Лучи восходящего солнца пробивались через ржавую решетку следственного изолятора. Приятный весенний ветер за ней теребил душу. Покореженный от времени и человеческих страданий угрюмый стол, скамья, прикрученная к полу, серые изодранные стены, вот и все что окружало двоих мужчин.
- Я же такой дурачок, как и ты, был, начальник. Телевизор смотрел. Путина слушал. Про великую мессианскую идею русского народа и духовность рассказывал. Только нет её той духовности. Просрали всё!
- Подозреваемый, ближе к сути вопроса. Вы за что граждан Таджикистана расстреляли?
- За дело!
- Я так понимаю, вы не хотите сотрудничать со следствием.
- Конечно, хочу, начальник. Только, вот вопрос есть.
- Какой?
- А давно ты ментовский институт закончил?
- Подозреваемый, давайте по существу! Если вы сами себе не поможете, никто вам не поможет.
- Аттестацию прошел, наверное? И зарплата хорошая?
- Так вы будете, писать признательные показания или нет?
- Писать не буду, а рассказать, расскажу. Можешь если хочешь записывать, только не перебивай. Ладно?
- Хорошо. – следователь безразлично включил цифровой диктофон, и закурил сигарету. Клубы серого дыма, заполнили мрачную комнату.
- То, о чем я тебе расскажу, случилось в 2010 году. Я и еще несколько моих друзей были участниками клуба 4х4. И как водится в таких случаях, организовывали туристические поездки. И вот однажды узнали мы, об одном дырявом городишке. Там раньше шахтерский поселок был. Решили туда поехать. Место-то хорошее для экспедиции, дикое. Как раз как в Сталкере. Играл?
Следователь хмуро кивнул головой.
- Я тогда два года как университет окончил. Тоже был, такой как ты. Молодой наивный. Телевизору верил. И что страна с колен поднимается, и что модернизация, и что рост экономический, и что все нам завидуют и козни строят. Но то ж в Москве было, а не во всей России.
В экспедицию собирались долго. Готовились. Ну, и кроме всего прочего оружие для страйкбола захватили. Знаешь, такое реалистичное? Автомат Калашникова, MP40 и прочее. Как раз позабавиться.
Ехали мы в тот поселок долго. Дорог там почти не осталось. Если в одном месте размыло, то в другом дерево упавшее лежало. А если не того, не другого не попадалось, так лужа была по шею. Мы как съехали с трассы, три дня через ухабы да рытвины пробирались!
Помню, еще Сашка сказал, что как будто лес нас туда не пускает. А я еще посмеялся. Мол, говорю, не пугай людей. Не обратно же поворачивать. В общем, при помощи бензопилы, лебедки и кое-какой сноровки выехали мы из этих дебрей. Прямо, к поселку. Темнело уже.
А выехали мы как раз, на холм. Нашим глазам открылась удручающая, холодящая душу картина. Словно из фильма ужасов. Холодные черные остовы пятиэтажек и других строений. Завывающий между ними ветер и одновременно такая жуткая тишина, что не описать словами. Понимаешь, начальник, такое ощущение, будто в поселке всех жителей убило какой-то неведомой силой.
- Начальник, а ты испытывал чувство страха? - следователь недоверчиво посмотрел на подозреваемого. – Ну, так испытывал?
- Допустим, - следователь с показным безразличием сбросил пепел сигареты на стол.
- Так вот это ничто, по сравнению с ощущением забвения! Именно поэтому девчонки попросили нас не ставить палатки в городе. Они хотели остановиться на окраине. Кто-то еще пошутил, что в таком поселке только зомби жить могут. Мы как-то так и не задумывались о том, что мы видим. Казалось, что это просто игра и утро расставит все по своим местам.
И действительно, когда мы проснулись, поселок казался не таким уж и страшным. Мы позавтракали, взяли фотоаппараты, оружие для страйкбола и пошли к домам.
Понимаешь, начальник, ощущение, когда ты идешь по развалинам чужой жизни, передать невозможно! Вот автобусная остановка с ржавым расписанием, вот дорожка по которой люди спешили с работы домой. Теперь на ней растет мох, и пытаются пробиться молодые березки! Справа киоск, слева бывший рынок. А в них трава, везде трава. Она пробивается из всех щелей. Словно какой-то паразит.
А эти пятиэтажки? Да такими же половина Москвы застроена! Стекла в окнах целые. А за ними никого нет. Даже истлевшее белье на балконах висит. Мусор неубранный в контейнерах, так и остался. Представь, город, а в нем пустота. Даже мародеры его не тронули, потому что далеко очень.
Помню, прошли мы вдоль улицы, а затем заметили гаражи. Решили туда заглянуть. А там, представь, ржавые ворота на замки закрыты! Мы один взломали, а там запорожец горбатый. И ничего не тронуто! Тряпки какие-то висят, инструменты разложены. Как будто хозяин вот-вот вернется.
Потом мы пошли на главную площадь. К дворцу культуры. Там Ленин полуразвалившейся и фонтан рядом. Ну, ребята и говорят, давайте здесь вокруг в страйкбол побегаем.
Разбились, на группы. Взяли оружие и начали расходиться на позиции. В этот момент, Сашка и заметил неладное. Бросает все и кричит, приведение вижу! Ну, мы засмеялись. Говорим, что ты несешь такое. Покажи, где ты что увидел. А он пальцем на окно показывает. Говорит, там, на втором этаже, бабушка.
Мы присмотрелись, но никого не увидели. Говорим, тебе померещилось. А он успокоиться не может. В итоге решили разведать. Поднимаемся по ступенькам наверх. Везде двери нараспашку. И только там где Сашка бабушку видел закрыто. Мы сразу и поняли, что дело здесь неладное. Стучим. Никто не открывает. Только слышно шорохи за дверями. Я помню, еще сказал, что там никого быть не должно. Опять стучим. Опять никто не открывает. Тогда наши девчонки начали говорить. Мол, не бойтесь, мы просто хотим узнать все ли у вас в порядке.
Неожиданно за дверями послушалось шарканье. Ржавый засов хрустнул и двери приоткрылись. За дверью стояла бабушка, замотанная в какие-то лохмотья. Мы сразу и обомлели. Девчонки спрашивают, а вы здесь живете? А бабушка стоит, смотрит на нас. Такое ощущение, что не верит, что людей живых видит. Представляешь, начальник?
Потом глаза опускает, смотрит на автомат и от дверей прямо отпрыгивает в испуге, пытается куда-то спрятаться. Сашка кричит, придурки, уберите оружие. Ну, мы так и сделали. Сложили его возле дверей. А девчонки побежали за бабушкой в комнату. А она забилась в угол и сидит. Они ее уговаривать начали. Мол, все хорошо. Мы туристы. Оружие не настоящее.
А я пошел квартиру осматривать. Понимаешь, там как будто 94-й год. На кухне печка-буржуйка с выведенной в вентиляцию трубой. Довольно странная конструкция. Стены оклеены пошарканными обоями. А еще запомнился настенный календарь за 2003 год и черно-белые фотографии, висевшие на стене.
Бабушка тем временем закрывала голову руками и явно боялась с нами говорить. Сашка и Вовчик побежали к машинам за едой. Так как старушка была истощена.
Тем временем девчонки кое-как разговорили ее.
- Вы здесь одна живете?
- Одна, как мусор брошенная, одна детки, совсем одна осталась.
- А дети, внуки где?
Бабушка расплакалась горькими слезами и посмотрела на фотографии, висящие на стене. Мы были первыми людьми, которых она увидела за много лет.
- А как вас зовут?
- Евдокия Павловна. 1930 года рождения. Родилась в Смоленской области. В деревне Неведомка. Русская. – ответила бабушка, как будто ее собираются вести на расстрел.
- Вы не бойтесь, мы вам сейчас еды принесем. Мы из Москвы приехали.
- Из Москвы-то? – старушка удивилась.
- Как вы здесь живете? Здесь же электричества нет. Не газа, не воды.
- Пока силы были, дровами топила. Печку мне сосед делал.
- А где сосед?
- Нехорошо это. – бабушка закачала головой. Девчонки попытались ее успокоить. – Застрелился – то Витек. Не выдержал жизни этой собачей, и застрелился.
Я стоял ошарашенный и не понимал, что вообще происходит.
- А местные власти? Сюда хоть кто-нибудь приезжает?
- Нет, детки, никто не приезжает. Ночью вообще страшно до жути. Волки из леса выходят.
- А Витек давно умер? – поинтересовались девушки.
- Не знаю, календаря у меня нет. Часы не работают. Не знаю, детки.
- А где он жил? – спросил я тогда.
- На пятом этаже. Там и остался.
- Как остался?
- А так, детки. Сил у меня нет. И помочь некому.
Я попросил девчонок остаться с бабушкой. А сам решил подняться на пятый этаж. В одной из квартир лежали скелеты двух застреленных собак и человеческое тело в истлевшей одежде. Понимаешь, начальник, человеческое! Не хочешь, доведение до самоубийства русского человека расследовать?
Следователь нахмурился.
- Кем?
- Кем? Да, ты ничего так и не понял? Ну, что же. Слушай дальше.
Сашка и Вовчик принесли еды, затем они сходили на старую делянку возле поселка, нарезали дров, чтобы растопить печь на кухне. К тому времени бабушка немного отошла и стала более разговорчива.
- Как вы здесь оказались? - спросил я.
- Не хочу я вас своими проблемами нагружать. Неудобно.
- Не переживайте. – начали уговаривать бабушку девчонки. – Вот лучше чаю попейте с печеньем.
- Неудобно-то как. – разнервничалась старушка.
- Не переживайте. У нас всего много. И свет сейчас сделаем. Все будет нормально. Не все же в этой темноте сидеть.
Ребята принесли переносные светильники и приготовили ужин. Мы все уселись вокруг бабушки, чтобы услышать ее историю. Она явно не привыкла к такому вниманию. Поэтому постоянно нервничала и закрывала лицо руками, со словами: “ой, неудобно – то как”.
Голод был. Нас в колхозы загнали. Скотину всю государство забрало. Есть, было, нечего. Это перед войной, как раз было. Питались тем, что лес пошлет. Потом война, оккупация. Голод. У меня пять сестер было и один брат. Все умерли. Кто заболел, кого немцы убили. Мамка моя, царство ей небесное, от тифа скончалась. Отец от лихорадки. В деревне меня ничего не держало. А подруга моя, через фронт, после войны из деревни вырвалась. Раньше – то паспорта забирали. Не давали колхоз покидать. А работали мы за трудодни. Как скот. Денег не видели. И вот она схитрила, чтобы меня из деревни вытащить, письмо председателю колхоза написала. Будто она мой муж. И якобы, во время войны мы поженились. И все документы, свидетельствующие об этом, так же имеются. И поэтому нужно мне в Душанбе ехать. Там Роза и оказалась после войны, она приехала туда строителем.
Долго я туда добиралась из деревни. Но радость была, что паспорт вернули. Москву опять же увидела! Да, и счастье в душе было, что в Таджикистан еду. А чего радовалась – то? Молодая была. Дурочка!
Я когда в этот Душанбе приехала, там же ничего не было. Все мы построили. Нашими руками. Жили в бараках, работали на стройках. Там я и с мужем познакомилась. Дочку родила. Поздно, правда, в 35 лет. А потом в 70-м году квартиру получили. Жили нормально. Машина была, дача, работа. А потом…. голос бабушки задрожал. А потом в 90-м году. Я даже не знаю, как правильно сказать. Слов таких нет. Звери эти с гор спустились, как их, ваххабисты. Везде митинги, крики, окна бьют, машины переворачивают.
Когда это началось, нас всех с работы домой отпустили. Сказали, что в городе беспорядки. А доченька моя, красавица, уже замужем была. Двое детей у нее было. Она в институте секретаршей работала. А муж тогда на текстильном комбинате трудился. Он домой в автобусе ехал. Так его таджики из автобуса вытащили и забили до смерти. А женщин насиловали, с криками: “Русские убирайтесь в Россию”. Это я потом от людей узнала. Бабушка протерла слезящиеся глаза лоскуткам ткани своей одежды.
Доченька моя, когда домой бежала, ее в переходе поймали и изнасиловали. Она еще живая была. Но когда к дому подходила, другие звери ее поймали и живот вспороли. Так что кишки наружу вывалились. Мне все равно помирать, поэтому все как было расскажу. Видать, есть Бог на небе!
Я когда обо всем этом узнала. Я ничего делать не могла. Хорошо внуки живы остались. Зять метался, не знал что делать. В итоге решили уезжать во чтобы то не стало. А куда ехать-то? Вспомнили, что у нас дальние родственники есть, на шахте в России работают. Думали, как связаться с ними, адрес искали. Вы не представляете, что тогда в городе творилось. Как только армия пришла, все вокзалы, аэропорты были русскими забиты. Триста тысяч хотело покинуть страну немедленно! А мы не могли. Телефона не знали. Нашли почтовый адрес. Как дочь и мужа похоронили, письмо родственникам написали. Ответа ждали.
К тому времени, таджики уже на всех стенах писали “Русские, не уезжайте — нам нужны рабы!”. Выходить из дому было опасно. Жили впроголодь. Как-то зять поехал на дачу, закатки забрать. Так на него таджики по пути напали, машину отобрали, избили. Еле живой вернулся. А в 92-м нас заложниками объявили. Хорошо, что письмо пришло. Мы тогда все за бесценок распродали, билеты взяли на поезд. Боялись, что до Казахстана не доедем.
А что в поездах что творилось? Что там творилось! Все русскими было забито. Яблоку негде было упасть. А по пути, таджики еще по поездам очереди из автоматов давали. Много кого тогда ранило. Две недели мы до этого города добирались.
Но и здесь мы чужими оказались. Говорили нам, вы как не русские. Не такие, как мы. Вы не похожи на нас, уклад у вас другой. Бегала я по администрациям, справки собирала. Да так, и не собрала ничего. Хорошо эту квартиру дали за работу на шахте. Эх. – старушка тяжело вздохнула. У меня же до сих пор паспорт СССР.
Мы напряженно переглянулись.
Зять мой погиб в 97-м. С работы они шли с друзьями. Зашли под мост водки выпить. А у нас милиционеры патрульные, вот здесь, возле речки частенько пьяненьких обирали. Сколько раз я ему говорила, чтобы не пил там? Но нет! Милиционеры его избили, ограбили и без сознания в речку сбросили. Утонул он. Они тогда легко отделались. Сказали, что все повязано и нечего мне правды искать. Куда я только не писала? К кому я только не ходила? Все без толку! Не нужны приезжие здесь! И все тут!
А внучек мой, Олежек? Он же на все это смотрел. Он же Таджикистан видел. Он где-то пистолет купил. И застрелил одного из этих бандитов. А второй его. Все они теперь там, на кладбище лежат. И милиционер, и зятек мой и Олежка. После этого одна надежда оставалась на внучку Алёнушку. На шахте она подрабатывала. Так в 99-м и шахту закрыли. Купили и закрыли. Говорили, что новому хозяину выгодно, чтобы этой шахты не было. Ведь у него две других уже было. После этого поселок потихоньку разъезжаться начал. Внучка моя на панель пошла. Проституткой стала. Сколько я слез пролила. Сколько уговаривала ее. Все без толку. Пока машины сюда ездили ****овала. А потом вообще в большой город уехала. Наркоманкой стала. Умерла зимой где-то. Даже не знаю где похоронена. А в 2003-м как свет обрезали, так и батюшка съехал даже.
Сейчас и не знаю, какой год на дворе. Еще как Витек был жив, веселее было. А как застрелился, вообще тоска взяла. Да, и занемогла я. Не могу я, сил больше нет. Ноги почти не ходят. Одно просить вас буду. На кладбище меня отвезите. Могилки посмотреть. Потому что сама не дойду я.
- Хорошо. – ответили мы хором.
- Но ведь есть же власти, администрация в конце-то концов. – не унимались девчонки.
- Ой, детки, прошла я это все. Паспорт мне так и не дали. Не нужны мы здесь, чужие мы. Приезжие. Лучше бы вместе с Розой в Белоруссию в 90-м поехала, чем сюда. Хоть бы померли вместе.
- Мы стояли обалдевшие и ошарашенные. Понимаешь, начальник? 25 000 000 русских остались там, за границей России. А вы сюда таджиков завозите. Которые наших людей резали. Где справедливость, начальник?
- Мы действуем в соответствии с законом, а не эмоциями. – выдохнул он скороговоркой.
- Закон твой как дышло, куда повернул, оттуда и вышло. Никто за геноцид не ответил. Никого не посадили. Все делают вид, как будто, так и должно быть.
Следователь отключил диктофон.
- Подозреваемый, я этого не слышал. А то вы у меня еще по 282-й пойдете.
Затем он вновь включил запись.
- А ты знаешь, начальник. Мы когда утром проснулись. Бабушка-то умерла уже. Лежала себе такая седая беспомощная, в морщинах вся. На Руси обычно в таком случае говорят, отмучалась. Мы ее тогда в белую простынь завернули и на местное кладбище отнесли. А там же, не кладбище, а сплошной бурьян! Выкопали могилу. Закопали. Надгробие сделали. И знаешь, что написали?
- Что? – поинтересовался следователь.
- Написали, что здесь лежит последний русский житель, этого русского города. Евдокия Павловна. 1930 года рождения. Родившаяся в Смоленской области в деревне Неведомка. Русская.
И знаешь, начальник? Мы тогда не бабушку хоронили. Мы тогда страну хоронили. Россию в землю закапывали. Это Сашка потом уже подметил. Сказал, что бабушка и есть Россия.
- А Витек? – поинтересовался следователь.
- Ах, да, Витек… - мы его рядом закопали. И собак там же. И тоже надгробие сделали.
- Неприятная история. – пытаясь изобразить сострадание произнес следователь.
- Не передать того словами, начальник. Что значит хоронить последнего жителя города. И ведь войны не было. И бомб никто не сбрасывал. А город, фактически, разрушен. Кто в этом виноват? Кто ответит? Никто! И твой закон здесь бессилен. Знаешь, эти олигархи, новые русские, бизнесмены - они же хуже любой немецкой оккупации. Они же ничего после себя не оставляют. Одни развалины. Вот и сейчас, в Белоруссии Маз хотят, Калийный комбинат, на Украине алюминиевый. Но ведь там тоже самое будет. Выдавят все соки, и закроют на фиг! А людей на улицу. Или куда хотите. Деньги в оффшоры. Все жизнь удалась! Вот такую власть ты защищаешь, начальник. Вот кто за тобой стоит, а не закон. Хотя нет, я не прав. Комбинат закроют, а людей сюда на стройки. Чтобы офисы строить за треть нормальной зарплаты. А потом офисный планктон, будет говорить, как и Евдокии Павловне, что чужие они здесь, понаехали!
Так за что же нас любить-то, если мы своих же людей в гавно втаптываем? Если за равных себе не считаем? 25 000 000 русских! Вдумайся в эту цифру. Но нет, нам таджики нужны, узбеки, кыргызы. Да, они же по уровню цивилизациионного развития в средневековье. Это модернизация? Это прогресс? А, начальник?
- Хорошо, на сегодня закончим. Я приду завтра. – сухо оборвал следователь. - Охрана, выведите подозреваемого!
Скрипящие двери распахивались одна, за одной. Следователь, немного мешкаясь выходил из здания следственного изолятора. Весенний воздух пьянил своей свежестью. Он неторопливо сел в свой новенький Hyundai. Достал новый телефон Samsung и задумчиво набрал номер.
- Алло, зая? Ну, я уже еду. Сходи купи вкусненького…