Одиссей возвратился,
пространством и временем полный...
Мандельштам.
Итак, ты искатель, Улисс!
По лицам, по судьбам – к истокам
мучительно горькой настойки,
настойки по имени Жизнь.
Скитаясь по сути личин,
по ярмаркам странных обрядов,
по радугам пестрых нарядов,
чего же ты ищешь, эллин?
Что, манит чужая земля?
Но пели сирены, приятель,
и выл ты,
прикрученный к мачте
несущегося корабля.
Волшебного острова чары
сумел ты, хитрец, превозмочь,
но знают матросы,
встречаешь
Цирцею ты каждую ночь.
Иначе - откуда отвага
среди ежедневных убийств?
Не стал ли ты сам лотофагом,
безумный, безумный Улисс?
Скажи нам, куда ты несешься,
похожий на страшную мысль,
к какому ты берегу рвешься,
покинув Отчаянья мыс?
...Чужая дорога, пылись,
чужие кресты за кустами,
и звезды твои
над кострами
чужими восходят, Улисс!
Сменяются годы, летя
бессмысленно мчащейся гончей.
Погоню никак не окончить...
Да ждет ли Итака тебя?
Но парус раздула тревога,
и сердце щемит, торопя,
и что-то толкает тебя
опять собираться в дорогу.
И вечно годами брести
К своей беспризорной Итаке,
И падать на землю, шатаясь,
И снова вставать, и идти...