Новый строй

            1. ПОЛИТЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА.            

             Итак, согласно марксистской теории, строй, основанный на частной собственности, когда-то закономерно возникнув, доходит в своём развитии до создания таких производительных сил, которые требуют уже собственности общественной. Какими бы способами частные собственники ни пытались приводить их в действие, как бы ни модернизировали систему управления ими, но если оставаться на прежней, частнособственнической, основе, безболезненного, безотрицательного их использования достичь не удастся. Положительный результат производства достигается, но достигается с параллельными и всё более накапливающимися отрицательными следствиями. Выход из этого объективного конфликта - изменение характера собственности. Таким образом, новый строй, основанный на общественной собственности, называемый коммунизмом, - не произвольная выдумка, не очередное "творчество" утопических сочинителей, а естественный результат истории на соответствующем этапе развития производства. Обо всём этом уже говорилось в предыдущих главах.

            Марксисты - не фантазёры, а учёные. Они не могут в деталях описать этот новый строй. Каким именно он будет, какие конкретно способы общественного управления современными производительными силами найдут и проверят практикой люди этого общества, - это из прошлого предсказать невозможно. Марксизм первоначально даёт лишь самые общие соображения об этом строе.

     Могут сказать: но ведь этот строй, - во всяком случае, первая его фаза, социалистическая, - уже практически осуществлялся, главным образом в СССР; следовательно, мы имеем и достаточную конкретику по этому вопросу.
   
     Нет, неправильно делают те, кто безапелляционно спешит здесь с выводами. Революция в СССР была не таким ясным и однозначным процессом, как преподносят нам любители всё спрямлять и упрощать.
   
     В этом тексте нет ни возможности, ни необходимости подробно излагать соображения по поводу этой революции, - кому интересно, может найти их в "Заметках по истории СССР" на моей странице. Здесь же только кратко отметим, что Октябрьская революция 1917 года действительно была движением к новому строю, но движением не непосредственным, а сложным, опосредованным, через ряд объективно необходимых этапов. Это обусловлено недостаточной степенью зрелости предпосылок нового строя в начале развёртывания этой революции. Дело её погибло на той стадии, когда подлинно социалистическое охватило ещё не все сферы жизни и не в полном своём качестве.
   
     Нельзя утверждать, как делают мелкобуржуазные злопыхатели, что социалистического в том строе не было вовсе. Это не так. Но нельзя и утверждать, как делают бездумные аллилуйщики, что социализм был во всей полноте. Надо не очернять и не приукрашивать, а видеть реальную стадию, на которой находилось советское общество к рубежу 50 - 60-х, когда социалистический революционный процесс погиб и сошёл "на нет".

     Вот почему мы не можем дать исчерпывающую конкретику полноценной социалистической фазы нового строя, но кое что, и очень важное, из опыта СССР, из опыта построения некоторых "основ социализма" мы взять, конечно и можем, и должны. ("Основы социализма" - именно так осторожно формулировал Сталин. "Полный и окончательный социализм" - это уже позднее хрущёвское искажение.)

                - - - -
 
            Итак, что же всё-таки можно определённо сказать о новом строе, в частности - о его первой, социалистической фазе?

            На социалистической фазе общественная собственность осуществляется ещё не непосредственно, а через посредство государства, то есть средства производства являются государственной собственностью. Национализация (огосударствление) крупных капиталистических хозяйств - первая, логически очевидная, мера революционной власти.

        (Это не относится к мелким некапиталистическим частным хозяйствам, - во-первых, потому, что централизованно управлять огромной массой мелких и мельчайших хозяйств невозможно, а во-вторых, из-за необходимости сохранять правильный союз с мелкой буржуазией. Мелкая частная собственность вытесняется постепенно, по мере укрепления и совершенствования социалистического способа производства.)

     Те, кто представляет социализм, как раздачу предприятий в отдельную собственность их коллективов, вольно или невольно выражает мелкобуржуазную точку зрения на социализм. Нетрудно понять, что такая собственность означает лишь разновидность частной собственности со всеми прежними отрицательными последствиями. Общественная собственность - это не собственность отдельных частей общества над отдельными частями средств производства. Общественная собственность потому и называется общественной, что она означает собственность всего общества ВМЕСТЕ над всеми средствами производства ВМЕСТЕ. Социализм на отдельном предприятии немыслим просто по определению, как немыслим термин "лес" применительно к одному дереву.

        (Мне встречался автор, который утверждал, что и внутри капитализма возможно отдельное социалистическое предприятие, если его коллектив возьмёт это предприятие в свои руки. Думаю, нет необходимости доказывать, что даже взяв отдельное предприятие в свои руки, этот коллектив будет вынужден вести себя в отношениях с целым хозяйством страны по законам тех производственных отношений, которые обусловливаются наличием множества частных собственников, то есть по законам конкуренции и приоритета прибыли. Этот коллектив станет, таким образом, коллективным капиталистом, вынужденно эксплуатирующим "сам себя", ибо в противном случае ему грозит проигрыш в конкурентной борьбе и разорение.)

     Может быть, кто-то возразит: а как же кооперативная собственность? ведь коллективную собственность отдельных колхозов в СССР считали тоже социалистической. Делающий такое возражение забывает, что речь идёт о собственности на средства производства, а главные средства производства советских колхозов, - земля и техника, - принадлежали в сталинское время государству, а не колхозам. Именно это даёт право отнести этот сектор тоже к социалистическому типу хозяйства. Если бы земля и техника отдельных кооперативных объединений принадлежала им, а не государству, или же государству - но не государству диктатуры пролетариата, а государству буржуазному, то ни в том, ни в другом случае никакой социалистичности не было бы.



            Здесь, видимо, стоит сказать о неправильном понимании термина "частная собственность", встречающимся, к сожалению, у многих. В этом понимании собственность лишь тогда частная, когда ей противостоит множество других собственностей, то есть понятие "частное" означает: "одна из многих частей".
   
     Нет, слово "частное" имеет другой смысл. Есть общее, целое и есть его часть. То, что не общее, не целое - то частное. Только в таком смысле нужно понимать этот термин.
   
     Понятие "частная собственность" относится к состоянию общества. Если общество не владеет собственностью как целое, говорят, что форма собственности в этом обществе - частная.
   
     Если собственность принадлежит обществу, она - общественная, если не обществу, а какой-то его части, она - частная. А то, кому именно принадлежит частная собственность, определяет её вид. Если отдельному физическому лицу - это персональная частная собственность, если семье - семейная частная собственность, если группе лиц - групповая, если коллективу - коллективная, если кооперативу - кооперативная, если акционерному обществу - акционерная, если государству - государственная частная собственность, - то есть по виду объединения буржуазии.
   
     Конечно, это азбука, но почему-то есть немало людей, которые сводят понятие частной собственности только к множественной и персональной.

                - - - -

             Если при социализме общественная собственность осуществляется через посредство государства, то отсюда логически следует соответствующее требование к государству. Государство не может быть каким угодно. Чтобы государственная собственность стала общественной, общественным должно стать государство.
   
     Только в случае, когда средства производства принадлежат государству, в свою очередь принадлежащему обществу, они через всю эту опосредованную цепочку оказываются принадлежащими обществу. Собственность же необщественного государства, хотя и является государственной, но общественной никак не становится, а остается совокупной частной собственностью тех, кто владеет государством.
   
     Итак, в общем-то очевидная истина: характер государственной собственности определяется характером государства.

             Но что значит - "общественное государство"? Этот термин надо понимать правильно.
 
     В каком смысле можно употреблять это выражение? В том смысле, что государство управляется всем или почти всем обществом?
   
     Нет. Государство, пока оно есть, никогда не управляется всем обществом, но всегда - лишь частью общества, как в том смысле, что речь может идти только об одном из классов, так и в том, что в практическом управлении участвует лишь активная, более подготовленная его часть в интересах всего класса. Когда же это отпадёт, отпадёт и само государство, перейдя в коммунистическую безгосударственность. Искать же какую-то количественную мерку, процентную черту активно управляющих, выше которой государство можно называть общественным и социалистическим, а ниже - нельзя, значило бы заниматься схоластикой.

           Как же правильно понимать термин "общественное государство"?

     Думаю, что правильным будет такое определение: общественным является такое государство, которое имеет принципиальную способность хозяйствовать общественно.
   
     Но разве для этого недостаточно просто взять всё хозяйство в одни государственные руки?
   
     Нет. Для того, чтобы хозяйствование было действительно общественным, - то есть как следует владело всем громадным процессом хозяйствования как целым, -  для этого мало иметь всё формально в государственных руках, нужно иметь ещё ФАКТИЧЕСКУЮ возможность обеспечивать дейтвительно плановое управление, организовывать труд и распределение по социалистическим принципам.
   
     Это может сделать только государство диктатуры пролетариата. Почему? Во-первых потому, что только пролетариат обладает способностью действовать одновременно и массово, и сплочённо, то есть действительно по-коллективистски, - свойство, которое он приобрёл через характер своего труда и через долгую школу коллективной массовой борьбы. Во-вторых, потому, что организация и поддерживание  социалистических принципов производства и распределения происходят не сами собой, а через постоянное преодоление прежних буржуазных тенденций, - понятно, что это может осуществлять только организованный пролетариат. 

     Наличие в диктатуре пролетариата бюрократизма может затруднять эту работу, порождать недостатки в этой работе, но если это - диктатура пролетариата, то вновь и вновь, через преодоление недостатков, через исправления и наказания, она всё же будет осуществлять главный принцип общественной собственности. Линия социализма не будет чистой, не будет прямой, не будет лёгкой, но она всё же будет линией социализма.
   
     При диктатуре же буржуазии, даже если вся собственность формально централизована в руках государства, осуществление подлинной плановости в опоре на широкое соучастие низовых масс, соблюдение социалистических принципов  и подавление частных буржуазных тенденций, конечно же, невозможно в принципе.

     Таким образом, мы пришли к вообще-то очевидной истине: характер строя зависит прежде всего от того, какой класс осуществляет власть.

     Диктатура пролетариата, - и это очень важный вывод, - имеет, следовательно, не только политическое, но и политэкономическое значение. Если бы она была нужна лишь для подавления врагов, то без неё всё равно был бы социализм, но только слабый и беззащитный. Но диктатура пролетариата не есть просто инструмент подавления врагов, а ещё и тот ЕДИНСТВЕННЫЙ тип государства, который делает государственную собственность действительно общественной. Вот почему выражение "социализм без диктатуры пролетариата" - это такое же абсурдное выражение, как, скажем, "кубический шар".


              Установление социализма, в силу этих требований, не может осуществиться сразу же после революционного взятия власти. Не в том смысле, что социализм в обществе будет неполон из-за сохранения какое-то время мелких частных хозяйств, - это очевидно для всех. Нет, речь идёт о невозможности сразу получить социализм и в национализированном крупном хозяйстве.
   
     Во-первых, национализировать и обобщить - это не одно и то же. Национализировать можно сразу, а обобществление означает построение и освоение всей системы социалистического управления хозяйством, овладение экономикой как целым, - не на бумаге, не просто по Конституции, а на деле. До этого нужно доработаться, приобрести опыт, выработать конкретные методы массового управления, учёта и контроля.
   
     Во-вторых, сама диктатура пролетариата, как и любое явление, не рождается сразу в достаточной полноте своего качества. Провозгласить власть диктатурой пролетариата можно и сразу, но чтобы построить государственный механизм, действительно соответствующий всей полноте смысла этого термина, с действительно полномерной социалистической демократией, требуется непростая работа в течение немалого времени.

     Подлинное обобществление и подлинная диктатура пролетариата (а значит и подлинный социализм) являются, таким образом, итогом очень долгой и трудной работы даже для страны с очень высокой исходной степенью зрелости предпосылок. Торопливо называть полным социализмом наспех национализированную экономику при недостаточно развитой диктатуре пролетариата - конечно же, будет ошибкой с точки зрения настоящего марксизма.

            2. СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ.

            Эта часть - очень объёмная и трудная для чтения. Я заранее извиняюсь перед читателями, но дробить эту тему нельзя, в ней всё взаимосвязано, она должна быть подана сразу во всём своём содержании.

                *  *  *

            Есть люди, которые сводят социализм к вопросу распределения продукта. Нужно распределять продукт с соблюдением равенства и так, чтобы удовлетворять всех людей, - говорят они, - вот это и будет социализм.

     Конечно, справедливое равенство и удовлетворение людей - это хорошее дело. Но подходить к понятию "социализм" нужно научно, а не с бытовой, потребительской позиции.

     Если отдельный феодал хорошо содержит своих крестьян, от этого феодализм не перестаёт быть феодализмом. Если при выгодной экономической конъюнктуре и больших прибылях отдельный капиталист может повышать заработок работников, то это совершенно не изменяет характер собственности и способ производства.

     С другой стороны, если общество организовано на социалистических принципах, но из-за каких-то, допустим, внешнеполитических обстоятельств не в состоянии обеспечить высокий уровень потребления, разве от этого принципы организации общества перестают быть социалистическими?

     Характер строя определяется характером производственных отношений, вытекающих из того или иного характера собственности. Если мы имеем капиталистические производственные отношения на основе частной собственности - это капитализм, если мы имеем социалистические производственные отношения на основе государственной общественной собственности - перед нами социализм, а конкретный уровень потребления сущностной чертой строя не является.

             Но далее надо отметить, что хотя уровень жизни не является тем признаком, по которому следует определять строй, но от сущностных признаков нового строя он, конечно, зависит. Каковы именно производственные отношения, каков именно характер собственности - этот фактор, безусловно, определяет общие условия жизни в обществе. Если отвлечься от ситуаций выгодной конъюнктуры при капитализме или трудных обстоятельств при социализме, то общим правилом является более высокий уровень жизни при более высоком строе. Связь однозначная. Конкретный способ производства является первичной причиной, а конкретный способ потребления - лишь вторичным следствием из этой причины.

            (Маркс писал: "Вульгарные социалисты переняли от буржуазных экономистов манеру рассматривать распределение как что-то независимое от способа производства, а отсюда изображать дело так, будто социализм вращается преимущественно вокруг вопросов распределения... Всякое распределение предметов потребления есть всегда лишь следствие распределения самих условий производства... Было бы вообще ошибкой видеть существо дела в так называемом распределении и делать на нём главное ударение.")

     Вот почему ошибаются те люди, которые требуют от капиталистических властей повысить уровень благосостояния, но совершенно не задумываются о смене строя, - хотят лучших следствий, но не трогают саму причину. Как же может осуществиться справедливое распределение продуктов, если несправедливо распределена сама собственность?

            В предыдущих главах мы видели, что накапливание известных отрицательностей капитализма происходит не от плохих личных качеств капиталистов. Какими бы просвещёнными, умными, гуманными ни были отдельные капиталисты (вещь вполне возможная), объективный фактор капитализма, его характерный внутренний дефект, его противоречие между общественным характером современных производительных сил и частным характером собственности на них приводит к неизбежным кризисам, накапливанию низовой бедности, к разъединяющим следствиям конкуренции, к коррупции, к порабощению других народов, к войнам и к прочим "прелестям" позднего капитализма.

     Понятно, что с другой стороны, как бы ни хотело общество в целом избавиться от этих отрицательностей, но сделать это оно может только взяв всю собственность в свои общие руки и организовав на этой основе иные производственные отношения: ясную плановость вместо частнособственнической стихии, совместный труд вместо "дарвиновской" конкуренции, приоритет интересов человека вместо приоритета прибыли.
   
     Прекращение накапливания капиталистических отрицательностей, складывание условий для более высокой производительности, желаемое удовлетворение потребностей всего общества будут естественным следствием такого изменения в способе производства.

            (Энгельс пишет: "Новые могучие производительные силы, служившие до сих пор только обогащению единиц и порабощению масс, станут работать только для общего благосостояния всех в качестве их общей собственности... Условия жизни, окружающие людей и до сих пор над ними господствовавшие, теперь подпадают под власть и контроль людей, которые становятся господами своей обобществлённой жизни... Чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самого человека. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые им в движение общественные причины будут иметь в значительной и всё возрастающей степени те следствия, которых они желают.")

                - - - -


             Что же можно сказать конкретно о социалистических производственных отношениях?

     Центральным пунктом этих производственных отношений является плановость.

     Нельзя понимать социалистическую плановость, - и это очень важно, - как простое администраторское командование сверху. Эту карикатуру на социализм под названием "административно-командная система" выдумали буржуазные критики социализма (хотя эта критика и имеет некоторые основания, - об этом чуть дальше).

     Мы не должны спутывать два понятия: "плановость" и "административность". Если управление ведётся из одного центра путём команд и попыток контроля за исполнением, такое управление называется административным. Если управление действительно учитывает то, что надо учесть, действительно полно контролирует исполнение и действительно таким образом эффективно и пропорционально ведёт хозяйство как единое целое, такое управление называется плановым. Как видим, это не одно и то же и не всякое централизованное административное управление является управлением плановым. Для действительной плановости хозяин должен охватывать хозяйство во всей его полноте как целое.

     Хозяин сравнительно небольшого натурального хозяйства мог вести его планово. Он был в состоянии сознательно владеть своими производительными силами и непосредственно их контролировать в любой момент производства.
   
     При многих частных собственниках, связанных рынком, отдельный хозяин может осуществлять административность в своём отдельном хозяйстве, но о плановости уже нет и речи, так как его отдельное хозяйство является лишь малой частицей всего общественного хозяйства, зависит от стихии множества таких же частиц, и эту стихию ни один из отдельных собственников проконтролировать не может.
   
     При однособственническом государственном капитализме, казалось бы, возвращается ситуация с хозяином одного натурального хозяйства. Государство может осуществлять административность в объёме всей страны.      

     Административность - но не плановость. Превратиться в плановость это может, как уже говорилось раньше, лишь при соизмеримости размеров хозяйства и хозяина: хозяйству в масштабах страны нужен и хозяин в масштабах страны, причём сочетающий множественность глаз и умов с единством и сплочённостью.
 
    "Неправильно полагать, - говорит Сталин, - что планирование заключается в выработке директив. Нет, выработка директив - это только начало планирования."

     Бюрократическая горстка руководителей государственного капитализма, к тому же разъединяемая изнутри буржуазной корыстностью отдельных её членов, не в состоянии сознательно владеть производительными силами громадного хозяйства и непосредственно контролировать их. Не может и опереться на массу пролетариата, обоснованно опасаясь, что пролетариат использует свою причастность к управлению против интересов буржуазии. Административность государственного капиталиста не превращается в плановость. Забюрокрачивание и загнивание верхов, пассивизация и порча низов и антагонизм между ними не дают госкапиталистической административности стать действительной плановостью. Всяческие нестыковки, диспропорции, невыполнения, бесконтрольность, теневые злоупотребления начинают накапливаться и нарастать. Точно так же как характерным пороком многособственнического капитализма является анархия рыночная, так характерным пороком госкапитализма является анархия бюрократическая.

             Ленин писал: "Учёт и контроль - вот главная экономическая задача... Учёт и контроль могут быть только массовыми... Этот контроль должен проводиться не государством чиновников, а государством вооружённых рабочих."

     Понятно, какие высокие требования предъявляются этим к обществу. С одной стороны - это надлежащий культурный и политический уровень развития общества, с другой - нечто объединяющее, централизующее всех.
   
     Будут ли спорить с этим противники марксизма, нет ли, но марксизм видит лишь в современном коллективистском пролетариате те черты, которые и позволяют правильно сочетать централизм с демократизмом, а демократизм с централизмом.
   
     Когда Маркс говорит, что создавая пролетариат, капитализм создаёт себе своего будущего могильщика, речь идёт не только о восстании недовольных масс, но и о способности именно этого класса сообща, как одно целое, осуществлять социалистическую плановость.

            "Предполагать, - писал Ленин, - что все трудящиеся одинаково способны на эту работу, было бы пустейшей фразой или иллюзией допотопного, домарксовского социалиста. Социализм держится на свободной и сознательной дисциплине самих трудящихся. Эта новая дисциплина не с неба сваливается и не из добреньких пожеланий рождается. Она вырастает из материальных условий крупного производства, только из них. Носителем этих материальных условий является определённый исторический класс, созданный, организованный, сплочённый, обученный, просвещённый, закалённый крупным капитализмом. Этот класс - пролетариат."


             Центральным пунктом буржуазной критики в вопросе о плановости являются следующие два её утверждения.
 
   - Невозможно из центра учесть всё, невозможно объять необъятное. Отсюда, при отсутствии саморегулирующего рынка, - неизбежные перекосы и диспропорции.

   - В отличие от частнособственнического предпринимателя, чиновник не имеет никакого стимула рисковать, он неминуемо действует без инициативы, лишь по указке сверху, но сверху тоже сидит чиновник. Отсюда, при отсутствии частного предпринимательства, - неизбежная тенденция к застою.

             Что можно сказать? Очень верная критика, совершенно правильно вскрывающая основной порок, но... не социализма, а той государственно-хозяйственной системы, которая возникла бы, если бы из централизованной государственной собственности удалили общественный характер государственной власти - живую душу социализма. Внешняя схема осталась бы та же, вроде бы как бы социалистическая, но исчез бы главный субъект социализма - объединенный правящий пролетариат. Вот к такой системе, - которая и имела место в позднем СССР, - к системе, управляющим субъектом которой становится не масса, а косная бюрократическая иерархия, полностью применимы приведенные выше упрёки.
   
     Застой и диспропорции - действительно неизбежные и характернейшие черты позднего СССР, но не как пороки социализма, а как следствие отхода от него в его марксистском значении.

           ("Мы за централизм и за план, - пишет Ленин, - но за централизм и за план ПРОЛЕТАРСКОГО государства, ПРОЛЕТАРСКОГО регулирования производства... Надо ясно понять, как далеко отличается демократический централизм, с одной стороны, от централизма бюрократического, с другой - от анархизма.")

     Социализм, правящим субъектом которого является объединённая масса революционного пролетариата, этим порокам не подвержен.

     Невозможно из центра учесть всё? Невозможно объять необъятное? Но что является здесь центром? Разве высшая чиновничья инстанция? Нет, центром общественной жизни социализма является именно тот монолит, о котором говорилось раньше, - образованный живым, органическим соединением "головы" вождей и "тела" класса. Такой центр может учесть почти всё, потому что он - во всём; может объять необъятное, потому что он сам необъятен.
 
             "Одно дело, - говорит Сталин, - когда десяток-другой руководящих товарищей глядит и замечает недостатки в нашей работе, а рабочие массы не хотят или не могут ни глядеть, ни замечать недостатков. Другое дело, когда вместе с десятком-другим руководящих товарищей глядят и замечают недостатки в нашей работе сотни тысяч и миллионы рабочих, вскрывая наши ошибки, впрягаясь в общее дело строительства и намечая пути для улучшения дела."

                - - - -

             Второй характерной чертой социалистических производственных отношений является бестоварность.

     Если при капитализме рабочая сила - товар, задача которого повышать прибыль капиталиста, то отсюда следует и возможность отсутствия спроса на этот товар, если прибыль этим не обеспечивается. Хроническая безработица неустранимо присуща многособственническому капитализму.

     Распределение же труда при социализме (если говорить немного упрощённо) происходит путём простого деления всей массы труда, который необходимо выполнить, на всю массу рабочего населения.

     Точно таким же образом (опять, конечно, чуть упрощая для ясности) происходит распределение продукта потребления: вся масса полученного продукта просто делится на всю массу населения.

     Если мало продукта, значит нужно просто добавить труда, - вот и всё. Ни нищета, ни безработица здесь невозможны в принципе.

       (Разумеется, при делении труда учитывается разница квалификаций, а при делении продукта - коэффициенты, зависящие от фактического трудового вклада каждого. Но мы рассматриваем только общий принцип и эти детали сейчас оставляем в стороне.)

            Продукт при распределении не принимает форму товара, так как его движение происходит в пределах одного и того же собственника. Точно так же, как и при капитализме нетоварно движется продукция из цеха в цех в пределах одного предприятия, хоть и капиталистического, но принадлежащего одному собственнику.
   
     Разумеется, есть разница в масштабах: непосредственно распределить в целом обществе не то же самое, что распределить в пределах завода. Вот почему купля-продажа может здесь использоваться как удобная форма распределения. Но лишь как форма. Товарности всё же нет, - есть просто удобный способ распределения среди массы потребителей, не более.


            (Здесь, видимо, стоит дать необходимый минимум учения марксизма о товарности.

     Товаром называется продукт труда, устойчиво обмениваемый его собственником на другой продукт труда, принадлежащий другому собственнику.

     Все указанные здесь свойства принципиально важны. Не продукт труда, или продукт, обмениваемый случайно, разово, или же продукт, обмениваемый в пределах одной собственности, - товаром быть назван не может.

     Устойчивость и длительность товарообмена приводит к установлению устойчивых же соотношений между количествами того и другого товаров при их обмене. Это соотношение называется стоимостью.

     Зависит ли стоимость от количества труда, необходимого для производства товара? Зависит. Но некоторые люди (я это часто встречал) формулируют так: стоимость - это количество труда, заключённое в товаре. Нет, такая формулировка не верна. Стоимость - это не количество труда. Как уже сказано, стоимость - это соотношение количеств товаров при обмене. Но это соотношение обратно пропорционально соотношению количеств труда. Именно таким образом стоимость зависит от количества труда.

     Такая обратно-пропорциональная зависимость между количествами товаров в их взаимообмене и количествами необходимого для них труда называется законом стоимости.

     Я думаю, всем понятно, что разово, случайно обменять можно как угодно. Но если обмен устойчив и длителен, какой-либо иной принцип обмена, кроме закона стоимости, нарушал бы интересы того или другого производителя.

            [Я понимаю, что эта тема может показаться читателям отвратительно скучной. Но поскольку из неё следуют важные политические выводы для социализма, говорить об этом нужно. А вдруг кто-нибудь из читателей станет в будущем одним из вождей социализма, - вот и пригодятся ему эти знания.))]


             Необходимо сказать о двух очень распространённых путаницах. Люди, привыкшие в быту употреблять термины "стоимость" и "цена", "товарообмен" и "купля-продажа" как тождественные, преносят это и на марксистскую политэкономию. Это совершенно неверно. Стоимость и цена, товарообмен и купля-продажа -  это разные вещи.

     Что такое товар и, соответственно, товарообмен в марксистском значении этого слова, уже сказано. А купля-продажа - это просто перемещение чего-то в одном направлении при одновременном премещении денег в другом направлении. Чувствуете разницу? Товарообмен требует, чтобы предмет был товаром, а купля-продажа этого не требует, здесь может двигаться любой объект, лишь бы обратно шли деньги.
   
     Для примера, коррупция, безусловно, содержит куплю-продажу, но товарообмена здесь нет, так как нет товаров. Или, скажем, нехорошая женщина может поцеловать мужчину за деньги, - купля-продажа налицо, а товаров нет. Понятно?

     Вот почему мы и говорим, что при социализме продукт может для удобства распределяться в массе общества через форму купли-продажи, но товарности здесь нет из-за единичности собственника.

             Идём дальше. Стоимость и цена. Стоимость - это соотношение количеств обмениваемых товаров, а цена - количество денег, уплачиваемых при купле-продаже. Разумеется, если речь идёт о такой купле-продаже, которая является формой товарообмена, цена выражает стоимость (косвенно, через сумму товара-посредника - денег). Но если мы имеем куплю-продажу не товаров, то стоимости нет, а цена, - поскольку есть купля-продажа, - конечно, есть. Здесь цена не выражает стоимость, а существует сама по себе, складывается от каких-то других факторов.

     Буржуазные критиканы часто потешаются над марксизмом, говоря: "Вот Маркс утверждал, что стоимость определяется количеством труда, а как же формируется цена того, что трудом не создаётся? Необработанная земля, найденные драгоценные камни, - и тому подобное? Не означает ли это, что марксовская трудовая теория стоимости неверна?"
   
     Как видим, это означает лишь то, что буржуазные критиканы спутывают в одно продажу и товарообмен, стоимость и цену и совершенно не понимают смысл терминов марксистской политэкономии.)


             А теперь переходим к политическому вопросу, вытекающему из этой темы. Так сохраняется ли при социализме товарность и действует ли закон стоимости или же нет? Почему этот вопрос политический, я объясню позже.

     Можно привести много цитат из классиков марксизма о том, что при социализме товарности нет и ни о каком законе стоимости, следовательно, речь идти не может.
   
     Но есть известная работа Сталина "Экономические проблемы социализма", в которой он говорит, что определённая товарность в СССР сохраняется и, следовательно, действует и закон стоимости, хотя в отличие от капитализма товарность не всеобъемлюща (средства производства и рабочая сила - не товар) и закон стоимости не является безусловным регулятором производства, уступив эту роль плану.

     Имеются "левые" критики, обвиняющие Сталина в ревизионизме, в искажении марксизма. Это одна из причин политического значения этого вопроса.
   
     Другой причиной является всемерное расширение товарности и повышение регулирующей роли закона стоимости хрущёвскими ревизионистами (действительно ревизионистами) под предлогом того, что коль при социализме это сохраняется, его надо развивать.

     В чём тут дело? Кто прав - классики, Сталин или хрущёвцы? Попробуем разобраться.
   
            Принципиальная мысль здесь, конечно, такова: поскольку собственник и средств производства, и рабочей силы, и производимого продукта по определению один, общий, то товарности при социализме быть не может.
   
     Есть люди, которых сбивает многочисленность отдельных потребителей, и они пытаются вывести необходимость товарности из этой многочисленности. Но товаром, как сказано, называется лишь то, что меняет собственника в обмен на движение встречного товара по эквивалентному принципу. Здесь этого нет, движение продукта происходит внутри одного, общественного, собственника, и следовательно, мы имеем не товарообмен, а определённый способ распределения продукта среди многочисленных элементов одного собственника. То, что в деле этого распределения используется форма, внешне сходная с товарной куплей-продажей, сбивать не должно, суть здесь уже иная.
               
     Некоторые считают, что обмен, товарный по сути, при социализме всё-таки есть, поскольку при индивидуальной купле-продаже речь идёт, по их мнению, всё же об обмене между двумя собственниками: обществом (собственником всего продукта) и отдельным членом общества (собственником своей личной рабочей силы). Но это мнение неправильно. Здесь никоим образом нет разных собственников. При социализме, если это действительно социализм, собственником личной рабочей силы каждого всё же является общество, которое полностью вправе распоряжаться ею в своих, общественных, интересах.
 
     Итак, в этом смысле оснований для товарности нет.
               
     Но очень торопятся в выводах и те, кто на основе марксистских общетеоретических принципов обвиняет Сталина в ревизионизме - в допущении товарного производства при социализме. Сталин говорит не о социализме вообще, а о его конкретном состоянии на тот момент в нашей стране. Сталин говорит о неразвитой стадии социализма, о социализме ещё не в полноте своих свойств. Не при социализме вообще, а именно на этой, недостаточно развитой его стадии, товарное производство ещё остаётся, но остаётся уже не в полноте своих свойств, не такое, каким оно было при капитализме. Когда социализм приобретёт всю полноту своих свойств (а именно о таком социализме и говорят классики), товарного производства, конечно же, не будет.
    
     Попытаюсь попроще объяснить суть дела. Бестоварность при социализме основывается на наличии одного, общественного, собственника. Но давайте получше вдумаемся, что означает "один, общественный". Ведь дело здесь не в арифметической единице и не в конституционном провозглашении собственника общественным. Нужно овладеть экономикой как целым. Выражение "взять в свои руки" имеет двоякий смысл. Папуас может взять в руки компьютер - ну и что? Значит ли это, что он "взял его в свои руки" во втором смысле?
   
     Собственник становится одним, общественным, когда он овладевает экономикой как одним организмом, когда он научивается хозяйствовать общественно. Какое-то время это будет ещё не в полной мере. Это уже можно называть социализмом, поскольку есть диктатура пролетариата, поскольку нет эксплуатации наёмного труда, поскольку экономика объединена под этой диктатурой. Собственник действительно формально один. Но будучи один, он ещё не един. Он не может ещё действовать как один, не научился, не нашёл или не освоил методов, не изменил ещё так себя. Он ещё не может соединить объективное разделение труда в одно целое великой единостью своего управления.
   
     Это социализм, но социализм ещё не в полноте своих свойств. Он вынужден ещё использовать метод товарности, потому что ещё не изжил её, хотя движется в этом процессе. Он позволяет в допустимой мере определённую возмездную самостоятельность своих хозяйственных ячеек, контролируя при этом их ответственность.
   
     Поскольку сохраняется остаточная товарность, постольку сохраняется и действие закона стоимости. Но поскольку эта товарность остаточная, а не полномерная, постольку не полномерно и действие закона стоимости. Нет свободного колебания цен, нет разорительных последствий, нет полноты регуляторской функции закона стоимости. Есть сочетание с бестоварными методами, есть сознательное, а не стихийное определение величины общественно-необходимого труда, есть подчинение тактике и стратегии центральных планов.
   
     Итак, при социализме до достижения какого-то, довольно высокого, его уровня товарность ещё есть, но уже, разумеется, не капиталистическая (не между частными собственниками, а внутри общественного собственника в силу ещё не полной степени его общественного характера). Далее последует этап, когда товарность уже будет преодолена.
         
          
           Как надо относиться к этой остаточной товарности? Относиться надо двояко. Метод этой товарности надо глубоко постигать и хорошо использовать, чтобы хозяйствовать эффективно на этом этапе. Надо умело использовать хозрасчёт и другие приёмы материального стимулирования, саморегулирования и самоконтроля. Но одновременно с этим неуклонно преодолевать остаточные товарные методы методами полносоциалистическими, бестоварными.
      
     Остаточная товарность, хоть и не капиталистическая, тем не менее является той почвой, на которой может возрождаться, сохраняться и возрастать буржуазная психология и буржуазный образ действий. Это одна из причин неустойчивого, двойственного характера социализма, представляющая серьёзную опасность, если её проигнорировать.

     Нужно одновременно понимать две вещи. Если на этом, низшем, этапе социализма не использовать со всей эффективностью объективно остающиеся товарные методы, то это отрицательно скажется на развитии хозяйства. Если же не видеть таящуюся в них опасность, шаг за шагом не вытеснять их и истолковывать тезис об их эффективном использовании в смысле их безудержного укрепления и расширения, то это подорвёт базу коммунистического строительства и погубит дело революции.   
    
     Итак, неполноценная, остаточная товарность по объективной необходимости ещё имелась в СССР, но не могла разрастись в капиталистический механизм, ПОКА сохранялась социалистическая государственность.

                - - - -

           Третьей характерной чертой социалистических производственных отношений являются соучастие всех в общем деле всего единого хозяйства, прямая и непосредственная взаимопомощь всех всем как по горизонтали, так и в обоих направлениях вертикали на базе главного общего интереса. Разумеется, ни о чём подобном при капитализме не может быть и речи. Именно общественная собственность, в отличие от частной, создает такую возможность.

     В одной из предыдущих глав уже говорилось, что любому строю нужны двигатель и регулятор, - без них нет ни побуждения к прогрессу, ни необходимой пропорциональности.
   
     Там же указывалось, что при классическом капитализме двигателем является приоритет прибыли в условиях конкуренции, а регулятором - рыночное колебание цен. Понятно, что с устранением частной собственности и этот двигатель, и этот регулятор перестают существовать.

     При строе, основанном на общественной собственности, двигателем являются потребности властного общественного субъекта, а регулятором - плановость в её правильном осуществлении.

     Именно соучастие народа, обладающего силой власти и спаянного воедино общим делом, придаёт такому двигателю и такому регулятору способность действовать. Стоит только, при сохранении государственной собственности и государственного централизма, лишить трудящуюся массу реальной власти или раздуть разобщающую мелкобуржуазную частную корысть, как неизбежные вслед за этим пассивизация народа и обывательский индивидуализм сначала нарушат, а потом и вовсе остановят действие социалистических двигателя и регулятора. Образно говоря, механизм машины, оставшись формально прежним, начисто лишится топлива, приводящего его в движение.

     Нет более наглядного примера, чем поздний СССР, революцией 1917 года отменивший капиталистические двигатель и регулятор, а хрущёвской контрреволюцией - сделавший недействующими двигатель и регулятор социалистические.
   
     К сожалению, советский народ не смог сорганизоваться и вернуть себе социалистическую власть и социалистическую собственность. Неизбежная хроническая кризисность и нараставшее бюрократическое разложение шаг за шагом привели к возрождению классических капиталистических двигателя и регулятора на основе капиталистической приватизации.

                - - - -

            Четвёртой характерной чертой социалистических производственных отношений является приоритет производительности труда.

     Почему? Потому что, убрав всех посредников между собой и хозяйством, убрав возможность каким-то частям общества получать блага за счёт других его частей, никто в обществе уже не может удовлетворять растущие свои потребности как-либо иначе, кроме как повышением производительности общего труда, которая увеличивает количество продукта более высоким темпом, чем рост населения и сокращает необходимое для этого рабочее время, давая тем самым условия для всестороннего духовного развития.
   
     Обретение обществом всей полноты власти, отсутствие классических капиталистических или государственно-бюрократических отрицательностей, препятствующих нормальному развитию призводства, даёт обществу такую возможность.

             3. СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ.

             В этой части разберём чуть более конкретно государственную систему социализма. Как уже говорилось, степень социалистичности государственной собственности определяется степенью социалистичности государства. По-видимому, можно даже сказать так: новый строй можно считать созданным, когда народ действительно овладевает государством и именно такое государство действительно овладевает экономикой.

     (Ленин: "Социализм может сложиться и упрочиться только тогда, когда рабочий класс научится управлять. Без этого социализм есть только пожелание.")

     Сам Маркс мог по этому вопросу дать только самые общие соображения. Несколько больше мы можем получить из обобщения положительного и отрицательного опыта, которым очень богата история ХХ века.

                - - - -

            Самый общий принцип, - как мы уже знаем, - диктатура пролетариата. Её общее содержание хорошо передаётся словами Маркса: "Управление трудящимися посредством самих трудящихся", или как он выразился в другом месте - "самодержавие народа."

     Эксплуататорский класс не допускает к правлению пролетарские "низы" и признаёт лишь правление буржуазного "верха". Анархисты отвергают необходимость всякого "верха" и стоят за непосредственное управление "низов" снизу. Социалистическому же принципу государственности чужда и та, и другая позиция.
   
     Говоря в тех же терминах, социалистическая государственность антианархична; она предполагает государственный "верх", но - пролетарский и объединённый с пролетарским же "низом" в одну систему, в одну общность.
   
     Социалистическое управление обязательно требует централизации, но централизации, проводимой именно такой, товарищеской, общностью. То есть система максимально централизована по форме и максимально демократична по содержанию.

     Никакой буржуазный демократ никогда не поймёт, как могут сочетаться централизация и демократизм, ибо для него демократизм состоит именно в децентрализме и главенстве индивидуального.
   
     Социалистическая же государственность сочетает всю массу индивидуального соучастия с принципом главенства общего над индивидуальным. Демократия, таким образом, утрачивает здесь буржуазную интерпретацию, - "свобода священной частнособственнической многоцентровости", - и принимает своё буквальное значение, - "власть, осуществляемая народом", - делая наиглавнейшим политико-экономическим принципом священность и неприкосновенность собственности общественной.


            (Ещё раз о "вождизме". Диктатура пролетариата как раз тем и демократична, что она хоть и диктатура, но именно пролетариата, а не какой-то пролетарской личности, пусть и очень хорошей. Но как уже говорилось, диктатура пролетариата неосуществима без функции централизующего полюса - персонального или коллективного вождя. Говорить здесь о каком-то "культе" - это всё равно, что говорить о "культе личности" капитана на корабле или дирижёра в оркестре. Именно благодаря сильному авторитетному центру, властно дирижирующему всем ходом дел, диктатура, осуществляемая сгруппировавшимся вокруг этого центра пролетариатом, будет не хаотичным разнобоем, а цельным стальным механизмом.

     Понятно, что психология буржуазных демократов не принимает и не может принять подобную логику. Известный немецкий социал-демократ прошлого Каутский говорил так: "Классовая диктатура в качестве правительственной формы - бессмыслица. Характерным видом диктатуры как правительственной формы является личная диктатура." Другими словами, "диктатура класса - это теоретический абсурд, который неминуемо выродится в личную диктатуру." Другой подобный "умник", меньшевик Аксельрод, писал: "Не могло быть ни малейшего сомнения, что попытка применить лозунг диктатуры пролетариата на деле приведёт только к диктатуре НАД пролетариатом."

     Так кто же осуществляет диктатуру пролетариата - весь класс или отдельный диктатор?
   
     В 1918 году чересчур шустрые молодые немецкие коммунисты попытались поразмахивать противопоставлением "диктатуры масс" "диктатуре вождей". Ленин им отвечал: "Всякий большевик скажет сразу, прочитав эти рассуждения: - Какой это старый, давно знакомый хлам! Какое это левое ребячество! - Одна уже постановка вопроса: диктатура вождей или диктатура масс? - свидетельствует о самой невероятной путанице мыслей. Всем известно, что партии управляются устойчивыми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных лиц, называемых вождями. Всё это азбука. Всё это просто и ясно. К чему понадобилась вместо этого какая-то тарабарщина? Договориться до противоположения диктатуры масс диктатуре вождей есть смехотворная нелепость и глупость"... И в другом месте: "Социалистический демократизм единоличию и диктатуре нисколько не противоречит... Надо научиться соединять вместе бурный, бьющий весенним половодьем, выходящий из всех берегов, митинговый демократизм трудящихся масс с железной дисциплиной, с беспрекословным повиновением воле одного лица, советского руководителя."

     Диктатуру осуществляет класс, но с помощью в том числе и отдельных вождей. А как же иначе? Всё дело только в том, чтобы эти "личные диктаторы" были на деле частью пролетариата, частью общего рабочего товарищества. Пролетариям это понятно. Индивидуалистической буржуазии это не будет понятно никогда.)

                - - - -

            Если мы вдумаемся в сказанное, мы поймем, что способ реального осуществления этого общего принципа, конкретный вид такой системы государственного управления может быть выработан лишь самой массой народа, лишь через его практический опыт. Реальный социализм, таким образом, не имеет готового рецепта, а является продуктом практического поиска самого народа.

     (Ленин: "Социализм не может ввести меньшинство - партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами... Социализм может быть построен только тогда, когда в 10 и в 100 раз более широкие массы, чем прежде, станут сами строить государство и строить новую хозяйственную жизнь... Живое творчество масс - вот основной фактор новой общественности... Революция может быть успешно осуществлена только при самостоятельном историческом творчестве большинства населения... Социализм не создаётся по указам сверху. Социализм живой, творческий есть создание самих народных масс... Только тот победит и удержит власть, кто окунётся в родник живого народного творчества.")

     На эту тему очень хорошо сказано у Розы Люксембург:

       - "Практическое осуществление социализма - далеко не сумма готовых предписаний, которые остаётся лишь применить. Оно целиком пребывает в тумане будущего. Ни одна партийная программа, ни один социалистический учебник не могут разъяснить, какого рода должны быть те тысячи конкретных практических больших и малых мер, которые следует принимать на каждом шагу. Социалистическая система может быть только продуктом, рождённым из собственной школы опыта. Социализм по самой его природе невозможно ввести указами. Разрушение можно приказать, но строительство нельзя, - целина, тысячи проблем. Только неограниченная бурлящая жизнь порождает тысячи новых форм, импровизаций, обретает творческую силу, сама исправляет все ложные шаги. Вся масса народа должна участвовать."

                - - - -

            Исходя из первого опыта революционной практики, Ленин сформулировал во многих своих произведениях более конкретные положения о социалистическом государственном механизме.

     Говоря о форме организации этого механизма, найденной в ходе российской революции, - форме Советов, - Ленин отмечает такие её главные черты:

            1). Советы - это не обычные учреждения вне масс и над массами, как было прежде, а форма организации непосредственно самих масс. (Формула Ленина: "Советы = вооружённые рабочие и крестьяне").

            2). Советы не учреждаются извне, а являются результатом самоорганизации. Сами люди создают для себя же свои Советы, а значит и относятся к ним, как к своему собственному родному государственному инструменту. ("Советы - своё, а не чужое для массы рабочих и крестьян"... "Советы созданы самими трудящимися и ТОЛЬКО В ЭТОМ лежит залог того, что они работают всецело на интересы массы." [Обратите внимание на слова - "только в этом".] )

            3). Советская форма предполагает отсутствие казённого единообразия, всяких шаблонов сверху, всяких излишних формальностей, наоборот - имеет в виду реальную самодеятельность и разнообразие. ("Чем разнообразнее, тем лучше, тем более будет общий опыт.")

            4). Выборы - не конечный пункт, как при буржуазной демократии (когда, как писал Маркс, народу предоставляется "право" раз в несколько лет выбирать, какой именно представитель эксплуататорского класса будет его надувать в парламенте), а лишь один из способов подбора классом подходящих исполнителей его воли. А значит порядок и сроки выборов массы определяют САМИ при минимуме формальностей и максимуме лёгкости и выборов, и отзыва в любой момент, независимо от желания ранее избранных должностных лиц. ("Всякие бюрократические формальности и ограничения выборов отпадают. Массы сами определяют порядок и сроки выборов при полной свободе отзыва выбранных"... "Ничего скрытого, ничего тайного, никаких регламентов, никаких формальностей. Ты рабочий человек? Ты наш товарищ. Выбирай своего депутата. Сейчас же, немедленно. Выбирай, как считаешь удобным. Мы охотно и радостно примем его в полноправные члены нашего Совета"... "Это - власть, открытая для всех, делающая всё на виду у массы, доступная массе, исходящая непосредственно от массы, прямой и непосредственный орган народной массы, её воли.")

           5). Избавленность от характерной черты буржуазного парламента, - разделения законодательной и исполнительной ветвей, - которая предоставляет избирателям избирать лишь "говорильню", а непосредственный аппарат практической власти оставляет вне доступа народа. ("Сливая в одно ту и другую ветвь, Советы сближают государственный аппарат с трудящимся массами и устраняют ту загородку, обеспечивавшую неприкосновенность буржуазного аппарата управления, которая была в буржуазном парламенте.")

           6). Вовлечение всё большего количества населения тем или иным образом в государственную работу. ("Перейти к выполнению государственных функций большинством населения и в перспективе - поголовно всем населением.")



            Как можно видеть, лишь такая форма государственной организации может обеспечить действительную совместность работы пролетарских "верхов" и "низов", а не одно только мало что дающее пассивное право периодического "выбирания". Понятно, что всякое формализирование, всякая застылость этой живой организации  в корне уничтожает весь её смысл.

     "Нет ничего глупее, - пишет Ленин, - как превращение Советов в нечто застывшее и самодовлеющее. Чем решительнее мы должны стоять за беспощадную твёрдую власть, даже за диктатуру отдельных лиц в определённые моменты исполнительских функций, тем разнообразнее должны быть формы и способы контроля снизу, чтобы парализовать всякую тень возможности извращения Советской власти." (Может, лучше было бы сказать не "глупее", а "опаснее"?)

            Каковы место и роль коммунистической партии в этом механизме? Если партия на деле является тем, чем она должна быть, то есть самой качественной и самой организованной частью пролетариата, то её место и роль очевидны, - конечно, эта часть класса должна быть везде, где действует класс, и быть в качестве лидера, инициатора, образца.

     Одно из самых любимых обвинений буржуазно-демократических придурков состоит в том, что дескать, на деле правил не Совет, а партия. Это обвинение нелепо и по содержанию, и по форме. По замыслу правит и не партия, и не Совет. Правит класс. Совет - это инструмент, посредством которого класс правит. А партия - это ведь тоже этот же класс, его часть. Что же ненормального в том, что класс в целом руководится в своей деятельности мнением своей лучшей части, как человек руководится своей лучшей частью - головой?
   
     Другое дело, когда речь идёт о партии некоммунистической, лишь скрывающей за этим названием свою антипролетарскую сущность. Понятно, что такая партия не может оставлять Советы инструментом пролетариата в принципе. Но это уже другая ситуация и другая тема.

                - - - -

            Часто можно слышать и критику такого рода. Замысел, может, и красив, но утопичен, неосуществим на деле. Для правильной работы такого механизма нужен идеальный пролетариат, во всяком случае пролетариат довольно высокого качества, а он в живой жизни таковым не является. Таким образом, все эти рассуждения превращаются в очень привлекательную, но всё же - сказку.

     Да, качество пролетариата, его активность и авторитет во всей массе народа должны быть очень высокими. Да, пролетариат при выходе из капитализма при всех положительных качествах имеет и массу отрицательных, и иначе не может быть. Да, без надлежащего качества людского материала описанный социалистический государственный механизм работать будет плохо.

     Но какой из этого вывод? Вывод может быть только таким: этот механизм не выскакивает готовым сразу, его нужно создавать немалый срок, пролетариат должен развивать себя, - в противном случае новый строй действительно установиться не сможет.

     Ведь уже говорилось, что революция - это не разовая вспышка, а длительный процесс перехода от старого строя к новому. Новый строй складывается лишь как конечный результат этого длительного, сложного, наполненного борьбой периода.
   
     Уже говорилось, что для победы пролетариат должен разломать старый государственный механизм и создать новый. Но всё ещё есть люди, которые не понимают, что эта задача касается не только одномоментного акта при захвате власти, но и всего периода долгой революции. Строительство нового строя можно в буквальном смысле отождествить со строительством правильной диктатуры пролетариата. Это - один процесс.

             Маркс писал: "Революция необходима не только потому, что никаким иным способом невозможно свергнуть господствующий класс, но и потому, что никаким иным способом, как только в революции, свергающий класс не сможет избавиться от всей старой мерзости в себе и стать способным создать новое общество."

     Ленин прекрасно понимал неизбежность этого. "Рабочие строят новое общество, не превратившись в новых людей, которые чисты от грязи старого мира, а стоя по колени ещё в этой грязи. Приходится только мечтать о том, чтобы очиститься от этой грязи. Было бы глубочайшей утопией думать, что это можно сделать немедленно"... "Поколение работников, воспитанное в капиталистическом обществе, может уничтожить основы старого строя, создать строй, который помог бы пролетариату удержать власть и построить фундамент, на котором может строить ТОЛЬКО поколение, которое вступает в работу уже в новых условиях."


             Можно ли ждать, когда пролетариат достигнет при капитализме такой высокой культуры, что сможет полноценно овладеть механизмом социалистической государственности? Это означало бы отодвигать революцию в бесконечность, потому что под разлагающим гнётом капитализма большинство пролетариата никогда не достигнет такой развитости.

     Очень интересный и талантливый человек, но, к сожалению, имевший в некоторых вопросах неверное представление о марксизме, А. Богданов, писал в 1917 году: "Пока рабочий класс не овладеет способностью государственной организации, до тех пор он не может и не должен пытаться решать мировую организационную задачу - осуществлять социализм. Это - авантюра без всяких шансов на успех... А большевики недооценивают эту организационную незрелость масс. Поэтому в лучшем случае их идеи - мечта без отклика в массах, а в худшем - авантюра, мрачная и тяжёлая по последствиям. Исход предрешён глубокой неподготовленностью к поставленной задаче."
   
     Нечто похожее писал и уже упоминавшийся Каутский. Читая подобное у Каутского, Сталин пометил на полях книги: "Каутский, Аксельрод и прочие резонёры думают, что история подождёт, пока рабочий класс научится управлять, и лишь потом предоставит рабочим власть. Эти господа забывают, что революция наступает не по заказу, а стихийно."

            Да, задача трудна. Да, пока она не решена, дело революции неустойчиво и негарантировано. Более того, здесь нужно указать ещё на одну важную опасность.

     Дело обстоит не просто так, что сначала государственная способность народа мала, но потом она поступательно вырастает и возможности для их применения также увеличиваются. Способности и возможности могут колебаться, то нарастая, то вновь рассасываясь.

     Как один из примеров можно взять следующее.

     И революционная "верхушка", и низовые массы после взятия власти оказываются кое в чём в иной ситуации, чем до взятия власти. В связи с этим возможны и изменения в их сознании.
   
     Члены "верхушки", являясь до взятия власти в принципе обычными рядовыми гражданами, занимались критикой старого строя и товарищеским убеждением равных себе трудящихся на основе их житейских проблем. После же взятия власти перед ними встают сложнейшие, неизведанные созидательные задачи, а в руках оказывается рычаг власти. Из-за этого большая часть их внимания и времени отвлечена разработкой этих великих внутренних и внешних задач, и часто просто нет ни физической, ни другой возможности быть достаточно близким к повседневным проблемам "низов". Вместо же долгого убеждения появляется возможность, а значит и соблазн, административного приказывания. Сложность и срочность задач невольно способствует этому. В результате появляется опасность отрыва "верхушки" от народных "низов", переход от товарищеского убеждения к начальственному принуждению. Из вождей получаются начальники. Законсервировав себя в таком положении, революционные "верхи", пусть даже чистые и искренние в своих коммунистических идеях, невольно создали бы обособленность аппарата и тем самым почву для расцвета всех отрицательных бюрократических черт.
   
     С другой стороны, и "низы" оказались несколько в иной ситуации. До переворота среднее большинство было недовольно жизнью, взбудоражено волной предреволюционного кризиса и по наивности, как правило, рассчитывало на быстрое улучшение жизни просто от факта самого переворота. После переворота волна предреволюционного кризиса спадает, а жизнь, оказывается, изменить не так-то просто, и более того - ход революции порождает для людей такие новые проблемы и такие трудности жизни, о которых раньше и не предполагалось. В результате активность среднего большинства может упасть, а усталость от забот и недовольство "неудобным" ходом революции возрасти. Тот же самый народ, который ещё совсем недавно, перед переворотом, был революционным тараном, может превратиться в обыкновенную массу обывателей, погрузиться в свои мелкие заботы и отодвинуться от общественно-государственной жизни. Аппарат делается опять-таки обособленным от народа, но уже не по своей вине, а по причине обособления народа от аппарата.

     Можно, наконец, вообразить и те последствия, какие возникают от соединения первого и второго явлений для чиновников среднего звена, поскольку они одновременно и то, и другое, и простые граждане, и аппаратные администраторы. Появляется, следовательно, целый слой людишек, которым обывательски наплевать на революцию, но которые одновременно являются начальниками в ней.

     Это лишь один из примеров. Подобные колебания могут возникать и от других факторов, причём на протяжении всего долгого переходного времени. И конечно, руководители революции должны иметь это в виду.


             Революция есть борьба. Неминуемость смены строев с объективно-исторической точки зрения совсем не означает обязательную победу в каждой конкретной революционной попытке. В отдельной конкретной революционной попытке возможно всё, но и через неудачи и поражения идёт всё же накапливание опыта, и объективно-историческая неминуемость в конце концов осуществляет себя.


     Вот несколько подходящих к этому вопросу ленинских цитат:

            - "Чтобы стать господствующим классом и окончательно победить буржуазию, пролетариат должен научиться этому, ибо сразу ему неоткуда взять такое умение. А научиться надо в борьбе."

            - "Пройдёт неизбежно известное время, пока массы, впервые почувствовавшие себя свободными после свержения буржуазии, поймут, - не из книжек, а из собственного опыта, - поймут и прочувствуют, что без всенародного учёта и контроля за производством и распределением продуктов власть трудящихся, свобода трудящихся удержаться не может, возврат под иго капитализма неизбежен."

            - "Чего же стоят "революционеры", которые пугают начавшуюся революцию тем, что она может потерпеть поражение? Не бывало, нет, не будет и не может быть таких революций, которые не рисковали бы поражением. Либо нужно отказаться от революции вообще, либо нужно признать, что борьба с имущими классами будет самой ожесточённой из всех революций."

            - "Масса учится успешному восстанию лишь на опыте неуспешных."

            - "Новое общество есть абстракция, которая воплотиться в жизнь не может иначе, как через ряд разнообразных, несовершенных конкретных попыток."

                - - - -

             Итак, логика вопроса такова: строй нужно основать на общественном хозяйствовании, а поскольку хозяйство централизовано государством, то единственное средство для этого - организовать общественное государственное управление.
   
     Старым, известным при капитализме, государственным механизмом этого сделать нельзя. Сам тип организации старого государства, - даже при смене руководящих лиц с буржуазных на пролетарские, - не обеспечивает общественное управление. Нужен новый государственный механизм, и общие принципы его мы уже рассмотрели.

             Государством в полном, марксистском смысле этого слова называется механизм, обособленный от каких-то частей общества с целью проведения политики, чуждой этим частям общества, и поэтому ведущейся через принуждение и подавление.
   
     Новое государство должно, во-первых, организовать общественное управление крупным национализированным хозяйством, во-вторых, шаг за шагом вытеснять экономическую базу мелкобуржуазности и проводить правильную принципиальную политику в отношении мелкой буржуазии. Ни первое, ни второе невозможно исполнить без обособления государства от буржуазной части общества, без принуждения и подавления неизбежного противодействия остаточной или вновь нарождающейся буржуазии. В этом смысле прежнее понятие государственности ещё остаётся.
   
     Но если капиталистическое государство, управляя эксплуатируемым большинством, должно держать свой аппарат ВНЕ этого большинства, НАД этим большинством и значит отдавать его в руки особых, отделённых от большинства чиновнических учреждений, то социалистическое государство, наоборот - должно быть государством большинства и, следовательно, непосредственно соединять свой аппарат с активной деятельностью большинства.

           Социалистическое государство есть переходный путь от государства в полном значении слова к бесклассовому и потому безгосударственному обществу. Вот почему социалистическое государство является государством уже не в полном значении этого слова, является "полугосударством" (по выражению Ленина), государством отмирающим.

     Как без капиталистического типа государства невозможно капиталистическое управление всем хозяйством, так без социалистического типа государства невозможно управление социалистическое.

    "Пролетариату, - указывал Ленин, - нужно лишь отмирающее государство, то есть устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать."

                - - - -

             Однако  такой механизм управления не может появиться сразу. Он создается в долгом процессе переделки старого общества на новое.      
 
     А это значит, что между старой и новой системами управления, между системой капиталистической и системой социалистической, имеется промежуточный тип государства, при котором управление ведётся уже не по-старому, но ещё и не совсем по-новому. В работе по управлению жизнью соучаствует с вождями ещё не большинство, а лишь какая-то наиболее передовая часть класса. И так как эта часть не в силах охватить всё управление, существуют и чиновнические структуры, а значит неминуемо то здесь, то там могут возникать и возникают известные чиновнические пороки и очаги перерождения.

     При разборе темы диктатуры пролетариата уже говорилось, что её сущность состоит в проведении политики в интересах пролетарского в его противостоянии буржуазному. Следовательно, наличие или отсутствие диктатуры пролетариата не определяется количеством трудящихся, участвующих в управлении. Управляет ли государством весь класс или только его часть, и даже малая часть, всё равно это может быть диктатурой этого класса.
   
     Но качественно обеспечивать интерес класса, а тем более в долгой перспективе, можно только через участие массы класса. Это называется классовой демократией. Недемократическая диктатура не сможет в долгой перспективе избежать появления и накапливания отрицательностей, и эти отрицательности, накопившись, могут погубить её.

     Итак, в этом промежуточном государстве пока ещё сохраняются некоторые элементы старого типа, сохраняется, следовательно, бюрократия.

                - - - -

            Что такое бюрократизм? Если говорить не по-книжному, а просто, суть дела вот в чём.

     В той мере, в какой аппарат обособлен от народа, ему обязательно становятся присущи особые отрицательные черты. Совокупность этих взаимосвязанных отрицательных черт, система этих черт и называется бюрократизмом.
   
     Что это за черты? Таких черт, укрупненно говоря, четыре:
         
    1). Любая степень обособленности управленцев невольно создаёт у чиновников чувство собственной исключительности в деле управления, чувство превосходства над остальным народом. Это чувство противоречит главной задаче социалистического строительства. Оно ведет не к сближению, слиянию, а к ещё большему обособлению. Тем самым народ теряет активность, инициативу, лишается возможности приобретать государственный опыт и знания. Такие пороки народа подаются чиновничеством как доказательство невозможности народного управления, обособленность всё более возрастает, государственные качества народа всё более портятся.
      
        Рост обособления и порча государственных качеств народа - вот первая неизбежная отрицательная черта бюрократизма.
         
     2). Необособленная система управления обеспечивает эффективность работы сознательной дисциплиной масс и многомиллионным надзором народных глаз и умов. Обособленный же аппарат лишён этого и вынужден для выполнения своей работы строить систему особого рода. Каждый чиновник должен быть лишь отдельной деталью, ограниченной рамками своего положения. Сверху вниз идёт важное начальствование, а снизу вверх - безропотное послушание. Соответственно строятся и функция контроля и владение информацией. Работа такой системы порождает высокомерное барство каждого верхнего и покорную безынициативность каждого нижнего, способствует расцвету чинопочитания, лакейства, трусости и двоедушия.
      
        Образование неравенства и оживление барско-рабской психологии - вторая неизбежная черта бюрократизма.
         
     3). Отделившись от живой жизни народа, чиновники слышат только свой собственный голос. Самоуверенно считая, что в деле управления знают и понимают всё, в то же время не чувствуют реальных потребностей жизни. Низшие чиновники слепо исполняют приказы высших, полагая, что верхним виднее, а верхние составляют представление о жизни не из самой жизни, а по докладам низших чиновников. Неизбежные при таком управлении несуразицы каждая инстанция старается прикрыть во избежание начальственного гнева. Процветают ложь, показуха и пустые фразы. Из боязни нарушить четкость установленного механизма работа ведётся по спущенным сверху шаблонам, всякая самодеятельность внизу категорически не допускается во избежание сумятицы в механизме. Отсюда негибкость и закостенелость управления, чрезмерная роль бумаг, сковывающие формализм и волокита.
      
        Всё растущая некачественность, всё понижающаяся эффективность такой системы управления - третья неизбежная черта бюрократизма.
         
     4). Замкнутая, бесконтрольная машина неизбежно начинает разлагаться и гнить. Её работа из-за этого ещё более ухудшается, а язвы достигают омерзительных размеров. Приписки, карьеризм, протаскивание и защита своих, злоупотребление служебным положением в личных целях, тем большее, чем выше положение и значит меньше контроль, коррупция, притяжение всего мелкобуржуазного и всё прочее подобное превращает управителей в паразитов с тенденцией к господству и буржуазному образу жизни.
      
        Тенденция разложения и обуржуазивания - четвёртая неизбежная черта бюрократизма.
 

                Отсюда видно, что бюрократия - не класс, как полагают некоторые "левые". Чиновническая администрация выполняет роль слуги того класса, который владеет властью. Классовая принадлежность бюрократии определяется классовой принадлежностью её хозяина (разумеется при условии, что бюрократия не выходит за предписанные ей хозяином рамки). В этом смысле можно говорить "капиталистическая бюрократия" или "социалистическая бюрократия", имея, конечно, в виду, что прилагательное "социалистическая" означает лишь хозяина этого слуги и ничуть не отменяет названные отрицательности бюрократизма.
      
                "Но, - говорят некоторые "левые", - государственная бюрократия пользуется государственной собственностью, как своей, и в этом смысле является эксплуататорским классом." Что за путаница!
    
     Безусловно, бюрократия может делать это, и об этом сказано в 4-ом пункте отрицательных черт бюрократизма. Но таким способом бюрократы превращаются в буржуазию, только и всего. "Буржуазия" - такой класс есть. Тот факт, что они пришли в буржуазность через бюрократическое положение, лишь даёт основание прибавить к существительному "буржуазия" прилагательное "бюрократическая" аналогично с прилагательными "промышленная", "торговая", "финансовая". Но такого класса - "бюрократия" - нет.
         
 

             Как уже говорилось, разрушение старого типа государства новым - не одномоментный акт, а долгий процесс, идущий на всём пути перехода к полноценному новому строю. Преодоление бюрократизма, преодоление всякой обособленности аппаратов управления от масс (и кстати, такое воспитание масс, чтобы они сами обывательски не обособлялись от аппаратов) - это дело целой эпохи революционной перековки.
   
     Когда один чересчур шустрый "борец" написал Ленину письмо, где предлагал прогнать бюрократов, как прогнали капиталистов, "стереть их с лица земли, распустить аппараты хозяйственных чиновников (главки)" и обвинял Ленина в насаждении вместо обычного капитализма - капитализма государственно-бюрократического, о котором писал ещё Энгельс, Ленин ему на это ответил: "Можно прогнать капиталистов. Мы это сделали. Но нельзя  "прогнать"  бюрократизм в крестьянской стране, нельзя  "стереть с лица земли". Можно лишь медленным, упорным трудом его уменьшать. Сбросить нарыв такого рода нельзя. Его можно лишь лечить. Хирургия в этом случае - абсурд, невозможность. Только медленное лечение - всё остальное шарлатанство или наивность. На Энгельса ссылаетесь зря. Не подсказал ли Вам какой интеллигент этой ссылки? Зряшная ссылка, если не хуже ещё, чем зряшная. Борьба с бюрократизмом требует долгого времени. Главки сбросить?  Пустяки. Что Вы поставите вместо них? Не сбрасывать, а чистить, лечить. Лечить и чистить десять и сто раз..."
   
     Сталин говорил: "В 1917 году мы представляли дело так, что у нас будет коммуна, что это будет ассоциация трудящихся, что с бюрократизмом в учреждениях покончим и что государство, если не в ближайший период, то через два-три непродолжительных периода удастся превратить в ассоциацию трудящихся. Практика, однако, показала, что это есть идеал, до которого нам ещё далеко... Наш государственный аппарат в значительной мере бюрократичен, и он долго ещё останется таким."
   
           Постоянная борьба с отрицательностями бюрократизма - крайне важная задача на протяжении всей этой эпохи. Эта борьба не устраняет бюрократизм быстро, но, во-первых, не даёт ему наглеть, а во-вторых, именно на этой борьбе воспитываются всё новые отряды активистов народного управления.

                - - - -

             Бюрократия имеет свойство самоукрепляться. Вот почему в любой  социалистической революции складывается ситуация, когда долгое время сосуществуют растущие зачатки социалистической демократии и растущий же бюрократизм, когда на протяжении долгого времени идёт и развитие факторов социалистической демократии, и самоукрепление бюрократии, когда к тому же, чем сильнее факторы социалистической демократии, тем сильнее старания бюрократии укрепить себя против них, а чем более крепнет бюрократия, тем большее отвращение она вызывает в низовых трудящихся.
   
     Следовательно, дело идёт не так, что растущая социалистическая демократия постепенно автоматически вытесняет бюрократизм, а через трудную взаимную борьбу двух крепнущих механизмов управления, соединённых в одной общей системе. Так сказать, через единство борющихся противоположностей.
   
     В обществе растёт пролетарская психология и наступление социалистической демократии становится всё сильнее, и в то же время бюрократизм пытается сорганизоваться, захватить все важные рычаги, портит народ, осаживает его начальствованием и формалистской заорганизованностью, старается выхолостить социалистическую демократию, оставить от неё лишь форму, лишённую содержания.

     Решающее значение в этой борьбе имеет классовый характер правящей партии. А единственным средством, позволяющим не допустить победы бюрократизма над революцией, является опора пролетарской партии на пролетарскую психологию класса, на постоянный приток снизу новых коммунистических сил, на правильную организацию внутрипартийной демократии.
          
     Если правящая партия является действительно пролетарской, то осуществляемая диктатура, несмотря на неполноту социалистической демократии и сохранение бюрократизма, является всё же диктатурой пролетариата. Пролетариат имеет в её лице реальную силу для обеспечения своих интересов, а бюрократия вынужденно встроена в эту диктатуру в качестве её слуги.
   
     Если же правящая партия, сохраняя коммунистическое название, тем не менее по каким-то причинам приобретёт буржуазный характер, то осуществляемая диктатура, несмотря на чисто формальные остатки системы Советов, станет уже диктатурой буржуазии. Пролетарский класс и отдельные честные коммунисты останутся без реальной силы, а бюрократия превратится в слугу диктатуры буржуазии и, поскольку явится единственно возможным способом управления в этой диктатуре, расцветёт максимально полно.

                - - - -

             Марксистские идеи о социалистической государственности остро критикуются буржуазными противниками. Будет правильным хотя бы вкратце рассмотреть эту критику.

             Упрёки откровенных буржуазных демократов не нуждаются в особом разборе. Вся их критика сводится к неприятию централизма и диктатуры пролетариата. Характерный приём - размахивание словами "диктатура" и "демократия" без всякого вникания в то, какого класса диктатура? для какого класса демократия?
   
     Централизованная диктатура пролетариата воспринимается ими как максимальное бюрократическое устройство, в котором "самодержавный" аппарат царит над рабскими "винтиками"-людьми. Пролетарский демократический централизм от буржуазного бюрократического централизма они не отличают совершенно. Они признают лишь такое государство, которое, по их словам, не бюрократическое, а демократическое, то есть по-буржуазному демократическое, имеющее множество самостоятельных центров.
 
     Их буржуазно-демократическое сознание не в силах понять, что оставляя капитализм, они оставляют и неизбежное отделение аппарата от огромного большинства населения, а значит и бюрократию, то есть получают прямо противоположное тому, что проповедуют в качестве "демократов". Они не понимают и в силу своей классовой психологии не могут понять, что не буржуазная децентрализация, а именно пролетарская централизация уменьшает бюрократизм, поскольку приобщает к управлению всё больше и больше освобождённого от капитализма населения и держит под единым контролем все аппараты.
   
     Первый шаг к избавлению от бюрократизма - это избавление от капитализма. Второй шаг - борьба с бюрократизмом на основе диктатуры пролетариата. Отрицая и борьбу с капитализмом, и диктатуру пролетариата, буржуазные демократы, сами того не сознавая, не уменьшают бюрократизм, а сохраняют его.



            Теперь об анархизме. Точка зрения анархистов такова. Марксисты, мол, утешают тем, что их диктатура будет иметь временный, переходной характер и в конце концов отомрёт. Но никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя, поскольку любой аппарат стремится к самосохранению, а не к самоуничтожению. Впрочем диктатура пролетариата и неосуществима. Весь класс диктатором быть не может. Физически невозможно, чтобы десятки миллионов могли осуществлять власть. Значит они будут вынуждены довериться какой-то группе. Следовательно, то, что называют диктатурой пролетариата, на деле окажется властью кучки правителей. Марксисты, мол, говорят, что эти правители будут из рабочих. Да, но лишь они сделаются правителями, как перестанут быть по своей жизни рабочими и невольно станут смотреть на весь рабочий мир с высоты государственности, будут представлять уже не народ, а самих себя и свои притязания. Всё это неизбежно приведёт к перерождению пролетарского государства, к возрождению неравенства и эксплуатации. Сконцентрировав всю собственность в руках государства, правительству понадобится целый класс чиновников для управления ею. Явившись, таким образом, распорядителями собственности и вытекающих из неё благ, чиновники превратятся в новое привилегированное сословие. Каков же выход? А выход в том, чтобы не было государства, хоть и под названием "социалистическое". Свобода не только цель, но и средство; нельзя через диктатуру достичь свободы. Нужно строить управление не сверху, а снизу. Не централизованное управление сверху вниз, а свободная, добровольная, федеративная организация рабочих ассоциаций, групп, общин снизу вверх, и таким образом сразу осуществлять принцип самоуправления народа без всякой бюрократии.
          
     Что можно об этом сказать? Как ни парадоксально звучит, всё это совершенно правильно. Но... Но только для мелкобуржуазного общества.

     Представим себе гипотетически общество, состоящее исключительно из мелкой буржуазии. Если бы это мелкобуржуазное общество надумало действовать по марксистской схеме, произошло бы в точности всё то, что здесь описано.

     Что такое анархизм? Анархизм - это идеология мелкой буржуазии, обиженной крупно-капиталистической властью. Анархисты понятия не имеют о психологии пролетариата, они знают только один тип людей, свой тип, мелкобуржуазный, и смотрят на всё с этой и только с этой точки зрения. Как писал об анархизме Маркс: "Он раздувает сознание ближайшего к нему класса, его непосредственного окружения, возводя его в норму человеческой жизни."

     Вот почему, когда они судят о диктатуре пролетариата, в их рассуждениях получаются нелепые промахи.
   
    "Любой аппарат стремится к бюрократизации"? Да. Но это одна сторона. Есть и другая сторона - любой пролетариат стремится к ненависти против такого аппарата. Имеется не одна сторона, а борьба двух сторон. Анархисты видят одну неизбежную сторону, но не видят другую, так как не видят и не знают пролетариата.

    "Десятки миллионов физически не могут осуществлять власть и доверят её кучке"? Типичное мелкобуржуазное непонимание, что такое власть. Власть никогда не принадлежит кучке, а всегда классу, вопрос лишь в том - какому. Кучка конкретных руководителей есть всегда, при любом строе, но они лишь руководят в интересах класса, в русле его требований. Если эта кучка начнёт осуществлять свою собственную власть, без опоры на волю какого бы то ни было класса, она не продержится и года.
   
     Диктатура пролетариата опирается на класс пролетариев, которые, конечно же, не могут быть все верховными руководителями. Да, верховные руководители социализма являются кучкой, но эта кучка может успешно править лишь при опоре на миллионы. Может она переродиться и перестать опираться на миллионы пролетариата? Конечно, может. Но тогда ей надо будет срочно опереться на миллионы буржуазии, иначе она повиснет в воздухе и рухнет под ударами то ли возмущённого пролетариата, то ли недовольной буржуазии, смотря кто окажется сильней.

     Концентрация собственности в руках государства потребует множества привилегированных чиновников"? Нет, правильней сказать не "чиновников", а "контролёров, учётчиков, распорядителей". Перестанут ли они быть простыми работниками под надзором миллионов глаз окружающих трудящихся, превратятся ли в привилегированных чиновников? Обязательно превратятся, если концентрация собственности не будет сопровождаться социалистическим государственным механизмом, описанным выше. Возможен ли этот механизм в мелкобуржуазном обществе? Нет, невозможен. А в пролетарском обществе он возможен. Этой возможности анархизм и не видит.

    "Организовать устройство общества снизу вверх, через свободную федерацию групп и общин, без централизованной власти"? Опять-таки типичный мелкобуржуазный взгляд, видящий только свой личный или групповой интерес мелкого собственника, привыкшего к мелкой, разобщённой экономике. Совершенно отсутствует понятие о современных крупных отраслях хозяйства, которые без централизации развивать невозможно. Совершенно отсутствует мысль об острой классовой борьбе, которая обязательно сопровождает революцию на всём её пути, и в которой без централизации  победить нельзя.



             Интересно было бы посмотреть и на точку зрения толстовцев. Точка зрения толстовцев близко сходна с одной из разновидностей анархизма, так называемым анархо-коммунизмом.
   
     Анархо-коммунизм, в отличие от анархо-индивидуализма и анархо-синдикализма, признает первенство общественных интересов над личными и групповыми, но тоже отрицает централистское государство и путь классовой борьбы, как меры, не решающие проблему, а только усугубляющие её, и предлагает путь морального воздействия на эксплуататорские классы и буржуазное государство.

     Толстой, возражая против марксистского взгляда на революцию и государство, говорил:

      - "При социалистическом устройстве необходимы распорядители. Откуда возьмут таких людей, которые без злоупотреблений устроят справедливый строй?.. Будет власть - будет и злоупотребление ею, то же самое, с чем вы боретесь. Если бы и случилось то, что предсказывает Маркс, то случилось бы только то, что деспотизм переместился бы. То властвовали капиталисты, а то будут властвовать распорядители рабочих... Допустим, что вы достигнете того, что желаете: свергнете теперешнее правительство и учредите новое, овладеете всеми заводами, землёю. Почему вы думаете, что люди, которые составят новое правительство, люди, которые будут заведовать фабриками, землёю, не найдут средств точно так же, как и теперь, захватить львиную долю, оставив людям тёмным, смирным только необходимое? Извратить человеческое устройство всегда найдутся тысячи способов у людей, руководствующихся только заботой о своём личном благосостоянии... Скажут: выбрать людей мудрых и святых. Но выбрать мудрых и святых могут только мудрые и святые. Если бы все люди были мудрые и святые, то не нужно бы было никакого устройства... Вообще веру в то, что одни люди, составив себе план о том, как, по их мнению, желательно и должно быть устроено общество, имеют право устраивать по этому плану жизнь других людей, я бы назвал заблуждением комическим, если бы последствия его не были столь ужасны... Чем бы люди ни пытались освободиться от насилия, одним только нельзя освободиться от него - насилием. Очень верные принципы становятся ложью, как только их начинают внедрять насилием. Как только дело решается насилием, насилие не может прекратиться... Ни вы, ни правительство, ни революционеры, никто на свете не призван к тому, чтобы устраивать по-своему жизнь человеческую... Вредно и тщетно устраивание жизни не только для других людей, но и самого себя. Почти всё зло мира от этого... Главное наше призвание в жизни не в том, чтобы установить то или иное общественное устройство, а в исполнении  человеческих обязанностей перед богом или перед своей совестью, если вы не признаете бога..."

     Ответить на это можно так.

     Во-первых, никто ведь и речи не ведёт о каком-то искусственном, кабинетном сочинительстве будущего строя. Никто и речи не ведёт о насильственном затем навязывании этого искусственного плана людям.
   
     Речь идёт о том, что в обществе появился огромный класс людей, которому прежняя жизнь всё более невыносима, и всё более растёт его тяга к тому устройству, которое этому классу подходит. Поскольку этот класс всё увеличивается численно и всё укрепляется качественно и поскольку его жизнь в старых рамках становится всё невыносимей, перемена строя становится неизбежной. Никакого искусственного сочинительства нет и в помине.

     Во-вторых. "Почему вы думаете, - говорит Толстой, - что новые правители не будут злоупотреблять?" А никто этого и не думает. Конечно, будут и злоупотребляющие правители. Но почему Вы, Толстой, думаете, что будет только одна сторона, - злоупотребляющее начальство, - и не будет другой стороны - возмущённых и озлобленных этим трудящихся? Будет зло - будет и контрзло. Толстой говорит: "Есть тысячи способов извратить строй." Да. Но есть и тысячи способов разоблачать извратителей. Это бой. Это дело обоюдное. Всё решит борьба. И если будет поражение, то за ним последуют новые бои.

     Толстой хитромудро говорит о "людях тёмных и смирных". Да разве же в народе не хватит смелых и гордых? Разве народ не в состоянии выдвинуть героев, если это понадобится?

     В-третьих. О насилии. Уже говорилось, что насилие применяется к такому препятствию на пути к цели, которое само не перестаёт быть препятствием, которое нельзя ни обойти, ни переступить, и когда от цели отказаться никак невозможно. В этом случае других средств, кроме применения насилия, нет.
   
     Толстого, очевидно, надо понимать так, что нет таких случаев, когда иным образом преодолеть препятствие невозможно, что это всегда возможно, надо только искать.

     Применим это к отношению классов. Если строй делает жизнь угнетённых невыносимой, если их устроил бы другой строй, как же они могут отказаться от этой цели? Ясно, что не могут. А возможно ли обойти препятствие правящего класса, если он сам не хочет изменения строя и держит в руках все рычаги? Ясно, что никак не обойти. Могут ли правящие добровольно согласиться на замену строя? Толстой считает, что могут. Но сознание господствующего класса сформировано их господской жизнью.
   
     Конечно, среди них могут найтись сочувствующие низам и видящие пороки строя. Но даже и они, имея сознание, приверженное к старому строю, желают лишь подправить строй, подкрасивить его, а не устранить. Мечтают о сытых волках и целых овцах.
   
     И в то же время всегда есть в господском классе люди, жёстко преданные именно такому порядку вещей и недопускающие любыми мерами никаких посягательств на него. Именно такие энергичные, матёрые охранники строя оказываются у рычагов власти, так как именно такие там и требуются.

     Сам Толстой, видно, как раз и относится к тому разряду представителей господского класса, которые и сочувствуют народу, и прежних своих корней не могут оборвать. Не остаётся ничего другого, как рассуждать о каком-то мудром пути, который бы устроил обе стороны.

     Что посоветовали бы такие люди Ивану-царевичу - рубить Змея-Горыныча или перевоспитать его без насилия? Или как надо было вести себя русским при кровавом нашествии татаро-монгольской орды? Перевоспитывать?

     А разве самая матёрая, самая оголтелая часть эксплуататорского класса - не те же "татаро-монголы", только внутренние?

            4. ПРОБЛЕМА МЕЛКОБУРЖУАЗНОСТИ.

            Самой крупной проблемой, самым труднопреодолимым препятствием социалистического преобразования является не мощная капиталистическая буржуазия, а буржуазность мелкая.

     Мелкобуржуазность распространена в частнособственническом обществе чрезвычайно широко, и что, может быть, ещё хуже - чрезвычайно глубоко.
Буржуазные учёные на этом основании даже именуют мелкобуржуазные черты "неотъемлемым свойством человеческой природы" и поэтому объявляют марксистскую революционность утопией, идущей вразрез с природой человеческой психологии.

     В частнособственническом обществе мелкобуржуазная психология охватывает не только мелких частных хозяйчиков, но и интеллигенцию, молодёжь и даже массу рабочих. Капитализм вынуждает людей, хотят они того или нет, жить и действовать в духе этого строя, ежедневно и ежечасно приспосабливаться к нему, и люди из поколения в поколение накапливают сильнейшую привычку жить и мыслить по-буржуазному.

     Преобладающей психологией в капиталистическом обществе является психология мелкобуржуазная. И это положение ещё долго сохраняется в ходе всей революции.

     В одном из старых исторических романов один персонаж говорит: "Легче бороться с драконами, их можно поразить мечом. Но как и чем сражаться с несметным месивом саранчи? Меч вязнет."
 
     Где гарантия, что революция, какая бы прекрасная она ни была по замыслу, но осуществляемая этими людьми, не будет неизбежно в конце концов испоганена ими? Как образно сказал когда-то один деятель, "башмак социализма будет в конце концов стоптан по мелкобуржуазной ноге".


            Не удержусь, чтобы в виде иллюстрации не дать некоторые отрывки из Достоевского, - пожалуй, лучше всех вскрывшего эту психологию.

      - "Тогда-то, вы говорите, настанут новые экономические отношения, совсем уж готовые и вычисленные с математической точностию, так что в один миг исчезнут всевозможные вопросы, собственно потому, что на них получатся всевозможные ответы. Тогда выстроится хрустальный дворец... Я нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен, с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрёт руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам всё это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы отправились к чёрту и чтоб нам опять по своей воле пожить!
     Это бы ещё ничего, но обидно то, что ведь непременно последователей найдет: так человек устроен. И всё это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода...
     И с чего это взяли все эти мудрецы, что человеку надо какого-то нормального, какого-то добродетельного хотения? С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно-выгодного хотенья? Человеку надо - одного только САМОСТОЯТЕЛЬНОГО хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела...
     Вы верите в хрустальное здание, навеки нерушимое, то есть в такое, которому нельзя будет ни языка украдкой выставить, ни кукиша в кармане показать. Ну, а я, может быть, потому-то и боюсь этого здания, что оно хрустальное и навеки нерушимое и что нельзя будет даже и украдкой языка ему выставить...
     Дай всем этим современным высшим учителям полную возможность разрушить старое общество и построить заново - то выйдет такой мрак, такой хаос, нечто до того грубое, слепое и бесчеловечное, что всё здание рухнет под проклятиями человечества прежде, чем будет завершено...
     Если б идеал и возможен был, то с недоделанными людьми не осуществились бы никакие правила, даже самые очевидные."


             В одном из личных писем Ленин, будучи ещё очень молодым, писал о произведениях Достоевского: ""Братьев Карамазовых" начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило. Что касается "Бесов" - это явно реакционная гадость, терять на неё время у меня абсолютно никакой охоты нет. Перелистал книгу и швырнул в сторону. Такая литература мне не нужна - что она мне может дать?"

     Не правда ли, так и хочется крикнуть ему туда, в прошлое: "Это очень много может дать! Это даст знание того общественного типа, той социальной силы, которая именно и погубит твою будущую революцию."

                - - - -

            В значительной части мелкая буржуазия может становиться в начале революции на сторону крупной буржуазии и оказываться, таким образом, по ту сторону фронта в гражданской войне. Эта часть достаточно определённо получает сокрушающий удар и поэтому первостепенной опасности не представляет.

     Более опасна нейтральная, обывательская часть мелкой буржуазии, не имеющая склонности ни к контрреволюции, ни к революционности. Её объективный вред заключается в том, что, во-первых, принимая участие в жизни общества, она вольно и невольно воздействует на неё своими отрицательностями, пачкает этими отрицательностями всё, за что берётся, подлаживает под новые общественные формы своё старое содержание; во-вторых, она неизбежно составляет близкую среду для рабочего класса, - после начала революции ещё более близкую и перемешанную, чем до её начала, - и заражает его своим влиянием; в-третьих, она вольно или невольно служит передаточным механизмом буржуазной идеологии от идеологических аппаратов зарубежного капитализма.

     Еще более опасна попутническая мелкая буржуазия. То есть мелкая буржуазия, качнувшаяся в революционность и думающая, что она за социализм. Склонившись к пролетариату какими-то частями души, она приносит с собой и остальные, вредные пролетарскому делу, части своей души и, следовательно, искажает построение нового строя, подделывает его под свою суть, что ведёт в конце концов лишь к разновидностям капитализма. Эти люди могут участвовать в гражданской войне на стороне пролетариата, могут даже совершать подвиги и зарабатывать популярность. Но потом, когда стадия разрушения сменяется стадией положительного созидания, оказывается, что они, так сказать, "не за тот социализм".
   
     Плановой госсобственности они предпочитают рыночность, централизму - "демократию", идеологическому единству - "плюрализм". Подобная мелкобуржуазность проникает в социалистические государственные органы, проникает в партию, - тем более привлекательную, что является партией правящей.


            Нельзя особо не сказать и о такой проблеме революционного преобразования, как вопрос о буржуазной интеллигенции и об интеллигенции вообще.

     Сразу скажем, что пренебрежительное, умаляющее отношение к интеллигенции недопустимо. Интеллигенция жизненно важна для общества. Она несёт, вырабатывает и распространяет интеллект, культуру, развитость. Она не только обслуживает общество своими знаниями, но и создает особый интеллектуальный дух, который движет общество вперёд и вверх. Без той функции, какую осуществляет интеллигенция, общество не может развиваться, разлагается и гибнет. Интеллигенцию надо беречь и пестовать.

     Но именно потому, что интеллигенция жизненно важна для общества, каждый правящий класс воспитывает её в СВОЁМ духе, делая из неё свой собственный инструмент. При капитализме интеллигенция имеет, как правило, буржуазные взгляды, и следовательно, для революции её значение двойственно. С одной стороны, у неё есть, что взять пролетариату, а с другой - она несёт, вырабатывает и распространяет буржуазную идеологию, которая (тем более, когда действует через науку, и ещё тем более - через искусство) очень отрицательно влияет на сознание народа.

     Понятно, что в обществе с высокой мелкобуржуазностью, да ещё и при особой сложности революционной обстановки, распространение такой идеологии особенно нежелательно и опасно.

                - - - -

            Легко было в предыдущих главах описать принцип социалистической государственности. Легко было сказать, что она должна осуществляться централизованным, честным, бескорыстным, товарищеским, политически правильным, выдержанным, твёрдым, единым, интернационалистским аппаратом совместно с широкой массой народных активистов.

     Чистая психология пролетариата могла бы обеспечить все эти черты. Но будет ли реальная революция иметь чистую пролетарскость? Не вероятнее ли обратное?

     Мелкобуржуазная засорённость делает достижение этих черт очень нелёгким. То там, то тут мелкобуржуазная психология проявляет себя, и власть извращается различными пороками. Вместо централизма - местническая анархия, вместо честности - двоедушие, вместо бескорыстия - личные злоупотребления и карьеризм, вместо товарищества - барское начальствование, вместо политической правильности - оппортунизм, вместо выдержанности - авантюризм, шарахания, перегибы, шарлатанская ультралевизна, вместо твёрдости - мягкотелая либеральность, вместо единства - фракции, вместо интернационализма - национализм и вместо совместности с народом - бюрократизм.

                - - - -

            Здесь хотелось бы особо сказать и вот о какой проблеме.

     Буржуазные демократы, особенно мелкие, очень любят проводить аналогию пролетарской диктатуры с диктатурой фашистской. Они находят сходство в том, что и там, и там власть опирается на очень централизованный аппарат, на тайную карательную службу, на применение политического насилия, на вождизм, на приоритет государства, на монополизацию печати и пропаганды.

     Очень недобросовестный приём, как раз характерный для буржуазно-демократического подхода.

     Перечисленные черты есть не признаки фашизма, а признаки боевой диктатуры вообще. Поскольку и фашизм (боевая диктатура буржуазии), и революционная пролетарская диктатура относятся к типу боевых диктатур, можно найти в чисто внешних признаках нечто общее. Всё это необходимо для проведения диктатуры в трудной боевой обстановке.
   
     Но объединять по отдельным внешним признакам две противоположные диктатуры - это всё равно что объединять революционную и контрреволюционную армии по таким общим признакам, как дисциплина, вооружение, штабы, и не видеть из-за этих признаков, что главная их суть противоположна.

     Какая идеология у этих двух диктатур? Какое в связи с этим содержание политики и пропаганды? Какой фактический курс этих диктатур, причем взятый за достаточно долгий период, чтобы можно было подвести итог на деле? Какие политические силы возглавляют эти диктатуры? Какие классы их поддерживают, а какие классы ими недовольны? Кого именно и за что именно подавляют эти диктатуры? Только после ответов на эти вопросы можно правильно сравнивать две диктатуры.


   
            Но теперь посмотрим вот под каким углом. Поскольку в диктатуре пролетариата имеются и личные диктаторы (об этом говорилось раньше), а пролетариат не чист, а засорён, то внутри диктатуры пролетариата, внутри системы личных диктаторов, могут формироваться непролетарские личные диктатуры. В целом государственная система остаётся диктатурой пролетариата, но кое где она, видимо, неминуемо будет засорена мелкобуржуазными диктаторчиками, проводящими свою, личную, диктатуру по видимости - как службу пролетариату, а по сути - как службу своей личной мелкобуржуазности. Что это, как не маленькие очаги полуфашистского диктаторства в общей системе диктатуры пролетариата?
   
     Конечно, они действуют не в пустоте и всегда могут получить отпор от пролетарской диктатуры в целом. Но пока их не вскроют, они действуют. И чем мелкобуржуазней общество, чем напряжённей обстановка, чем выше на должностной лестнице стоят эти диктаторы и чем они изворотливей, тем они действуют безнаказанней.

     Чтобы психологически понять фигуру такого негодяя, достаточно вспомнить ряд характерных отрицательных черт мелкобуржуазных натур. Властолюбие, эгоистическое честолюбие, страсть к самовластью, попирание низших и удовольствие от этого, цинизм, аморальность, подличание, вседозволенность, наглость, неразборчивость в средствах, ненависть к нелебезящим перед ними, увлечение силовыми методами и упоение собственным могуществом, вероломное коварство, жестокость и равнодушие. В роли холуйского исполнителя высших указаний такой диктаторчик действует с рвением, во много раз превышающим здравый смысл. "Прикажи ему срубить дерево - он вырубит весь лес", - говорит пословица.
   
     Гарантированное противоядие от этого - то же, что и от пороков бюрократизма. Но ведь мы уже говорили, что оно долгое время ещё не является достаточно сильным. Революционная же обстановка при своей объективной жёсткости, при своём чрезвычайно сложном положении, при недостатке умелых, опытных кадров невольно способствует этим порокам.

     Вот почему этой, чрезвычайно опасной, стороне мелкобуржуазного извращения диктатуры пролетариата нужно придавать особое значение.

                - - - -

             Итак, типичные мелкобуржуазные черты: индивидуализм, уход в свой мирок, внутренняя нестойкость, колебание между разными классами, нытьё и упадок духа в сложных обстоятельствах, анархичность, болтовня о "демократии", "свободе личности", "свободе инакомыслия", неклассовом "гуманизме", неприятие "тисков диктатуры, превращающих мыслящую личность в винтик", защита единоличности, сопротивление главенству пролетариата, стремление к затуханию классовой борьбы через классовое примирение и тому подобное, - не могут не иметь в ходе революции очень большого распространения.

     Ленин писал: "Мелкобуржуазная стихия окружает нас, как воздух, и проникает очень сильно в ряды пролетариата."


            (Как уже говорилось раньше, в реальном капиталистическом обществе не может быть чистого пролетариата. Понятие "пролетариат" - это термин политэкономический. К сожалению, многие люди слишком упрощённо понимают дело так, что вот по одну сторону стоит чистая буржуазия, а по другую - чистый пролетариат. Наука имеет свойство несколько отвлекаться от реальной картины (по-умному говоря - абстрагироваться), обращать главное внимание на суть явлений, выделять эту суть из хаоса реальности. Но то, как именно эта суть проявляется в хаотической реальности, это уже несколько другой вопрос.
 
     В этом смысле, может быть, более правильно употреблять выражение "пролетарскость". В капиталистическом обществе обязательно есть пролетарскость, но чистоты от неё, вероятно, требовать нельзя. Перемешанность в реальных людях "пролетарскости" и "буржуазности" (разумеется, в очень разных пропорциях), очевидно, нужно считать правилом частнособственнического общества.

     Пролетарскость вырабатывает в наёмных работниках коллективизм, недовольность капиталистической жизнью, движение в сторону понимания силы своего объединения, инстинктивное классовое самосознание, враждебность к буржуазности. Но с другой стороны, рабочие низы капиталистического общества несут в себе и пороки, являющиеся следствием их придавленного, угнетённого состояния, которые невозможно изжить, оставаясь в рамках капитализма.
   
     Мелкая буржуазия довольно-таки близка к пролетариату по жизни и зачастую перемешана с ним (особенно наиболее мелкая). Мелкобуржуазность представляет для пролетариата один из существенных элементов близкой окружающей среды. Из-за этого реальный пролетариат при капитализме перенимает многие мелкобуржуазные черты.

     Могут спросить: а не приводит ли это влияние группы на группу к тому, что все люди разных групп становятся одинаковыми? Нет. Фактор реального положения в жизни действует гораздо сильнее, чем фактор побочных влияний, а уже сложившиеся классовые черты к тому же противятся внедрению противоположных черт. Вот почему влияние других групп, отличающихся по своему положению в жизни, не устраняет суть классовой психологии, а лишь частично засоряет её в тех местах, где из-за каких-то конкретных житейских причин фактор реального положения оказался слаб.
   
     Пролетарскость не превращается в буржуазность, она лишь запачкана ею. Образно говоря, - извиняюсь за сравнение, - как если бы бриллиант случайно упал в фекалии. С той лишь разницей, что бриллиант можно просто поместить под струю воды, от буржуазности же нельзя отмыться так просто и быстро.)



           Нужно сказать ещё вот о чем. Многие так называемые "марксисты" прошлого недостаточно понимали перспективу мелкобуржуазности в ходе строительства нового строя, недооценивали трудность её преодоления.
   
     Казалось бы, уже начальные стадии строительства нового строя поступательно вытесняют мелкобуржуазность, переоборудуя способ хозяйствования с мелкого на крупный. Но дело обстоит не так легко.
   
     На протяжении всего периода движения к полному новому строю база мелкобуржуазности всё же остаётся, хотя и не остаётся точно такой, как при капитализме. Речь идёт не только о том, что прежняя производственная база мелкобуржуазности уходит не сразу целиком, что какое-то время ещё сохраняются остатки мелкого частного производства, а также пережитки в психологии. Это само собой. Но речь идёт о большем, о том, что и в условиях первичных стадий нового строя имеется своя, отличающаяся от капиталистической, но тем не менее постоянная база мелкобуржуазности: частный характер власти служащих государства; возможность пользоваться государственной собственностью как своей; частный характер труда интеллигенции, хоть и новой; остающееся личное владение денежным доходом за труд; влияние буржуазного идеологического аппарата из окружающих капиталистических стран. Таким образом, мелкобуржуазность и в социалистическом обществе продолжает составлять значительную долю, представляя собой сложную проблему.

     При организовывании новой жизни и хозяйствования и при работе по строительству полного нового строя нельзя обойтись без этого очень громадного слоя людей, и вместе с тем мелкобуржуазность несёт в себе и не может не нести вред делу пролетариата.

                - - - -

             Имеется ли в марксизме конкретный "рецепт" преодоления этой проблемы? Не явится ли неискоренимая мелкобуржуазность тем "айсбергом", сталкиваясь с которым, будут разбиваться и тонуть все социалистические революции?

     Надо сказать прямо - в теории марксизма эта тема пока не разработана с должной основательностью. Но не потому, что марксизм игнорирует эту тему, а потому, что лишь конкретная практика революции (или даже ряда революций) может выработать конкретные способы и приёмы борьбы. Предварительно можно лишь дать то, что только и можно дать предварительно, - общие принципиальные положения, но не более.

             (К сожалению, несмотря на накопленный  грандиозный опыт ХХ века, опыт советской и китайской революций, сегодняшние теоретики не спешат фундаментально обобщить его применительно к этой проблеме. Пишут чёрт знает о чём, пережёвывают в миллионный раз давно уже известные "прописи", но не исследуют, как надо, этот вопрос, - как и целый ряд других вопросов, поставленных историей. Нельзя сказать, что совсем не исследуют, - но робко, очень робко.)



             Общие принципиальные положения марксизма предварительно таковы.

     Утверждения о том, что при наличии мелкобуржуазного большинства возможно проводить ТОЛЬКО тот курс, который диктуется этим большинством, а если пролетариат захотел бы навязывать этому большинству свой курс, ему пришлось бы задушить всякую демократию и держаться на голом кровавом деспотизме, - эти утверждения неверны.

     Диктатура пролетариата может проводить свой курс, речь идёт лишь о том, чтобы проводить его правильно.

     Разворачивать широкую борьбу за насильственное искоренение мелкобуржуазной массы равносильно политическому самоубийству. Это будет означать раскол низового общества и политическую гибель пролетарского меньшинства под ударами мелкобуржуазного большинства. Это будет ужасной компрометацией социалистического дела на долгие времена.

     Правильная линия состоит в другом.

     Ясно, что в пролетарской политике и в жизненной ситуации, которую она порождает, есть то, что не устраивает мелкобуржуазную часть населения. Но есть и то, что устраивает. Если вести политику без авантюрных заскоков, так, чтобы можно было тем, что устраивает, перевешивать то, что не устраивает, то можно будет с этой мелкобуржуазной частью сосуществовать, постепенно переделывая хозяйство и общество. Это позволит, пусть не непосредственно, а через ряд переходных стадий, дойти к полному новому строю.


     Полезно привести большую цитату из Ленина. Ленин писал:

     - "В первых рядах класса эксплуататоров стоят крупные землевладельцы и капиталисты-промышленники. Здесь работа разрушения довольно легка... Нам было сравнительно легко, - и я думаю, что и для других революций будет также легко, - справиться с этими двумя эксплуататорскими классами. Но кроме этих классов, почти во всех капиталистических странах существует класс мелких производителей и мелких земледельцев. Чтобы освободиться от них, необходимо применять другие методы. Крупных эксплуататоров мы могли просто прогнать, что мы и сделали. Но с мелкими производителями и с мелкими буржуа мы не можем поступить подобным образом. В большинстве капиталистических стран эти классы представляют собой от 30 до 45% населения. Если мы присоединим к ним мелкобуржуазный элемент рабочего класса, то выйдет даже больше 50%...
     Эта задача в России особенно трудна. Но и помимо такой особенности эта задача принадлежит к числу труднейших задач социалистического строительства, которая встанет перед всеми капиталистическими странами, -  может быть, за исключением одной только Англии. Однако и по отношению к Англии нельзя забывать, что если в ней и малочислен класс мелких земледельцев, то в ней зато исключительно высок процент живущих по-мелкобуржуазному среди рабочих и служащих вследствие фактического рабства сотен миллионов людей в колониях, принадлежащих Англии. Поэтому и с точки зрения всемирной революции значение переживаемой Россией эпохи состоит в том, чтобы практически испытать  и проверить политику пролетариата, держащего государственную власть, по отношению к мелкобуржуазной массе."



             Как уже сказано, для полного устранения базы мелкобуржазности требуется очень долгое время. На протяжении всего этого долгого и очень трудного времени нельзя ни обойтись без мелкой буржуазии, ни избежать её вреда. Следовательно, задача состоит в том, чтобы так сотрудничать с ней (постепенно преобразуя общество), чтобы её неизбежный вред не привёл к гибели пролетарского дела.
   
     Возможно ли это? Марксистская теория утверждает, что это возможно при правильной политике по отношению к мелкой буржуазии. Эта политика заключается в обеспечении союза пролетариата с неконтрреволюционной мелкой буржуазией (разумеется, при главенстве пролетариата в этом союзе) и, - исходя из двойственности мелкой буржуазии, - в использовании и поощрении полезного и подавлении вредного. Итак, постоянное правильное разделение, расщепление на основе союза - в этом вся суть.

     Союз обеспечивается на базе серьёзного общего интереса. Мелкая буржуазия должна получить то, что для неё очень важно, иначе она не пойдёт на добровольный союз. Понятно, что и интересы пролетарского дела не должны этим нарушаться. Сделать так, чтобы мелкая буржуазия была полностью удовлетворена, невозможно, да и не нужно, - достаточно, если удовлетворение будет в чём-то таком для неё важном, что заставит её добровольно смириться с неудовлетворением по другим, более мелким, пунктам в угоду этому важному. Такая умелая зацепка за душу мелкой буржуазии даёт возможность политически держать её при себе и вести за собой.

     Союз, очевидно, не может быть одним и тем же всё время. Поскольку движение к новому строю идёт через этапы, то на каждом этапе нужен свой союз, соответствующий этому этапу.

     Правильная политика по отношению к мелкой буржуазии возможна, если имеются материальные возможности её проведения - материальные возможности для помощи остающимся мелким хозяйствам или для правильного стимулирования полезной деятельности мелкой буржуазии. Правильная политика, возможна, во-вторых, если имеется достаточного количества и силы пролетариат и достаточное число качественных кадров. Если же этого нет, то и правильная политика неосуществима.

     Как видим, для успеха в этом пункте страна должна быть достаточно развита.
Где же та граница, - граница развитости страны, - выше которой эта политика возможна, а ниже - уже нет?

     Если революция совершается в высокоразвитой капиталистической стране, то в ней в достаточной мере имеются возможности для непосредственных социалистических преобразований. Проводя эти преобразования, пролетарская власть имеет и все возможности для правильной политики по отношению к мелкой буржуазии по всему фронту этих преобразований.
   
     Если же революция совершается в стране, менее развитой, то непосредственные социалистические преобразования не могут проводиться, нет для этого условий, и движение к новому строю идёт через ряд переходных этапов, на каждом из которых решается наиболее важная для данного этапа задача. Отсюда следует, что и правильную политику по отношению к мелкой буржуазии достаточно будет проводить не сразу по всему фронту всех социалистических преобразований, а лишь для решения очередной, наиболее важной задачи. Другими словами, недостаточность условий для правильной политики может быть преодолена, если использовать имеющиеся малые условия, последовательно концентрируя их на отдельных важных участках. Добиваться на очередном важном участке накапливания материальных средств, кадров и преобладания пролетариата. Находить тот союз, который на данном этапе позволит решить очередную задачу. И так правильно двигаться от этапа к этапу.

     Но всё же есть такая граница развитости страны, ниже которой правильная политика невозможна. Если условий будет так мало, что необходимая степень концентрации будет получаться лишь для очень малых участков, то побед на этих очень малых участках, если они и состоятся, всё равно не будет хватать для перевеса того мелкобуржуазного вреда, который происходил за тот же период на остальных участках общественной жизни.

            5. КЛАССОВАЯ БОРЬБА НА ВСЁМ ПУТИ РЕВОЛЮЦИИ.

            В этой главе речь пойдёт о классовой борьбе на историческом отрезке от взятия пролетариатом власти до полного построения нового строя.

     До взятия власти цель классовой борьбы пролетариата - преодолев все охранные меры крупной буржуазии, овладеть политической властью и лишить крупную буржуазию её собственности.
   
     После взятия власти цель пролетариата - охранить себя от реванша свергнутой капиталистической буржуазии и шаг за шагом преобразовать общество на новых основах. На всём долгом пути к полному новому строю пролетариат должен будет идти против пассивного и активного сопротивления буржуазии, то есть через продолжающуюся классовую борьбу, но уже в опоре на свою власть.

     Нет никаких оснований полагать, что эта борьба будет сравнительно лёгкой и мягкой. Опыт ХХ века показывает как раз обратное.


            Великий российский писатель Достоевский, на которого мы уже ссылались в прошлом разделе по поводу психологического портрета мелкобуржуазного индивидуалиста, велик и интересен тем, что искренне и прямо вскрыл целый ряд сложных вопросов, назревших в современном ему обществе. Революционеры склонны называть его реакционером по той причине, что его ответы на эти вопросы не лежали в русле их взглядов и часто даже противостояли им. Это, в общем-то, верно. Но заслугу глубокого и чуткого внимания к проблемам противоречивого человеческого общества у него, конечно, не отнять.

     Прежде чем продолжить тему острой классовой борьбы, хотелось бы разобрать одну, конечно, широко известную мысль этого великого писателя.

            - "Какое же может быть счастье, - писал он, - если оно основано на чужом несчастье? Представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо. Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастье, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастье, остаться навеки счастливыми?" -

     Здесь речь идёт об одном из главных принципов общечеловеческой морали - о недопустимости причинять страдания людям. В общечеловеческом, бесклассовом смысле этот принцип правилен.

     Но история, разделив общество на угнетателей и угнетённых, изменила постановку вопроса. В сегодняшнем строе уже не стоит вопрос - допускать или не допускать страдание. В сегодняшнем строе уже есть постоянное, обширное страдание - страдание угнетённых. И чтобы устранить его, нет другого способа, кроме причинения страдания угнетателям.
   
     Вопрос уже ставится так: будем ли мы бороться - и тогда будут муки у угнетателей, или не будем - и тогда будут муки у угнетённых. Что выбрать?

     Мелкобуржуазный моралист выберет, конечно, сладенькую, красивенькую, но несбыточную мечту - сделать так, чтобы были равно счастливы и те, и другие. И пока он болтает о "недопустимости замучивания одного", строй продолжает мучить миллионы угнетённых.
   
     Достоевский сыграл на безусловной истине - на свойстве человека сострадать, жалеть. Да, насилие наложит тень на добытое счастье. Память победивших угнетённых будет отягощена вынужденной кровью своих и чужих. Это так.
   
     Но другого пути нет, так как не чья-то злая воля, а сама история создала понятие "классовый враг", и мы из истории выскочить не можем. Какие-то дети всё равно будут плакать: если мы поднимемся - то их, если не поднимемся - то наши.

     Разве пролетарии не люди? Природная душевность человека будет корчиться и сопротивляться применению насилия. Эмоциональная вспышка ненависти и мести ослабит эту внутреннюю муку лишь частично и временно.
   
     Эта внутренняя мука, исходящая из природы человека, очень полезна: она является сдерживающим фактором, не дающим перейти границу необходимости. Именно это имел в виду Луначарский, когда говорил: "Террор - ужасная вещь, ненавистная вещь. Мы должны с отвращением это дело делать, с величайшим внутренним содроганием. Но мы должны его делать."

     Мнение, что жестокость - это применение насилия, неправильно. Жестокость - не в применении насилия, а в выходе насилия за рамки необходимого и полезного. Такое возможно, если применяющие насилие испытывают от этого удовольствие, радость. Это и называется жестокостью. В пределах же необходимого и полезного жестокость как понятие не существует.

                - - - -

            Политические враги пролетариата - это те, кто непримиримо препятствует его курсу, ибо этот курс, конечно, несёт ущерб их интересам.

     Поскольку курс пролетариата предполагает выполнение трёх больших последовательных задач, постольку и существуют три разновидности политических врагов, выступающих как главный объект классовой борьбы на каждом из этих трёх этапов. Надо чётко различать сущность этих трёх разновидностей врагов, врагов каждой из этих задач, и не смешивать всех в одно, как, к сожалению, часто делают, просто обозначая все общим словом "буржуазия".

     Первая задача - отнять власть и собственность у прежнего эксплуататорского класса, взять и закрепить свою власть. При выполнении первой задачи главными врагами выступают лишённые власти и собственности бывшие господствующие классы.

     Вторая задача - создать мощный централизованный аппарат власти, преобразовать промышленность и сельское хозяйство, довести их количественно и качественно до уровня, требуемого социалистическим производством. При выполнении второй задачи главными врагами выступает та часть мелкой буржуазии, которую не устраивают проводимые преобразования, хотя бы эти люди и активно участвовали в выполнении первой задачи.

     Третья задача - организовать управление самих трудящихся масс, установить в действительности общественный способ хозяйствования, довести новый строй до его необходимой полноты. При выполнении третьей задачи главными врагами выступают те обуржуазившиеся участники централизованной системы, которые паразитируют на ней и через неё - на низовых трудящихся и противятся изменению этого положения, хотя бы эти люди и активно участвовали в выполнении первой и второй задач.

     Как видим, выполнению каждой из этих трёх задач препятствует своя, особая, разновидность буржуазии. Всё это не одно и то же. Это надо понимать.

                - - - -

            Борьба с первой разновидностью врагов не требует особого разъяснения. Этот враг заранее ожидаем и понятен для всех революционеров, для всей участвующей в революции низовой массы. Лишённые власти и собственности бывшие господствующие классы будут в опоре на сохранившийся мировой капитализм идти на любые меры, чтобы вернуть своё положение. Низовой народ достаточно чётко отделён от них ещё при их власти, ясно представляет их и отчётливо воспринимает как нечто чуждое.
   
     Гораздо сложнее обстоит дело со второй разновидностью. В отличие от первых, эти враги находятся внутри низового народа, перемешаны с ним, сращены с ним. При капитализме ещё нет чёткого разделения в общей низовой массе, дифференциация пролетарского от мелкобуржуазного происходит лишь в ходе дальнейшего революционного преобразования. Вот почему выделить этого врага, отсоединиться от него, легко распознавать его низовому революционному народу трудно.

     Вопрос же о врагах третьей разновидности будет отдельно рассмотрен позже.

                - - - -

            Нельзя сказать, что марксистские теоретики совсем не предполагали опасность второй разновидности врагов и имели в виду только первую. Но конкретно этот вопрос в теории не прорабатывался. Действительность революции, - в частности, речь идёт о советской революции, - показала эту проблему во всей её широте и глубине.

     Поговорим об этом поподробней.

     Итак, речь идёт о подавлении не того врага, который господствовал в старом строе, не прежних хозяев жизни - капиталистов и помещиков. Речь идёт о новом враге, о той части мелкой буржуазии, которая активно противится политике пролетарского правительства. С первым врагом всё вроде обстоит ясно. По второму же врагу во многих головах накопилось предостаточно путаницы.

     Понятно, что первый враг не смиряется с потерей власти и собственности. Понятно, что он агитирует в свою пользу и мелкую буржуазию. Но у мелкой буржуазии имеются и свои собственные основания противиться  пролетарской политике - централизму, огосударствлению, идеологическому единству. Какой бы правильной ни была политика по отношению к двойственной мелкой буржуазии, всё равно её среда будет выделять из себя и определённую контрреволюционную часть.
            
     Противодействие этих врагов проявляется по трём направлениям: внутрипартийный оппортунизм, пассивное и активное сопротивление недовольных мелкобуржуазных элементов народа, оппозиция буржуазной интеллигенции.

     Эти три направления, конечно, могут  переплетаться и смыкаться в один фронт, а также соединяться с недобитками из врагов первого вида.

     Формы противодействия могут быть разными: сеяние чуждых, мешающих мнений; тихий саботаж; враждебная агитация и пропаганда; создание для этой цели организаций; намеренное вредительство, террор; служение зарубежным врагам.

     Методы борьбы с этим видом врагов вроде бы ясны. При доказанности намеренного сеяния чуждых, мешающих мнений, тихого саботажа, вредительства, террора, создания для этой цели организаций, служения зарубежным врагам, - виновные в этом должны быть осуждены по законам диктатуры пролетариата.
   
     Оппортунизм в партии должен разоблачаться теоретически и разбиваться организационно, упорствующие - изгоняться из партии, продолжающие агитировать и организовывать передаются следствию.
   
     Непроизвольное высказывание идеологически чуждых мнений, особенно буржуазной интеллигенцией, должно разоблачаться с противопоставлением им убедительно верных идей. В то же время нужно понимать границу между непроизвольностью мнений и намеренной агитацией, объяснять эту границу и с переходящими эту грань поступать соответственно.

      Очень велики требования к форме ведения этой борьбы. Именно правильная форма придаёт борьбе необходимую эффективность и препятствует накапливанию в обществе отрицательных психологических последствий.
   
     При неправильной организации этого дела неизбежны вредные искажения в нём, влекущие за собой появление психологических отрицательностей в народе. Недовольство, неуверенность, запуганность, трусость, замкнутость, неискренность, пассивность, притворство, боязнь ответственности, приспособленчество, - эти пороки вредно скажутся на активности народа, на качестве системы управления и самой партии, что может привести к гибели всего дела.
 
        (Особенно трудно обстоит дело в очень тонкой сфере отношений с интеллигенцией. Возникновение у интеллигенции сильных психологических отрицательностей особенно нежелательно, так как они парализуют её свободное творчество и тем самым губят её полезную функцию. Однако отказаться от правильного вмешательства в деятельность интеллигенции диктатура пролетариата не может. Особо важны искусство и те области науки, которые в конечном счете формируют идеологию. Тем более это насущно при переходе от разрушения старого к созиданию нового. Туда ли пойдет движение или не туда, в ту сторону будут решаться новые задачи или не в ту, зависит от того, какая идеология будет выработана и распространена в обществе.)

     Избежать таких психологических отрицательностей полностью, очевидно, невозможно. В обществе всегда будут недостаточно зрелые люди, которые ещё не считают враждебным то, против чего применяется насилие, и не понимают смысл происходящего подавления. Их панический ужас перед непонятной репрессивностью неизбежен. Но правильная организация такой борьбы позволяет свести эти отрицательности к возможному минимуму. 
 
     Разумеется, эту борьбу надо вести качественными кадрами. Но речь идёт не только о кадрах соответствующих органов, но о самой форме организации дела. Было бы крайне неправильно передавать дело этой борьбы исключительно в руки этих органов.

     Мы знаем, что классовая борьба с врагами первой разновидности, начинаясь ещё в пределах капитализма и продолжаемая в гражданской войне, ведётся максимально массово, - и только в этом залог её успеха. Такова же должна быть и классовая борьба с прочими разновидностями врага.
   
     Думаю нет надобности доказывать, что классовая борьба может проводиться правильно и эффективно только классом в целом. Разумеется, при опоре на своё государство, совместно с ним.

     Другими словами, дело борьбы с врагами, возникающими после взятия пролетариатом государственной власти, должно основываться на принципах социалистического государствования, описанных в предыдущих главах.


            Вопрос о правильной форме классовой борьбы важен и в отношении сохранения правильного союза пролетариата с попутнической мелкой буржуазией.

     Да, союз должен быть не любым, а лишь с главенством в нём пролетариата, иначе движение, безусловно, пойдёт не в социалистическом направлении. Соглашение участников союза, таким образом, нисколько не отменяет беспощадную борьбу с теми представителями мелкой буржуазии, которые бы захотели опрокинуть этот пункт и поставить пролетарское и мелкобуржуазное в равные права, не говоря уже о главенстве мелкобуржуазного.

     Всякая борьба в обществе, - конечно, сопровождающаяся и внутрипартийной борьбой, - как-то раскалывает и общество и партию. Опасаться надо не раскола вообще, ибо раскол с негодными элементами только укрепляет партию, а такого раскола, который мог бы ослабить её, оторвал бы её от реальных масс и более того - расколол бы сами массы. Вместо монолитной связи здоровой партии с пёстрым по составу народом была бы разодранная на враждующие фракции и группки организация, которую и партией-то назвать нельзя, и такой же враждующий разнобой в разных слоях народа, идущих за разными фракциями, группками, вождями и вождёнками. Ни о каком строительстве нового строя, более того - ни о каком прочном существовании государства в условиях внутренних и международных проблем не могло бы быть и речи.

     Не  забывая, не отменяя правильную стратегическую идею о неизбежности долгого этапа сосуществования и сотрудничества марксистов с не совсем марксистами и пролетариата с идущей за ним, под его главенством и в его русле мелкой буржуазией, - пролетариат не может не вычищать и не подавлять ту часть этого союзника, которая во главе с наиболее воинственными и амбициозными своими вождями захотела бы вырвать руль у пролетариата, не идти в его русле, а осуществлять свой собственный курс.

                - - - -

            Опыт сталинского СССР дал немало поучительного в вопросе о борьбе с контрреволюционным противодействием, исходящим из мелкобуржуазной, в том числе и поначалу попутнической, среды. Можно было бы сказать, что этот опыт дал достаточно много, если бы не два обстоятельства, которые всё же надо учитывать: специфика советской революции, отличающая её от классического типа социалистических революций, и ряд недочётов, допущенных в её проведении. Таким образом, этот опыт, конечно, и богат, и полезен, - но всё же ещё недостаточно полон и недостаточно универсален. И значит марксистским руководителям будущих революций предстоит, выучившись на нём, ещё более расширить и углубить его.

                - - - -

            Как видим, второй враг посложнее первого, и борьба с ним проходит тяжелее, глубже и острее. Известна мысль, что по мере подавления контрреволюции её сопротивление становится всё более ожесточённым, - мысль, кстати, принадлежащая совсем не Сталину, а высказанная ещё во времена Великой французской революции (Робеспьер: "Когда свобода добивается блестящего триумфа, враги отечества составляют ещё более дерзкие заговоры."). Эта истина находит своё подтверждение в любой революции.

     Дело не только в том, что, как писал ещё Ленин, "капитализм не умирает сразу и тем более бешено сопротивляется, чем ближе к смерти", но и в том, что каждая следующая разновидность врагов, потеряв те формы борьбы, которые были искоренены революцией вместе с предыдущим врагом, ищут и находят новые формы, более сложные и более изощрённые. Классовая борьба по мере продвижения к полному новому строю обостряется качественно, и, следовательно, требования к её и практическому и теоретическому обеспечению всё растут.

            Известно и противоположное мнение, в советской революции наиболее развёрнуто высказанное Бухариным. Сталинская теория обострения классовой борьбы по мере продвижения вперёд, - утверждал он, - это идиотизм. По мере продвижения вперёд классовая борьба затухает. До взятия власти она остра, но после взятия власти постепенно сходит на нет. Политика должна быть безболезненная, педагогическая, отеческая, всё менее революционная, всё более эволюционная. Если нам приходится употреблять насилие, значит мы перед этим где-то ошиблись, а если бы не ошиблись, то могли бы двигаться и без насилия. Старые классы преобразуются постепенным экономическим путём. Они будут приспосабливаться к социализму. Приспособятся, изменятся и растворятся в нём.

     Мелкобуржуазная природа такого взгляда просто бьёт в глаза.

     Конечно, кроме революционных мер есть и эволюционные. Но они не разделены между собой так, как полагает Бухарин, - что одни меры заканчиваются и начинаются только другие. Революционное и эволюционное в своём движении соединено в одно сложным образом, как две стороны одного целого. Именно революционные удары подготавливают вытекающую из них эволюцию, а эволюция порождает и накапливает условия для новой революционности. Процесс всё время идёт переплетенно.

     Да, конечно, в старых классах кроме борьбы есть и приспособительная составляющая. Но для того, чтобы часть старого класса шла на политическую капитуляцию, нужно всё время подавлять непримиримую его часть, крушить политические центры старого класса, лишать его организационного хребта. Смиренное приспосабливание части старого класса к новым условиям может быть только следствием  наглядного разгрома его непримиримого актива, убедительного доказательства непреодолимого перевеса пролетариата.

     Активная же, непримиримая часть класса будет выделяться из него вновь и вновь, пока он существует, пока для него ещё существует экономическая база. И "приспосабливаться к социализму", говоря словами Бухарина, эта часть будет, разумеется, по-своему.

     Эволюционность и революционность, безболезненность и болезненность, пряник и кнут должны быть соединены в нераздельное одно.
   
     Потому-то буржуазия и провозглашает ошибочной мысль о неизбежном обострении классовой борьбы, что она абсолютно безошибочна. 

                - - - -

            Перейдем к теме о так называемой третьей разновидности врагов.

     Эта тема очень сложная, во многом ещё не ясная и спорная. Опасность этих врагов становится видимой и выдвигается на первый план позже, при уже определённой продвинутости социалистического преобразования, и поэтому ясно, что у классиков марксизма эта тема не затронута совсем.

     Некоторые догматики заявляют, что если в классическом марксизме об этом нет речи, значит нет и вопроса, и все рассуждения на эту тему являются фантазёрскими домыслами. Но марксизм - не Библия, созданная раз и навечно в неизменно верном виде. Развивающаяся жизнь ставит новые вопросы.

          (Немного отвлекусь. Вот представьте себе, что воскрес Карл Маркс. Спрашивает: "Какой год?" Ему говорят: "Две тысячи такой-то." Он восклицает: "Ого!" - и задаёт вопрос: "Какова сейчас физика?" Ему подробно отвечают, и он поражённый и восхищённый слушает. Потом спрашивает о химии. Тот же ответ и та же реакция. Потом о биологии. Умопомрачительно. Потом он просит: "Ну, а расскажите мне о сегодняшнем марксизме." Ему современные "коммунисты" рассказывают. "Постойте, - говорит он, - да ведь это всё моё, из ХIХ века!" "Ну да, - говорят "коммунисты", - это и есть марксизм." Представляете, как бы Маркс возмутился. "Почему все науки сделали такой гигантский прогресс, а марксизм, - тоже наука, - застыл на месте?! Какие же вы марксисты!")


     Именно от врагов третьей разновидности советская революция потерпела поражение в 50-х, -  из-за практической неподготовленности к борьбе, из-за теоретического непонимания проблемы.

     Уже задним числом, после этого, многие революционные марксисты пытались исследовать эту тему. Много было путаницы и ошибочных толкований. На мой взгляд, наиболее близко к верному ответу подошли ходжаисты (Албания) и компартия Китая, однако и у них далеко не всё бесспорно. Можно ли их выводы отнести к марксизму? Давайте сформулируем осторожно: отнести, видимо, можно - но к марксизму ищущему, дискуссионному, ещё не проверенному практикой новых побед.

     То, что я буду излагать дальше, относится именно к такому марксизму. Сослаться на классиков здесь невозможно, нужно мыслить самостоятельно. Толкование здесь темы врагов третьего вида - это отборка наиболее, на мой взгляд, верного в последних теоретических поисках.

                - - - -

             Итак, социалистическая революция имеет дело с тремя разновидностями врагов.

     В отличие от первой разновидности (крупная капиталистическая буржуазия прежнего строя) и в отличие от второй разновидности (контрреволюционная мелкая буржуазия прежнего строя), третья разновидность врага - это буржуазия, не оставшаяся от прежнего строя, а возникающая вновь в ходе движения к полному новому строю, продолжающая образовываться уже в новых условиях соцалистического преобразования.

     Только при полном новом строе исчезает объективная база возникновения буржуазии. Социализм же ещё не является совершенным новым строем. Из-за неполноты нового строя при социализме ещё сохраняется база для обуржуазивания. Остающееся чиновничество, товарно-денежные отношения, индивидуальный характер потребления, относительная отделённость интеллигенции и некоторые другие остатки старого строя - вот элементы этой базы.

     Да, возрождающаяся буржуазия не может в этой системе осуществлять свой буржуазный способ жизни прежним образом. Но, приспосабливаясь к системе, она находит возможность осуществлять буржуазный способ жизни иным образом. Может быть, одна из причин, почему некоторым  теоретикам трудно увидеть эту буржуазию, как раз и состоит в том, что они ищут её в старом образе, а она существует в новом.

     Довольно долгое время несовершенность нового строя проявляется в его неизбежной структурной двойственности. Уже созданная и работающая социалистическая схема имеет в своём составе ещё несовершенные, не могущие ещё эффективно работать по-коммунистически, структурные элементы, которые в интересах работы целого механизма приходится временно подменять элементами госкапиталистического типа. Через такую стадию первоначального несовершенства проходит любая коммунистическая революция.

     Можно ли из-за этого факта весь строй считать ещё не социализмом? Может быть, считать его госкапитализмом?

     Нет, это в целом социализм, потому что отдельные структуры госкапиталистического типа, хоть и присутствуют, но не командны, включены как вспомогательные элементы в социалистическую схему и работают под командой и контролем диктатуры пролетариата в интересах трудящегося общества.

     Другое дело, что ещё сохраняющаяся и вновь формирующаяся государственная буржуазия имеет естественное свойство гнездиться и размножаться именно в этих недокоммунистических структурах и стремится использовать их в своих интересах. В этом смысле действительно можно говорить, что при социализме имеются ОЧАГИ государственного капитализма, которые, конечно же, стремятся сорганизоваться и из таящихся боязливых очагов превратиться во всеобщую безбоязненную систему, а их внутрипартийные представители, -  скрытые ревизионисты, -  играют роль их политического рычага.

     Но если не установилась диктатура государственной буржуазии, если сохраняется диктатура пролетариата, нельзя обобщённо говорить о строе в целом как о госкапиталистическом.
   
     Следует формулировать конкретно:  имеет место несовершенный новый строй, из-за своего несовершенства вынужденно пользующийся пока госкапиталистическими элементами в своей внешне социалистической схеме, содержащий, таким образом, КАК УЖЕ свойства нового строя, ТАК И ЕЩЁ госкапиталистическую составляющую, но обеспечивающий гегемонию социалистического в общей системе.

   Это - неизбежная стадия государства диктатуры пролетариата, уже вошедшего в революционное преобразование, но ещё не прошедшего его полностью.

                - - - -

            Поговорим о классах при социализме. Те, кто изучал общественные науки в позднесоветское время, хранит в своих мозгах крепко вросшую формулировку: при социализме имеются рабочий класс, кооперированное крестьянство и в качестве прослойки - социалистическая интеллигенция.

     Думается, что эта формулировка неверна теоретически.

     При полном новом строе, то есть при действительном достижении общественной собственности, классов нет вообще. Так же, как о левом и правом предмете можно говорить только при наличии двух предметов, а при одном предмете нет ни левости, ни правости, так и о классах можно вести речь лишь в смысле различия положения разных частей общества. При новом строе всё общество находится в равном положении по отношению к средствам производства и, следовательно, никакой классовости не существует.

     То, что одни люди работают в промышленности, а другие - в сельском хозяйстве, не делит их на классы в политэкономическом значении этого термина, а лишь означает разную сферу деятельности.

     Да, кооперированное крестьянство имеет некую особенность, но лишь ту, что оно причастно к общественной собственности несколько особым способом. Но все основные средства производства всего общества принадлежат В РАВНОЙ МЕРЕ и рабочему из Донбасса, и крестьянину из Средней Азии, и писателю из Москвы, и музыканту из Сибири.

     Следовательно, если бы мы говорили о новом строе обобщённо, а не политически-конкретно, мы должны были бы сказать, что социализм, поскольку он уже представляет общественную собственность, является обществом бесклассовых работников.

     Но если говорить политически-конкретно, то есть учитывать сказанное о несовершенстве этой стадии, то нам следует внести в формулировку факт постоянного возрождения буржуазности, поскольку не устранена ещё её экономическая база.

     Социализм, таким образом, это строй, являющийся бесклассовым юридически, но фактически обеспечивающий это лишь через постоянное выкорчёвывание нарождающейся буржуазности.

     В классовом отношении социализм занимает промежуточное положение между прежним строем, где буржуазия и пролетариат существовали постоянно и устойчиво, и полным новым строем, где ни буржуазии, ни пролетариата не будет вовсе. При социализме буржуазия и пролетариат существуют, но не в качестве постоянного и устойчивого положения, а в качестве всё время возникающего и всё время искореняемого явления, вплоть до достижения новым строем необходимой полноты.

            Может быть, это не совсем понятно? Не покажется ли читателям это слишком заумным? Посмотрим более конкретно.

     Есть такие теоретики, которые убеждённо утверждают, что социализм не содержит противоположной (антагонистической) классовости, так как все люди равно трудятся на общее благо, равно пользуются общими средствами производства и одинаково получают свою часть продукта пропорционально труду, в соответствии с социалистической Конституцией.

     Да, если бы было так, - если бы всё общество равно трудилось на общую пользу, а весь продукт этого труда, включая и весь прибавочный продукт, шёл всему обществу, - то, разумеется, ни о каких антагонистических классах в этой схеме не могло быть и речи.
   
     Но в чём неверность такого представления? В том, что эта красивая схема есть схема полного коммунистического общества, при реальном же социализме схема на деле другая.

     Чтобы быть точным, чтобы не сойти с марксистских позиций, действительную схему социализма надо формулировать так:

    - "Все ДОЛЖНЫ равным образом трудиться на общую пользу и весь продукт ДОЛЖЕН идти всему обществу по труду. Так ДОЛЖНО быть. Но обеспечивается это не само собой, а через постоянную организованную борьбу с противоположной тенденцией, ещё имеющей объективные корни и постоянно пытающейся взять верх. Организовывает и возглавляет эту борьбу диктатура пролетариата." -

     Только такая формулировка правильно выражает положение при реальном социализме.



            Ошибочно считать, что классовая борьба требуется лишь для завоевания фундамента нового строя, а дальнейшее движение к полному новому строю уже совершается мирным вызреванием. На самом деле через класовую борьбу идёт весь процесс, от самого своего начала и до полного завершения. Меняется враг, меняются формы борьбы с ним, но суть остаётся та же.

     Да, собственность централизована, но вновь и вновь возникает часть общества, паразитирующая на этой централизованной собственности, использующая её как свою частную, присваивающая таким путем часть труда остального общества. Тем самым вновь и вновь возникает состояние, дающее право относить одних к буржуазии, других, в этом противостоянии, - к пролетариату.   

     Эта новая буржуазия встраивается в социалистическую государственную и хозяйственную систему, приспосабливается к ней и с помощью её обеспечивает свой индивидуалистический, корыстный, антиобщественный интерес.

     Есть "левые", которые выпячивают на первый план лишь проявление этого в среде бюрократии. Рассматривать так вопрос означает слишком суживать его. Да, какая-то часть бюрократии будет использовать общественную собственность, как свою, частную, и таким образом будет происходить обуржуазивание части чиновничества. Но, как уже говорилось, сфера управления не является единственной сферой, где подобное возможно. Само реальное общество ещё двойственно, и революционный переход к полному новому строю, помимо прочего, должен переделывать саму трудящуюся массу, подавляя её буржуазные интересы в опоре на её же интересы пролетарские.
 
     Но хотя такого рода буржуазия рождается в разных сферах социалистической жизни, буржуазия, рождающаяся в сфере государственного управления, несомненно, является наиболее опасной из-за своей близости к рычагам управления и возможности стать политическим главой буржуазии всех прочих сфер. Объективно сложится единый фронт, во главе которого естественным порядком встанут самые близкие к рычагам власти.


                - - - -

            Эта буржуазия, выросшая на централизованной собственности, естественно, отличается от прежней, классической, буржуазии, существовавшей на собственности нецентрализованной. Новая буржуазия склонна сохранять централизованную государственную собственность (сохраняя, разумеется, и возможность своей буржуазности в этой системе). Ничто не мешает ей поэтому провозглашать будто бы социалистические лозунги и именовать себя будто бы коммунистами, выступая лишь против идеи классовой борьбы и диктатуры пролетариата при социализме.

     Разговоры о том, что классовая борьба при социализме уже не нужна, что диктатура пролетариата уже исчерпала свои задачи и должна быть отменена, - могут исходить только от этой буржуазии.

     Когда-то, отвечая на реплику Бухарина "я за социализм, но наши органы НКВД должны быть реформированы", Сталин остроумно заметил: "Оводы не против коровы, они только против её хвоста."

               
            Таким образом, как ни покажется парадоксальным, внешне социалистическая система принимается не только пролетарскими элементами общества, но и определённой частью новых буржуазных элементов.
   
     Пролетариат принимает эту систему в том отношении, в каком она УЖЕ позволяет ему двигаться к коммунистическому обществу, а буржуазные элементы - в том отношении, в каком она ЕЩЁ позволяет им жить по-буржуазному, хотя внешне, для вида и приспособляясь к пролетарской политике.
   
     Да, система социализма ещё объективно такова, что её можно использовать двойственно, и это неизбежно на этой стадии революции.


             При социализме, таким образом, есть как то, что, свободно развиваясь, даст полный коммунизм, так и то, что, свободно развиваясь, дало бы опять капитализм. Следовательно, внутри социализма постоянно есть две разные тенденции развития, или, как говорили китайские коммунисты, два пути развития. Суть социалистической задачи - в осуществлении первого и подавлении второго посредством классовой борьбы при помощи диктатуры пролетариата вплоть до того времени, когда первая тенденция полностью себя осуществит, а вторая тенденция тем самым полностью исчезнет. Вот почему оставшиеся виды буржуазии не любят эту революционную линию, стремятся по возможности изменить её под себя. Таким образом, революционная линия, осуществляясь, порождает тем самым в обществе скрытую контрреволюционную линию.
   
     На этой почве создаётся своеобразная контрреволюционная идеология, принимающая централизованность госсобственности, но отвергающая политику диктатуры пролетариата внутри неё. Через засорение государственных и партийных органов эта идеология взращивает политических лидеров этой буржуазии, создающих, так сказать, власть внутри власти и партию внутри партии и имеющих целью изменить политический курс с такого, который их искореняет, на такой, при котором они процветают.

     Если им удастся захватить полную власть и установить тем самым свою диктатуру в этой системе, мы получим своеобразный строй, в котором буржуазный способ жизни этого класса обеспечивается не через юридически разделённую собственность (не через приватизацию), а через буржуазное использование юридически неразделённой (национализированной) собственности с сохранением маскирующей, якобы социалистической, фразеологии. Социализм на словах, особый капитализм на деле - вот какова была бы сущность этого строя.

     Таким образом, при социализме стоит вопрос о гегемонии той или другой тенденции. Диктатура пролетариата и при социализме всё ещё продолжает решать вопрос "кто-кого", и задача классовой борьбы пролетариата на этом историческом отрезке - не только устранить прежнюю буржуазию, но и не дать победить новой.

            Заключая сказанное, нельзя не повторить ещё раз, что диктатура пролетариата имеет, таким образом, не только политическое, но и политэкономическое значение. Только она делает социалистическую государственную собственность общественной. Собственность при социализме является общественной ТОЛЬКО через диктатуру пролетариата, ТОЛЬКО через постоянно ведущуюся классовую борьбу.

             6. КОММУНИЗМ.

             Новый строй во всей его полноте, высшая, развитая его стадия, называемая коммунизмом, не является недостижимым идеалом, а закономерно вытекает из хода истории человечества.

     Переходя с этапа на этап, человечество в своей истории проходит через долгий ряд объективно возникающих противоречий, от этапа к этапу последовательно решает их, и этот путь, ступень за ступенью, приводит его в то общество, где человеческая жизнь становится наконец человеческой в полном смысле этого слова.

     Не надуманные, а действительно существующие острейшие противоречия капитализма, - особенно острые на его последних стадиях, - вынуждают искать пути их преодоления. Опять-таки не выдумав, а взяв из реальной жизни уже созревшие средства разрешения этих противоречий, человечество выходит к коммунистическому строю общественной собственности.

     Создав в ходе всего предыдущего развития мощнейшую общественную производительную силу, - то есть такую, которую можно приводить в действие лишь сообща, - преодолев затем революционным путем оковы частной собственности, человечество превращается как бы в одного гигантского совокупного человека, получившего возможность без всяких препон использовать находящуюся в его полном распоряжении эту производительную силу.

     С этого момента только и начинается подлинная история человечества. Всё, что было до этого, оказывается лишь долгим и трудным выходом из первоначального животного мира.

                - - - -

             Разумеется, говорить о коммунизме в подробностях значит заниматься пустым фантазированием. Ранее уже говорилось, что даже низшая, социалистическая, стадия нового строя, несмотря на ряд, казалось бы, успешных поначалу революций, всё же ещё не ясна в деталях, поскольку в достаточной полноте нигде достигнута не была. Что же говорить о стадии высшей!
   
     Но самые общие черты этого строя назвать, по-видимому, можно.

            
     Если характер собственности и вытекающие отсюда остальные производственные отношения не препятствуют, как при капитализме, а полностью соответствуют характеру производительной силы, то ясно, что развитие производства приобретет мощное, ничем не сковываемое движение. Ни о кризисах, ни об ограничениях прогресса частной выгодой, ни о материальных потерях от стихийной анархии, ни о разрушающих войнах не будет и помина. Есть человечество, есть в его руках великая производительная сила, единая, нераздробленная, целиком понятная и подвластная его плановому сознанию, и есть цель - безмерно улучшать и совершенствовать жизнь человеческого общества. И нет никаких преград, могущих помешать этому, - никаких преград социального происхождения, препятствия же природные преодолимы трудом и наукой.

     Освобождённый от влияния частной собственности, - которая сама по себе, в силу своей частности, ограничивает мир и стремления человека, суживает их рамками малого, отдельного, "своего", а в условиях зрелого капитализма тем более приводит к борьбе всех против всех, к корысти, зависти, злобе, продажности, подлости, разобщённости, - освобождённый от этих прогнивших рамок человек, став равной частицей всего единого человеческого братства, приобретёт новые черты, ничем не ограничиваемый импульс к духовному развитию. Люди будут по-настоящему красивы, ибо человек тем красивее, чем красивее его цель.

     Образование, наука, искусство, - вся культура человечества, - будут бесповоротно выведены из сферы действия товарно-денежных отношений. Обучение человека перестанет быть воспитанием из него доходного и послушного раба. Цель, стоящая в этом обществе перед всем человечеством, не может быть выполнена без всестороннего развития каждого. Всеобщее повышение интеллектуальных и духовных сил через приобщение всех к неудержимо развивающимся науке и искусству станет обычным правилом.

           (Сейчас мы видим относительно малое количество личностей, достигших высот в интеллектуальной и духовной сферах, и наряду с ними - огромную, преобладающую массу неразвитости и невежества. Мы даже придумали ложное объяснение этому. Мы считаем массу нормой, а одиночек, выходящих из этой "нормы", именуем "гениями". Но почему большинство неразвито? Потому, что условия порочного строя давят и портят их. Те, кого мы именуем "гениями", - это всего лишь действительно нормальные люди, люди, которым в силу каких-то удачных обстоятельств удалось и в этих условиях развиться по-человечески.
   
      "Гении" - это норма. И в этом смысле коммунистическое общество, не только лишённое препятствующих факторов, но и жизненно заинтересованное во всестороннем развитии своих членов, - ибо без такого развития общественное управление невозможно, - может быть наглядно определено как "общество, состоящее поголовно из гениев". Но никто не будет считать другого "гением", - полное развитие талантов станет обычным и привычным для каждого. Слово "гений", выдуманное рядовым капиталистическим "быдлом" для своего самооправдания, исчезнет из языка за ненадобностью.)

                - - - -

            Развитие производительной силы позволит сокращать рабочий день. Увеличивающееся свободное время, направляемое на всестороннее развитие человеческих способностей, будет способствовать формированию нового, высшего типа работника и тем самым приведёт к дальнейшему росту производительной способности общества, поскольку главным элементом производительной силы является человек.
   
     Преодоление непривлекательной стороны труда и достижение достаточной материальной обеспеченности для всех, полное изживание обособленных хозяйственных единиц, соединение физического и умственного, исполнительского и управленческого труда устранят сохраняющуюся ещё на социалистической стадии базу постоянного возрождения буржуазности. Общество станет бесклассовым не только юридически, как при социализме, но и фактически.

     Где-то я уже приводил это сравнение: ни на образцовом огороде, ни на заасфальтированной площади сорняков нет. Но если на площади их нет потому, что не растут, то на огороде - лишь потому, что всё время выпалываются. Это образное сравнение хорошо помогает понять разницу между низшей и высшей стадиями нового строя, между бесклассовостью юридической, подкрепляемой постоянной "прополкой" со стороны диктатуры пролетариата, и фактической, постоянной и устойчивой, бесклассовостью высшей стадии.

     Нет классов, нет классовой борьбы, нет, следовательно, государства (особого органа классовой борьбы). Есть товарищеское сотрудничество и взаимопомощь коллективистских, социально равных и по-настоящему свободных (не по-буржуазному свободных, не "врозь свободных", а свободных совместно, в своём братском единении) людей.

                - - - -

             Кому-то это покажется похожим на сказку. Но ничего сказочного тут нет.

     Даже тот из читателей, кто привязан душой к своей частной собственности, может без труда представить, что было бы, если бы, скажем, в его единую частную собственность вошли все ресурсы страны, если бы на его собственность стали сообща работать все рабочие руки страны и все её умы и если бы при этом исчезли все его конкуренты и остался бы только он один со всеми этими возможностями. Любой частный хозяйчик поймёт, какое безграничное процветание открыло бы ему такое хозяйствование.

     Понятно, что это сказано только для примера, для ясности. Понятно, что один хозяйчик не в силах эффективно управляться с таким громадным хозяйством, - об этом уже говорилось в первоначальных главах. Но если сумеет весь народ стать одним громадным хозяином, вполне соизмеримым с величиной такого хозяйства, то все возможности, даваемые этим положением, вполне реально будут превращаться в действительность.

            Но тогда, может быть, является сказкой то, что народ сможет стать таким действительным единым хозяином?
   
     Не разъединят ли народ частные, корыстные интересы?
   
     Не превратятся ли с неизбежностью народные руководители в новых господ?
   
     Сумеет ли народ стать единой ведущей силой или его вечная участь - быть разъединённым ведомым стадом?

     Найдётся, конечно, много скептиков, не видящих в сегодняшней реальности такого народа. Но эти скептики забывают, что между сегодняшней реальностью и народом коммунистического общества лежит некраткий и нелёгкий переходной период, и если он будет проведен правильно, то на выходе мы увидим далеко не то, что было на входе.

                - - - -

            Завершающим этапом этого перехода является переход от низшей, социалистической, стадии нового строя к высшей, коммунистической.

     В ревизионистских текстах позднего СССР можно прочесть следующее:

   - "Переход от социализма к коммунизму осуществляется постепенно, без политической революции. Основная задача социалистического государства состоит в мирной хозяйственно-организаторской и культурно-воспитательной работе." -

     Действительно ли этот этап перехода является неантагонистическим и мирным?
Принадлежит ли и этот, завершающий, этап к общему процессу революции? Или то, что называется революцией, заканчивается с наступлением первой, социалистической, стадии и дальнейшее продвижение уже не революционно?

     Здесь надо сказать прямо, что среди современных марксистов нет единого ответа на этот вопрос. Очевидно, будет правильным предоставить читателям право самостоятельно определиться с позицией.
   
     Но в то же время читатели должны знать, что в международном коммунистическом движении существует и позиция, отстаивающая революционный характер всего перехода, до самого его полного завершения.

     Суть завершающегося этапа перехода заключается в окончательном искоренении всякой объективной базы, могущей вновь рождать какую бы то ни было буржуазность, и думается, что выполнение этой задачи не может не вызывать отчаянного противодействия представителей этой буржуазности. Не они ли являются заинтересованными создателями идеи о мирности и неантагонистичности?

     К концу сталинского времени сложилась следующая официальная политическая формулировка об исторических задачах диктатуры пролетариата:
 
   - "Задачей диктатуры пролетариата является уничтожение всех порождающих капитализм источников." -

   В таком общем виде эта формулировка, конечно же, верна. Но в том-то и дело, что, как видим, не расшифровано конкретное содержание ключевого слова "всех". И это позволило следующей группе политических правителей заявить, что уже на той стадии такие источники якобы перестали существовать и, следовательно, революция перешла в простую эволюцию. Я не признаю это верным, и рассуждения о так называемых врагах третьей разновидности, изложенные в предыдущей главе, считаю обоснованными.

                - - - -

            Несомненно, что к пониманию враждебной сути капиталистической буржуазии пролетариев подводит сам опыт их жизни и борьбы при капитализме.

            Правильное понимание враждебной сути контрреволюционной части мелкой буржуазии зависит от чёткости разделения пролетарского и мелкобуржуазного в ходе первоначальных стадий революции.

            А что нужно, чтобы вовремя ясно разглядеть тот вновь нарождающийся тип буржуазии, который, говоря биологически, "мимикрирует" под государственную социалистичность, то есть принимает её цвет и форму, сохраняя всё же буржуазное содержание?

     Высказываю в виде предположения, что для того, чтобы разглядеть и понять опасность этой разновидности классового врага, нужны 1) надлежащая связь политических вождей революции с простым народом, позволяющая увидеть то, что в данном случае видней как раз снизу, а не сверху; 2) достаточная пролетарская честность, позволяющая не только увидеть, но и дать увиденному правильную моральную оценку; 3) высокий теоретический уровень, дающий возможность за отдельными случаями увидеть закономерность и её государственную опасность, понять её политическое значение и разработать методы борьбы с ней.

     На той стадии, когда новый строй ещё несовершенен, очень опасно, поэтому, каким-либо образом нарушить полное взаимопонимание вождей и народа. Видение простых трудящихся, усиленное их рабочей совестью, зачастую очень жгучей и чуткой, с высочайшей жаждой правды, с болезненным реагированием на малейшую несправедливость, с яростным отвращением к малейшему паразитизму, как к чему-то враждебному, - такое видение действительности должно всё время питать вождей, постоянно заражать их чувствами низовых масс.

     Поскольку, как отмечалось ранее, тема такого рода врага не разработана в предыдущем марксизме необходимым образом, вождям реальной революции, - советской, в частности, - был необходим определённый поворот в мышлении. Для всякого же нового поворота в теоретическом мышлении очень важен материал извне. Поворот в мышлении начинает ворочаться под влиянием новых чувств, новых явлений в жизни. И если жизнь и чувства вождей тесно переплетены с жизнью и чувствами народа, это является гарантией того, что нужный толчок теории будет дан вовремя, а не задним числом, - не после того, когда переворот, совершаемый этими врагами, уже произойдёт и далеко зайдут последствия этого переворота.


             (Сохранение качественной взаимной связи требует правильной постановки социалистической демократии. В главе о диктатуре пролетариата уже говорилось, что диктатура пролетариата, в которой плохо поставлено дело пролетарской демократии, не перестает быть таковой, но неизбежно теряет качество и накапливает недостатки, могущие оказаться роковыми.
   
     В то же время мы не можем не понимать, что правильное осуществление пролетарской демократии в условиях высокой степени мелкобуржуазности и вынужденного сосуществования с бюрократизмом является делом непростым. Правильные соображения о социалистическом демократизме высказать нетрудно, но их исполнение в реальной революции не всегда может идти по ясной прямой линии.

     Да, конечно, люди должны иметь возможность высказывать взгляды, отличающиеся от официальных, и знать, что их внимательно выслушают и даже в случае несогласия доброжелательно объяснят, склонные прежде всего считать это просто ошибкой, а уже потом - оппортунизмом или чем-то похуже.

     Да, конечно, людям надо давать право на ошибку. Без ошибок невозможно нащупать правильный путь. Для того, чтобы найти правильный ход в новом деле, нужно сначала сделать несколько неправильных и на опыте ощутить их последствия. Человечество живёт на Земле впервые, и оно не может творить историю сразу начисто. "Недолёты" и "перелёты" - необходимое условие точного попадания в конце концов. Мао Цзэ-дун хорошо писал: "Совершение ошибок - необходимое условие формирования правильной линии. Мнение, что ошибок можно избежать, что должно быть лишь правильное и не должно быть ошибочного, - такое мнение является антимарксистским."

     Инакомыслие меньшинства, неважно правильное оно или неправильное, очень полезно для самого же большинства. Умственная активность, способность понимать, судить, предвидеть развивается только тогда, когда человек постоянно делает самостоятельный умственный выбор. И мораль, и разум, как и мускулы, укрепляются лишь в самостоятельной работе. Невозможно накачать мускулы, просто читая книги по гимнастике.

     Когда нет постоянной живой борьбы, постоянной нужды самому думать, взвешивать, выбирать, когда правильная идея является лишь зазубренной верой, тогда истина понимается человеком лишь формально, поверхностно, она не проникает в него глубоко.

     Чужие, противоположные твоим, взгляды надо хорошо знать. Причем знать из уст именно того, кто верит в них, кто защищает их всерьёз и во всю силу. Нужно услышать эти взгляды в их наиболее яркой и убедительной форме, почувствовать все трудности, с которыми может столкнуться твоя истина.

     Тот, кто никогда не ставил себя на место думающего иначе, не предвидел его возражений, тот в сущности не знает по-настоящему и свою идею.

     Если бы оппонентов истины не было, их даже надо было бы специально выдумывать и снабжать сильнейшими доводами против себя. Только в такой борьбе может выковаться сила твоей истины. Неправы те, кто считает злом открытую схватку идей. Самое большое зло - тихое подавление одного из мнений. Вреднее всего хамские крикуны из большинства, безапелляционно затыкающие рот меньшинству.


     Нельзя упускать того важного и полезного, которое может содержаться и в ошибочных, и даже в оппортунистических(!) теориях. Эта мысль совсем не отменяет необходимости бескомпромиссного подавления оппортунизма, она лишь указывает на правильный путь к постижению истины.

     Как во всем правильном всё же есть и какая-то ограниченность, однобокость, потому что истина бесконечна и не может быть раз и навсегда уложена в конечную теорию, так и во всём неправильном есть что-то, что отражает какое-то важное объективное явление жизни и хотя отражает неправильно и даже, может быть, вредно, но информацию-то об этом важном всё же несёт.

     Образно говоря, любой оппортунистический вывод представляет собой неправильный "бутон", выросший на действительно имеющемся, хоть, может, и не видном, важном "корне". "Бутон" неправилен и вреден потому, что неправилен "стебель", - то есть путь от исходного "корня" к конечному "бутону". Если просто отбрасывать оппортунизм без анализа, то упустишь нечто правильное и важное. Вдумчивый же анализ позволит докопаться до этого важного, скрытого явления жизни. Говоря тем же сравнением, мало отвергнуть оппортунистический "бутон", надо ещё по его неправильному "стеблю" спуститься обратным движением до "корня", увидеть его, точно сформулировать его и затем вновь, но уже правильно, по другому - по правильному - "стеблю" довести дело до правильного, марксистского решения.
   
   Как писал Герцен: "Отрицать ложных богов необходимо, но это ещё не всё. Надобно искать под их масками смысл их существования.")

                - - - -

            У одного из немарксистских авторов я встретил резкое выражение отрицательного отношения к коммунистическому обществу. Он заявлял, что НИКТО из марксистов и вообще никто из людей совершенно не представляет и не может представлять, что такое коммунизм.

     Хотел бы возразить ему очень интересным образом. Я напротив, заявляю, что КАЖДЫЙ нормальный человек не только может представить, что такое коммунизм, но даже ежедневно переживает его практически.

     Что имеется в виду?

     Давайте посмотрим на нормальную семью. Собственность общая. Труд совместный. Управление совместно. Общее воспитание детей и забота о старших. Взаимопомощь, товарищество, спаянность. Плановое ведение дел. Отсутствие внутри семьи товарно-денежных отношений. Полная "бесклассовость" и "безгосударственность". Наконец, приоритет общего над индивидуальным. Разве нет? Что это, как не образец реального коммунистического общества в миниатюре?

     Коммунистическое общество есть всего-навсего большая семья. Может быть, так будет понятней для упорных скептиков?

            7. ПОЛНОМЕРНЫЙ НОВЫЙ СТРОЙ.

            Исходя из того, что современная производительная сила человеческого общества приобрела международный характер, следует недостаточность её обобществления только в отдельном национальном хозяйстве.
   
     Конечно, и в отдельном национальном хозяйстве можно установить общественную собственность и прочие социалистические производственные отношения. Но обособив таким образом себя от преимуществ полного участия в мировом разделении труда, от использования всей мировой производительной силы, это национальное хозяйство окажется экономически в худшем положении, чем мировой капитализм, продолжающий эффективно пользоваться всей производительной силой человечества. В экономическом соревновании двух социальных систем преимущество будет оставаться за мировым капитализмом.

     Конечно, мы должны учесть то повышение эффективности производства, которое дают внутри страны новые, социалистические, производственные отношения. Но эффективность, получаемая империализмом от прямого интернационального хозяйствования, всё же превосходит возможности одной социалистической страны.
   
     Опыт показал, что даже такая уникальная по богатству ресурсов страна, как Советский Союз, могла противопоставить мировому капитализму более высокую эффективность лишь при определённом ограничении благосостояния народа и при величайшем напряжении трудовых усилий. Что же говорить об отдельном социализме малой страны, не обладающей такими уникальными ресурсами!

     Если механизм хозяйствования человечества стал мировым, если производительная сила приобрела общемировой характер, то понятно, что и термин "обобществление" теперь должен пониматься как установление общественных производственных отношений во всём этом мировом механизме в целом. Установление социалистических отношений всего в одной стране не может быть названо "обобществлением производительной силы", а должно быть названо лишь "обобществлением ЧАСТИ производительной силы", - той части, которая находится внутри отдельной страны. Поскольку остальная, внешняя, часть единой мировой производительной силы останется при этом необобществлённой, то такая ситуация не дает полноценную общественную собственность, а лишь является промежуточной ступенью.

     Можно ли при таком положении называть строй в отдельной стране социалистическим? Поскольку отдельная, внутренняя, часть единой мировой производительной силы всё же обобществлена, то это, безусловно, можно называть социалистической собственностью. Но при этом надо понимать неполноту её характера и даже ввести какой-то особый термин. "Неполный социализм"? "Частичный социализм"? Нет, не годится. Может быть, удастся найти какой-то более правильный термин? Может быть, - "неполномерный социализм"?
 
     Такой социализм не сможет ещё дать народу всю полноту социалистических благ. Народ, уничтоживший частную собственность внутри своих национальных рамок, будет в определённой мере "данником" сохраняющейся частной собственности в остальном мире.
   
     Не только с точки зрения политической, не только в смысле опасности внешней интервенции, но и с точки зрения экономической полное освобождение человечества от отрицательностей частной собственности совершится лишь при овладении им всей мировой производительной силой на основе её всемирного обобществления.
 
     Придав производству международный масштаб, капитализм создал материальную основу нового передового строя для всего человечества. Человечество должно взять в общественную собственность весь этот хозяйственный механизм как целое, не идя исторически вспять, не раздробляя его вновь на отдельные национальные "механизмики". То, что составляет основу современной мощи и производительности капитализма, должно неразрушимо перейти в руки объединённого человечества.

     Таким образом, хотя социалистические революции начинаются, совершаются и побеждают первоначально в отдельных странах, то, что называется социалистической революцией в полном значении этого понятия, является единым мировым процессом. Революционеры отдельной страны должны рассматривать свою борьбу лишь как часть этого общего процесса, работать на победу всего процесса в целом, ясно сознавая, что часть не может полно победить в отрыве от целого. Необходимость революционного интернационализма вытекает не только из моральных соображений взаимопомощи и сочувствия, но и из объективной невозможности победить иным, неинтернационалистским, путём.

    "Мы должны иметь в виду, - писал Че Гевара, - что империализм - это мировая система и что надо победить его в конфронтации мирового масштаба."

                - - - -

            Путь к такому всеобщему, мировому революционному преобразованию, как показывает опыт всего ХХ века, лежит не только через отдельные непосредственно социалистические революции. Это только одна сторона вопроса. Путь этот лежит и через революции, не являющиеся непосредственно социалистическими.

     Империализм, угнетая человечество всего мира, перекладывая на мировую периферию главную часть общекапиталистических отрицательностей, порождает там борьбу, независимо от того, готово ли то или иное периферийное общество к непосредственно социалистической революции.

     Современный марксизм должен поэтому ввести новый термин, - антиимпериалистические революции, - и изучить их природу, их отличие от непосредственно социалистических революций, понять пути их осуществления,  осознать их значение для общемировой социалистической революции и, наконец, выработать принципы их соединения с непосредственно социалистическими революциями в общей борьбе.
   
     Местным марксистам борющейся периферии недостаточно повторять заученные книжные положения классического марксизма. Им нужно выработать идеологию, марксистскую по сути, но национальную по форме, и претворить её в ту конкретную стратегию и тактику, которая соответствует специфике данного региона. История последних десятилетий очень богата примерами, когда местные коммунистические партии, оставаясь на книжных, догматических позициях, не только теряли связь с борющимися массами, но и объективно становились препятствием антиимпериалистическим революциям и нередко вполне заслуженно были репрессируемы антиимпериалистическими массами.

            Остающаяся ещё от прошлых представлений идея о близости и первостепенности революций в развитых капиталистических центрах должна измениться под влиянием очевидной реальности. Более близкой и первостепенной становится борьба не в развитых центрах, а в угнетаемых империализмом регионах.
   
     Это совсем не означает, что революционное развитие в ведущих капиталистических странах временно остановилось. Это означало только то, что настоятельно назрела необходимость пересмотреть прежние представления, сложившиеся на базе доимпериалистического капитализма.
   
     Недоработка в этом вопросе мешает многим увидеть, что для социалистических революций в капиталистических центрах мало очередных кризисных колебаний в капиталистической экономике, что о таких революциях может идти речь только после достаточно далёкого продвижения периферийного антиимпериалистического революционного процесса в слабых странах, который, таким образом, имеет на данном этапе не вспомогательное, а решающее значение.

     Жизнь требует правильно понять новое взаимное соотношение революционного развития в центрах мирового капитализма и в его периферии. Жизнь требует внесения в общую теорию необходимых новаций, отказа от слепого повторения заученных положений, но при этом не впадая ни в левацкий авантюризм, ни в ревизию марксизма.
   
     Необходимо на новой стадии истории предложить целостную, простую и понятную модель современного мира, как это было сделано основоположниками марксизма в ХIХ-ом веке. Только на основе такой модели, такой теоретической системы можно обеспечить прорыв к массам и центров и периферии, оказаться понятым и принятым ими, а не остаться вымуштрованными догматиками, не получающими отклика у масс.

     Такая огромная задача в полной мере может выполниться лишь коллективной мыслью революционеров всего революционного движения мира.

           В заключение хочется повторить несомненно правильную мысль, высказываемую в современном марксистском движении, что ХХ век был объективно лишь "генеральной репетицией" всемирной схватки с капитализмом и империализмом и что решающие мировые изменения связаны с веком настоящим.

( mvm88mvm@mail.ru )