На работе у меня был хороший приятель. Назову его условно Андрей. Он был моложе меня на несколько лет. Нас что-то роднило: одинаково трудное послевоенное время, потеря отцов на войне, и, конечно, работа. О давно прошедшем старались не говорить. Я для него был хорошим слушателем, он доверял мне сокровенное то, что даже не рассказывал в своей семье. Я, действительно, мог терпеливо выслушивать людей, и они ко мне тянулись. Позже он назвал меня лучшим психотерапевтом. В Андрее мне нравился его ум, порядочность, обязательность, умение логически рассуждать. Я заметил, что его что-то волнует, он старается не показать вида, даже мне, но это давалось ему с трудом.
Однажды, он попросил меня пройтись пешком после работы. Я согласился. По дороге он разоткровенничался, давно хотел поговорить со мной, но не мог решиться. Он рассказал мне, что у него много болезней, которые мучают и пугают его. Всё это довело его до невроза и частым депрессиям. Он лечится в
, пьёт много лекарств, а толку никакого, одни только изнуряющие побочные явления. Я посоветовал ему лечь в психоневрологическую больницу, слышал, там за месяц могут при современном лечении, поставить на ноги. Он жутко не хотел, тем более, что у нас предвзято относятся к таким больницам. Вскоре узнал, что он вынужден был лечь в больницу. В первый же выходной посетил его (в дальнейшем посещал его часто). Выглядел он удручающе. На лице маска, как у театрального трагика. Я чувствовал, что он рад моему приходу, но маска на лице не разглаживалась, как будто вырезана на камне. Андрей рассказал мне многое. Что вынужден был лечь в больницу в связи с жестоким приступом депрессии. С детства был мнительный (в больнице поставили диагноз невроз и добавили: тревожномнительная личность), хотя рос нормальным, жизнерадостным человеком, был душой кампаний. Успешно окончил институт, имел успех у женщин. Женился по любви на красивой студентке. У них родилась дочь. Любил свою семью и делал всё, чтобы ей жилось хорошо. Болел, как и все его сверстники и особо не придавал этому значение.
Как-то сделал не сложную операцию, на которую стоял в очереди четыре месяца. Отнёсся к ней спокойно. На следующую операцию решился уже с легким чувством тревоги. Но всё обошлось нормально, и уже через 11 дней он отправился на речку. Ходить было трудно. Длинный свежий, синий рубец, как бы, не давал выпрямиться. Но он даже купался, а потом, в стороне от чужих взглядов, сушил на солнце рубец. Позже он перенес ещё две мелкие операции в поликлинике, после которых уходил домой. Правда, они заживали долго и болезненно. Когда настала очередь следующей операции, он здорово волновался, долго упирался, но деваться некуда. Рана заживала долго, больше года, требовала ежедневных неприятных домашних процедур. У него появились первые признаки депрессии. Стал бояться походов в поликлинику. Высиживание часами перед кабинетом врача. Раздражали больные, проскакивающие без очереди или приведённые другими врачами. Врачи пугали самыми неприятными диагнозами с жуткими последствиями. А болезней меньше не становилось. Появились тревога, тоска, страх перед болезнями. Работать стало трудно, тем более в должности с частыми командировками. Жизнь потеряла всякий интерес. Стал ходить по экстрасенсам, бабкам, знахарям. Каких только экспериментов над ним не производили, но, ни что не помогало. Так он попал в психиотрическуюю больницу в отделение неврозов. Порядки в отделении строгие: днём на кровати не лежать, без ведома медсестры из отделения не выходить, все электроприборы закрыты. Правда, в холле чистота. Кругом цветы, кресла, диваны, аквариум, цветной телевизор, настольный теннис, а вечером танцы. Таблетками кормили, три раза вдень жменями. Медсестра сидела за столом с журналом, а больные стояли к ней в очереди. Она по журналу давала больному, положенную ему горсть таблеток, а он тут же из крана наливал в мензурку воду и с ней выпивал таблетки под присмотром медсестры. Кроме таблеток, была физиотерапия, физкультура, дневной сон под речёвки врача – гипнотизёра. Благодаря такому усиленному лечению Андрей почувствовал себя лучше и поверил в выздоровление. И, когда при осмотре, невропатолог сказал ему: «Вы вылечитесь благодаря своему общительному характеру». Он с удивлением подумал: «Какие могут быть сомнения? Несомненно, вылечусь». Он стал читать, смотреть телевизор, играть в шахматы, ходить на прогулки, как он говорил мне, - нарезать круги по территории больницы. С удовольствием занимался трудотерапией. Собирал с помощью отвёртки из готовых деталей вилки, розетки, выключатели. А однажды я пришёл и застал его за игрой в настольный теннис. Я был рад за его успехи в лечении.
Спустя месяц после начала лечения Андрею разрешили съездить домой на выходные. Выписали командировку, и дали целую кучу таблеток на два дня. Автобус подошёл к остановке переполненный. Он втиснулся в него и оказался зажат между людьми. По дороге почувствовал какое-то непонятное волнение, подумал, что это из-за тесноты. Дома два дня не выходил на улицу, что бы избежать расспросов соседей. Поездка домой не оправдала его ожиданий. Впервые столкнулся с фобией. В больнице узнал, что их много и все разные. С ним лечилась девушка от страха глотать, она боялась подавиться во время еды. Парень внушил себе, что у него болит сердце, боялся перейти улицу. Анализы и ЭКГ показали, что у него обсалютно здоровое сердце. Другой парень чувствовал боли в почках, хотя с почками у него было всё нормально.
Лечили Андрея долго: лег в больницу – деревья стояли с листвой, выписался – земля была укрыта снегом. После первого рабочего дня решили с ним пройтись пешком. По дороге я спросил у него, как прошел день и как вообще он себя чувствует. Он ответил, что неловко себя чувствует при сотрудниках, за то, что побывал в психушке. День прошёл волнительно. Чувствует себя лучше, но тревога не прошла, появились новые неприятные ощущения: плохо засыпает и обязательно при горящем ночнике, не от боязни темноты, а для ощущения светлого дня (днём легче засыпает). Неприятно чувствует себя в автобусе и поэтому боится командировок. После этого разговора я попросил начальника не посылать Андрея некоторое время в командировки. Начальник пошёл навстречу. Через месяц он сам решил поехать в командировку. Ему дали напарника. Позже он рассказывал, что было трудно, плохо спал из-за шумных соседей в соседнем номере. Но задание по командировке выполнил и был доволен, что одержал маленькую победу над собой. Он признался мне, что дома спит в идеальных условия, один в комнате, с берушами в ушах. Если долго не может заснуть, начинает паниковать, доходит до слёз, один раз разорвал на себе майку, несколько раз разбил чашку с водой, которую жена подала ему, чтобы успокоился. Он ещё сказал, что психотерапевты не представляют, какие муки испытывают их больные, понять может только прошедший через это.
Андрей продолжал работать, но ему становилось хуже. Лечился в психдиспансере, побывал у всех светил города, провёл курс иглоукалывания. Ничто не помогало. Ждал лета. Думал, летом ему будет легче. Я обратил внимание, что в обед он куда-то исчезает. Спросил у него. Он ответил, что нашёл в глубине соседнего двора скамейку, где его никто не видит и даёт волю слезам. Потом с трудом приходит в порядок, чтобы доработать до конца дня. В автобусе, чтобы ни упасть, виснет на руке, держась за поручень, при этом старается разгладить мышцы на лице, и скрыть своё тяжёлое состояние. На работе тоже старается не показать вида. Но я видел, что ему тяжело, думаю, и сотрудники заметили.
Наконец, он вынужден был попросить начальника, перевести его на низшую должность, там и ответственности меньше и командировок. Но состояние здоровья продолжало ухудшаться. Однажды ему было так плохо, что жена вынуждена была срочно на такси отвезти его в больницу. Там она уговорила главного врача положить мужа на лечение. В приемном отделении ему пришлось ждать четыре мучительных часа. Он мне рассказывал, что эти часы снятся ему в кошмарных снах. Когда, наконец, попал в свою палату, ему сделали укол, и он проспал до утра.
Утром, проснувшись, первым делом подумал о своём печальном положении: снова в психушке, надежды выкарабкаться не осталось. Лечащий врач долго беседовал с Андреем. Пытался убедить, что не всё ещё потеряно, надо взять себя в руки, не надеяться только на лекарства. Андрей уже не переносил этого выражение и спросил: «Где взять силы, что бы взять себя в руки? Вы бы подсказали рецепт». – Каждый больной делает это по своему, как каждая хозяйка готовит щи по своему, - сказал врач. – Но все хозяйки готовят именно щи, а не разные супы, - ответил Андрей. Но врач знал только медикоментозное лечение и назначил ему инсулиновые уколы, притом доза инсулина каждый день увеличивалась, чтобы довести до комы. После укола сердце начинало бешено колотиться, пульс доходил до 200 ударов в минуту. Андрей испугался, что может и не выйти из комы и отказался от дальнейшего, как ему показалось, варварского лечения инсулином.
Появились мысли о суициде. Перебрал в голове все способы, ни на чём не остановился, и стало страшно, до чего он дошёл. Однажды стоял на балконе 9-го этажа и представил, как он бросится вниз: «А вдруг не разобьюсь насмерть, а останусь живым инвалидом»? Подумал о жене, каково ей будет, когда увидит его такого. Были мысли снова начать курение, брошенное с огромным трудом десять лет назад, или заняться наркотиками. Но удалось воздержаться от этого.
Прошёл месяц лечения, ему стало лучше. Как-то в жаркий день медсестра собрала группу «надёжных» больных и повела их на реку. В эту группу попал Андрей. Он ещё подумал: «Как это она решилась на такой поступок? Может найтись больной, который захочет свести счёты с жизнью в реке». Когда Андрей зашёл в реку, мелькнула мысль: «Может попробовать»? Он отплыл подальше от купающихся, нырнул, и стал погружаться на глубину. Вдруг, что-то остановило его, и на последнем дыхании вытолкнуло на поверхность воды. Один больной, наблюдавший за ним, подплыл и спросил, - «Что не смог? Я для себя нашёл выход. Выйду отсюда, и, если снова повторится, уеду в горы и там сброшусь со скалы. Жена с дочкой поплачут и, в конце концов, успокоятся. А я отмучаюсь и они со мной». Андрей, приходя в себя, после пережитого, подумал: «Какая коварная болезнь? Молодой, здоровый, красивый парень не хочет жить».
Вышёл Андрей из больницы, и потянулись для него серые дни полные тревоги, тоски. Надо было жить и работать. Продолжал лечиться у врачей, посещал светил и экстрасенсов, глотал таблетки, от которых его то в сон тянет, то наоборот возбуждаешься, а то и аллергия, и много других побочных неприятностей. Летом его выручала дача, приезжал на дачу и полчаса приходил в себя, потом начинал работать, сначала с трудом, потом расходился, и становилось лучше, порой чувствовал себя нормально. Все постройки на даче, даже домик, сделал собственными руками. Помогал жене по огороду. Проложил трубы по всему участку для удобства полива. Занимался с внуками. Я бывал у Андрея на даче. Видел, что всё сделано добротно, заботливыми руками. Его радовало море цветов, выращенных женой. Андрей боролся сам с собой и радовался, когда одерживал победу. Он рассказал мне, как учился ночевать на даче один (боялся приступа и страха одиночества). Перед сном развёл костёр и сидел возле него. Он любил разводить костры - в молодости занимался туризмом . Потом пришёл на огонёк соседский мальчик, с ним Андрею было веселей. Когда ложился спать, почувствовал тревогу, выпил своих таблеток, и заснул при свете ночника. Утром проснулся с чувством победы.
Зимой Андрей похоронил маму. Тяжело перенёс потерю любимой мамы.
Как то он попал к другому психотерапевту – мужчине. Врач долго беседовал с ним о его болезни и просто о жизни. Андрею показалось, что о болезни он говорил резко, не щадя его нервы. Это был первый психотерапевт, который смог повлиять на него. Он отменил все лекарства, назначенные предыдущим врачом. Выписал новые. Заставил Андрея посещать его каждую неделю, потом некоторое время - через две недели, и, наконец, - через месяц. Это продолжалось год. В течение этого времени он менял назначения, пока Андрей не почувствовал себя лучше. Тогда он оставил последнее назначение. Прошло время, состояние здоровья Андрея продолжало улучшаться и, наверное, достигло своего пика. Врач предложил постепенно уменьшать дозу. Сначала Андрей делил таблетки на две части и пил их несколько недель, потом на четыре, дошёл до одной шестнадцатой, раскладывал их по пакетикам. Так прошёл ещё один год. Со страхом закончил пить таблетки. Некоторые он пьёт не регулярно всё время. Андрей был очень благодарен врачу, который облегчил его жизнь, и хотел бы лечиться у него всё время. Но его повысили в должности, назначили заведовать отделением дневного стационара. Андрей попросился к нему на дневной стационар, но врач отказал ему.
Состояние Андрея было сносное, он понял, что врачи его уже не улучшат, и с этим ему придётся мириться до конца жизни. Отказался от услуг психдиспансера. Работать он мог, и нужно было. Начальник предложил ему вернуться к своей прежней должности, так как работник и человек он был хороший.
Я ушёл на пенсию раньше Андрея. Как-то встретил его. Он был рад встрече. Предложил ему посидеть и поболтать в кафе. За кружкой пива он начал мне рассказывать про свою жизнь. От болезни не избавился, она как бы притаилась и проявляется при любых раздражителях, когда беспокоят другие болезни и надо идти к врачу, когда ждёшь результатов анализов, как приговор судьи. Особенно бывает тяжело осенью. Перенес ещё две операции на глазах. Живёт на таблетках, делает зарядку. В общем борется. Говорил, что сильно изменился характер. Из весёлого жизнерадостного превратился в обидчивого зануду, злого и в тоже время сентиментального человека. Друзей не осталось. С трудом доработал до пенсии и сразу ушёл с работы, А ведь работу свою любил и последнее время хорошо платили. Живут с женой на пенсии. Единственная отрада это внуки и дача. На даче были у него два друга. Они знали про его необычную болезнь, помогали по даче, и в шутку называли его «невротиком». С ними он беседовал, иногда выпивали. Потом оба продали дачи. А Андрей остался один, не с кем даже поговорить.
Мы расстались тепло и обменялись телефонами.