На станцию Челгаши, с которой предстояло отгружать солому, поезд пришел ранним утром. А после обеда автобус увез меня в совхоз. Своих рабочих я нашел в здании бывшего обувного магазина. Выяснилось, что пресс сломался на второй день после отъезда провожатого. Запчасти к нему найти никто не удосужился и бригада «загорала» уже почти две недели.
Отсутствие дела у славянских народов иногда сопровождается большими тратами духовных и матерьяльных сил и средств. Так было и у наших. От вынужденного безделья мужики проявили не малый интерес к торговым точкам и скоро пропились так, что перед моим приездом люди бедствовали перебиваясь едва ли не с хлеба на воду. Уже кто-то предлагал ехать домой в кузове летучки, собрав на дорогу остатки топлива и провианта.
Какова же была радость этих людей, когда я достал из сумки ведомость, а из штанов выпотрошил пачку фиолетовых купюр.
Следующий день никаких результатов с ремонтом пресса не принес. Сломанную вязальную иглу для него найти не удалось. На районной базе снабжения тоже ничего не пообещали. Ситуация – хуже некуда.
И тут меня выручи наш сосед – Боря. Он жил в нашем обиталище. Занимал каморку у входа в покои. Летом пас скот. Зимой работал сторожем. Где-то в Башкирии у него была семья. Но в силу каких-то обстоятельств он был здесь.
Приют наш состоял из огромной комнаты, где стояло полтора десятка кроватей, а по средине ее обеденный стол. На четырех окнах висели мощные решетки, каждый прут которых наверное был толще большого пальца здорового мужика. Не жилье, а гауптвахта какая-то.
От входа до большой комнаты шел коридор, по обе стороны которого были отдельные комнаты. В одной из них проживали муж с женой – наши рабочие, другую комнату занимал Боря. На дверях его каморки почти все время висел замок. Человек он был тихий. Незаметный. И потому никто не обращал внимания, когда он приходил или уходил. Говорил он неторопливо, односложно, простуженным голосом.
Вечером, Когда я писал какие-то бумаги, Боря подсел ко мне и проговорил:
– Слушай, начальник, можно иглу достать. –
– Где, – оживился я неожиданному спасению.
– Где, не спрашивай. Деньги давай. –
– Много? –
– Сто … – через короткую паузу просипел Боря.
Я на короткое время задумался. Ну, ясно, что не пятаков.
– Дешевле нигде не найдешь… – напомнил Боря.
– Дай подумать. –
Попросил я его и стал лихорадочно соображать – как поступить, а Боря сидел рядом и не мешал. Сто рублей – это больше половины моей месячной зарплаты. Если вычтут за самовольство, то мало не покажется. Но и один день простоя бригады только по зарплате, больше этой суммы. А убытки от бескормицы… тысячи рублей.
Я повернулся к нему и, почти как он, выдохнул:
– Хорошо. –
– Гони таньга… – снова просипел Боря.
Я положил на стол четыре четвертные.
– Завтра… –
Шагнул в темный коридор и словно растворился в нем.
Утром, когда я открыл глаза – на столе лежала вязальная игла, самая незаменимая деталь.
К обеду пресс был собран и отрегулирован. Пообедав, мы всем табором двинулись в степь, готовить солому. Истосковавшиеся по работе люди, трудились весело и споро. До вечера в штабеле лежало более трех сотен кип.