Весна весело катится своим радужным колесом, подминая под себя остатки зимнего излохмаченного одеяния. Солнце “обжаривает” землю, словно блинчик на сковородке. Скудный грязно-серый цвет слежавшегося снега растворяется в обнажившихся и сияющих желтизной прошлогодней травы проталинах. Первые подснежники покачивают своими головками – рюмочками под лёгким дуновением первых весенних ветров, наполненными пряным духом оживающей земли. Небеса поднялись выше – взмыли, и зашумели птичьим гомоном и хлопаньем крыльев усталых путешественниц, возвращающихся издалека к родному дому.
Небольшая рассеянная стайка пичужек, весело подпрыгивает в потоках воздуха, сжимаясь и растягиваясь, напоминая странное облако, скачущее по макушкам сосен и берёз. Позади километры пути над чужими реками и озёрами, лесами, горами и пустынями. Сейчас с высоты птичьего полёта стали видны боры и болота, испещрённые тропами животных и грунтовыми дорогами, зарастающие ивняком поля. Редкие деревушки, где рядом с истекающими смолой домами и сверкающими красным металлом крышами, ютятся жалкие разваливающиеся домишки и сараи, окружённые пырейными огородами и серыми завалившимися заборами. Птичья стайка начинает редеть. Пичуги пикируют вниз – к своим местам обетованным. Деревень становится всё меньше, шаг между домами всё шире, расстояния всё дальше.
Теперь внизу больше лесов и полей с вкраплёнными в них хуторами. Крохотные островки разбросаны то тут, то там и так же разительно отличаются друг от друга. Где-то жизнь кипит – хлопают двери дома вслед за выбегающими на улицу детьми, которых строжит женщина, разгоняя куриц, путающихся у неё под ногами и неспешно взяв от стены вилы, направляется в сторону хлева. Где-то едва теплится – сгорбленная старушка осторожно ступает с ведёрком по зыбкой весенней земле двора в сторону колодца, вздыхает, поглядывая на небо, и сокрушённо качает головой. – “Зажилась”. Где-то жизнь заперта под замок и скрыта за ставнями до времени – до дачной поры.
Где-то жизни вовсе нет – ушла, покинула свой хутор вслед за людьми. И стоят эти опустошённые “сироты”, разорённые ворами, выветриваемые ветрами, омываемые дождями и засыпаемые снегами до того самого часа, пока не всхлипнет вдруг натужно балка под драной осыпающейся крышей. Пока не охнет вдруг тяжко старый дом, и стародавняя шиферная кровля с переломанными в щепки обрешёткой и стропилами обрушится внутрь ветхого сруба. Теперь только время будет властно над этим местом, бережно укрывая его густым кустарником и высокими травами, что бы уединение и покой сопровождали сей скорбный процесс. Прах к праху.