - начало пути к абсолютной гармонии.
Стопа, отрыв, касание... Ум, столько десятилетий торчавший от знания, не желает опускаться до ощущений в стопе, сопротивляется.
Тут и людишки в голове заворочались, сейчас кусаться начнут. Людоеды, перемирие!
Ба, это кто?
Социальная ориентация, как дрессированный доберман-пинчер, взяла стойку: внешний раздражитель. Лысый, немолодой, мерседес. Фокус, уже блуждающий между бесконечностью и подошвами, нехотя рассовывал стимулы в ближайшие по смыслу кармашки, не страдая точностью: mi scusi, disc, lpeme, извините, excuse me ... Во!
- Yes?
- Подскажите, как проехать в женскую гимназию? - У самого взгляд добрый. - Мне дочку забрать с экзаменов. - И карту мне суёт, как доказательство благонадёжности и лысины, и добрых глаз.
- Конечно, только вы промахнулись. Вам нужно вернуться. Через три перекрёстка свернёте налево.
Мерседевец горячо поблагодарил, развернулся, уверенно вписался в конвейер машин, и...
Глотнув воздуха, рухаю назад в пыль созерцать подошвы. Отрыв, касание. Вот ужо, стану мудрая, худая, свободная - от необходимости зарабатывать на жизнь... как Будда. Стоп, он не был худым, напротив... Но ведь добрые поступки всё равно облегчают душу!
Действительно, легчало. Движение ног подобно взмаху крыльев. Сейчас воспарю к небу и там растворюсь в бесконечности.
Что опять? Социальность взбесилась и рвалась наружу, как мартовская кошка в дверь. Ой, нехилая вилла! Неслабый ниссанчик! Малюсенькая собачка! Ай, при ней детина, милуется с ней, то поставит на лапки - пошагать, то заграбастает под мышку и целует в розовый язычок. Ах! - с обожанием наблюдает, как меховое дитё какает и радостно убирает всё это в мешочек. Ахх!
ААХ! Тут по мне чуть не прокатились на велосипеде! Вон та тушка в шлеме! Шарахнувшись, я чуть не сбила "мини". Та дёрнулась в сторону и чуть нe вспорола брюхо грузовику на встречной. Все заорали, затрезвонили и громче всех я: "Идиот!" - визжу тушке в спину.
В толпе, вопящей по-английски, русский звенит, как тройка бубенцами. Не замечали, как мелодичны слова "гад", "ко-зёл"? Это музыкальные аккорды с готовыми словами. Зов творческого самовыражения ломанулся через край: "Гад-ко-зёл-и-ди-ооот!" - гранул хор в голове. Какая уж медитация? Чуть жизни не лишили! А где, кстати, стопы? Касание, отрыв.
Ладушки. Всё возбуждается и угомоняется. Всё возникает и исчезает. Ничто не вечно и не совершенно. Всё изменяется, а значит я тоже изменяю...
- Еxcuse me, please.
Ум среагировал мигом и корректно. Лишу последних мыслей к едрене-фене!
- Yes? - Худой, продольный, костюмчик в обтяжку.
- Не подскажите, как пройти к университету? - Глаза за элегантными очками глядели в разных направлениях - ха, да тут в пяти пальцах заблудишься. Тоже с дочкой встречается? И тоже в самом очаге знания.
- Конечно! - Я умилилась. - Иди–ты–тe прямо по улице. Но это не близко (а как это далеко от истины!)
- Спасибо! - Один его глаз вдруг наткнулся на мой. Я замешкалась и не успела поймать, который - он убежал. Зато очки дико блеснули, поймав закатное солнце.
Добрые поступки повалили косяком! И не забыть пластиковую бутылку, которую я несла в чешущейся бросить её в кусты руке целых минут пять до ближайшей урны. И где мои от этого радость и восторг? Где мои счастье и покой? И здесь не всё просто. Разум ищет пользу в каждом поступке и требует результатов здесь и сейчас. Ум и медитация просто несовместимы. Там, где важен только процесс, как отключить желание достичь цели? Как сознанию перестать гадать, успокоение уже наступило или ещё конь не валялся? Гильотина, как средство от головной боли - это понятно. А средство от мыслей в голове?
Назад к простейшим, незамечаемым ощущениям: вдох, выдох, подъём диафрагмы, касание ступнёй земли. Мир тела и есть наш внутренний мир. На самой глубокой глубине, там, куда не попадает ничего снаружи, а значит, нет и ощущений, говорят, и живёт абсолютная свобода. Это когда хочешь общаться с миром, включаешь eго, не хочешь - выключаешь. Сказка - для нас, лелеющих свою сензитивность к дикому внешнему хаосу: бос чихнул - затрепыхались, комар укусил - исчесались в кровь, безмозглая продавщица нахамила - затряслись в негодовании, как хвостик щенка. Путь к свободе всегда одинок, свобода не терпит коллективизации.
Воздуху в лёгкие, внимание на подошвы. Здесь и сейчас они касаются поверхности земли.
Он смотрит на меня? Неет. И говорит со мной? Неет. Только подошвы, ничего другого не вижу, не слышу, не чувствую. Срочно: нужен персональный глубоководный батискаф, где выход наружу - невозможен!
Но расторопное сознание уже долбит клавиатуру памяти: entschuldigung, wo ist, shitsurei dove si trova, zзab, dzi, em, czy mo, e mi, excuse me... - всё мимо. Боже! Я-таки могу уже выбирать, что слышать, а что не слышать?! Самадхи!
Да, но я слышу. Только не понимаю. А зачем? Я в ба тискафе. Проплываю мимо.
Какое страдание - это сострадание к ближнему. Вот он, стоит передо мной круглощёкий человечек и безбожно шепелявит или картавит, или несёт тарабарщину. Заходящее солнце цвета созревшей и просящейся в рот малины загадочно отсвечивает в его лупа-образных очках без оправы. Он улыбается.
Инстинктивно, я зубасто заулыбалась: "Простите, не знаю, не ведаю". Но даже самые великие мира не всегда решаются сказать "не знаю" и лепечут бред. А я, маленькая шагальщица на 7 километров? Да я уже и не шагаю.
- А повторить можете? А ещё раз? Не в университет? Тогда ещё раз.
В секунды мои уши вымахивают до гигантских локаторов, шея выгибается змеёй, я вся - внимание. Армия спасения на перекрёстке, с ушами европейского зайца и кучей людоедов в голове. А он стоит и терпеливо повторяет. Пять минут, десять… И тут - Боже! Эврика! - до меня, кажется, достучалось название улицы.
- Оксфорд?! - Улица размытых лиц и половых неурядиц. Человечек бешено закивал головой. А моя голова взорвалась фонтаном восторга. - Так это туда! Идите прямо, через квартала 3 увидите большую улицу. Только идите прямо, не сворачивайте на боковые.
Человечек покатился довольным колобком, ловко набирая скорость. Это его давно футболят. Повезло бедолаге, вышел на меня и я не послала его на Большую Медведицу.
А я популярна сегодня! Лицо - доброе, открытое, располагающее к доверию. Только как им удаётся его разглядеть сквозь стёкла батискафа? Всё едино - хороший знак: начну худеть прямо сегодня. А если очередной окликнет из горящего здания? Так! Мне домой, срочно! И голодно уже. Того и гляди чипсы придётся вымогать у автомата. Внимание на стопы, людоеды, ша!
Ах, вот он, мой любимый магазинчик продуктов питания. Заскочу: жевание расслабляет мышцы головы, калории снимают стресс.
Уже с авоськой деликатесов возвращаюсь на путь борьбы за чистоту в голове. Что там осталось? Я - изменяющаяся телесная форма, шагаю сквозь пространство и время, тоже ускользающие, ни начала, ни конца. Уже близко дом, поэтому мне безразлично, когда я просветлею, через сто или тысячу лет. Главное - процесс. А дома ждёт уют, кусок любимого ржаного хлеба и витиеватая рюмка красного вина. Да воздадим телу по заслугам его перед нами. Аминь.
Разношерстная городская толпа и я совершенно - клянусь! - случайно глазами выцепляю фигуру неопределённой жанровой принадлежности. Одежда и волосы парят свободно, отдельно от фигуры. Глаза блуждают тоже свободно и зовут к слиянию в экстазе понимания. Я отворачиваюсь. Сейчас шмыгну через улицу в неположенном месте и слиняю в тихий переулок. Прогал, на старт, марш!
- Еxcuse me...
Моя стопа не коснулась мостовой. Голова отдельно от зависшей ноги дёрнулась на голос. Он шёл из-за спины. Тело замерло в позе "скручивание". Фигура стояла сзади. Как она туда попала? В глазах - дикие отблески заката. Ещё надеясь ускользнуть, но уже умирая от любопытства, на всякий пожарный не раскручиваюсь. Неуверенно осведомляюсь:
- Да..?
- Не подскажите, где здесь (на "здесь" нажато) можно вообще купить настоящий (опять нажато) хлеб?
"Настоящий" хлеб - багет, нарезной, бородинский - "здесь", на нашем далёком от "мейнстрим" континенте, не легко найти. А хотеть его найти может только европеец или русский. А почему именно я? Уж двадцать лет я живу вдали от европейской цивилизации.
- Европейский хлеб? - Уточняю для полноты ощущений. И шарахаю победным залпом - Да! Знаю!
Залпы оказались холостыми. Там - далеко или вот там - ещё дальше. Хотя экстаза в понимании мы всё-таки достигли. И пошли себе в разные стороны.
Спустя минуту я опять увидела ту же фигуру. Наши пути опять пересекались. Тут мой язык вырвался наружу.
- Вспомнила, ещё вот там, и там! и... - И память всполошилась: чего ещё такого выдать нагара?
Мои глаза вспыхнули диким малиновым огнём. Насилу отодралась от "европейца". Доброта и щедрость затягивают, как в омут, право. Особенно, если делишься знанием - всё лучше, чем снести на помойку. А как с подаянием денег - диарея угрожает?
Уже на подходе к дому уличный музыкант сидел на асфальте и делал почти без фальши:
Beyond the door,
There's peace I'm sure,
And I know there'll be no more
Tears in heaven.
Рядом с ним, бедро к бедру, сидела собака. В позе сфинкса. Она притворно-равнодушными глазами чиркнула по моему лицу. И то потому, что я сама искала её взгляда, равнодушного и напряжённого одновременно("маня на работе"). Я уже прошла. Потом вернулась и наклонилась над гитарным футляром. Кругляшки монет, а у меня только двадцатка. Я аккуратно положила её в футляр и подняла глаза на собаку. Ни она, ни хозяин гитары даже не повернули головы.
А что, если бы я нагнулась и забрала свою двадцатку?
Завтра поеду на машине. Ей тоже надо проветрить свои отношения с миром.
Sydney, December 2013