Глава 2 И вновь война

Глава 2
И вновь война.

1

«Мы позволили Франции увеличиться за счет Бельгии, позволили ей основать торгово-политическую систему в союзе с Голландией, Испанией, Швейцарией и Италией, мы позволили ей вновь наладить сообщение с Антильскими островами. Это привело к потере 70 миллионов фунтов. Мы имели договора со всеми этими странами. Сейчас у нас только один договор – с Наполеоном. Франция монополизировала коммерцию. Это разрушает нашу индустрию, война же, напротив, позволит сохранить нашу торговую монополию, наше владычество в колониях, позволит сохранить нашу промышленность и рынки сбыта», – писал перед войной британский политик Эдвард Кук, принадлежавший к противникам мира с Францией.
Война, однако, крайне затратное предприятие. В 1793 году, перед войной первой коалиции, государственный долг Англии составил 180 миллионов фунтов стерлингов, а на первое февраля 1802 года, он уже весил 518 миллионов. Таким образом, за девять лет долг возрос на 338 миллионов, причем более половина роста пришлась на 1798-1801 – годы наибольшей интенсивности военных действий. Чтобы уменьшить давление на бюджет, правительство Пита в 1798  году, подняло подоходный налог на 100%. Кабинет надеялся получить этой акцией дополнительно 10 миллионов. В действительности удалось собрать только 6 миллионов.
Задолженность государства росла с пугающей политиков скоростью. Основная затратная статья бюджета, предмет каждодневной головной боли кабинета – это подкуп союзников и содержание их армий. За время войны второй коалиции по этим статьям было израсходовано не меньше 80 миллионов. Несколько меньше стоило Британии содержание флота и армии.
Сухопутные войска Британии, в сравнении с флотом, были не такие большие. В феврале 1795 года наземные войска Англии составляли: 120000 регулярные войска, 56000 милиция и 40000 иностранцы (по большей части французские эмигранты). В годы войны первой коалиции вооруженные силы возросли, но не на много. По подсчетам «Тайм» английские войска на 15-е января 1798 года составляли 227000 человек. К этому следует добавить 117 рот артиллеристов и 69 отдельных санитарных рот, находящихся в портах – всего 65000 человек. В действительности с 1793 год по 1802 год регулярные войска и милиция никогда не превышали 200000 человек. Явное завышение численности – известный трюк – предназначалось для успокоения населения мощью вооруженных сил, чтобы смутить потенциального противника и, возможно, предотвратить десант на острова.
Возобновление войны с Францией заставило короля принять декрет о всеобщей воинской обязанности. Согласно ему каждый мужчина в возрасте от 17 до 55 лет мог быть призван на воинскую службу. Принятие декрета позволило резко увеличить армию. Уже в сентябре 1803 года сухопутные войска насчитывали 463000 человек: 83000 в Ирландии и 380000 в Англии. По указаниям главнокомандующего вооруженных сил, герцога Йоркского, от 25-го августа 1803 года предусматривалось: для обороны внутренних областей Англии 139000 человек, для Лондона 100000, для обороны Шотландии 13000, для опасных регионов Кента и Сусека 55000, для восточных дистриктов  30000, и для обороны западных дистриктов  12000 человек.
Огромную проблему представляла Ирландия, которую Англия в 1691 году окончательно, но не бесповоротно, как считали ирландские сепаратисты, покорила. Французская революция вдохнула в ирландский сепаратизм новую жизнь. Честолюбивые патриоты очень хотели оторваться от Британской империи, как это сделали недавно Североамериканские колонии. Два обстоятельства способствовали сепаратизму. Во-первых, Ирландия населяют кельты, тогда как в Англии проживают англосаксы, а отношения между этими народами в исторической ретроспективе ох как не просты. Во-вторых, большинство ирландцев являются католиками, а англичане, в большинстве своем, исповедуют английский вариант христианства, все отличие которого от католицизма состоит в непризнании верховенства папы. Главой английской церкви является король. Эти причины являлись, и являются по сей день, основой стремления ирландцев сбросить английское иго, но имелось множество причин и помельче. Так, например, большая и лучшая часть земель, пригодных для сельского хозяйства принадлежала завоевателям, высшие и средние чиновничьи должности занимали исключительно англичане, ирландский негоциант должен был платить большую таможенную пошлину, чем английский торговец и так далее, далее, далее.
Словом Франция, как государство, и ирландские борцы за независимости были обречены стать естественными союзниками. Это и произошло. 23-го мая 1798 года, как раз ко времени отправки французской армии в Египет (несомненно, обе акции были согласованы), в Ирландии вспыхнуло большое восстание. К чести английских спецслужб, всегда пристально наблюдавших за ирландскими патриотами, а с начала французской революции в особенности, в нескольких полицейских операциях удалось арестовать всю верхушку Ирландского Союза, образованного в 1791 году, а с 1794 года находящегося на нелегальном положении. Арест руководителей вождей не смог предотвратить само восстание, но, определенно, сильно ослабил его. По уверениям ирландцев Союз насчитывал 500000 членов, из которых не меньше половины готовы были сражаться англичанами за независимость родного острова. Восстание началось в графствах Дублин, Килкенни и Мит. Вскоре поднялись графства Уиклоу и Уэксфорд. Бунт разрастался день ото дня и всего через неделю 16000 повстанцев взяли прибрежный город Уэксфорд. Для оккупационного командования бунт явился сюрпризом неприятнейшего сорта. Хотя спецслужбы предупреждали военное руководство и лично командующего английского контингента в Ирландии генерала Аберкромби о высокой вероятности восстания, но ничего не было сделано. Когда первый шок прошел, руководство армии предприняло активные противодействия бунту. В июне при попытке повстанцев взятия Нью-Росс генерал Джонсон нанес им чувствительное поражение. Три недели спустя англичане вернули Уэксфорд.
Игнорирование полицейских предупреждений и начальный успех повстанцев Лондон не простил Аберкромби. В середине июля лорд-лейтенантом Ирландии стал Чарльз Корнуоллис, герой индийской войны, победитель султана Типу. Кабинет объявил в Ирландии военное положение с переходом всей полноты власти к военным.  Когда на остров Ирландия с острова Великобритания прибыло 12000 английских солдат, в дополнение к уже имеющимся, Корнуоллис стал действовать энергичней. Он оттеснил повстанческие отряды от побережья, в битве под городом Каслбар разбил французский десант генерала Юмбера, правда французов было впятеро меньше, поскольку из-за шторма большая часть перевозящих солдат транспортных кораблей затонуло, не добравшись до берегов Ирландии. После уничтожения французского десанта начались массовые казни. Счет убитым шел на десятки тысяч. По одним источникам англичане казнили 70000, по другим 15000 человек.
Надежда Директории оторвать Ирландию от Великобритании, ровно как и чаянье ирландцев обрести независимость рухнули, усилив напряжение между  Францией и Англией. Крайнюю нетерпимость и непримиримость стран друг к другу демонстрирует следующая история. Торговец металлом из Дублина Наппер Тенди, один из руководителей ирландского подполья, во время гонений на Союз Ирландии эмигрировал во Францию. Французское правительство присвоило ему звание бригадного генерала. 4-го сентября 1798 года бриг «Анакреон», на борту которого находился Тенди и его помощник Блаквелл пристал к ирландскому берегу. От местных жителей Тенди узнал, что все кончено: восстание подавлено, французы сдались. Немедленно бриг снялся с якоря и 22-го ноября пришел в Гамбург. Английскому поверенному в Гамбурге доложили о прибытии двух ирландцев и доложили, в какой гостинице они остановились (в этой гостинице проживало еще два подозрительных ирландца). Поверенный потребовал у городского Сената ареста ирландцев. 24-го ноября они были схвачены. Тут все и началось. Французский консул в ноте пригрозил страшными ответными мерами, если Сенат немедленно не освободит находящихся на французской службе ирландцев. Сенат попал в трудное положение. Городу грозили Франция, Англия и Россия (конец 1798 года – пик дружбы между Питом и Павлом). Русские угрожали даже военным десантом.
Почти год Сенат колебался и уступил англичанам, которые, казалось в то время, были сильнее французов. 1-го октября 1799 года отдал англичанам арестованных ирландцев. В ответ Франции отозвала своего дипломатического представителя и, одновременно, гамбургский резидент в Париже получил предписание в 24 часа покинуть пределы Франции. Все гамбургские корабли, находящиеся во французских портах, были арестованы, Париж попросил то же предпринять Испанию и Голландию.
Между тем в Париже произошла смена власти. Сенат обратился к первому консулу с просьбой рассмотреть вопрос возвращения кораблей (о товарах, находившихся на кораблях, трезвомыслящие гамбургцы и не заикались, прекрасно понимая, что они уже давно поделены и проданы). Бонапарт, в противоположность надеждам Сената, подтвердил правильность ареста судов. Впрочем, за четыре миллиона франков, деньги отчаянно необходимые в первые недели правления, первый консул принял извинения Гамбурга и приказал корабли вернуть. Тенди 12-го февраля 1800 года предстал перед суровым английским судом первой инстанции и… был оправдан. Казалось бы, история закончена, а Тенди, как вольная птица, может лететь на все четыре стороны. Ничуть! Он остался в тюрьме дожидаться суда высшей инстанции. Год спустя, 7-го апреля 1801 года, суд этот состоялся, Тенди был признан виновным и приговорен к смертной казни. Первый консул попросил английское правительство о снисхождении (в это время обе стороны предприняли первые шаги к мирным переговорам). Правительство Англии нашло возможным удовлетворить просьбу Бонапарта, Тенди был помилован. В марте 1802 года он приехал в Бордо, где его встречали как ирландского национального героя.

В самом начале 1799 года английское правительство посчитало обстановку в Ирландии настолько нормализованной, что отменило военное положение. Ирландия вернулась к гражданскому правлению. 22-го января 1799 года ирландский парламент возобновил работу. Первое же заседание показало, что примирение с англичанами решительно невозможно. Подавляющее большинство парламентариев отказывались обсуждать этот вопрос в какой-либо форме. В ответ на демарш ирландского парламента англичане увеличили военное присутствие на острове до 45000 солдат (больше чем до французского десанта). Время шло, с каждым депутатом эмиссары правительства работали отдельно. Многих, не мудрствуя лукаво, просто купили. Через год, в феврале 1800 года, вопрос о союзе Англии и Ирландии вновь был поставлен в парламенте на голосование. В верхней палате за начало переговоров высказалось 75 против – 26 депутатов. В нижней палате соответственно: 158 и 115. 28-го марта состоялись последние консультации об объединении стран. 1-го августа король Георг дал согласие на объединение, а 1-го января 1801 года пакт об объединении вступил в силу. В соответствии с ним ирландский парламент объединяется с английским, что означало 32 ирландца вошли в верхнюю палату и 100 в нижнюю палату; Ирландия получала равные с Англией права и обязанности; Ирландия в течение последующих 20 лет покрывает 2/17 общих государственных расходов.
В середине марта 1801 года Пит уступил место премьер-министра Эддингтону. Некоторые историки считают Эддингтона наиболее слабым премьер-министром за всю историю Англии. «Это не был кабинет посредственностей, но полных нулей, которым не хватало единицы». Это, конечно, слишком жесткая оценка деятельности кабинета. Как-никак кабинет заключил, по крайней мере на бумаге, мир с Францией. То, что из этой затеи ничего не вышло вина не столько правительства Эддингтона, сколько  коренные различия интересов Франции и Англии.
Как результат мира с Францией, в Англии заметно подешевели продукты питания. Кабинет снизил налогообложение населения. Правда выросла безработица в связи с тем, что были уволены многие солдаты и матросы. Правительство уменьшило финансирование флота и армии на 10 миллионов фунтов. Но уже через восемь месяцев пришлось поставить перед парламентом вопрос о поднятии финансирования флота до прежнего, довоенного уровня. Начиная с этого момента, в долгосрочный мир не верил ни один серьезный политик по обе стороны Ла-Манша.
В ноябре 1802 года оппозиция, возглавляемая Питом, открыла компанию по дискредитации правительства. В прессе и в парламенте подвергался сомнению любой шаг кабинета Эддингтона. Цель оппозиции – возвращение Питу портфеля премьер-министра. Эддингтон, подчиняясь настойчивому желанию короля любыми средствами сохранить политическое единство страны, попытался договориться с Питом. В январе 1803 года политики провели ряд консультаций. Эддингтон предложил: он и Уильям Пит становятся равноправными государственными секретарями, а кресло премьер-министра занимает Джон Пит, старший брат Уильяма Пита; этажом ниже Дундас из команды Пита становится первым лордом адмиралтейства вместо Винсента из команды Эддингтона. Этот план не прошел. Пит стоял на твердой позиции вхождение в кабинет в качестве первого министра. Эддингтону же он предлагал пост спикера верхней палаты парламента. Кроме того, в новую команду Пит не хотел брать главных министров действующего кабинета.
Вскоре после проваленных переговоров Эддингтона и Пита возобновилась война с Францией. Время и война работали на оппозицию. Она становилась все более влиятельной и все более нетерпимой к малейшим просчетам правительства. Весной 1804 года Эддингтон, пересилив себя, обратился к Питу с просьбой в это трудное время содействовать, или хотя бы не мешать, работе кабинета. Пит же понял из этой просьбы, что время Эддингтона проходит, стоит еще немного нажать, и он свалится. Пит обратился к королю: в силу неспособности действующего правительства отвести французскую угрозу, разрешить ему формирование кабинета «спасения отечества». Георг пожелал иметь письменный план с обозначением нового кабинета по персоналиям. Пит предоставил королю состав кабинета. Король решительно не согласился с кандидатурой Фокса, противника войны с Францией, на пост министра иностранных дел. Фокс был, пожалуй, наиболее красноречивым оратором парламента, а это – умение красиво и убедительно говорить – в то время считалось политическим капиталом и не малым. Коалиция Пита и Фокса имела все шансы свалить действующие правительство. Но вот незадача, король категорически не хотел Фокса. Фокс предложил вместо себя оставить на посту министра иностранных дел Гренвиля из команды Эддингтона, и Пит вынужден был пойти на этот компромисс. 18-го мая 1805 года кабинет Пита начал работу.
На фоне борьбы Пита с Эддингтоном не менее драматически развивалась интрига Генри Дундаса (1-й виконт Мелвилл) и Джона Джервиса (граф Сент-Винсент). Последний находился на должности первого лорда адмиралтейства Британии с марта 1801 года. Его девиз – экономия и еще раз экономия. Такая политика привела – и это послужило, по крайней мере официально, причиной его отставки – к некоторому снижению боеспособности флота. Дундас, первый морской лорд второго кабинета Пита, стал проводить прямо противоположную политику. Бюджет флота был резко увеличен, и, благодаря этому, Англия добилась больших успехов на море. Однако у Джервиса осталось много друзей в адмиралтействе, и друзья помогли ему обнаружить в счетах министерства не единичные нарушения и подтасовки. Дундаса обвинили в коррупции, и он был вынужден подать в отставку. Против него даже начался процесс, длившийся до 1806 года и закончившийся оправдательным приговором.

2

Два года в Европе длилась мирная передышка. Всего через несколько месяцев Амьенский мир стал трещать по швам. А швы его, слабые места его, были торговые отношения Англии и Франции.
Английские политики, подписывая мирное соглашение на очевидно невыгодных Британии условиях, надеялись одновременно или несколько позже заключить с Францией торговый договор сравнимый с договором 1786 года. Заключение торгового соглашение являлось мотором всего мирного процесса. К горькому разочарованию кабинета Эддингтона французская сторона не собиралась этого делать. Первый консул имел твердые намерения развивать индустрию и торговлю собственной страны, а не способствовать еще большему обогащению Британии.
Сразу после подписания мира Бонапарт послал в Англию торгового комиссара с командой помощников для изучения английского рынка. Три месяца французская команда осматривалась в Британии, а потом комиссар через лорда Гоуксбери (Дженкинсон), министра иностранных дел Англии, донес британскому кабинету деловое предложение: англичане беспошлинно или с малой пошлиной могут ввозить во Францию товаров сколько захотят, но при непременном условии, что французские коммерсанты на ту же сумму и на тех же условиях ввозят свою продукцию (сельскохозяйственные товары и предметы роскоши) в Англию. По современным меркам вполне разумное и приемлемое предложение, но английскому правительству такая постановка проблемы пришлась не по вкусу. Кабинет был категорически против любого рода ограничений и барьеров. Только свободная конкуренция и пусть победит сильнейший; о такой Европе мечтала английская верхушка, и такой договор с Францией видел английский кабинет.
Нигде не была так развита промышленность, как в Англии. Английские промышленные товары были и дешевле и лучшего качества в сравнении с аналогичными товарами любой другой страны, включая Францию. Французские же сельскохозяйственные товары были не дешевле чем, скажем, в Дании, Голландии или в России и не имело смысла закупать продукты питания непременно во Франции, а не где-нибудь в другом месте. Что остается? Предметы роскоши, но на них много не заработаешь. В целом торговый договор в английской редакции грозил Франции катастрофой. Если бы Бонапарт открыл внутренний рынок Франции, как хотело от него английское правительство, то следовало бы считаться с упадком, вследствие относительно слабой конкурентоспособности, собственной индустрии, с ростом безработицы, с ухудшением финансового положения, следовало бы считаться с появлением целого букета негативных сопутствующих явлений. И, наконец, следовало рассчитывать на ослабление Франции в целом, как это стало в предреволюционные годы, а в трудное финансовое и хозяйственное положение Франция перед революцией попала далеко не в последнюю очередь из-за торгового договора 1786 года.
Французское предложение заключить договор на принципах ограничений и равновесия провалилось. С момента прекращения переговоров по торговому соглашению (июнь 1802 года) обе стороны осознали тщетность упований на долгосрочный мир. С этого времени возобновилась и набирала силу газетная война, на острие которой находились французские эмигранты – никто с такой горячностью не хает страну, как ее бывшие граждане.
В Англии следствием неудачи подписания торгового соглашения стало наступление оппозиции. Пит обвинил правящий кабинет в том, что он сдал Франции все с таким трудом завоеванные позиции и территории, не получив ничего взамен – и это была правдой. Оппозиция набирала силу, атаки ее на правительство становились все массирование и жестче. Кабинет избрал тактику борьбы с оппозицией ревизией Амьенского мира. Началась дипломатическая война, инициатором которой, несомненно, являлась Англия, и началась эта война назначением послом в Париж, в ноябре 1802 года, барона Витворта, человека, принявшего непосредственное и самое деятельное участие в убийстве императора Павла, человека, перечеркнувшего франко-русский союз и перечеркнувшего полтора года назад грандиозные планы Бонапарта завоевания Англии.
Само назначение Витворта послом во Францию – это своего рода провокация против первого консула. Бонапарт прекрасно понимал, что его провоцируют и поэтому принял Витворта со всеми почестями и как можно сердечней. Со своей стороны первый консул очень тщательно подошел к выбору посла в Лондон. В середине сентября он утвердил кандидатуру генерала Андреосси, своего бывшего адъютанта. Андреосси происходил из старой итальянской аристократии и он, как надеялся первый консул, смог бы наладить контакты с английской верхушкой и восстановит охладевшую дружбу. Поверенного в делах Отто, человека заслуженного, много сделавшего в сложной ситуации последнего военного года и хорошо знающего английский истеблишмент, но выходца революции, что являлось отрицательной характеристикой в глазах аристократического Лондона, первый консул отправил послом в Мюнхен.
Назначение Андреосси послом не принесло того действия, но которое рассчитывал Бонапарт. Газетная война была в самом разгаре. Пресса приветствовала прибытие посла Андреосси, как приветствуют врага или, по меньшей мере, как незваного и нежеланного гостя. Оппозиция укрепилась. Пит и его команда нападали на кабинет по любому поводу. Эддингтон находился в глухой защите. В борьбе английских титанов англо-французские отношения стали тем жертвенным агнцем, которого оба противника не сомневаясь готовы были принести на закланье высшим интересам Англии.

3

Само собой разумеется, после подписание Амьенского мира первый консул придавал огромное значение исполнению статей договора. Англичане в этом процессе чинили всякого рода препятствия и проволочки. 18-го февраля 1803 года первый консул принял в Тюильри посла Витворта. Бонапарт предложил послу сесть напротив и спокойно обговорить все спорные вопросы. Начал он действительно спокойно и сказал, что мир заключен почти как год, а он до сих пор не знает, находятся страны в состоянии мира или войны. Далее, все более раздражаясь, Бонапарт обвинил Англию, что она по сей день не освободила Египет и Мальту, что в Англии продолжается и набирает силу газетная истерия, представляющая в негативном свете Францию и лично его. Что обещанная английским правительством высылка епископа фон Арраса, барона фон Ролли, Жоржа Кадудаля и некоторых других персон так и не осуществлена. Заканчивал Бонапарт аудиенцию в противоречии собственной первоначальной установке зло и раздраженно, на грани нервного срыва. Он выразил надежду, что отношения между странами нормализуются и одновременно через Витворта пригрозил партии войны английского парламента действительной войной, то есть сказал Питу и его команде, что он действительно сделает то, к чему они стремятся.
Через месяц, поскольку ни уговоры, ни скрытые угрозы, ни в малейшей степени не оказали влияния на политику английского правительства и ни один вопрос ни на йоту не сдвинулся с мертвой точки в желаемом для Франции направлении, злость и раздражение первого консула молнией разрядилась в громоотвод Витворта. В марте 13-го числа во время приема в Тюильри Бонапарт подошел к Витворту и спросил его, получил ли он какие-нибудь новости из Англии.
(8-го марта король утвердил решение правительства об увеличении военно-морских сил на 10000 человек и о призыве в милицию (по сути регулярные войска, предназначенные для обороны острова). По официальной английской версии этот декрет явился ответной мерой на военные и морские приготовление в Голландии (там готовилась военная экспедиция в Луизиану) и общее устремление Франции к войне. Вероятно, первый консул спрашивал Витворта: известно ли тому об этом декрете).
На другой день Витворт подробно описал Гоуксбери произошедшее на приеме: «Когда посол заметил, что он два дня как получил письмо от барона Гоуксбери, первый консул в волнении произнес:
– Итак, вы решили начать войну.
– Нет, первый консул, – ответил я, – мы очень ценим преимущества мира.
– Мы ведем, – сказал он, – уже 15 лет войну друг с другом.
Поскольку мне показалось, что он ждет ответа, я заметил:
– Это очень много!
– Но, – сказал он, – вы хотите следующие 15 лет воевать и вы вынудите меня к этому.
Я сказал ему, что это не есть намерение Его Величества. Он отошел к графу Маркову и шевалье де Азара, которые стояли недалеко от меня, и сказал им:
– Англичане хотят войны, но если они первыми обнажат шпагу, то я буду последним, кто вложит ее в ножны. Они не уважают договоры.
Он сделал круг по залу, и я заметил, что он со всеми говорит с большим огорчением. Несколько минут спустя он вернулся ко мне и продолжил разговор, если это можно так назвать, в дружеской манере:
– Зачем вы вооружаетесь? Из-за предосторожности? В портах Франции нет ни единого боевого корабля. Но если вы вооружаетесь, буду вооружаться и я. Если вы хотите ударить, ударю и я. Вы можете убить Францию, но вы ее никогда не запугаете.
– Но мы не хотим ни того, ни другого. Мы хотим с Францией жить в согласии.
– Поэтому договоры должны соблюдаться, – подчеркнул он. – Горе тем, кто не соблюдает договор! Вы ответственны за всю Европу!
Он был так взволнован, что я не нашел возможным дальше продолжать беседу. Поэтому я, ничего не отвечая ушел к себе в комнаты».
Итак, провокация полностью удалась. Бонапарт в присутствии двухсот человек, из которых многие являлись аккредитованными в Париже иностранными дипломатами, публично заявил о готовности Франции возобновить войну против Англии. Магические слова о шпаге, о вооружении и войне были произнесены, а больше англичанам и не требовалось.
Многие историки увязывают сцену 13-го марта с началом войны. Однако это не так. 3-го апреля первый консул еще раз принял Витворта. Бонапарт на аудиенции был кроток и тих, насколько это было возможно для его бурного темперамента. Он всеми силами пытался загладить ошибку от 13-го марта, а то, что это была ошибка, он понимал еще во время приема, но не мог совладать с собой. Об этой встрече Витворт кратко сообщил министру иностранных дел, что он остался доволен поведением первого консула. Но как бы ласково Бонапарт не вел себя, что бы он ни делал, изменить что-либо он был ни в силах – Англия твердо взяла курс на возобновление войны. Не имея соглашения о свободной торговле, Англия неминуемо проиграет противостояние с Францией и, если воевать, надо начинать как можно скорей, пока индустриальное отставание Франции относительно велико.
Совсем другие отношения сложились у французского посла в Лондоне. Андреосси пребывал в святой уверенности, что кабинет и парламент последнее что хотят, так это войны с Францией.
Три недели прошло после знаменитой сцены в Тюильри, и английский кабинет сделал следующий шаг. Гоуксбери послал Витворту проект соглашения. Согласно этому проекту: Мальта остается навсегда во владении Англии; мальтийские рыцари получают от английского правительства денежную компенсацию; Голландия и Швейцария должны быть освобождены от французского военного присутствия; Англия признает право Франции на остров Эльба и признает королевство Этрурия, Итальянскую и Лигурийскую республики, но при условии, что король Сардинии получит территориальную компенсацию в Италии. Это были совсем новые условия, попытка ревизии Амьенского мира, притом интересами Франции британский кабинет пренебрег.
Витворт оформил требования правительства и подал Талейрану ноту следующего содержания: поскольку французское правительство отказывается признать и дать удовлетворение английским желанием и, не смотря на это, настаивает на освобождении Мальты, то Витворт имеет указание выяснить, действительно ли французское правительство настаивает на отказе или склонно без проволочек дать удовлетворение. Это был скрытый ультиматум – или договор о свободной торговле, как Витворт выразился – удовлетворение английским желаниям, в обмен на Мальту или ревизия Амьенского мира. В случае отказа французского правительства принять какой-либо вариант Витворт имел указание возвратиться в Лондон, а это означало войну.
Поскольку первый консул решительно противился заключению соглашения о свободной торговле, Витворт 26-го апреля передал Талейрану окончательные внешнеполитические требования, имеющие некоторые отличия от предварительных: Мальта остается во владении Англии до... (в проекте на этом месте стоял прочерк), после окончание английского владения остров передается местным жителям и становится независимым; французское правительство не должно препятствовать, что королевство Неаполь и остров Лампедузу займут английские войска; Голландия и Швейцария должны быть освобождены; Англия признает королевство Этрурия, Итальянскую и Лигурийскую республики только при условии территориальной компенсации в Италии королю Сардинии. От себя Витворт добавил, что он имеет указание Лондона оставить Париж, если в течение шести дней первый консул не примет эти условия. Все требования англичан были очень трудными для Франции: Мальта являлась ключом Средиземного моря и воротами в Индию; освобождением Голландии и Швейцарии английский кабинет расширял рынок сбыта своих товаров (не мытьем так катаньем); касаемо территориальной компенсации сардинскому королю, то тем самым нарушится с таким трудом достигнутое равновесие в лоскутной Италии. Первый консул не удовлетворил желаний английского посла, 2-го мая Витворт попросил Талейрана о выездных документах.
Бонапарт приложил все возможные усилия, чтобы избежать окончательного разрыва. В Париже засуетились. Сначала Дюрок написал Витворту, что тот не может уезжать, так как у него есть очень важная новость. Затем показал свое искусство Талейран. Он обратился к послу с просьбой передать письменно своему правительству, что Лампедуза не принадлежит Франции и потому его правительство не может решать по этому поводу, наконец Амьенский мир подписывали Голландия и Испания и его изменения требуют согласие этих стран. Конечно, это были существенные и справедливые замечания. Витворт не уехал в обозначенное время. 7-го мая он предложил новый план, 9-го мая еще один. Оба были отвергнуты первым консулом. После этого в дело вступил Жозеф, успевший крепко сдружиться с Витвортом. Жозеф, разумеется с согласия Наполеона, сделал Витворту встречное предложение. Мальта остается на 10 лет за Англией, взамен же неаполитанские Отранто и Таранто на тот же срок будут за французами. Теперь настало время Витворта отклонить, и уже окончательно, предложение французов. 12-го мая Витворт покинул Париж. 16-го мая он приехал в Дувр, где столкнулся с возвращающемся из Лондона Андреосси. В тот же день, 16-го мая, Англия официально объявила войну Франции и сразу начала военные мероприятия. Все французские корабли в английских портах были арестованы, а 18-го мая возобновилось пиратство – в этот день два французских судна были атакованы в открытом море и арестованы.
Когда эти меры стали известны в Париже, последовал ответ. Английские суда во французских портах подверглись аресту. Кроме того, все британские граждане, находящиеся на территории Франции в возрасте от 18 до 60 лет были арестованы. Примерно 10000 человек попали в плен. Исключение не делалось даже для английских дипломатов, транзитом проезжающих через Францию.
Война возобновилась и инициатором ее стала, без всякого сомнения, Англия.

4

Французское политическое руководство по нескольким причинам очень не хотело войны с Англией. Во-первых, Франция прилагала огромные усилия, дабы вернуть колонии, утраченные в результате предыдущей войны. Со значительно ослабленным после абукирской катастрофы флотом достигнуть этого оказалось невероятно трудно. Во-вторых, за военные годы практически свернулась колониальная торговля. Только-только начали восстанавливаться связи с колониями и поставки колониальных товаров. Потребность этих товаров на внутреннем рынке была так велика, что собственный транспортный флот не мог справиться с их перевозкой и часто французские коммерсанты фрахтовали транспортники у своих вчерашних недругов. И в третьих, океанский военный флот находился в плачевном состоянии. Дело даже не в отставании от Англии по количеству кораблей и их оснащенности. Это техническая проблема и она представлялась решаемой. Действительно неразрешимой проблемой было безнадежно плохая, по сравнению с англичанами, квалификация военных моряков. Отставание это образовалось не вчера и не позавчера. Оно накапливалось годами, а последние два военных года французский флот был заперт в портах и моряки практически лишились возможности обучаться хождению под парусом и, что неизмеримо важнее, отсутствовал опыт морских побед. Чтобы преодолеть это отставание, чтобы качество французского флота хотя бы примерно сравнилось с качеством флота английского, требовалось не менее 6 – 7 лет мирной жизни.
Процесс выравнивание силы флотов являлся сходящимся процессом. С одной стороны, французы в условиях мира, проводя небольшие колониальные операции, могли создать слаженные боеспособные команды кораблей, а вместе с этим поднять боеспособность флота в целом. С другой стороны английский флот в отсутствии крупных морских операций и сражений терял свою силу. Время работало против английского адмиралтейства. Имеющие боевой опыт ветераны уходили, а их место занимали необстрелянные новобранцы. С каждым годом процент новобранцев увеличивался, и это обстоятельство приводило к выравниванию с французским флотом. Словом в адмиралтействе, а вслед за ним и в правительстве, укрепилось мнение, что если и начинать войну, то как можно скорее, пока еще можно обеспечить преемственность поколений, пока еще новобранцам есть у кого учиться побеждать.
Война началась, и французское правительство стало перед необходимостью принять стратегию и тактику борьбы с островным соседом. Если Франция для Англии лежала в любом месте открытая нанесению ударов, то Англия для Франции во всех местах была закрыта морями и сушей. Ла-Манш ограждал метрополию от притязаний французских армий. Горы, пустыни, бурные реки – тысячи километров суши делали Индию почти недоступной поползновению французов.
После некоторого колебания Бонапарт и французское правительство отвергли Индию, как вариант войны с Британией. Оставался десант на острова. Но, как это сделать, как преодолеть канал? Решая эту проблему, государственный совет предпринял настоящий мозговой штурм. На уровне экспертов совет рассмотрел  применение воздушных шаров и создание тоннеля под Ла-Маншем. Оба варианта имели столько технических сложностей, что от них совет отказался, и остались океанский флот, плоскодонная флотилия или их симбиоз.
За мирное время океанский военный флот Франции сократился вдвое. Старые линейные корабли и фрегаты либо списывались, как морально и физически устаревшие, либо они тонули в штормах, закладка же новых кораблей велась темпами, не учитывающими скорую войну.
Несколько лучше обстояло дело с флотами союзников. Голландия располагала 15 линейными кораблями (из них 9 новых) и 12 фрегатами. С Испанией, традиционным союзником Франции, в начале войны были довольно напряженные отношения из-за передачи англичанам по Амьенскому миру острова Тринидад и из-за заключенного в сентябре 1803 года соглашения между Талейраном и Азарой, по которому Испания обязывалась предоставить французам порты Ферроль и Кадис. Кроме этого, по соглашению Испания должна была платить Франции ежемесячно четыре миллиона франков, из которых два миллиона шло в счет поставок оружия из Франции.
Английский кабинет, узнав об этом договоре, дал указание своему послу в Мадриде не жалеть никаких средств, чтобы поссорить союзников. Британская дипломатия не сумела этого сделать. Союз сохранился. Тогда Британия поставила Испании ультиматум: если Испания не прекратит финансово поддерживать Францию, должна она считаться с тем обстоятельством, что британский флот будет рассматривать испанские торговые корабли, как вражеские со всеми вытекающими последствиями. Поскольку Испания не восприняла с должным трепетом британский ультиматум, последствия вскоре вытекли. Осенью 1804 года все боевые британские эскадры получили указания адмиралтейства захватывать испанские суда и в первую очередь серебряные фрегаты из Южной Америки. Сказано – сделано. В октябре недалеко от испанского берега английская эскадра остановила и, после короткого боя, захватила три из четырех серебряных фрегатов. Четвертый фрегат не сдался, и англичане просто пустили его ко дну. Корабли были забиты под завязку. Добыча оказалась такой, что любой пират сошел бы с ума от зависти. 1200000 долларов серебром, 3200000 долларов золотом, 150000 слитков золота это не считая мелочей: – меха, цинк, медь и шерсть еще на добрые пару миллионов долларов. В ответ Испания 12-го декабря 1804 года объявила Англии войну. И только с этого момента Наполеон мог твердо рассчитывать на участие испанского флота в морских операциях. В мае же 1803 года, во время разработки концепции, испанское участие стояло под большим сомнением, а собственный океанский флот и океанский флот Батавской республики были не в состоянии обеспечить успех десанта. Поэтому им отводилась вспомогательная функция.
Мозговой штурм государственного совета закончился тем, чем и должен был закончиться: основная роль осталась за плоскодонной флотилией.
Концепция преодоления Английского канала на малых судах восходит к 1800 году, ко времени подготовки вторжения в Англию по франко-русскому плану. Весной 1801 года плоскодонная флотилия в Булони насчитывала около двухсот судов. За мирные годы по вине морского министерства флотилия сгнила на пристани, ибо ухода за ней не было никакого. Ко времени возобновления войны из всей флотилии могли выйти в море всего четыре корабля.
11-го марта1804 года, как только в Париж пришло известие о декрете английского короля от 8-го марта, первый консул издал указ о создании двух национальных флотилий. Первая флотилия должна состоять из 100 больших и 320 малых канонерок и вторая из 20 больших и 80 малых канонерок. К боевым операциям обе флотилии должны быть готовы к 1 вандемьера XIV года (23-го сентября 1805 года). Кроме канонерок в составе флотилии планировались баржи и шлюпы.  Суммарная огневая мощь флотилий должна составить 700 пушек и гаубиц.
По другую сторону Ла-Манша эксперты, высмеивая французскую флотилию, убеждали политиков в анекдотичности намерений врага осуществить вторжение на посудинах, собранных в Булоне. Прежде всего, утверждал адмирал Монтегю в докладной записке правительству, вторжение невозможно из-за отсутствия у канонерок двух важнейших свойств – маневренности и боеспособности. Дабы убедиться в корректности экспертизы адмиралтейства, правительство санкционировало эксперимент. Был построен корабль, точная копия французской канонерки. По условиям эксперимента этот корабль должен доплыть до Булони и вернуться обратно в Дувр. Ближе к цели путешествия моряки настолько разболелись из-за качки, что были неспособны ни управлять кораблем, ни стрелять, ни совершать каких-либо осмысленных действий. Команду канонерки пришлось срочно эвакуировать на сопровождающий фрегат, а канонерку взять на канат.
Специалисты адмиралтейства скромно торжествовали, но скорое будущее показало гораздо большую жизнестойкость плоскодонки, чем предписывали ей мудрецы английского адмиралтейства. В начале ноября 1803 года произошел бой между эскадрой (12 линейных кораблей) адмирала Кейта и сотней плоскодонок, вышедших из Булони во время прилива. Бывший в инспекционной поездке по северным портам Бонапарт оказался свидетелем этого боя (собственно для него и был устроен показательный выход канонерок из порта). Он писал Камбасересу, что после короткого боя английские корабли ретировались. В английских сообщениях, впрочем, дело обстояло с точностью наоборот. Следующий случай вовсе уж неприятен адмиралтейству. 16-го мая 1804 года вторая батавская дивизия вышла из Флиссингена, место строительства кораблей, и 18-го мая прибыла в Остенде, преодолев за два дня 250 километров. Более того, на полдороге дивизия встретила находившуюся в патруле эскадру Сиднея Смита. Канонерки прошли эскадру, как дым сквозь решетку. Английские крейсеры не только не смогли потопить все вражеские корабли, как клятвенно заверяло адмиралтейство, но и не смогли нанести противнику сколь-либо серьезный ущерб. Через месяц этим же путем, на сей раз беспрепятственно, прошла третья батавская дивизия. Эти три случая еще раз подтвердили известную истину, что опираться на мнения специалистов можно лишь до определенной степени. Кабинет убедился, что французский плоскодонный флот опасность много серьезней, чем утверждало адмиралтейство. Правительство было вынужденно кардинально пересмотреть стратегию войны с Францией и осуществить мероприятия, речь о которых пойдет ниже.
Уже в июне 1803 года во всех северных портах Франции началось спешное сооружение кораблей. Париж, департаменты, Батавская и Итальянская республики финансировали это предприятие. Главным сборным пунктом, как и в 1801 году, определили Булонь. Но и близлежащих портах предусматривалось нахождения отрядов кораблей. Подготовка к вторжению не ограничивалась строительством только кораблей. Портовые сооружения подвергались существенной реконструкции.
В особенности большие строительные работы происходили в Булони, хотя как базовый порт она не очень подходила. Булонь расположена на впадении реки Лиан и представлял собой порт, из которого можно выбраться или туда попасть только во время прилива. С одной стороны в этом имелось определенное преимущество, поскольку вражеские корабли имели крайне ограниченные возможности атаковать порт, и это преимущество наглядно было продемонстрировано в 1801 году при нападении на порт эскадры Нельсона. С другой стороны это обстоятельство делало затруднительным одновременный выход большого количества кораблей. Вскоре стало ясно, что одновременно невозможно выйти более чем 100 судам. Эта операция требовала большого искусства. Во время пробных выходов никогда не обходилось без того, чтобы пара посудин не затонула прямо на выходе. Чтобы вывести 1000 судов, требовалось не менее пяти благоприятных дней. Как раз по этой причине стало невозможным произвести десант в течение одной долгой зимней ночи, о которой говорил генерал Бонапарт в 1798 году. По этой причине император Наполеон в году 1805 говорил то о десяти днях, то о недели, то о пяти днях хорошей погоды, чтобы стать хозяином лондонского банка. Факт в том, что он не знал, сколько флотилии потребуется времени, чтобы выбраться из Булони. С ноября 1803 года по май 1804 года трижды выходила флотилия из Булони и всякий раз оставалась она в море несколько дней, дожидаясь сбора всех кораблей. Однако мы забежали несколько вперед. Вернемся к году 1803.
В августе этого года командующий флотилией адмирал Брюи получил указания первого консула об окончательном составе флотилии. Она должна состоять из 12 дивизий больших канонерок, 16 дивизий малых канонерок и 4 дивизий шлюпов – всего 2008 военных кораблей и 500-600 транспортных судов (Батавская республика должна поставить 378 кораблей: 54 больших, 216 малых канонерок и 108 транспортников). По приказу Бонапарта формирование флотилии должно быть завершено к ноябрю 1803 года. К директивному сроку не была готова и половина запланированных кораблей.
Плоскодонная флотилия предназначалась для выполнения одной единственной задачи – доставить наземные войска к английскому побережью, а доставлять надо ни много ни мало 154000 человек (114000 французских пехотинцев, 38000 голландцев, в составе трех пехотных корпусов и 12000 моряков) и 23400 лошадей, артиллерию, боеприпасы и продовольствие на всю эту прорву народа. Одно было неясно: следовало ли доставлять в Англию самого Наполеона, или он доверит миссию завоевания Британии одному из когорты. Наполеон после Египта потерял вкус к заморским путешествиям.
Армия вторжения, не без претензий названная Великой, стационировалась по всему северному побережью от Бреста до голландского острова Тексел. Основным занятием армии в течение полутора лет стало обучение солдат плаванью и обучение быстрой посадки на корабли и высадки из них. По состоянию на 3-е августа 1805 года Великая армия делилась следующим образом: генеральный штаб возглавлял неизменный Бертье, которому в числе лучших генералов при основании империи Наполеон присвоил маршальское звание. Под его начала стояли 1000 штабных офицеров. Авангардный корпус из трех дивизий (14000 солдат) возглавлял маршал Ланн. Правый корпус маршала Даву состоял из трех дивизий (27000 человек). Центральным, самым большим (44000 человек), корпусом командовал маршал Сульт, он состоял из шести дивизий. Левый корпус маршала Нея (23000 человек) состоял из четырех дивизий. Резервом из четырех дивизий (17000 человек) командовал бригадный генерал князь Людовик Бонапарт. Императорская гвардия – 2800 человек. Первый отдельный корпус генерала Мармона в составе трех дивизий насчитывал 23000 человек. И второй отдельный корпус маршала Ожеро состоял из трех дивизий и насчитывал 11000 человек.
Корпус Ожеро располагался в Бресте, и у него была отдельная от Великой армии задача – захват Ирландии. В состав корпуса входил ирландский легион. Собственно легион громко сказано, скорей зародыш легиона из 62 человек, но при попадании на ирландскую почву зародыш этот должен в рекордно короткий срок вырасти до полноценного корпуса численностью 20000 человек. В августе 1803 года Бонапарт писал морскому министру Декре: «Вы можете им (руководителям Ирландского Союза) сказать, мы дадим им 25000 человек, 40000 ружей и артиллерию. Предпосылкой является то, что по меньшей мере 20000 ирландцев в первые дни нашего десанта должны выступить против англичан». Несколько дней спустя казалось, что ирландская экспедиция вот-вот осуществится. По распоряжению первого консула к 1-го фримера (23-го ноября 1803 года) должна быть закончена подготовка 20 крейсеров, способных принять на борт 12000 человек, а также фрегаты и транспортные суда еще для 8000 человек. Для ирландской экспедиции плоскодонки мало или совсем не годились. Еще и поэтому в планах Наполеона стояло строительство больших кораблей.
Через месяц, в сентябре, Бонапарт потребовал от морского министерства справку, способен ли голландский флот на своих боевых кораблях перевезти 25000 человек в Ирландию. 30-го октября он дает последние распоряжения по подготовке ирландской экспедиции, но несколько дней спустя полный отбой. Возможно, отмена экспедиции связана с началом приготовлений превращения республики в империю. Ирландский десант, несомненно, очень рискованная операция и в случае ее неуспеха или неполного успеха процесс восстановления монархии мог сильно осложниться.
Ровно через год император Наполеон вернулся к ирландским планам. 27-го сентября 1804 года в письме к Бертье Наполеон писал: «Экспедиция в Ирландию решена. Об обстоятельствах экспедиции Вам расскажет маршал Ожеро. В Бресте находятся транспортные средства для 18000 человек. Генерал Мормон со своей стороны готов с 25000 человек. Он попытается десантироваться в Ирландии и будет сражаться под командованием маршала Ожеро». В это время Великая армия должна попытаться осуществить десант в Кент. Казалось, все было готово, и вновь Наполеон отложил операцию на год. На сей раз из-за вступления Испании в войну против Англии  и открытия, в связи с существенным увеличением океанского флота, новых перспектив.


5

За два месяца до начала войны основной флот Франции находился в Вест-Индии (66 больших кораблей, из них 15 линейных и 16 фрегатов). В самом начале войны часть находящихся в Вест-Индии кораблей захватили англичане, другим удалось уйти в порты приписки.
Хотя Бонапарт основное внимание уделял созданию плоскодонной флотилии, но и восстановлению океанского флота придавал огромное значение. 15-го марта, через день после известного скандала на приеме в Тюильри, он дал распоряжение морскому министру: все находящиеся в Тулоне линейные корабли и фрегаты как можно скорее привести в состояние боевой готовности. Через несколько дней после начала войны французский флот стал на военное положение. «Командиры кораблей должны постоянно находиться на борту», – писал Бонапарт контр-адмиралу Гантому, а морскому префекту в Тулоне: «Вы должны озаботиться, чтобы капитаны там столовались, а офицеры постоянно находились на своих кораблях. Ни при каких обстоятельствах ни капитаны, ни офицеры и унтер-офицеры не могут спать вне своих кораблей». Такие же предписания уже давно действовали на английском флоте.
Год спустя, весной 1804 года, Наполеон поставил военному министерству конкретные задачи: «Я хочу до вандемьера XIV года (сентябрь 1805 года – магический месяц, часто встречающийся в планах Наполеона) иметь 26 крейсеров, – писал он в апреле 1804 года. – Все корабли должны быть построены в Антверпене и должны нести на бортах по 74 пушки... До XV года у нас должно быть сто боевых кораблей». Со временем Наполеон несколько раз корректировал планы по строительству флота в сторону уменьшения. И дело не в отставании графика строительства кораблей. С этим худо-бедно справлялись. Причина отставания лежала совсем в другой плоскости. Человеческий фактор, выражаясь современным языком, на всех уровнях от адмирала до матроса, тормозил планы императора. Как считал адмирал Гантом  (летом 1803 года Гантом получил адмиральское звание; Гантом слыл лучшим французским флотоводцем,  вероятно из-за удавшегося бегства отряда генерала Бонапарта из Египта; больше ничем выдающимся Гантом не отличился), по состоянию на конец 1803 года французский флот насчитывал не больше 20 кораблей с командами, способными управлять парусом и увеличение флота, точнее сказать увеличение количество кораблей, не имело смысла. Летом 1804 года в Бресте под командой Гантома стояло 20 линейных кораблей и 5 фрегатов. Из них только 7 линейных кораблей были в состоянии вести боевые действия. В Тулоне под началом вице-адмирала Вольнея находилось 11 линейных кораблей.
Формирование флота оказалось много сложней, чем создание новых сухопутных частей и соединений. Капитаны и офицеры новых кораблей не имели опыта боевых действий и опыта хождения под парусом в качестве капитанов и офицеров. Матросы же, зачастую вчерашние пехотинцы, с трудом отличали корму от носа. Англичане не давали возможности толпе пехотинцев стать корабельной командой, в которой каждый знает свое место.
Наполеон прекрасно осознавал слабость флота и использовал любую возможность, чтобы в деле закалить флот. Он не раз высказывался, что пошел на вест-индийскую операцию в 1802 года не только ради колоний как таковых, но, в известном смысле, ради повышения боеспособности флота, чтобы команды приобрели бесценный опыт управления парусом в открытом море. В году 1804 Наполеон стоял перед той же проблемой – необученность французских моряков. И снова для решения этой проблемы Наполеон планировал заморские экспедиции. В сентябре 1804 года он писал морскому министру: «Господин Декре, мы намереваемся предпринять три экспедиции: Первая экспедиция – Мартиника, Гваделупа и Сент-Люсия... Вторая – Суринам, Гвиана и другие голландские колонии... третья экспедиция – захват острова Святой Елены... Для этого тулонская эскадра, которая состоит из 11 или 12 крейсеров... В море эскадра должна разделиться. Два крейсера, четыре фрегата и два брига должны идти на Святую Елену, остальные крейсеры и фрегаты должны следовать прямо на Гвиану. Как только придет известие о выходе эскадры из Тулона, эскадра из Рошфора должна немедленно выступить. Задача эскадры – завоевание Сент-Люсии и Доминики. Эскадры должны объединиться и насчитывать 14-15 крейсеров. Дольше объединенная эскадра должна захватить все английские острова, взять как можно больше трофеев и появиться во всех вражеских портах. Дальше эскадра должна следовать на Санто-Доминго, высадить там 1000-1200 человек и по обстоятельствам необходимое количество оружия и пороха, нанести Ямайке как можно больший урон, возвратиться в Ферроль, соединиться там с пятью крейсерами и все 20 крейсеров должны возвратиться в Рошфор...
Что касается экспедиции на Святую Елену, в Булоне я передам Вам дальнейшие распоряжения...
Адмирал Вольней возглавит экспедицию на Суринам, контр-адмирал Миссиесси будет руководить экспедицией на Мартинику. Выберете хорошего контр-адмирала для руководства экспедицией на Святую Елену». В это же время Наполеон послал указание Гантому ускорить подготовку экспедиции в Ирландию.
11-го января 1805 года морские операции начались. Миссиесси, пользуясь отсутствием блокадной эскадры контр-адмирала сэра Томаса Грейвса, вышел из Рошфора. Эскадра состояла из пяти крейсеров, трех фрегатов и двух бригов. На борту эскадры находились 3400 человек дивизии генерала Лагранжа. Эскадра взяла курс на Антильские острова.
Несколько позже вступил в дело Вольней.  18-го января 1805 года его 11 крейсеров и семь фрегатов вышли из Тулона. На бортах находились 6300 пехотинцев. Моряки настолько плохо управлялись с парусом, что в первую же ночь потерялся один крейсер и три фрегата. После такой неудачи эскадра вернулась в Тулон. Вольней объяснил возвращения эскадры тем, что он боялся встретиться в открытом море с эскадрой Нельсона, а это не стояло в его предписании. Ввиду возвращения эскадры, Наполеон решил дать ей другое задание.
Тем временем эскадра Миссиесси продолжала плавание и 21-го февраля пришла на Мартинику. Сухопутные войска высадились на Гаити. Высадив пехоту, Миссиесси повел корабли на Гваделупу. Предписания императора – захватить все английские острова, взять как можно больше призов и нанести максимальный урон Ямайке – контр-адмирал физически не мог исполнить, имеющимися в его распоряжении силами. Единственное, на что решился Миссиесси – это из Гваделупы предпринять набег на английский остров Монтсеррат. 14-го марта корабли Миссиесси вернулись на Мартинику. Здесь контр-адмирал получил письмо морского министерства, из которого узнал о провале Вольнея, из-за чего вся операция откладывалась. Предписание морского министерства гласило – возвращаться во Францию.
Между тем, Наполеон в очередной раз изменил планы. Он дал указание (27-го февраля 1805 года) морскому министерству приказать Миссиесси оставаться в Карибском море до июля. Приказ военного министерства не нашел контр-адмирала на Мартинике, в это время он уже плыл домой. В середине мая, после 52-х дневного перехода Миссиесси вернулся в порт Рошфор и заслужил только упреки императора. А ведь это была самая успешная морская операция французского флота за последние пять лет.
С вступлением Испании в войну использование океанского флота против англичан приобрело шансы на успех. Тактически диспозиция осталась прежняя. Три французских флота – из Бреста, Ферроля и Тулона – и испанский флот должны приплыть в Карибское море. Там, создав огромное преимущество, уничтожить английскую эскадру, затем объединенный флот должен прийти на северное побережье Франции и прикрыть переход плоскодонной флотилии через Ла-Манш.
«Господин адмирал Гантом, – писал император 2-го марта из Парижа, – Вы должны в кратчайшее время ваши 21 крейсеров и шесть фрегатов привести в состояние готовности... Сначала Вы идете на Ферроль, атакуете и захватите семь или восемь курсирующих перед портом английских крейсеров. Затем Вы соединитесь с контр-адмиралом Гурдоном, под чьим командованием стоит наша эскадра в Ферроле, силою четырех крейсеров и двух фрегатов и с испанской эскадрой, которая получит соответствующие директивы. После соединения эскадр Вы должны кратчайшим путем идти на Мартинику. Там Вас будут ожидать эскадры из Тулона и Рошфора, которые получат указания стать под ваш флаг. Мы надеемся, что Вы с божьей помощью успешно проведете объединение и будете стоять во главе флота больше чем 40 крейсеров. Затем, не теряя времени, Вы должны возвратиться в Европу, не приближаясь к суше и держась вдалеке от обычных морских путей так долго, как это возможно. Когда подойдете к острову Уэсан Вы атакуете английские крейсеры, которые предположительно будут там находиться, и затем идите прямо к Булони, где Вы меня найдете собственной персоной, и где мы дадим распоряжения относительно ваших дальнейших действий. Мы хотим, чтобы время и обстоятельства позволили Вам быть в Европе между 10-м июнем и 10-м июлем 1805 года.
Если по каким-то причинам тулонская эскадра вице-адмирала Вольнея не сможет подойти, и после объединения с нашими эскадрами из Ферроля и Рошфора и испанской эскадрой Вы будете иметь недостаточно сил, но больше, чем 25 крейсеров и в этом случае мое желание, чтобы Вы шли сначала на Уэсан, а оттуда на Булонь. Но если под вашей командой будет меньше, чем 25 крейсеров, Вы должны идти на Ферроль, где вашей задачей будет собрать там все возможные французские и испанские крейсеры, и дальше под вашим флагом идти на Булонь».
В тот же день император написал Вольнею, что вице-адмирал переходит в подчинение Гантому. И далее: «Если Вы прибудете на Мартинику раньше его (Гантома), наблюдайте за сигналами, так как он возможно не станет на якорь, а как только вы соединитесь, следуйте его указаниям. Ждите 40 дней, считая с первого дня вашего прибытия на Мартинику. Возможно, что наша эскадра из Бреста по каким-то причинам не сможет с вами соединиться на Мартинике. Если за это время объединения не произойдет, следуйте в Европу, причем, проходя остров Санто-Доминго нанесите врагу как можно больше урона... Если соединение с адмиралом Гантомом не удастся, следуйте на Канарские острова и курсируйте в этих водах, чтобы захватить все следующие из Индии английские караваны. Оставайтесь в водах близ Канарских островов 20 дней, чтобы адмирал Гантом мог там Вас найти. Если этого не произойдет, следуйте на Кадис, где Вы получите указания о дальнейших действиях.
Мы рассчитываем на ваше усердие, ваши способности и вашу смелость».
Реальность оказалась несколько иной, чем нарисовал себе Наполеон. 19-го марта Гантом по световому телеграфу сообщил императору, что он готов выйти в море, но следует считаться с возможностью боя с английской блокадной эскадрой. Наполеон в ответ телеграфировал, что если боя не избежать, то следует оставаться в порту. Следуя этим предписаниям, Гантом 27-го марта вышел из порта, но уже 29-го вернулся, поскольку избежать боя с англичанами не было никакой возможности. Эскадра так и простояла в Бресте весь 1805 и добрый кусок 1806 года, так и не решился Гантом сразиться с англичанами.
Главным актером французской морской драмы стал, помимо своей воли, вице-адмирал Вольней. Он доложил императору, что готов выйти с 16-го по 21-е марта. Выйти удалось только 30-го марта. Запирающая Тулон эскадра Нельсона отошла от порта из-за начинающегося шторма. Этим обстоятельством воспользовался Вольней и поздним вечером тридцатого 11 крейсеров, шесть фрегатов и два брига с дивизией Лористона на бортах покинули порт. Шторм усилился, и эскадра Вольнея укрылась от него в испанском порту Картахена, где находилась испанская эскадра адмирала Сальседо в составе пяти крейсеров. Согласно предписаниям, Сальседо должен стать под флаг Вольнея. По непонятным причинам в эскадру влился только один испанский крейсер. В ночь с 7-го на 8-е апреля корабли Вольнея спешно покинули порт, и девятого эскадра благополучно достигла Кадиса.
Сэр Джон Орд, блокирующий Кадис пятью крейсерами, наблюдал за происходящим с безопасного расстояния, не пытаясь, ввиду большого преимущества противника, ввязаться в драку. Днем позже эскадра Вольнея вышла из Кадиса. К французам добавились крейсеры «Аргонавт» и «Америка». Остальные испанские крейсеры вышли из порта в течение нескольких последующих дней. Капитаны кораблей могли вскрыть конверты с предписаниями пути следования, уже находясь в открытом море. Все вышедшие вдогонку Вольнея крейсеры, кроме «Сан Рафаэля», соединились с французами у берегов Мартиники.

6

Ну а что же флот английский? Как он начал войну, и как английское адмиралтейство проводило операции?
В начале 1803 года на вооружении британского флота находилось 442 боевых корабля общим водоизмещением без малого 400 000 тонн. Из общего количества 232 корабля находились в состоянии боевой готовности (34 больших линейных кораблей, 86 малых линейных кораблей и фрегатов пребывали в боевом и патрульном плавании, а 77 больших линейных кораблей и 35 малых линейных кораблей и фрегатов стояли в резерве); 210 кораблей стояли в портах на ремонте и реконструкции. Почти четверть флота (97 кораблей) составляли суда иностранного происхождения, захваченные в разное время, как военные трофеи. Их было бы еще больше, если бы по Амьенскому миру не возвратили бы корабли голландцам, датчанам и шведам. Самый боеспособный корабль – краса и гордость британского флота, трехпалубный линейный корабль «Виктория» резал волну под флагом Нельсона. Он сошел со стапелей в 1765 году, а в 1801 году подвергся глубокой реконструкции. «Виктория» несла 112 пушек и имела водоизмещение 2350 тонн. 850 матросов и офицеров, несших службу на «Виктории», по справедливости пользовались славой лучшей корабельной командой в мире. Корабль линии французского происхождения «Марсель», захваченный в 1793 году в Тулоне, был больше «Виктории» (120 пушек на борту и 2700 тонн водоизмещения), но уступал ей в скорости и маневренности. На третьем месте стоял линейный корабль испанского происхождения «Святой Иосиф» – трофей Нельсона. Он был вооружен 112 пушками и имел водоизмещение 2500 тонн.
Со вступлением Британии в войну и без того не малый ее военный флот стал быстро расти. Через два года, в начале 1805 года, 508 кораблей находились в состоянии боевой готовности и 69 стояли на ремонте (высшей точки флот достиг в 1809, в этом году на вооружении находилось 709 кораблей общим водоизмещением 520 000). На начало 1805 года в адмиралтействе служили 50 адмиралов, 36 вице-адмиралов, 63 контр-адмиралов, 90000 матросов и 30000 морских пехотинцев. Бюджет флота в том же году составил 15 миллионов фунтов стерлингов (в 1813 году бюджет британского флота превысил 20 миллионов).
На второй день войны (17-го мая 1803 года) адмирал сэр Вильям Корнуоллис от Портсмута, место стоянки его эскадры, с десятью крейсерами пошел на Брест и блокировал его. Базой блокадной эскадры – ремонт кораблей и смена караула – стал остров Уэсан. Через несколько месяцев эскадра Корнуоллиса была увеличена вдвое. Она заперла в Бресте больше двадцати французских крейсеров.
Блокада Бреста не столь эффективна и не столь хорошо известна как победа при Абукире или сражение у мыса Трафальгар, но именно она явилась самой большой морской операцией 19-го века. Много лет днем и ночью, зимой и летом, при штормах и штилях несли английские офицеры и матросы монотонно-изматывающую караульную службу. Неизменно руководил флотом адмирал Корнуоллис. Лишь однажды, в июле 1804 года, он оставил свой пост для поездки в Лондон. Во встречах с тогдашним первым лордом адмиралтейства Мелвиллом он пытался добиться одобрения плана уничтожения брестской эскадры противника по средствам торпедирования неприятельских кораблей и портовых сооружений старыми судами, начиненными порохом. Адмиралтейство не отважилось принять такой радикальный план и Корнуоллису пришлось вернуться к исполнению до смерти надоевшей караульной службы. Кроме блокады Бреста в задачу Корнуоллиса входило контроль побережья до испанского мыса Финистерре.
Принятая адмиралтейством концепция блокады вражеских портов хорошо себя зарекомендовала еще во время первой войны против Франции в 1798-1801 годах. Нельсон в 1801 году писал, что первая линия английской обороны должна находиться как раз напротив портов противника. Эту концепцию полностью поддерживал Винсент, ставший в 1801 году первым лордом. Он писал: «Безопасность нашего убежища основана на нашей бдительности и операциях наших крейсеров. Сокращение их численности применением для охраны наших портов, бухт и нашего побережья приведет, по моему мнению, только к нашему уничтожению».
Адмирал Кейт выполнял вторую по важности, после блокады Бреста, задачу флота. Находящиеся в его подчинении эскадры защищали устье Темзы, блокировали Булонь и побережье от голландского острова Тексел до Бреста.
Кадис блокировала эскадра Орда, которая являлась мостом между флотами Корнуоллиса и Нельсона. И, наконец, от Гибралтара все Средиземное море находилось под контролем флота Нельсона. Именно Нельсон оказался слабым звеном в железной цепи английских адмиралов. Основной его задачей являлось блокада Тулона, но нести службу подобно Корнуоллису терпения Нельсону не хватало. Его хватило ровно на три месяца. В конце октября 1803 года он снял блокаду, мотивируя свое решение неудовлетворительным состоянием вверенных ему кораблей и плохой погодой. Для наблюдения за Тулоном он оставил лишь несколько фрегатов, сам же с флотом сначала пошел на Сардинию, а потом встал на якорь в бухте острова Маддалена (между Сардинией и Корсикой). Отсюда, как он считал, флот мог быстро попасть в любое место средиземноморского побережья. Отсюда он время от времени предпринимал короткие походы к Алжиру, к мысу Себастьян, к Тулону и на Мальорку, но настоящей блокады французского флота в Тулоне не было. Изматывающая душу и разъедающая сердце караульная служба была не для него. Сражаться и побеждать – другое дело, но монотонность блокады не мог он выдерживать.
Когда Вольней первый раз вышел из Тулона, он пошел на Сардинию с целью ввести в заблуждение противника. Корабли наблюдения скоро потеряли эскадру Вольнея из вида. Исчезновение французов ввергло Нельсона (он в это время находился в Палермо) в депрессию. Анализируя сообщения капитанов кораблей потерявших французскую эскадру, по направлению ее движения Нельсон предположил, что французы, как и семь лет назад, собрались в Египет. Этой версии противоречило все – и общая политическая обстановка, и места дислокации наземных войск неприятеля, и рекомендации родного адмиралтейства, и, наконец, здравый смысл – и только начальный маневр французов слабо указывал на возможность египетского варианта. Со всей возможной скоростью Нельсон повел свой флот к берегу Египта, но там никого не оказалась. Нельсон поспешил назад и 13-го марта пришел к Тулону. Весь французский флот, за исключением одного крейсера (он сделал вынужденный заход в Аяччо) был в наличии. Французские корабли, как и прежде, мирно дремали на якоре, а Нельсон испытал в эту минуту самое большое в своей жизни облегчение. В эту минуту он готов был обнять и расцеловать Вольнея.
Если вы думаете, что Нельсон после этого случая стал нести службу честно и прилежно, как Корнуоллис или Кейт, то ошибаетесь. Через две недели Нельсон опять снял блокаду и ушел к Сардинии. Этим обстоятельством воспользовался Вольней. Птичка второй раз выпорхнула из открытой клетки Тулона и, махнув крылом, улетела в неизвестном направлении, вызвав в далекой Англии панику средних размеров. Газета «Morning Chronicle» писала в эти дни: «По всем предположениям назначение флота из Тулона, который у многих вызвал большое беспокойство, соединиться с флотом Бреста с целью взять под контроль Ла-Манш, в то время как булонская флотилия доставит в Англию войско в 100000 человек. Уже восемь дней никто не может спать спокойно!»
К несчастью при проходе Гибралтарского пролива французский флот был замечен. Как только в Англии стало известно о том, что Нельсон, знаменитый Нельсон, прозевал французов, и тулонская эскадра растворилась бесследно в просторах океана, правительство предположило самое худшее – началась операция вторжения. Немедленно все наземные войска в Англии и Ирландии были приведены в состояние высшей боевой готовности. Немедленно адмиралтейство предприняло беспрецедентные меры. Ремонт кораблей был ускорен до максимума и превзошел максимум. Тысячи докеров работали сутками во спасение Англии. Все что плавало, было спущено на воду, все что стреляло было погружено на корабли. Сотни кораблей выходили из портов приписки, сбивались в стаи, готовые заклевать и Вольнея, и Гантома, и любого, кто сунется к родным берегам. Британия готовилась к отражению, готовилась биться смертным боем.
Как только в адмиралтействе узнали о выходе Вольнея из Средиземного моря, послали в Гибралтар высокопоставленного офицера с предписанием: в случае если Нельсон еще не преследует врага, то должны крейсеры «Квин» и «Драгон», которые этот офицер вел в Гибралтар, следовать с флотом Нельсона на Барбадос и там стать под команду контр-адмирала сэра Александра Кокрейна, ежели Нельсон уже в пути упомянутые корабли должны примкнуть к эскадре блокирующей Кадис. Следующее распоряжение предписывало эскадрам Коллингвуда и Орда соединиться у Малаги и преследовать врага.
В начале мая последовали новые распоряжения адмиралтейства: эскадре Коллингвуда идти на Антильские острова и там влиться в состав флота Нельсона. Но если Коллингвуд узнает, что Нельсон уже в дороге, а противник обладает больше 12 крейсерами, но меньше 18, он должен послать вдогонку Нельсону несколько своих кораблей, а самому вернуться к Кадису. По пути Коллингвуда узнал, что Нельсон находится в преследовании, и он отослал два своих крейсера, а остальные корабли повел к Кадису.
Из этих распоряжений следует, что адмиралтейство хорошо знало планы Наполеона, достаточно хорошо, чтобы ввиду грозящего вторжения принять такое ответственное решение, как посылка флота в Карибское море. Еще в конце января - в начале февраля Нельсон метался по Средиземному морю, не зная, куда направились французы, а в апреле адмиралтейство уверенно формирует отряд преследования французов через Атлантический океан к Антильским островам. Очевидно в марте – апреле 1805 года на самом верху французской политической элиты произошла утечка информации. Точнее сказать, в это время кто-то из самых высокопоставленных французов сдал англичанам планы Наполеона во всех подробностях. И этот кто-то, по моему мнению, был Талейран. В середине марта Италия была объявлена королевством, а Консульта присягнула на верность королю Италии Наполеону Бонапарту. Надежда Талейрана стать королем Италии рухнула окончательно, а планы Наполеона оказались на рабочем столе Пита, старинного друга Талейрана.
Нельсон, обнаружив, что его подопечные сбежали, сразу пошел к мысу Трафальгар. Он не стал, как в начале года идти к Египту и вообще искать французов в Средиземном море. Указания адмиралтейства были четкими: если французский флот уйдет из Тулона, он отправится либо на север Франции, либо в Южную Америку. У мыса Трафальгар Нельсон ожидал дальнейших распоряжений адмиралтейства. Шестого мая он получил сообщение адмиралтейства о нахождении французов и указание руководства следовать к мысу Сан-Висенти и там включить в состав своего флота крейсеры «Квин» и «Драгон», которые сопровождали конвой транспортных кораблей с дивизией генерала сэра Грейга, предназначенной для усиления гарнизона Мальты и для военной помощи Неаполю. Нельсон у мыса  Сан-Висенти несколько дней ожидал подхода обещанных крейсеров. Однако, наблюдая за крейсерами при подходе каравана к мысу, Нельсон оценил их ходовые качества как неудовлетворительные и не стал с собой брать. Более того, к ним он присоединил свой крейсер «Рояль Соверен», мореходные качества которого тоже не удовлетворяли командующего. Из прибывшего транспорта Нельсон взял что мог – боеприпасы и провиант. Три часа продолжалась перегрузка кораблей, и сразу после этого флот Нельсона на всех парусах рванул на запад. Началась Великая Охота Нельсона – вторая и последняя в его жизни.

7

Когда Наполеон узнал об удаче Вольнея, послал он Гантому указание попытаться еще раз выйти из Бреста, но при том же условии – не ввязываться в бой с блокадными эскадрами. Одновременно французская и испанская эскадры в Ферроле получили приказ, как можно скорее закончить подготовку к выступлению. К флоту Вольнея Наполеон выслал два быстроходных фрегата. Один вез приказы командиру пехотной дивизии, находящейся на кораблях флота и предназначенной для завоевания колоний (речь идет о нескольких Наветренных и Малых Антильских островах). На борту второго находился приказ императора Вольнею: «Господин вице-адмирал! Вы должны с нашими 12 крейсерами и, по меньшей мере, с шестью крейсерами королевства Испания прибыть на наш остров Мартиника. Контр-адмирал Магон пришлет Вам еще два крейсера. Я хочу, чтобы Вы, если Вы в течение 35 дней после прибытия не получите сообщения от адмирала Гантома, который из-за вражеской блокады возможно не будет в состоянии выйти, кратчайшим путем шли на Ферроль. Там находятся 15 французских и испанских крейсеров, которые увеличат ваш флот до 35 боевых кораблей. С этими силами Вы появитесь у Бреста и соединитесь с 21 крейсерами адмирала Гантома, но не оставайтесь в порту. Со всеми силами Вы должны идти в Ла-Манш и появиться у Булони. В этом случае я хочу, чтобы Вы приняли командование над всеми морскими силами.
Мы поручим нашему министру разработать подробности и сообщить Вам, что Вы должны делать, чтобы защитить наши острова Мартинику, Гваделупу, Сент-Люсию и Доминику и чтобы расширить наши владения...».
План Наполеона был вовсе не плох. Он базировался на том, что хотя бы одна из трех эскадр сможет уйти в море. Эскадра должна затеряться на просторах океана. Найти ее в Атлантике не легче, чем найти иголку в стоге сена. Затем эта эскадра последовательно разблокирует две оставшиеся и создает флот общей численностью 56 крейсеров. Такой флот будет вполне в состоянии защитить булонскую флотилию при ее переходе к берегам Англии. План не плох, что и говорить. Однако имелось одно «но». Англичане достаточно точно знали то место в стоге сена, где французская иголка хотела затеряться.
Вскоре французское морское министерство, как император и обещал, послало на быстроходном фрегате, способном уйти от преследования англичан, предписание относительно Антильских островов. Директивы морского министерства представляли собой не что иное, как пересказ с некоторыми подробностями мыслей Наполеона: «Без сомнения находится Доминика в вашей власти. Сент-Люсия также должна быть завоевана. Император желает, чтобы войска (имеются в виду дивизия Лористона и сухопутные части, находящиеся на кораблях эскадры Миссиесси; однако эскадра Миссиесси в это время находилась на пути в Европу) захватили все английские острова... Если эскадра из Ферроля соединится с вашим флотом, Вы неожиданно появитесь у Бреста. Там, у острова Уэсан, предположительно находятся 18-19 английских крейсеров. Ваша задача, если это будет возможно, их уничтожить и послать в порт Бреста только два фрегата, чтобы сообщить адмиралу о вашем прибытии, но не заходить всем флотом в порт... Брестский флот должен соединиться с вашим и стать под вашу команду и вместе с испанским флотом Вы должны отправиться в Булонь... Прибыв в Булонь, Вы встретитесь персонально с императором и он даст Вам указания относительно дальнейших операций флота. От вашего успеха зависит история мира...».
Многие историки утверждают, что ошибка Наполеона заключается не в самом плане, а в идее завоевание Антильских островов. И действительно вызывает большие сомнения, чтобы имеющимися у Вольнея силами (12000 человек) возможно было за месяц-два завоевать полтора десятка английских островов. Даже в случае начального успеха в операции этой легко увязнуть, а для общей ситуации завоевание клочков суши на краю света никакого значения не имела. Если рассматривать ситуацию в рамках формальной логики, то есть поход состоялся ради колониальных завоеваний, то ошибка очевидна, и она не укрылась от проницательности историков. Но если рассматривать карибскую операцию не как цель, а как процесс повышения боеспособности флота, то никакой ошибки нет. Напротив, в том положении, в каком находился французский флот, это было мудрое и, возможно, единственное верное решение. Что же касаемо самих завоеваний островов, то нереальность планов Наполеона в части захвата островов нивелировалось разумностью поведения Вольнея, и проведение сухопутных операций ни в коей мере не отразилась на операциях флота, ни в коей мере не ухудшили его положение.
Другое дело, что англичане знали французские планы и этим с самого начала поставили французский флот в очень трудное, почти катастрофическое положение. Но это не ошибка Наполеона, а его судьба. И судьба имела конкретное имя – Талейран.
Несмотря на необученность матросов, флот Вольнея 13-го мая благополучно и без потерь прибыл в порт Фор-де-Франс на Мартинику. 18-го мая пришел испанский крейсер «Сан Рафаэль», 4-го июня прибыл контр-адмирал Магон с двумя крейсерами. Вместе с испанскими крейсерами прибыл французский фрегат, имеющий на борту приказы, речь о которых шла выше. Вместе с прибывшими испанскими кораблями Вольней располагал 17 крейсерами.
В конце мая Вольней попытался исполнить предписания императора и морского министерства, но сделал из предписанного такую малость, что она просто терялась в бесконечности задачи. Французы 31-го мая захватили маленький скалистый остров Димонт Рок, расположенный на входе в Фор-де-Франс, а несколько позже предприняли короткую поездку на Гваделупу, где в подкрепление гарнизона острова высадили 700 человек дивизии Лористона. Седьмого июня Вольней находился невдалеке от острова Антигуа, преследуя английский торговый караван из 15 судов, шедший от Сент-Кристофера в Европу. Вскоре к флоту присоединились три испанских крейсера. После этого флот, спасаясь от преследования англичан, на всех парусах пошел в Европу.
Положение французов на Антильских островах было очень ненадежно. 4-го июня, одновременно с прибытием Магона в Фор-де-Франс, на Барбадос пришла эскадра Нельсона. 11-го июня, находясь в море, Вольней писал морскому министру: «От пленных мы узнали о прибытии сильной средиземноморской эскадры англичан в составе 12-14 крейсеров и множества фрегатов. Этих кораблей под началом адмирала Кокрейна ... достаточно, чтобы сравниться с нашими объединенными силами, или, из-за силы их кораблей, из которых многие трехпалубные, превзойти нас. При этих обстоятельствах невозможно не только нападение на Барбадос, но и захват других вражеских владений. В этих обстоятельствах нам ничего не остается другого, как только вернуться на Мартинику и там в разрушающей бездеятельности ожидать обозначенное время отправки в Европу. Но юго-восточный ветер и преследование конвоя отняло у нас много времени, так что нам потребовалось бы десять дней, чтобы прийти обратно на Мартинику, а там мы должны были бы учитывать вероятность сражения, после которого у нас не было бы возможности восстановить повреждения...».
2-го июля союзный флот проходил уже возле Азорских островов.

8

Два года Нельсон наблюдал французский флот в Тулоне, впрочем, не особо усердствуя в этом. Блокада его зияла брешами и дырами. То, что французы ушли из Тулона, лежало полностью на его совести. Его недисциплинированность создало угрозу безопасности Англии большую, чем семь лет назад, во время похода генерала Бонапарта в Египет. Всеми фибрами своей просоленной морской души Нельсон жаждал искупить вину перед родиной. Он жаждал битвы, жаждал уничтожить французский флот.
Из Барбадоса, едва заправившись водой и провиантом, Нельсон двинул свои корабли на Мартинику. Но французы уже ушли, ушли уже к этому времени и испанские крейсеры, и Нельсону ничего не оставалось другого, как только идти на север, в надежде встретить французский флот, занятый завоеванием какого-нибудь британского острова и там уничтожить его. Продвигаясь на север, и изо дня в день не видя врага, страшная догадка, что французы и на этот раз избежали его гнева, перерастала в уверенность. 12-го июня Нельсон послал свой самый быстроходный бриг в Англию, чтобы дать возможность адмиралтейству подготовить французам достойную встречу. 13-го июня сделали трехчасовую остановку на Антигуа для заливки водой перед переходом через океан. 19-го июня, находясь в открытом море, Нельсон послал еще один бриг, способный сильно обогнать его флот. На этот раз командиру эскадры, блокирующей Ферроль.
Прежде чем Вольней пришел в Европу, английское адмиралтейство и командующие флотами знали о событиях в Вест-Индии. Более того, посланный Нельсоном первый бриг 19-го июня на расстоянии 900 морских миль от Антигуа нагнал французский флот и легко обошел его. Шел он вдвое быстрее французского флота. Направление движения французов, определенное капитаном брига, подтвердило предположение Нельсона, что неприятель идет в Европу. 6-го июля бриг прибыл к эскадре адмирала Корнуоллиса и капитан предупредил адмирала о высоковероятном скором появлении французов. На другой день бриг прибыл в Плимут. Уже 11-го июля Корнуоллис получил приказ адмиралтейства передать пять крейсеров и один фрегат в состав блокирующей Рошфор эскадры Роберта  Колдера, который заступил на пост вместо ушедшего в Вест-Индию Кокрейна. По указаниям адмиралтейства Колдер должен занять позицию напротив мыса Финистерре и прикрывать испанское и португальское побережье южнее своей стоянки, тогда как в задачу Корнуоллиса входило курсировать между островом Уэсан и мысом Финистерре. Таким образом, англичанин взяли под наблюдения все атлантическое побережье Франции, Испании и Португалии. Мало того, посыльный бриг, обгоняя французский флот, получил бесценные сведения. Специалисты адмиралтейства по направлению движения неприятельского флота, его скорости, с учетом течений и ветров, в зависимости от цели путешествия французов (их могло быть только три – Ферроль, Ла-Рошель и Брест), рассчитали три возможные точки появления французского флота между 21-м и 23-м июлем. 20-го июля в наиболее вероятную точку вышла эскадра Колдера. В другие точки вышли эскадры флота Корнуоллиса. Сделано это было затем, чтобы стоящие в портах французские корабли не смогли вмешаться в драку между Вольнеем и одной из английских эскадр. Фактически адмиралтейство сняло блокаду побережья в дни с 20-го до 24-е июля. После 24-го караулящие Вольнея в расчетных точках эскадры должны возобновить блокаду портов и патрулирование побережья. 22-го, как бы подтверждая корректность расчетов адмиралтейства, на 43;54; северной широты и 11;38; западной долготы (примерно 150 миль на северо-запад от мыса Финистерре) Колдер заметил паруса приближающегося французского флота. Английский командующий дал приказ готовиться к битве. Он распорядился построить корабли в два ряда с намерением ударить по центру и разбить вражеский флот на две части.
Вольней со своей стороны, когда прошел первый шок от нежданной встречи врага посреди океана, вероятность которой была не выше чем столкновение пуль при дуэли, дал команду к сражению. Однако настоящего сражения не получилось. На сей раз Бог миловал французского адмирала. Внезапно пал густой туман. Первый офицер фрегата «Египет» – моряк, много лет бороздивший все моря – писал потом, что он никогда не видел такого густого тумана, как в тот день. Дело закончилось перестрелкой на встречных курсах. Стреляли с обеих сторон скорей по теням, нежели по различимым целям. Обе стороны понесли потери в несколько десятков убитыми и ранеными. Флоты разошлись и вскоре потеряли друг друга их виду. Не повезло лишь испанским крейсерам «Сан Рафаэлю» и «Фирме». Они в тумане отбились от французской стаи и случайно прибились к английской.
На другой день Вольней был готов продолжить битву, но эскадра Колдера ушла с поля зрения, уведя с собой пленных испанцев.
Нерешительность Колдера вызвала в Англии критическую волну. Адмирал сам попросил о судебном разбирательстве этого дела. В конце 1805 года суд высшей инстанции рассмотрел дело Колдера. Хотя суд и снял обвинение в трусости, но в заключении ему делались тяжелые упреки за то, что он не принял сражение 23-го или 24-го июля.
После отвода трофейных кораблей в Англию Колдер снова занял пост у мыса Финистерре. 2-го августа по приказу адмиралтейства он отослал эскадру контр-адмирала Стиглига обратно в подчинения флота Корнуоллиса. Сам он с девятью крейсерами остался блокировать Ферроль.
Французская пропаганда представила бой у мыса Финистерре как первую за много лет значительную морскую победу.

9

Для понимания общего положения французов следует учитывать феррольскую эскадру. 20-го мая командование эскадрой принял контр-адмирал Миссиесси. Тремя днями позже он получил письмо морского министра о том, что он должен идти на Мартинику (неделю назад он только вернулся оттуда и, можно сказать с большой степенью вероятности, вовсе не стремился еще раз преодолевать океан) на соединение с флотом Вольнея, а если соединение не получится – говорилось в письме – он должен нанести врагу в Карибском море как можно больший урон. Миссиесси воспринял директивы министерства, как издевательство над собой. Два месяца назад его эскадра в Карибском море нанесла врагу так много урона, что едва унесла оттуда паруса, и снова Мартиника.
Миссиесси в мае – июне не удалось прорвать блокаду, а в начале июля Наполеон измыслил для эскадры другое задание. Она должна сыграть роль приманки для англичан. Корабли Миссиесси должны выйти из Ферроля и пойти на Ирландию. Этот маневр, как полагал Наполеон, должен англичанам внушить мысль, что Миссиесси идет к Ирландии, чтобы там соединиться с Вольнеем и заставить англичан уменьшить блокаду атлантического побережья, что позволит Вольнею разблокировать Ла-Рошель и Брест.
Что же будет с моей эскадрой – задал себе вопрос Миссиесси. Ничего хорошего – ответил он себе, и заболел. Командование жертвенной эскадрой временно принял капитан одного из крейсеров по фамилии Аллеман, человек относительно молодой и еще способный на подвиг, а затем морское министерство прислало контр-адмирала Гурдона. В конце первой июльской декады Гурдон прибыл в Ферроль с несколько измененной диспозицией. По новому заданию феррольская эскадра должна постараться соединиться с флотом Вольнея и только если это не получится идти к берегам Ирландии.
17-го июля Аллеман, пользуясь тем, что эскадра Колдера ушла в открытое море встречать Вольнея, вывел из порта Ферроль пять крейсеров, два фрегата и несколько бригов. Он курсировал вдоль побережья, ища встречи с Вольнеем. Между 29-м июлем и 3-м августом он находился в обозначенном месте встречи западнее мыса Финистерре. Но, поскольку в связи с боем Вольней уклонился от маршрута, встреча эта не состоялась, и Аллеман приступил к выполнению второй части предписаний – пошел к Ирландии.
Не на много удачней складывались дела испанской эскадры. 29-го апреля Декре писал первому министру Испании Годою, что Испания должна послать эскадру адмирала Сальседо из шести крейсеров из Картахены в Тулон или Кадис. Сальседо дважды пытался выйти, но оба раза, в виду неизбежности боя с блокадной эскадрой англичан, возвращался в порт.
30-го июля расположение противников было следующим (с юга на север):
Картахена.  В порту стояло шесть крейсеров адмирала Сальседо, напротив порта расположились четыре крейсера контр-адмирала Бикертона.
Кадис.  Находящиеся в порту Кадиса шесть испанских крейсеров блокировали четыре крейсера эскадры вице-адмирала Коллингвуда.
Мыс Сан-Висенти. 30-го июля недалеко от мыса по дороге на север находилась эскадра Нельсона в составе 11 крейсеров.
Виго. После боя 22-го июля в порту бросил якорь флот Вольнея в составе 14 французских и четырех испанских крейсеров. Воды напротив Виго были свободны от английских боевых кораблей.
Ферроль. В порту находилось пять французских крейсеров под командой адмирала Гурдона и девять испанских под началом адмирала Грандаллана. Порт 15 крейсерами блокировал Колдер.
Примерно в 40 милях северо-восточнее Ферроля курсировал контр-адмирал Аллеман с пятью крейсерами.
Брест. В порту находился флот адмирала Гантома в составе 22 крейсеров. Его блокировал адмирал Корнуоллис таким же количеством боевых кораблей.
31-го июля флот Вольнея вышел из Виго. В порту командующий оставил поврежденный в бою крейсер «Атлас» и плохо идущие под парусом испанские крейсеры «Испания» и «Америка». Остальные корабли флота пошли на Ферроль. Когда уже авангард из двух испанских крейсеров начал маневр захода в порт Ферроля, пришел бриг с посланием императора: «Если Вы окажитесь в состоянии соединиться с эскадрой в Ферроле, это сделает Вас господином Пас-де-Кадиса, а если это произойдет в течении четырех или пяти дней, что Вам по силам, и если Вы объедините под вашим командованием наши эскадры в Ла-Рошель и Бресте, то с этим флотом Вы сможете, обогнув Ирландию и Шотландию, соединиться с эскадрой, стоящей у Тексела... Но если из-за сражений или других непредвиденных обстоятельств Ваше положение заметно изменится, то ни в коем случае не заходите в Ферроль. В этом случае, который с Божьей помощью, мы надеемся, удастся избежать, желаем мы, чтобы Вы, после освобождения эскадр в Ферроле и Ла-Рошеле, бросили якорь в Кадисе». Формально исполняя указания императора, Вольней отдал приказ остальным кораблям пристать в порту Ла-Коруньи (Оба порта находятся в одной бухте. Ферроль в северной ее части, а Ла-Коруньи в южной. Расстояние между портами примерно 15 миль по прямой).
6-го августа Вольней написал морскому министру обстоятельное письмо, полное горьких жалований и сетований: «Я пришел в этот порт, подчиняясь приказу не причаливаться в Ферроле. Это сделало полностью невозможным объединение эскадр и наше снабжение. Я был вынужден стать на якорь в Ла-Коруньи, где ничего нельзя найти и где нет возможности отправить больных на землю. При таких обстоятельствах очень трудно осуществлять связь с Ферролем. Адмирал Гурдон, который меня мог бы поддержать, смертельно болен...
Если я здесь останусь на 10-12 дней, флот будет не в состоянии выйти в море, а в провинции начнется голод... Мы исповедуем устаревшую морскую тактику. Мы не можем строиться в боевые порядки, а это как раз то, что требует от нас враг. У меня нет ни средств, ни времени, ни возможности обсудить другую тактику с командующими, кому доверены корабли обоих флотов, и большинству из которых никогда не приходило в голову обозреть положение дел и сделать сравнения. Я знаю очень хорошо, что все останутся на своих постах и что один человек не в силах изменить положение. Я это предвидел еще прежде, чем отправиться из Тулона, но я намеренно обманывал себя, впрочем, только до того дня, когда я увидел испанские крейсеры, пришедшие под мою команду...».
В этих обстоятельствах, при том положении флота, в котором он находился, Вольней считал, что идти в Тексел в обход Ирландии и Шотландии равносильно самоубийству. Оставаться в Ла-Коруньи не было никакой возможности. Но имелась возможность пересидеть это страшное время разъяренных английских пчел, готовых изжалить до смерти любого, кто сунется в британский улей пересидеть в каком-нибудь тихом месте. Тому способствовала оговорка императора насчет Кадиса (Черт дернул Наполеона упомянуть в письме Кадис, как крайнее средство спасения).
9-го августа Вольней дал команду готовиться к выходу из Ла-Коруньи и Ферроля. О своих намерениях Вольней писал морскому министру 11-го августа: «Поймите мои трудности! У меня два крейсера «Ахилл» и «Альхесирас» с заразными больными. «Эндомтабль» не лучше; этот корабль потерял много матросов из-за дезертирства. Мне грозит объединение Колдера и Нельсона... Наши силы, которые должны быть 34 крейсера, составляют самое большее 28 или 29 боевых кораблей. У меня нет другого выбора, как только идти на Кадис» В ночь с 14-го на 15-е августа 29 французских и испанских крейсеров вышли из портов.
Флот отправился в Брест, но 22-го августа на широте мыса Ортегаль флот встретил торговое датское судно. Капитан датского корабля сообщил, что недалеко находится английский флот силою 25 крейсеров. На основании этой новости, а она была фальшивая, Вольней приказал поворачивать назад и идти в Кадис.
Пожалуй, Наполеон все же допустил ошибку, но ошибка эта была психологического характера. У Наполеона перед глазами стоял пример Нельсона. В 1798 году Нельсон, гоняясь за французским флотом по Средиземному морю, за два месяца создал поразительно боеспособный, сплоченный флот, который разгромил французов при Абукире. Из-за блокады из разрозненных, запертых в портах крейсеров и фрегатов невозможно создать боеспособный флот, как невозможно построить дом их кучи кирпичей, если связаны руки. Значит нужно дать возможность французскому флоту обрести себя в походе. Пусть вернется половина кораблей, но эта половина будет способна на равных сражаться с англичанами, оставшаяся половина сможет победить страх французских моряков перед непобедимостью английских эскадр и в этом был смысл посылки Вольнея в Карибское море, а в не завоевании колоний. Однако император не учел один важный психологический момент. Тогда, в 1798 году, Нельсон, не очень умный, но, определенно, отчаянно храбрый человек, являлся охотником, а флот французский – дичью. Азарт охоты, этого древнейшего и любимейшего занятия мужчин, волнами расходился от командующего, заражая капитанов и матросов решительностью и отвагой, сплачивая, сплавляя флот в единое целое. В 1805 году ролевые функции не изменились. Англичане по-прежнему являлись охотниками, а французы, как и прежде, были дичью и ее поведение коренным образом отличается от поведения охотника. Она, прежде всего, боится и страх этот уменьшает ее силы.
Относительно удачно для французов закончившийся бой 22-го июля Наполеон воспринял, как победу. Как победу французского флота над обстоятельствами, над самим собой, победу французских моряков собственного страха перед англичанами. Воспринял как психологический перелом в морском противостоянии Франции и Англии и здесь он ошибся. Французский флот сражался не как равный с равным. Это было нападение загнанной в угол жертвы на своих преследователей. Может быть, не будь тумана, Вольней по-настоящему выиграл бы сражение и этот успех благотворно сказался бы на психологическом климате всего французского флота, но в таком исходе я, признаться, сильно сомневаюсь, а Вольней, похоже, вовсе не верил. После этого боя французы еще больше стали бояться англичан, как еще больше боится жертва своих безжалостных преследователей после случайно избегнутой гибели.
В приведенных письмах Вольнея есть все: и ум, и трезвая оценка своих слабостей и силы противника, и великолепные мысли о переустройстве французского флота, нет только желания сражаться и, невзирая на обстоятельства, побеждать врага. Сравните: Нельсон в 1798 г. писал в адмиралтейство: «Вы можете быть совершенно уверены, что я их сейчас же атакую, будут ли они стоять на якоре или находиться под парусом», и в 1805 году Вольней: «Поймите мои трудности... Мне грозит объединение Колдера и Нельсона... Наши силы... 28 или 29 крейсеров...», и тому подобное.
Возможно, Наполеон ошибся с выбором командующего. Но из кого ему было выбирать? Брюи уже умер, Гантом отличался крайней осторожностью. В 1801 году при попытке доставить подкрепление в Египет он показал себя не лучше Вольнея. Пожалуй единственным светлым пятном в морской кампании был поход Миссиесси на те же Антильские острова. Но он заслужил этим походом лишь несправедливые упреки императора, что и послужило причиной его болезни и, фактически, отставки. Молодые и талантливые флотоводцы просто не могли появиться, в связи с бездействием флота.

Общая политическая обстановка, вступление Австрии в антифранцузскую коалицию и ее военная активность в пограничных районах, твердое намерение России воевать против Франции, диктовали Наполеону или начинать операцию вторжения не позднее конца августа, или не начинать ее вообще. Когда Наполеон узнал о маневре своего адмирала, писал он, вне себя от гнева, морскому министру: «Адмирал Вольней действительно образец глупости. Перед отплытием из Виго он дал приказ капитану Аллеману идти на Брест, а Вам пишет, что его намерения идти на Кадис... Не хватает слов. Составьте мне отчет обо всей экспедиции. Вольней – это горемыка, которого надо с позором гнать из флота. Без умения рассчитывать, без мужества, без заинтересованности в общем деле, готов он всем пожертвовать только, чтобы спасти свою шкуру».
Вольней своим уходом в Кадис разрушил планы Наполеона завоевать Англию. Император вздохнул свободно. Все-таки вода – не его элемент. Со всей решительностью двинул он Великую Армию на северо-восток против Австрии, но англо-французская дуэль на этом не закончилась.
Приемником Вольнея Наполеон назначил вице-адмирала Росильи-Меро. К тому времени Великая армия находилась на марше в Германию, и император потерял всякий интерес к флоту. Предписания вице-адмиралу были вполне в духе Наполеона – многоступенчатые и сложные. Сначала флот под водительством Росильи должен идти на Картахену, забрать там испанскую эскадру, затем идти на Неаполь, высадить там наземные войска и вернуться в Тулон. Почти те же предписания получил и Вольней.
2-го ноября, ведя интенсивные бои с австрийскими и русскими войсками, Наполеон выбрал время, чтобы дать морскому министру распоряжения по флоту: «Проследите, чтобы мои эскадры ничего не задерживало, и они вышли в море. Я не хочу, чтобы мои эскадры оставались в Кадисе. Поделите все мои крейсеры на четыре или пять больших групп, и дайте им директивы останавливать все русские, шведские и австрийские суда. Дайте нашим пиратам письменное разрешение брать на абордаж корабли этих стран. Арестуйте также все суда этих стран, находящиеся во Франции или в пределах досягаемости наших эскадр. Я повторяю, будет хорошо, если эскадра из Кадиса выйдет в море до нивоза (1-е нивоза – 22-е декабря), в противном случае разделите ее. Я не могу больше заниматься этим делом. Сейчас лежит на вашей ответственности, чтобы все вышли в море». Император был недоволен всем флотом, но особенно флотом Вольнея. 18-го ноября в Знаймо император получил известие, что заботиться о флоте Вольнея больше не следует – он перестал существовать.
10-го октября Росильи приехал в Мадрид, а 18-го он должен был отправиться в Кадис принимать командование флотом. Вольнею официально не сообщили о снятии с должности, но через третьих лиц он совершенно точно знал, что находится в немилости и знал, зачем прибывает Росильи в Кадис. Вольней решил до приезда приемника попытать счастье в сражении – совершенно бессмысленное решение.

10

До 22-го июля корабли Нельсона стояли в бухте Гибралтар. Он ничего не знал о месте нахождения франко-испанского флота. Ничего не мог ему сказать по этому поводу и Коллингвуд, эскадру которого он встретил по дороге в Гибралтар. Нельсон решил вести свои корабли на север на соединение с флотом Корнуоллиса. 15-го августа флоты соединились на широте острова Уэсан. От Корнуоллиса Нельсон узнал о бое Колдера. Вечером того же дня в расположения флота прибыл посыльный бриг с приказом адмиралтейства Нельсону идти на флагмане в Англию. Это была почти отставка, наказание за то, что он дважды упустил французов. 18-го августа «Виктория» бросила якорь в Портсмуте, а Нельсон, не заехав в Лондон, отправился в свое поместье Мертон. В поместье Нельсон предавался мрачным размышлениям о неудавшейся карьере и думал бесконечную думу, как победить французов. Его очень заинтересовало необычное построение Колдера в июльском бое. Он чувствовал, что в таком построении кроются большие возможности, но какого-то элемента не хватало, и он напряженно искал этот элемент. 2-го сентября Нельсон получил весть от Блэквуда, капитана одного из бывших в его подчинении фрегатов, что Вольней находится в Кадисе. В этот же день адмирал нашел отсутствующий элемент и сразу поехал в Лондон в адмиралтейство. Первый лорд адмиралтейства, престарелый Чарльз Миддлтон (1-й барон Бархэм), был так поражен идеями Нельсона, что доверил ему руководство операции по уничтожению флота Вольнея и разрешил взять из южных портов наиболее боеспособные корабли.
15-го сентября Нельсон на «Виктории» в сопровождении только двух фрегатов, чья быстроходность и маневренность удовлетворили адмирала, вышел из Портсмута. В море к нему присоединились крейсеры «Аякс» и «Тундерер». 28-го сентября «Виктория» и упомянутые корабли прибыли в воды Кадиса. Вице-адмирал Коллингвуд, осуществляющий блокаду порта, приказом адмиралтейства стал заместителем Нельсона, а его эскадра вошла в состав отряда Нельсона. К его четырем крейсерам 22-го сентября добавилась средиземноморская эскадра контр-адмирала Ричарда Бикертона тоже из четырех крейсеров, а 30-го сентября подошла эскадра Колдера из 18 боевых кораблей. Кроме того, за эти дни по отдельности подошли еще четыре крейсера из флота Корнуоллиса. 1-го октября под флагом Нельсона стояло 33 крейсера, не считая фрегатов и множества малых кораблей. Не все, правда, корабли находились одновременно на боевом дежурстве. Небольшие соединения постоянно находились в пути, снабжая флот водой и провиантом. За последние два года английский флот накопил огромный опыт длительного пребывания на море. Моряки не плавали по морю, а жили на нем. Кроме того, Колдер попросил разрешения командующего отпустить его для судебного разбирательства, связанного с боем 22-го июля. Нельсон дал разрешение и Колдер отправился в Англию на своем флагмане «Принц Уэльский». Правда, в тот же день (13-го октября) из Англии пришел еще один крейсер. Итак, Нельсон располагал 33 крейсерами, семь из которых были трехпалубные. Суммарная огневая мощь флота Нельсона составляла 2150 пушек против 2630 орудий флота Вольнея. 19-го октября шесть английских крейсеров находились на пути в Гибралтар и Нельсон мог выставить на битву 27 крейсеров. Основные силы английского флота притаились в засаде на расстоянии 50 морских миль юго-западней Кадиса. Соединение из быстрых и легких фрегатов курсировало непосредственно перед портом. Связь между основными силами и фрегатами наблюдения обеспечивали две эскадры легких крейсеров. 19-го октября в половину десятого утра сигнальщик флагмана принял сигнал коллеги крейсера «Марс»: «Враг вышел из порта».

Вольней, несмотря на то, что флоту недоставало боеприпасов и провианта, решил пробить блокаду. Он считал, что у него большое преимущество. На самом деле преимущество было не такое большое, как он рассчитывал – всего в два крейсера. Выйдя из порта Кадиса, союзный флот построился следующим образом. Авангард (вторая эскадра) под командованием адмирала Алава на флагмане «Святая Анна» состояла из четырех французских и трех испанских крейсеров; центр (первая эскадра) под непосредственным командованием адмирала Вольнея на флагмане «Бюсантор» включала в свой состав также четыре французских и три испанских крейсеров; арьергард (третья эскадра) под началом контр-адмирала Дюмануара на флагмане «Формидабль» состояла, как и первые две из четырех французских и трех испанских крейсеров; эскадрой наблюдения командовал адмирал Гравина, она состояла из четырех французских, четырех испанских крейсеров, пяти фрегатов и двух корветов.
После выхода Вольней повел флот сначала на запад, а несколько часов спустя флот повернул на север. 20-го октября союзный флот находился возле африканского берега у мыса Спартель.

Как только Нельсон узнал о выходе вражеского флота, был подан сигнал: «Всеобщее следование на юго-восток». Девятнадцатого и весь день двадцатого английские фрегаты наблюдали противника, старающегося запутать следы и уйти от преследования. Основные силы английского флота, чтобы не спугнуть дичь, шли за пределами видимости французов сходящимся курсом с углом 30;. Вольней не видел, какие силы преследуют его за горизонтом параллельным курсом. Связь между фрегатами и основными силами англичан по-прежнему осуществлял «Марс» и три других легких крейсера. Утром 21-го Нельсон посчитал, что противник достаточно удалился от Кадиса и следует атаковать. Нельсон просигналил флоту развернуться на 135; и идти направлением север-север-восток.

Утром 21-го с фрегата Эрмион просигналили на флагман Вольнея: «Враг силами в 26 крейсеров, 4 фрегатов и 3 корветов держит курс на арьергард». Только теперь Вольней осознал свою ошибку и размеры надвигающейся катастрофы. Вольней дал сигнал флоту развернуться по ветру и идти к Кадису. Вследствие этого маневра флот развернулся на север и арьергард стал авангардом, первая эскадра осталась в центре, бывшая до маневра в авангарде вторая эскадра следовала за первой и замыкала строй эскадра наблюдения.

Окончательно диспозицию сражения Нельсон закончил, находясь уже в водах Кадиса. Он изложил ее в меморандуме от 8-го октября. Английский командующий предусмотрел собственное построение в две колоны, как это сделал Колдер в бое 22-го июля. Командование одной колоны Нельсон оставил за собой, руководство второй поручил Коллингвуду. Построение французского флота Нельсон предположил линейное. В то время линейное построение считалось наиболее эффективным, кроме того так был построен французский флот в бое с Колдером.
Утром 21-го октября английский флот находился в 20 милях северо-западней мыса Трафальгар. Флот двумя колонами, двигаясь курсом север-север-восток, нагонял вражеский флот, идущий почти строго на север. Противники сходились под острым углом примерно в 30;. Поравнявшись с французской линией, которая растянулась больше чем на пять километров, флот по команде Нельсона развернулся на 90; и атаковал линию французских кораблей двумя расходящимися ударами. Нельсон атаковал восточным курсом авангард противника, а колона Коллингвуда ударила в направлении север-север-восток по центру и арьергарду (направление ветра в тот день было север-север-восток).
Между 10 и 11 часами Нельсон – его колона находилась северней – сигнализировал Коллингвуду: «Имею намерение отрезать авангард противника, чтобы предотвратить возвращение вражеского флота в Кадис». Колона Нельсона насчитывала 13 крейсеров, Коллингвуд располагал в битве четырнадцатью. Около 11 часов Коллингвуд отдал приказ открыть огонь, как только враг окажется в пределах досягаемости артиллерии. Флагман Коллингвуда быстроходный крейсер новой постройки «Рояль Соверен» на всех парусах приближался к французской линии, при этом намного обогнал следующие за ним корабли. С флагмана Нельсона пришел сигнал: «Англия ждет, что каждый исполнит свой долг». На что Коллингвуд сухо заметил: «Я бы хотел, чтобы Нельсон прекратил посылать сигналы. Мы все знаем, что мы должны делать». «Рояль Соверен» врезался во французское построение, по нему открыли огонь сразу два французских и испанский крейсеры. Впрочем, из-за слабой подготовки канониров повреждения флагмана оказались незначительными. Вскоре подоспели остальные тринадцать крейсеров и сражение закипело. По колонне Коллингвуда вели огонь 16 крейсеров союзников. В этом бою англичане применили тактику создания местного преимущества. Они сражались не корабль против корабля, как это было принято у благородных людей, а, пользуясь лучшей маневренностью своих кораблей, нападали на вражеский корабль вдвоем или даже втроем и, уничтожив или повредив до полной его неспособности продолжать сражение, переходили к следующему. Использование новой тактики и лучшая подготовка английских артиллеристов предрешила исход сражения. Уже в 2-20 пополудни флагман адмирала Алава, который был смертельно ранен, спустил флаг. Вскоре то же произошло и с «Альхесирасом», крейсером контр-адмирала Магона, как и Алава на «Святой Анне», умирающему от ран. Десять кораблей сдались, «Ахилл» взорвался от прямого попадания ядра в пороховой склад, только «Принцессе Астурии» с умирающим виц-адмиралом Гравина и еще четырем крейсерам удалось выйти из боя и укрыться к порту Кадиса.

Не такой впечатляющий успех был у Нельсона. Тринадцать крейсеров северной колонны атаковали группу из 17 кораблей союзного флота. Если в колоне Коллингвуда в основном действовали двойки кораблей, то у Нельсона, автора новой тактики впервые примененной в этом сражении, основной ударной силой являлась тройка. «Виктория» нацелилась на флагман Вольнея. Она первой пересекла траекторию движения французского флота и, зайдя сзади  флагману союзного флота, левым бортов из всех орудий открыла огонь по находящемуся в маневре кораблю. Прежде чем «Бюсантор» закончил поворот «Виктория» успела дважды дать залп. Вторым картечным залпом «Виктория» существенно повредила оснастку французского флагмана, частично лишив его маневренности, и этот залп унес жизнь 250 матросам и ранив еще несколько сотен. Развернувшись «Бюсантор» ответил по «Виктории» залпом левого борта, нанеся английскому флагману заметный урон. «Виктория» проскочила дальше, оставив «Бюсантор» на растерзание подошедшей следом тройке английских крейсеров, взявшей французский флагман в клещи. Сама «Виктория», несмотря на повреждения, продолжила бой. Правый борт флагмана дал залп по приближающемуся в маневре разворота «Редутаблю». Французский крейсер без промедления ответил залпом правого борта. Дуэль крейсеров закончилась для Нельсона самым печальным образом. В час тридцать его тяжело ранило мушкетной пулей. Пуля вошла в плечо, прошла через грудь и застряла в спине.
– На якорь Харди, на якорь, – прохрипел адмирал подскочившему капитану флагмана.
Харди склонился к лежащему па палубе командующему.
– Сэр, надеюсь Вы несерьезно ранены.
– На якорь, пора на якорь, – продолжал хрипеть Нельсон.
Харди и подбежавшие судовой врач и матрос подняли его. Вся правая сторона парадного камзола была пропитана кровью. Харди вопросительно посмотрел на врача и тот отрицательно покачал головой – лорд не жилец на этом свете. Потерявшего сознание адмирала осторожно, как драгоценный сосуд, отнесли в его каюту.

Сражение кипело. Ядра, пули и картечь огненными стаями летели во всех направлениях, взрыхляя воду, ломая мачты, убивая людей. Ангел смерти реял у Трафальгара. В два часа Харди, сам оцарапанный пулей, вошел в каюту командующего. Адмирал лежал на кушетке белый, как парус после тропического ливня и возле него суетился лекарь, проявляя уже не нужную ему заботу.
– Милорд, я полагаю, адмирал Коллингвуд должен принять командование битвой, – Харди смотрел на Нельсона с нескрываемой жалостью.
Адмирал открыл глаза, в которых уже стояла смерть, с видимым трудом разлепил спекшиеся губы и произнес:
– Нет, пока я жив, надеюсь, этого не будет.
Нельсон отдыхал несколько минут и еще с большим трудом выдавил:
– Прикажите стать на якорь.
– Должен ли я дать сигнал? – недоуменно спросил Харди.
– Да, пока я жив, я этого хочу, – еле слышно прошептал адмирал и впал в беспамятство.
В четыре тридцать Нельсон пришел в себя. В каюте находились Харди и врач. Адмирал посмотрел на них отсутствующим взглядом.
– Слава Богу я исполнил свой долг, – сказал он, и тотчас душа его ушла в вечное плаванье, которому нет возврата.
В час сорок пять Вольней дал сигнал всем кораблям самостоятельно выходить из битвы и идти в Кадис. В два часа французский флагман спустил флаг. К пяти часам битва закончилась. Примерно в то же время Коллингвуд принял командование флотом.

Победа досталась англичанам нелегко – 450 человек убитыми и 1200 ранеными. Хотя они не потеряли не одного корабля, но большинство крейсеров имели повреждения различной степени тяжести, некоторые очень тяжелые. Лишь несколько кораблей были способны продолжать битву, если бы была на то необходимость. Но потери английского флота ни в какое сравнение не шли с потерями союзного флота. 15 крейсеров и три фрегата сдались в плен, один крейсер взорвался. 8 крейсерам и двум фрегатом удалось выйти из боя и пристать в Кадисе. Четыре крейсера авангарда, не принявшие участие в битве, ушли искать спасение в южных портах Франции. Союзники потеряли в тот кровавый день 3370 убитыми и утонувшими и 1160 ранеными.
Из пятнадцати плененных крейсеров десять англичане затопили прямо на месте сражения или дали (2 крейсера) утонуть, столь велики были их повреждение. По дороге в Гибралтар команда «Альхесираса» освободилась и смогла увести корабль в Кадис. В Гибралтар англичане привели четыре крейсера, из которых лишь один после основательного ремонта взяли на вооружение.
25-го октября в Кадис, наконец, прибыл приемник Вольнея, но нашел в порту лишь жалкие остатки могущественного флота.
Тело Нельсона было предано земле 8-го января 1806 года. Ему были оказаны почести, как национальному герою. Бог хранит Англию, но еще больше ее хранят такие люди, как Нельсон.
Коллингвуд за эту битву стал пэром и получил баронский титул.
Взятый в плен адмирал Вольней весной следующего года был отпущен на свободу. 2-го апреля он приехал во Францию. Днем позже его нашли в гостиничном номере с кинжалом в груди. Вероятно, это было самоубийство.