Шупеня рассказ

Тамара Пакулова
 

 
 ***

Эта неугомонная и странная женщина впервые серьёзно заболела в семьдесят пять.
Она лежала одна в старом родительском доме на той же кровати, на которой когда-то поочередно отошли в мир иной отец, а потом и мать.
Я работала в соцзащите, поэтому пришлось навестить больную. Шупеня не была моей подопечной. Просто обслуживающий её соцработник отказалась идти к больной одинокой Вере Ивановне Шупенюк, не объяснив причины.
Все в селе эту женщину звали сначала Верка, потом Верка-газета, а позже — Шупеня.
Больная и одинокая, Шупеня меня, совершенно постороннего человека, выбрала для рассказа о своей жизни. В течение недели я навещала больную. Шупеня рассказывала о себе. Я ничего не уточняла, не переспрашивала, просто слушала, а ещё — невольно вспоминала, что говорили об этой женщине односельчане.

***

Шупеня поменяла много профессий на жизненном пути, постоянно переезжала, угомонилась годам к пятидесяти и, наконец, осела в родительском доме, на малой родине, в небольшом селе.
Село раскинулось среди живописной равнины, окаймленной смешанным лесом. Через село протекала говорливая речка, неширокая, но глубокая, порожистая.
Когда-то  на этих землях располагался  колхоз. Почти всё население занималось сельским хозяйством. Богато не жили, но и не бедствовали.
Верка испробовала себя во всех мыслимых на селе профессиях: доила коров на ферме, помогала отцу в бригаде на выездных покосах, работала птичницей.
Позже пристроилась на почту разносить письма и газеты.
Всё бы ничего с Веркиным желанием  менять профессии в поисках лучшей доли, если бы не странные поступки, калечащие и судьбы людей, да и её собственную жизнь.

***

В юности  высокая, довольно симпатичная деревенская девушка с  густыми светлыми волосами нравилась многим парням. У неё были зеленоватые с чертовщинкой глаза, крепкие белые зубы и улыбчивые губы. Верка носила длинные платья, хорошо скрывавшие сильные, но ужасно кривые и толстые ноги.
Верка не печалилась из-за некрасивых ног, парни этого тоже не замечали. Их привлекала высокая грудь и смешливость. Смеялась Верка часто и без причины. Парни сами со смеху покатывались, глядя на неё. А между собой шутили: «Верке палец покажи — обхохочется!»
К концу восьмого класса Верка вынуждена была уйти из школы, потому что оказалась беременной.
Случилось всё в августе, когда школьники старших классов ездили в соседний колхоз убирать капустное поле. Верка задержалась на озере, куда после работы бегали купаться гурьбой.
 Она сидела на берегу озера, бездумно уставившись на воду, прислушивалась к шорохам в камышах, вдыхала влажный воздух, пахнущий знакомыми травами, приближающейся осенью и вдруг услышала:
— Девушка, а не хотите на островок прокатиться?
Слева, совсем неслышно, подплыла лодочка, а в ней — молодой мужчина при бородке и усах.
— Хочу! — незамедлительно ответила Верка и, засмеявшись, прыгнула в лодку.
Через несколько минут лодка причалили к маленькому островку, утопающему в камышах.
Незнакомец протянул девушке руку, помогая выбраться на берег, представился:
— Константин, — и добавил: Ах, какая тут у вас экзотика! А  как вас звать-величать, милая красавица?
Верка сроду ещё не знакомилась ни с кем из мужчин, но видела однажды в кино, как женщины подавали руку при знакомстве и называли имя.
— Верой меня называют, — и протянула руку, безвольную, сразу вспотевшую. А про себя повторила красивое незнакомое слово: «Экзотика».
Константин провёл девушку вглубь островка и галантно усадил на расстеленный дождевик. Из лодки  достал сумку с уловом.
— Люблю ваше  Камышовое озеро, Верочка! Маленькое, а рыбка водится... — сказал он.
Верка тоже любила озеро за шуршащие камыши, покойную воду и парочку журавлей, обитающих неподалёку.
В густом кустарнике скрывался шалаш. Отыскался котелок.
Константин раздул нагоревшие угли, запалил костёр и быстро сварил уху, задавая  несложные вопросики о жизни Верки.
Та рассказала о себе, о том, что в семье ещё двое младших. Отец трудится в колхозе разнорабочим, мать сидит дома с ребятишками.
Не упомянула Верка только о своём возрасте. Рядом с взрослым Константином хотелось выглядеть взрослой, самостоятельной девушкой, благо -  внешне выглядела года на три старше своих шестнадцати. 
Константин предложил выпить за знакомство:
— Чуть-чуть, чтобы согреться, — и плеснул в кружку какой-то напиток.
Верка никогда в жизни не пробовала спиртного. Отец не пил. Она не почувствовала никакой угрозы. Очарованная случайным знакомым, как под гипнозом, опрокинула предложенную жидкость в рот. Захлебнувшись, закашляла. Константин хлопал ладонями по спине и смеялся.
Затем он принёс воды из озера, заставил выпить несколько глотков и побрызгал в разгорячённое лицо девушки, приговаривая:
— Сейчас тебе будет хорошо-хорошо.
И, действительно, Верке стало хорошо.
 Тело стало лёгким и радостным. Глаза Константина искрились улыбкой. Он показался ей в те минуты добрым дядюшкой.
Из котелка ели уху.

Константин снова наливал. Верка пила и уже не задыхалась, а только хохотала, откидывая назад голову, показывая крепкие, белые зубы.
Константин смешил забавными историями, подкладывал хворост в костёр. А когда костёр погас, повёл Верку в шалаш.
Потом Верка плохо помнит, что было. Боль пронзила тело, сильные мужские руки крепко сжимали её, мяли упругие груди.
Затем она куда-то плыла, а над головой качалось небо.  Голова кружилась, и звёзды кружились, и она провалилась в  пьяную темноту. 

***

Проснулась Верка от холода на берегу озера со стороны села.
Солнце задержалось. Накрапывал дождь. Сквозь кисею дождя Верка пыталась увидеть дымок от костра или лодку, но островок был пуст.
Так же  пусто было на душе у Верки. Болело всё тело, голова, ныло в низу живота.
Верка поднялась и пошла в остывшую за ночь воду озера.
Кое-как помывшись и прибрав разлохматившиеся волосы, Верка побрела в летний лагерь, где спокойно досматривали сны школьные подружки. Пробравшись на своё место, Верка закуталась в одеяло, но заснуть не смогла. Её долго трясло в ознобе, бросало в жар.
Подружка спросила:
— Ты чё так поздно пришла?
Не получив ответа и вглядевшись в Верку, у которой под глазами были синяки, подружка поинтересовалась:
— Заболела что ли?
— Угу! — буркнула Верка и закрыла глаза.
С утра она не пошла на капустное поле, а ближе к вечеру отпросилась домой, сославшись на нездоровье.
О случившемся Верка никому не рассказала. Всё, что случилось вечером на озере, произошло вроде бы и не с ней.
Через некоторое время Верка попыталась расспросить у девчонок из соседнего села о приезжавших рыбаках. Девчонки говорили, что на озеро часто приезжают мужики из города, но они никого не знают.
Не хотелось Верке об этом вспоминать, а пришлось. Через некоторое время она почувствовала в себе жизнь своего ребёнка.
Мать поздно заметила беременность дочери, замотанная работой.
Верка была крупная, много ела, и мать насторожилась только, когда Верка отказалась ходить с ней в баню.
Мать выспрашивала, от кого забрюхатела дочь, но Верка молчала, а по ночам плакала в подушку. Звонкий Веркин смех исчез. Она смотрела заплаканными глазами на родных и часто не понимала, что говорит мать или младшие братья.
Верка никуда не выходила из дома, а к маю, в домашней  бане  родила мальчика.
Назвала сына, здорового краснощёкого малыша, неслыханным для села именем Роллан.
В селе долго обсуждали эту историю, но поскольку Верка никому ничего не рассказала о встрече с заезжим рыбаком, решили, что она — шалава, и от неё надо держаться подальше. Вот если бы узнали, от кого малец — позубоскалили бы вволю! Имя малыша склоняли и так и эдак, но объяснений не нашли.
«Шалава, одним словом, потому и имя у пацана такое!» — вынесла решение сельская молва.
Верка, кое-как закончив восемь классов в вечерней школе, больше в школу не пошла. Зиму просидела дома, а к лету надо было устраиваться на работу.
Верка пошла на ферму доить коров, оставив двухмесячного сынишку заботам матери.

***

На ферме Верка осталась как-то подменить заболевшую доярку.
Доильные аппараты «Ёлочка» были исправны. Наладчик дядя Степан, хоть и выпивал, но бурёнок жалел -  отлаживал старенькую «Ёлочку» по всем правилам. Коровы не шарахались от аппарата, а продолжали спокойно жевать жвачку, когда умелые руки доярки пристраивали аппарат на коровье вымя.
Верка помогала пожилой доярке тётке Варваре, приглядывалась к работе. Самостоятельно пользовалась доильным агрегатом, поэтому Варвара не стала вызывать сменщицу, положилась на Верку и с вечера уехала в районную больницу лечить разболевшийся зуб.
Верка заверила тётку Варвару, что справится с вечерней дойкой и не проспит утреннюю, что всё будет хорошо.
 Верка давно притягивала к себе многих деревенских парней, которым не терпелось покувыркаться с хохотушкой в стогах далёкой от села фермы.
Самым прытким оказался киномеханик Фёдор. Насмотревшись бесплатно фильмов из кинобудки, он первым в селе стал носить фетровую шляпу пирожком и модные тоненькие усики.
фёдор прослыл умным и выгодным женихом со свободной копеечкой в кармане, потому что и билеты в сельский клуб продавал сам.
Верка уже засыпала, накрутив будильник на три часа ночи на утреннюю дойку.
Намазав лицо и руки сливками, она пошла на лежанку, где в большом матрасе, набитом душистым сеном, шелестели призывные сны.
Фёдор жил в соседях с тёткой Варварой и слышал, как она жаловалась домашним на больной зуб. Мол, мочи нет терпеть. Нужно в район зуб дёргать.
Фёдор понял, что Верка на ферме одна и решил попытать счастья.
Дождавшись темноты, он навострился по просёлочной дороге к молочной ферме.
Как любой местный житель, он хорошо знал устройство незамысловатых  «апартаментов» фермы, в которых отдыхали уставшие за день доярки. Фёдор быстро нашёл лежанку, а на ней  Верку,  пахнущую свежими сливками.
Верка без особых ужимок и отговорок отдалась жадному до любовных утех Фёдору.
Для семнадцатилетней Верки Фёдор оказался вторым мужчиной.
Она и не подозревала, как ждало тело любовных утех, которых  всего единожды попробовала от случайно встреченного мужчины.
Фёдор даже  предположить не мог, какой ненасытной любовницей окажется Верка. Всё, что говорили о ней досужие языки, подтвердилось ночью. Совершенно осовевший от немыслимых ласк, Фёдор после двух часов ночи оставил сладко спящую Верку и по темноте вернулся в село, предвкушая удовольствие от того, как поделится с дружками впечатлениями о проведённой ночи на ферме.
А Верка, уставшая от работы и нечаянно свалившихся любовных ласк, уснула таким богатырским сном, что не слышала ни будильника, ни того, как к рассвету, приученные к дойке коровы, начали мычать, призывая доярку.
 
Самая озорная корова по кличке Машка снесла  рогами ветхую загородку и повела очумевшее без утренней дойки стадо на колхозные луга.
Верка проспала почти до обеда и спала ещё бы, если бы не тётка Варвара, вернувшаяся на ферму.
Ещё издалека доярка услышала мычание вверенного ей стада и увидела сваленный  плетень.
Варвара забежала на ферму и кое-как растолкала разомлевшую ото сна Верку.
Ругая непутёвую помощницу, Варвара побежала собирать стадо.
Верка включилась в гонку за коровами.
К вечеру почти всё стадо собрали. К поимке коров подключились механизаторы и колхозная детвора.
Бурёнок подоили. Коровы мало-помалу успокоились и улеглись в привычном месте.
Раскрасневшаяся, с всклокоченными волосами, Верка уселась за стол и услышала столько «лестных отзывов»  и «ласковых» слов от Варвары и от подоспевшего председателя колхоза, что впору было умереть от стыда и обиды на себя, на Фёдора, на всю свою маленькую, но уже такую беспутную жизнь.
Варвару лишили трудодней, Верку с фермы выгнали за нерадивость, председателя колхоза наказали по партийной линии за потерю двух дойных коров.
Коров отыскали дней через пять далеко в лесу. Молоко у них перегорело. Коров пришлось забить на мясо.
Варвара при встрече с Веркой переходила на другую сторону улицы, а председатель грозил кулаком и обещал засудить.
Ещё тошнее жизнь Верке показалась, когда дошли рассказы Фёдора о том, как принимала его Верка на ферме, какие у неё пышные формы и какая она «на всё согласная»...
Дома доставала разносами мать. Отец уехал на дальние покосы, чтобы не слышать намёков мужиков о непутёвой дочери.

***

Всё проходит, и эта история постепенно забылась.
Кто-то из деревенских парней попытался заигрывать с Веркой, но она так дала  кулаком по носу соискателя, что всю охотку отбила.
Верка занималась хозяйством по дому, ухаживала за скотиной, приглядывала за младшими братьями.
На Роллана внимания почти не обращала. Покормив, укладывала в люльку и больше любила младшего братишку, чем собственного сына.
Когда Роллан подрос, бегал за бабушкой, ласкался к ней, а мать называл  по имени.
Сынишке исполнилось два года. Верка решила уехать в город, где можно было найти работу и жильё. Заботу о Роллане — в семье его звали Ролем — родители взяли на себя.
В городе она устроилась на «мяску», так называли местный мясокомбинат.
Сразу дали место в общежитии, и началась городская полоса Веркиной жизни.

***

У Верки появилась трудовая книжка, куда вписали первую настоящую специальность: «Помощница по упаковке в меланжевый цех».
В меланжевом били и сушили куриные яйца, превращая белки и желтки в порошок.
Многие новые знакомые женщины и девчонки были из соседних деревень, поэтому для них провели экскурсию по нескольким цехам мясокомбината, рассказывая про разные аппараты и показывая продукцию.
Продукцию можно было пробовать. Всем понравились колбаса и пирожки с ливером.
В комнате общежития на четверых Верка выбрала кровать у окна. Выдали белые простыни, подушку и шерстяное покрывало.
Девчонки чувствовали себя в первые дни королевами. На работе вдоволь наедались и колбасой, и жареной на огромном противне яичницей, и пирожками.
Работа была несложная, но ужасно монотонная -  весь день разбивали о специальный нож куриные яйца.
Многие притерпелись, а Верка сразу решила, что работать здесь долго не будет. Её тянуло на улицу, в город, в городской парк, где по вечерам гремела музыка и кружились пары. Верка снова научилась смеяться, но смех был короткий, натужный, отдававший фальшью.
Девчонку с крупными, аппетитными формами быстро заприметили, и совсем скоро Верка оказалась в невестах.
Плечистый, рукастый Иван из убойного цеха - в цехе забивали на мясо крупный рогатый скот -  на вторую неделю знакомства предложил Верке выйти за него.
Иван жил в городе в маленькой квартирке с больной матерью и младшей сестрой.
Верка почему-то сразу согласилась и, забрав немудрящие вещички, перебралась к Ивану.
Пришлось ухаживать за больной свекровью, ходить в магазины за покупками, слушать болтовню младшей сестрёнки Ивана. Такая жизнь быстро наскучила. Верка и сама не понимала, чего хочет.
Через месяц-другой, ничего не объяснив Ивану, она сбежала в колхоз.
    
***

Мать глянула на Верку и ахнула:
— Никак, опять беременная?
— Ага! — с вызовом ответила дочь, и через полгода родила девчонку, дав ей ещё более непонятное для деревни имя — Агнессия.
Летом Верка работала с отцом в бригаде сенозаготовителей на далёких лугах. Мужики к молодой женщине не приставали. Отец ни днём, ни ночью не спускал с дочери глаз.
Долгой зимой работы в колхозе было мало, и Верка пристрастилась к чтению. Она почти каждый день ходила в сельскую библиотеку и брала читать всё, что стояло на полках:  романы иностранных авторов, классику. Прочитала «Анну Каренину», всего Тургенева, стихи Некрасова, дольше продержала у себя маленькие повести Пушкина.
Верка коротко постриглась, стала надевать юбки и блузки вместо длинных деревенских платьев.
Агнессу и Роля растила бабушка с дедом. Верка, изредка лаская дочку, к  Роллану  оставалась равнодушной.
Часто хмурая, чем-то недовольная, Верка в селе ни с кем не общалась, ни разу не вспомнила об Иване и не пожалела, что рассталась с городской жизнью.

***

Вскоре в селе подвернулась работа почтальонки. Верку взяли, потому что на такую работу сильно никто не рвался. О её несуразном поведении на ферме давно забыли.
На почтовой работе Верке ожила -  болтала со всеми сельскими кумушками, снова смеялась и принимала заигрывания парней. На почте ей приклеили кличку «Газета».
— Вон, Газета известия на хвосте принесла!
Верка-газета, казалось, знала все новости не только своего колхоза, но и всего района, поэтому жители, прежде чем прочитать районную газетёнку с оптимистическим названием «Вперёд», расспрашивали почтальонку. Правда, Верка обычно привирала и добавляла от себя, но её слушали.
Газета могла болтать с кем угодно и по какому угодно поводу целыми часами. Часто за эту болтовню, смахивающую на сплетни, Верке попадало от отчаянных сельских бабёнок. Но Верка, отбрехавшись от своей причастности к одной сплетне, скоро оказывалась в центре какой-нибудь новой истории.
Что повлияло на прорезавшуюся болтливость в Верке? То ли бессистемно прочитанные книги, то ли недолгая городская жизнь и обретение за столь короткое время уже двух детей. А, возможно, судьба у неё такая была на небесах прописана.
Верка-газета всегда умела найти себе приключения.
На почте она проработала не больше года.
Однажды Верка не успела разнести почту до ночи, пересказывая новости района и сплетни кумушек.
Она забрала сумку с письмами, газетами и почтовыми уведомлениями домой, вместо того, чтобы занести на охраняемую почту и положить в шкаф.
На дворе стоял ноябрь.
Верка переходила по мосту через бурную речушку, готовящуюся к зиме. Остановилась, засмотревшись на тёмную воду, сняла варежки, чтобы потереть закоченевшие руки. Сумка соскользнула с плеча и булькнула в воду.
Верка закричала и готова была прыгнуть вслед, но поняла, что сумку не найдёт и сама утопнет.
Бросилась к участковому, но пока добежала и сумбурно пересказала историю, прошло около получаса.
Совсем стемнело. Участковый развёл руками, но по телефону куда-то сообщил. Нерадивую почтальонку до утра отпустили домой, а утром отвезли в район.
Был суд. Верку не посадили только потому, что на иждивении находились маленькие дети, и не поступило заявлений от потерпевших. Зато начальницу почты уволили с работы и осудили  на два года.
Верка возненавидела жизнь и людей. Казалось, весь мир против неё.
Через месяц после суда Верка собралась и уехала, не сказав ни матери, ни отцу куда.
Детям на Новый год, и то не всегда, Верка присылала дешёвые подарочки. Обратного адреса не было, но по почтовому штемпелю можно было распознать, что  обитает далеко от дома. На новом месте сменила пять или шесть работ, но везде, как она рассказывала, ей не везло.
Роллан, к которому в школе приклеили кличку «ролик», закончил восемь классов и решил ехать на край света, во Владивосток, посмотреть на корабли, поработать на море.
— Хоть кем, — говорил он одноклассникам.
В Роллане тоже проглядывала какая-то несуразица в поступках и поведении.
Дед с бабушкой, желая добра внуку, снабдили его немудрящей суммой на дорогу, уговаривать не стали, чувствовали, что внук не послушает.
Сначала Роллан писал старикам, а потом письма стали приходить всё реже и реже.

***

Только через пятнадцать лет раздобревшая и разодетая Верка появилась у родителей с дочкой по имени Венера. Родители обрадовались и подумали, что Верка остепенилась, нашла семью и работу, но, послушав рассказы о том, как дочка жила, приуныли.
Изменилась Верка внешне, но характер оставался непредсказуемым и заполошным. Верка курила, ругалась матом и была всем и всеми недовольна.
О Роллане она обмолвилась вскользь, и, узнав, что тот уехал во Владивосток, только и сказала:
— Пусть там и живёт, может, папашку своего, рыбака, сыщет!
Агнессия, узнав о приезде матери, домой из школы не пришла, осталась у подружки.
Верка тоже не горела желанием увидеть повзрослевшую дочь. Переночевав в родительском доме, она заявила, что собирается устраивать личную жизнь, поэтому заберёт взрослую Агнессию и Венеру к себе через месяц-другой, а пока просила присмотреть за пятилетней Венерой.
Вечером того же дня она уехала от родителей, оставив дочь Венеру и немного денег. Ни через месяц, ни через год Верка не приехала.

***

Так и выросли девчонки с необычными для села именами у бабушки с дедушкой.
Обе окончили школу, получили образование. Агнессия ездила проводником на поездах дальнего следования и перебралась жить на Украину.
Венера выучилась на зубного техника, вышла замуж и родила дочку, в которой души не чаяла.
Венера оказалась замечательной мамой. Часто приезжала к старикам и радовала подарками. Жила в ста двадцати километрах от родного села, в городе.
Верка, как всегда, не писала, не приезжала, никем не интересовалась.
 
Из Владивостока пришло грустное известие о судьбе Ролика, попавшего в шторм и погибшего во время путины. Он работал на рыболовецком судне.
Сходили в маленькую церквушку, поставили свечку за упокой души Роллана, испекли дома поминальные блины.
Казалось, не было на земле никогда Роллана — неприкаянного мальчишки со смешным и грустным прозвищем Ролик.
Вскоре заболел дед. Он жалел Ролика, всё ждал его в гости и письмо, которое отписали друзья Роллана, доконало старика.
После смерти деда заболела бабушка. Она заговаривалась, не узнавала соседей и внучку. Венера, позвонив дядьям, перебравшимся к тому времени жить на Дальний Восток. Дядья отписались, что приехать не смогут. Прислали денег. Венера решила разыскать свою непутёвую мать.
Забрать к себе в город больную бабушку Венера не могла. Муж не  одобрял поездки жены в деревню.

***

Отыскалась Верка не очень быстро.
Судьбу не устроила. За семнадцать лет, что опять не появлялась в родительском доме, Верка всё-таки вышла официально замуж за такого же бедолагу по фамилии Шупенюк. Муж пил, а потом стал распускать руки. Отчаянная Верка дала сдачи, а после заявила на мужа. Мужу дали 15 суток, но он и там успел с кем-то подраться. Шупенюка посадили на год.  Верка к тому времени ждала ребёнка. Муж в тюрьме скончался от  скоротечного рака, и осталась Верка опять одна с ребёнком на руках.
После рождения  Вениамина она занималась тем, что под руку подвернётся: мыла полы на вокзалах, подрабатывала на очистных сооружениях, успела поработать санитаркой в психбольнице.
Когда Венера разыскала мать, Верка даже обрадовалась. Вспомнила, что есть родительский дом, и её там ждут. Верка бросила жалкие пожитки на съёмной квартире, где жила с Шупенюком, забрала сына и вернулась  в родное село.
Когда постаревшая Верка, одетая в какую-то хламиду и стоптанные сапоги появилась в селе с семенящим рядом мальчишкой, перевязанным платком, понеслись разговоры:
— Верка-газета объявилась! Настоящая бомжиха, а страшная, как атомная война! Опять с ребёнком, незнамо от кого!
Венера отстраненно приняла запоздалые объятья матери и ничего не сказала, кроме: «Спасибо, что появилась».

***

Вениамин был поздним ребёнком. Болезненный, худенький. Мать  повязывала его женским платком, везде таскала за собой.
Через год Вениамин должен был пойти в школу.
Когда мальчик подрос, он стал стесняться матери. Верку все к этому времени называли Шупеней.
Кличка преследовала и Вениамина. Озорные деревенские мальчишки обзывали то веником, то метлой, то Шупеней.
Жили Верка с сыном на пенсию больной бабушки. Шупеня работы не искала. Да и какая работа на селе. В стране началась перестройка, и многие остались без работы.
Через  полгода соседи и Венера помогли похоронить Веркину мать.  Младшие братья Верки приехали  позже, к девятинам.
Агнессия прислала денег и телеграмму-соболезнование. С Украины приехать было не просто.
Поплакав на могиле бабушки, Венера подарила какие-то вещички Вениамину и поспешно уехала.
К матери она больше не приезжала.

***

Вениамин старался учиться. Закончив девять классов, поступил на курсы тепловозников. Жил в соседнем городе в общежитии, недалеко от того района, где начинала свою трудовую биографию мать. К матери приезжал редко, зато сдружился со старшей сестрой Венерой, живущей в этом же городе. Венера втайне от мужа помогала младшему братишке. Шупеня, разузнав адрес сына, стала наведываться, просила денег и жаловалась на  судьбу.

**

Время шло, Шупеня старилась, дети не навещали.
Так пришла беспощадная старость.
Рассказывая о своей жизни, Шупеня не плакала, хотя, казалось временами, раскаивалась в поступках.
Шупеня показала трудовую книжку, в которой всё было испещрено печатями и записями об увольнении по статье и увольнении по собственному желанию.
Вдобавок ко всему вкладыш из трудовой был потерян, как и паспорт с фамилией Шупенюк, и у Верки-Шупени к пенсионному возрасту не оказалось пенсии.
Только к шестидесяти ей выхлопотали добрые люди и паспорт, и социальную пенсию.
Я смотрела на Шупеню и видела неряшливую, неухоженную старуху, родившую когда-то четверых детей, одного из которых уже не было в живых.
У неё выпали зубы, коротко стриженые волосы, выжженные перекисью, поредели до проплешин. Она курила дешёвые папиросы, и от неё дурно пахло. Странным было только то, что Шупеня не научилась выпивать.
Мне она призналась, что первый опыт знакомства со спиртным навсегда отбил охоту к зелью.
Шупеня говорила, что часто снится несчастный Ролик. О дочерях вспоминать не хотела и ругала Вениамина. Предполагала, что отдала ему всю душу.
О своих мужчинах  Шупеня говорила, что они все подлецы и гады.
Я же подумала о Константине, заезжем рыбаке, который, играючи, изломал жизнь наивной деревенской девчонке.
Многое рассказала мне эта больная и всеми забытая женщина.
Я не оправдывала Шупеню, но мне её стало жалко. Взялась за устройство Шупени в дом престарелых.
Размышляя о судьбе этой женщины, я вспомнила библейскую мудрость: «Время разбрасывать камни и время собирать камни».  Для Шупени время собирать камни, видимо, наступило. А вот успеет ли?

Рассказ участвовал в конкурсе К2