24
По прибытию в полк, меня сразу же выхватил лейтенант Иванов. Меня ждало оформление трибуны на плацу. Прежде всего я сходил в столовую и полюбовался творением своих рук и помощников, которые завершили нашу общую работу. Оформление столовой конечно же впечатлило. Сказочные сюжеты были яркие, запоминающиеся, не знаю, возбуждали они аппетит или нет, но в том, что они создавали хорошее настроение у принимающих пищу, сомнений не было.
Начав работу по оформлению трибуны, пришлось испытать некоторые трудности. Это и дожди не кстати, это и сложность нанесения краски на отвесную стенку трибуны, ну и конечно работа на глазах у начальства. Провозился я недели две, хотя работа по масштабу была несравнима с оформлением столовой. Тем не менее замполит остался доволен, когда я показал ему герб Советского Союза в середине трибуны, а по бокам символы зенитно-ракетных войск и артиллерии. На этом моя карьера художника заканчивалась, так как вышел приказ о демобилизации моего призыва, чему я был несказанно рад, и только замполит сожалел, что теряет художника-оформителя, ведь работы был ещё непочатый край. Я успокоил его тем, что два моих помощника заменят меня сполна, тем более, что служить им ещё предстояло целый год.
После завершения работы по оформлению трибуны, я вновь поступил под начало комбата. Комбат принялся усиленно назначать меня в наряды, в которые я начал ходить чуть ли не через день. Для меня, наряд был неким, связывающим мою свободу неудобством, не более того. Комбат не понимал, что я уже жил как бы в другом измерении, все мысли были заняты предвкушением полной свободы, предвкушением новой, гражданской жизни, о которой я ещё не имел представления, но которая брезжила на горизонте и манила меня предчувствием новизны и счастья. Поэтому я заступал в наряды как на автопилоте - автоматически выполняя обязанности, возлагаемые на меня. За это время я успел нарисовать портрет старшего лейтенанта Никитина, когда мы оказались с ним в наряде по КТП, хотел нарисовать прапорщика Скотского, но он позорно сбежал, заявив, что не выдержит и пяти минут обездвиженного состояния. Не успел я, как ни странно это звучит, оформить себе дембельский альбом. Он пылился у меня в мастерской, фотографии в беспорядке лежали между альбомными листами. Сработала пословица: "Сапожник без сапог..."
В середине октября, в столовую во время ужина прибежал посыльный и сообщил радостную весть, назвав военные округа, к которым каждый из нас был прикреплён, которые этой ночью покидают часть, а попросту - демобилизуются. В их числе прозвучал и мой Дальневосточный Военный Округ. Мы, по дембельской традиции, в последний раз отнесли бачки с посудой в посудомойку, ставя на этом как бы точку на армейской службе. Обычно дембеля у нас уезжали ночью. Их привозили в штаб дивизии, там производился досмотр вещей и внешнего вида демобилизующегося. После этого их отправляли на следующую пересылку, и так до тех пор, пока дембель не прибывал на военный аэродром, с которого он должен был улетать в Союз.
В эту ночь уезжали многие из моих товарищей, среди них был и мой друг, Ваня Сачко. Мы обменивались адресами, писали в записных книжках пожелания, дарили фотографии на память.