Подстанция

   
 Подстанция  на правом берегу реки, на левом Колымская трасса. Если  смотреть от реки слева от подстанции, тубдиспансер, а справа в километрах трех, доживающий свой век поселок. В поселке еще теплилось какое-то сельское производство, но животноводства уже не было. Население бывшие заключенные, освободившиеся после расформирования лагеря, женщины, мужьями им становились, подлечившиеся в тубдиспансере, мужики  тоже после лагеря.
    В совхозе одна машинёшка, правда, я никогда не видел ее, пылящей по той трехкилометровой грунтовке, соединяющей поселок с берегом. Летом это был единственно возможный маршрут совхозного газика. Не было даже милиции, ее представлял  собой, на общественных началах, предпенсионного возраста мужик по фамилии Найман. У него был мотоцикл М72, единственная в поселке лодка,  милицейская фуражка, но без погон и свистка. Найман, казалось, никогда не снимал с головы этот символ власти, наверное, и спал в ней. Зорко  следил он за появлением чужаков в поселке, старался сразу пресечь, могущие возникнуть правонарушения,  исправно докладывал по инстанциям об обстановке на вверенной  ему территории, о поведении поднадзорных. Порой его рвение приводило к неразрешимым недоразумениям. По его сообщениям — работник подстанции постоянно приходит в поселок в ненадлежащем виде, то есть практически обнаженным, или попросту голым, чем вводит в соблазн поселковых женщин и просит руководство сетей применить к работнику подстанции, то бишь ко мне, надлежащие меры  воздействия, руководство и приняло такие меры в виде лишения премии за безаварийную работу, доказывать что-либо обратное было напрасным. Как я говорил, лето выдалось чудесное, не позагорать просто грех, но ведь обычно загорают в плавках (про нудистов в тех краях не знали), в поселок, а тем более в магазин, уважая тамошние нравы, никак не мог заявиться в ненадлежащем виде, дорога, же была безлюдна. На  подходе к поселку я всегда одевался.
    Лодку Найман использовал не для рыбалки, промышлял на переправе. Справа от подстанции, кроме тубдиспансера, начинался автозимник, ведущий на горный участок. Когда строили ЛЭП, я  имел счастье прокатиться по этой двадцатикилометровой стиральной доске.   Люди живые и всегда куда-то им надо — то берег правый нужен им, то берег левый. Cедого паромщика, правда, не было, но был Найман в милицейской фуражке, вполне сходил за паромщика. Благодарность за переправу старался принимать исключительно в жидком виде – спирт, водка, вино, одеколон, лосьон — лишь бы с ног валило. К слову сказать, ни когда я его пьяным не видел. Однажды он и меня перевозил, это было уже после его оперативного сообщения моим начальникам. Я собрался смотаться на танцы, одежда была уже на том берегу, я в одних плавках пришел на берег и  повстречался с Найманом, он был на лодке — поджидал клиентов. Я  конечно ни слова о его выходке, просто спросил
— Перевезешь? 
— А  почему ты в таком виде?   
— Одежда моя в кустах на том берегу, повезешь или нет, а то и без тебя обойдусь? Он видел, что я готов самостоятельно добраться  на другой берег, а для людей, прошедших колымские лагеря, или просто долго проживших на Колыме,  река действительно была врагом потому, что попадали они в нее в крайних ситуациях. Исход таких встреч почти всегда был трагическим. Они стали не понимать, как это можно добровольно плавать в здешних реках. Он  же общественный блюститель правопорядка станет невольным соучастником несчастного случая, которого не предотвратил.   
— Повезу — ответил Найман. 
В лодке же завел разговор о смущаемых мною их бабах сплошь, как и он сам предпенсионного возраста, а мне красивому мальчишечке наверно нет и двадцати. На глазах его аж выступили слезы, так он был расстроен. Пришлось  пригрозить, что выпрыгну из лодки и вплавь доберусь до берега без него. Найман насилу угомонился и благополучно завершил свою миссию паромщика. Ну а я, приодевшись, ловлю попутку и на танцы за тридцать верст от подстанции. Мое согласие работать на подстанции  с условием: звонить только два раза, в восемь утра и четыре часа дня.  Отзвонив в четыре, я перебирался через реку и на танцы, к восьми утра я уже был на посту и рапортовал дежурному инженеру станции.  Не каждую субботу или воскресение ходил я в такие самоволки, а все же ходил, каюсь. 
     Через много лет в этих местах возникнет прииск по моему проекту, возникнет новая жизнь и погибнет в молохе перемен. Только это другая история.