Есаулы слушали и дивились: их ли это атаман? Первым не выдержал старый седоусый и одноглазый есаул, ближайший товарищ атамана, безусым ещё парубком прибившийся к Разину в годы его станичной молодости.
Закрутив до треска свой седой ус, сверкая единственным глазом, громко и гневно заговорил он. И из слов его выходило, что кругом виноват Степан Тимофеевич. Шли они за ним, как за факелом в ночи, верили каждому его слову. А он, выходит, их обманул.
В дело безнадёжное втянул, а теперь норовит бросить. Предатель, как видно, атаман. Да и атаман ли он, право?! Не подменила ли его колдунья заморская?
Только ночь с бабой провозжался, сам бабой стал. Сопли и слюни распустил, к мамке в подол обратно просится. Ну ладно, они казаки бывалые. Им недолго и нового атамана избрать да в поход податься. Хоть бы и в Персию, или Московию.
А как же те тысячи мужиков, которые поверив в Степанову звезду, своих бар повесили-пожгли, к его войску примкнули? Им что, с повинной идти? Добровольно мучения принять, самим на дыбу взлезть, верёвку на шею накинуть?
Предатель Степан, как есть предатель! А с предателями у казаков разговор короткий. Напихаем тебе за пазуху золотых слитков из трюма заместо камней да и метнём в Волгу!
Ишь-ты, от живой жены жениться надумал! Да ладно бы на девушке христианской, поведения благонравного. Тут можно было бы и у митрополита испросить разрешения от уз брака.
А то надумал царицей, атаманшей, ясырку-полонянку иноземную сделать. Ну, потешился ночь, ублажил желание телесное, так поделись с товарищами, не жадничай. А то ведь мы не гордые, и сами возьмём!
Рассвирепел атаман, окончательно проснулся от речей дерзких, но справедливых. Налились глаза кровью, кулаком по лавке ударил атаман. Это его-то, Степана Разина, обвиняют в слабости и предательстве?!