Женщина была полной. Он таких не любил. Правда, невольно засмотрелся. Упругая кожа. Гладкие ноги без венозных отметин. Высокая шея. Неожиданно задорная стрижечка. Она обернулась. И он вздрогнул! Разве можно забыть этот взгляд? Как будто слегка потерянный, чуть испуганный. Доверчивый, синий. И этот крохотный шрамик на нижней губе. Она стеснялась, а он любил шаловливо и внезапно потрогать его языком. И прижать ее к себе: «Ну, что ты, маленькая? Опять покраснела».
- Здравствуй, - сказала она просто и уверенно. Сколько лет, сколько зим?
- Двадцать. Двадцать лет, - разволновался он.
Смотрел на шрамик, не закрашенный помадой, и очень хотел спросить: «Почему?» Она провела ладонью по его плечу: «Не спрашивай ни о чем. Много воды утекло. Я другая, ты другой. Лучше поплаваем, а потом посидим где - нибудь. Помолчим. И расстанемся. Я завтра уже уезжаю».
Секунды, секунды прошли! Не годы... Вот он закрывает свой киоск. Летит домой. Душ, ужин - все стремительно. Свежая рубашка, парфюм. «Пока» - маме. Автобус, ее общежитие, ее покатые плечи. Ее шрамик. Она! Она... Только она!
- Женись, - сказала однажды мать, - я же вижу с ума сходишь.
- Ты не против? - обрадовался он, - она хорошая. - Тебе понравится.
- Понравится, понравится, - засмеялась мать, - видела. Студенточка. Милая!
Шрамик на губе. Горячее дыхание. Тихие ее стоны. Его счастливое «люблю»... А после помолвки она исчезла. Подруги сказали, уехала. Целый вечер у телефона! Однажды она позвонила: «Не жди. Я выхожу замуж». Тоска, ужас! Рука матери, вытирающая его слезы: «Надо быть сильным, сынок».
Не годы прошли! Секунды... Он ей нравился. Деловой, умный, ласковый. Шрамиком восхищался, который она ненавидела. Подарки дарил. И замуж позвал. И помолвка эта... Красиво накрытый стол. Подруги, друзья, музыка. Его уговорили выпить. Всего ничего. А он запустил руку в салат и размазал его по столу. Мать увела, уложила спать. Сказала коротко: «Пить нельзя. Вот и не пьет. Это ничего. Это не болезнь. Завтра будет переживать. Отцовское. Гены...» Говорила и смотрела на нее: «Не бойся, девочка. Он умеет контролировать себя». А она испугалась. И к маме, домой. Быстрей, быстрей. И появился поклонник. Сразу! И забился под сердцем малыш. Старалась не вспоминать того, любившего так страстно, так нежно... Если бы не помолвка. Если бы не рука в салате.
Они сидели на берегу, у самой воды. Он спросил:
- Часто путешествуешь?
Она ответила:
- Выбралась первый раз. Дети, ипотека, работа.
- Устала? - он погладил ее пальцы.
- Устала, - призналась она, - но уже ничего. Отдохнула у моря. А ты как?
Он хотел сказать, что устает без нее каждый день, каждую минуту. Без этого шрамика, без этого ее взгляда, без этой ее родной руки. А вырвалось:
- Почему?
Она вытерла набежавшие слезы:
- Дурочка была. Только и всего. Да что теперь говорить?
Не расскажешь ему, каким грубым бывает муж. Сколько пролито слез. Рука в салате - какая мелочь! Как песчинка в пустыне. Научилась быть сильной. А дети - умницы. К отцу привязаны. Не разводиться же. Терпеть, терпеть!
- Можно? - он обнял ее, хотел поцеловать шрамик. Только шрамик... Но губы истосковались. Как они истосковались!
***
Киоск, два киоска, три... Холдинг, красивый дом у реки... Душ, ужин... Иногда женщина. И тоска! Как он без нее жил? Как жить без нее сейчас, если вдруг? Об этом потом. Вот он шрамик! Любимая...
Опубликован в книге «Не уходи» 2014. Авторские права защищены.