Время Нового года начинается, как всем ведомо, на воображаемой линии перемены дат в Тихом океане.
Но для приземления из космоса Деду Морозу на этой линии нужна суша. А ее там нигде нет. Ближайшая – в архипелаге Кирибати: безымянный атолл на пятом градусе южной широты, почти на экваторе.
Каково Деду там в шубе, да к тому же на необитаемом острове?! Ведь люди с новогодними бокалами появлялись там только один раз: встречая Новый год нового тысячелетия... И Дед спешит в другие места.
Однако у нас в Германии и в других христианских странах Новый год – праздник второстепенный. Куда важнее четыре Адвента и Святая ночь.
“Адвент”, по-латыни аdventus, значит прибытие, наступление. Четыре недели предрождественских адвентов – это четыре недели ожидания Светлого праздника рождения младенца Иисуса.
Чтобы в это время точно следовать старинным германским обычаям, надо купить или сплести Adventus-Kranz, венок из еловых или сосновых веточек, и перевить хотя бы одной красной ленточкой. Впрочем, лучше, если их будет четыре: это будут места прикрепления четырех красных свечек, перевитых красными же ленточками.
В каждое оставшееся до Рождества воскресенье, то есть в соответствующий адвент, надо зажигать по одной, чтобы в канун праздника горели все (тут немецкая традиция удивительным образом перекликается с еврейской ханукой, когда в один за другим течение восьми дней зажигают восемь светильников).
Некоторые еще и вешают веночек, разумеется, без свечей, на дверях своего дома. И детям дарят за месяц до Святой ночи особые рождественские календари с пронумерованными окошками. Каждый день нужно открывать створку, прикрывающую окошко, – и взору предстает одна из картинок на тему рождения Спасителя.
И вот приходит ночь 24 декабря – Святая ночь, Weihnacht. Слово высокого стиля Weihe означает освящение, рукоположение в сан, величие, торжественность, так что закрепившееся в русской лексике “Рождество” выглядит не переводом, а приблизительным термином, очень упрощающим мистическую суть происходящего.
Рождество в Германии – праздник семейный. Все должны собраться за праздничным столом и обменяться подарками. А потом вместе съесть коврижку-пряник Lebekuchen, "чудо из муки, сахара и изюма", которое в XVI веке могло достигать длины скамейки.
Именно о Weihnacht, а вовсе не о Новом годе размышлял в 1513 году тридцатилетний профессор Виттенбергского университета Мартин Лютер, будущий великий реформатор христианской религии. Он шел домой после вечерней молитвы в храме, полный восторженного ощущения сути божественной воли, которую всеми силами стремился постигнуть. Из бесконечной глубины темного неба искрились сквозь ветви заснеженных елей звезды, и это было столь прекрасно, что профессор поставил на столе своего холостяцкого дома то, что назвал Weihnachtsbaum – Дерево Святой ночи, и украсил его горящими свечами.
Великий проповедник столь красноречиво описывал радость этого приобщения к Богу, что очень скоро многие стали следовать его примеру, и из Вюртемберга праздничное Дерево Святой ночи мало по-малу распространилось по всей Германии.
Как писал много веков после Лютера один церковный иерарх, “помещаемая в жилье во время рождественских праздников небольших размеров ель изображает собой неувядающую благостыню Божию”. Такова эта замечательно красивая легенда. После нее любая реальность выглядит убого приземленной и не особенно нужной...
А она, увы, такова: в отношении елочки Лютер не был первооткрывателем. Задолго до принятия христианской веры германцы считали ее защитницей домашнего очага от злых духов, холода и мрака, символом здоровья и плодородия, благополучия и торжества жизни над смертью.
И первая гравюра, на которой ель украшена свечами и звездочками, выполнена Лукасом Кранахом Старшим в 1509 году. А рассказ о добрых Фрайбургских пекарях, в Новогодие украшавших некое дерево сладостями, плодами и орехами, чтобы дети могли их срывать, датируется 1419 годом.
Некоторые исследователи вопроса проводят параллель между новогодней елочкой и лиственным “райским деревом” с яблоками на ветвях – атрибутом общепринятых в средние века церковных представлений о грехопадении Адама и Евы. Идя так в глубь времен, они достигают вавилонян и бога Мардука, – ибо нет ничего нового под солнцем.
Поэтому вернемся к Святому дереву и Лютеру, который выставил у дверей дворцовой церкви в Виттенберге свои знаменитые тезисы, начавшие лютеранство.
Рождественская елочка и ее украшения стали символикой духовного объединения протестантов, их разрыва с обрядностью католической церкви, которая сделала символом праздника обстановку рождения Спасителя. В IX веке сложилось каноническая форма: “в горе пещера, в пещере ясли, в которых лежит Христос, над Ним головы осла и вола, Богоматерь лежит на одре, лицом к зрителю, Иосиф сидит внизу в раздумье или дремоте”.
Осел и вол согревают своим дыханием Младенца от зимней стужи, а в пещере они потому, что на осле ехала Богоматерь, а вола Иосиф вел на продажу, чтобы уплатить подать и жить в Вифлееме.
Лютеране своей украшенной елочкой усилили торжественность и красоту “яслей”, ввели в символику праздника зеленый и красный цвета. Зеленый – верность заветам Иисуса и надежда на воскресение, красный – напоминание о крови, пролитой Сыном Божьим ради спасения мира. Сегодня мы видим эти два цвета не только на украшениях Святого дерева или праздничного стола, но и на рождественских открытках, подарках и многом другом. К вечнозеленым пихте, ели и сосне с годами добавились остролист (его 400 видов!), омела и плющ.
Католическая церковь резко выступала против рубки рождественских елок. Первый официальный запрет был введен в 1525 в Зальцбурге. Причин были названы две: украшение деревьев есть язычество, а вырубка молодого леса ничем хорошим не кончится. Насчет омелы же говорили, что английские друиды использовали ее для своих бесовских игрищ. Однако запреты мало действовали в протестантской стране.
Уже в 1597 году ремесленники Бремена устроили в честь Святой ночи свое цеховое собрание с рождественской елкой. Спустя восемь лет Страсбург установил на площади украшенную красными шариками городскую елку,– но пока без огней. Берлин же оказался необычайно консервативен: городское Рождественское дерево появилось в прусской столице только в 1780 году.
Рождественская елка в течение многих веков оставалась местным обрядом только германских протестантов. Но благодаря принцессам и принцам обычай стал проникать в другие страны Европы.
В 1816 Генриетта Нассаусская, жена австрийского эрцгерцога Карла (прославившегося победой над Наполеоном в битве при Асперне), порадовала своего сына-первенца горящими свечками на украшенной елочке. В народе только об этом и говорили, а принцессу назвали Christkindlbringerin, то есть Приносящей Младенца Христа.
На Британских островах принц Альберт Саксен-Кобургский и Готский, муж королевы Виктории, устроил на Рождество 1846 года во дворце королевское дерево, о чем немедля известила газета “Иллюстрейтед Лондон Ньюс”, и подданные с удовольствием стали следовать примеру их величеств, хотя за двадцать лет до этого совершенно не обратили внимания на Святые деревья живших в Лондоне немецких коммерсантов.
Французы свою рождественскую елку впервые украсили в 1870 году, когда император Луи Филипп установил ее в Версале для невестки, немецкой принцессы. И опять-таки немцы-эмигранты привезли Святое дерево за океан, в США, но американский быт ввел поправки и в этот обычай: электрические елочные свечи. Они появились нью-йоркских магазинах в начале восьмидесятых годов 19 века.
Но в Европе в те времена устраивали елку в своих домах все-таки в основном аристократы и богатые горожане. Деревенские жители, даже протестанты, относились к ней осмотрительно: восковые свечи стоили дорого, без огней же темная хвоя дерева, пусть украшенного, вряд ли способна вызвать радостное чувство.
Только изобретение стеариновых свечей привело к быстрому распространению “истинно немецкого” рождественского обычая. Да еще сыграла в этом неожиданную роль франко-прусская война 1870/71 гг., когда в Святую ночь по приказу высшего командования были зажжены огни на елках в госпиталях и казармах.
Для огромного большинства солдат это было совершенно неизвестное, очень впечатляющее зрелище. И когда через два месяца война кончилась, они повезли воспоминание о нем в родные места, так что рождественская елка быстро распространилась по всей Прусской империи.
Но елка – елкой, а поесть надо. Немцы-католики, придя из церкви, устраивают праздничную трапезу. Ее главное блюдо – свинина или свиные колбасы с квашеной капустой, которая считается целебной.
Тот, кто ест в Святую ночь кислую капусту, будет весь год здоровым. Даже скоту в рождественскую ночь дают капусту (понятно, не кислую).
Протестанты перед мессой устраивают Святой Ужин, Heilige Mahl. Блюд обычно 7 или 9, предпочтительно с зародышами жизни: рыбная икра, горох, бобы, мак, яйца, просяная, ячменная или рисовая каша, маковые клецки, не исключаются ни селедка, ни карп, ни гусь. Крестьяне после еды искали под столом рассыпанные зерна: каких зерен больше найдут, тот злак и лучше уродится.
В старое время право выпекать ритуальный рождественских печений доверяли в городах только избранным пекарям. А крестьяне в Вестфалии пекли огромный ржаной хлеб, клали на стол и ставили вокруг три лампы. Часть его съедали в первый день Рождества, еще часть – на Новый год, еще немного – 6 января, в день трех королей (причем в две лампы наливали так мало масла, чтобы они погасли уже во время еды). Хлеб до конца не съедали – остатками кормили 2 февраля скот.
Что же касается 25 декабря, то, поскольку в текстах евангелий точный день рождения Младенца не указан, дату установил своей буллой папа Юлий I в 350 году (до этого решения христианская церковь праздновала лишь Богоявление, Epiphaniasfest в день 6 января).
По мнению историков религии, выбор именно 25 декабря – дня зимнего солнцестояния и потому самой длинной ночи года – был частично продиктован желанием отвадить людей от языческого новогоднего торжества.
Ну а после установлении дня Рождества Христова, было совершенно естественным указать день Обрезания Господня, который как раз и пришелся на 1 января. Что, понятно, не имеет никакого отношения к нашему празднованию Нового года, когда каждый винодел непременно чокается в подвале с винной бочкой, поздравляет ее с праздником и пьет за хороший урожай.
С Новогодием вообще всё сложнее.
Ведь до 1691 года императоры Священной Римской империи Германской нации указывали началом года день Рождества, а вовсе не первое января. И во Франции Новый год очень долго начинался с 25 декабря, но в 755 году праздник перенесли на 1 марта, затем на день Пасхи, и только в 1564 году король Карла IX решился на 1 января. В Англии же, гордящейся своей независимостью от “континетальных”, Новогодие праздновалось совсем уже странно: 26 марта, что продолжалось до 1752 года.
Но подобные перестановки – вовсе не приметы нового времени. Возьмите римлян: с незапамятных времен вроде бы все было логично, праздновали Новый год первого марта, то есть как начало полевых работ. А вот по каким причинам Юлий Цезарь в 46 г. до Р. Х. перенес начало года на 1 января, малопонятно. Скорее всего, потому, что январь (януарий) был месяцем двуликого, но отнюдь не двуличного бога дверей Януса. Ему приносили жертвы именно 1 января, почему и считалось весьма благоприятным начинать в этот день большие дела.
Римляне в новогодие одаривали друг друга подарками и восковыми табличками с поздравительными надписями: "Желаю тебе благоприятного и счастливого Нового года", – а кто умел, добавлял шуточные стихи. Один из рабов Юлия Цезаря пожелал ему пожить в новом году дольше, чем в старом,– император оценил тонкое остроумие и отпустил того на свободу. Каждый клиент (особенно если он вольноотпущенник) старался сделать приятное своему патрону. В ранние времена хватало винных ягод, фиников да ветвей лавра, предвещавших счастье и удачу. Затем в ход пошли мелкие монеты, но аппетит приходит во время еды, и ценность даров все более возрастала. А вот славившийся злопамятностью император Калигула, принимая подарки от подданных на площади перед дворцом и тщательно записывая, кто что принес, – не говорил даже “спасибо”.
Официальная встреча Нового года обставлялась весьма торжественно: в храм для принесения жертв приходили в лучших одеждах сенаторы, консулы и прочие должностные лица. Затем начинались пиры, танцы, по улицам бегали ряженые в масках. Считались бесстыдными любые раздоры, все мирились и прекращали тяжбы.
В какой-то мере римские обычаи новогодних торжеств повторяли праздники третьего тысячелетия до Р.Х. в Вавилоне, когда там после подъема воды в Тигре и Евфрате начинались работы на полях, что означало победу светлого бога Мардука над смертью.
Начиная с 21-го числа месяца нисана (март – апрель), двенадцать дней запрещалось работать, наказывать, вершить суд, – в эти дни на городских улицах и площадях читались поэмы о подвигах Мардука, шли представления о том, как его жена, богиня Сарпанитум, спасает мужа из подземелья. Царь каялся перед богами за все, что сделал недоброго в прошедшем году. Забивали массу свиней – символов врагов бога. Когда на одиннадцатый день золотая статуя Мардука совершала путешествие на корабле по Евфрату и возвращалась в храм, царь пытался войти туда, но путь ему преграждал верховный жрец.
Далее, по словам историка, "корона и скипетр отбирались у царя и укладывались на циновку перед статуей, а жрец стегал плетью царя, стоявшего на коленях перед святилищем. Царь должен был плакать, чтобы правление будущего года было для него счастливым, а затем входил в храм, чтобы перед статуей Мардука жрец вернул ему царские регалии. Самым же важным событием было символическое бракосочетание Мардука и Сарпанитум и вполне реальное – царя с верховной жрицей.
Но – стоп! За всеми разговорами мы совсем забыли о Деде Морозе! Где он? А он в России, поскольку, вообще говоря, никакого отношения ни к германскому Новому году, ни тем более к Святой ночи не имеет.
Потому что в Германии его зовут Святым Николаем, в США – Санта Клаусом, в Италии – Баббо Натале, во Франции – Пэром Ноэлем, а праздник его – 6 декабря.
Человек это был реальный, участник первого Вселенского собора, – архиепископ Николай в городе Мире в Ликии (в нынешней Турции) в IV веке. Его называли "правило веры и образ кротости". Николай Мирликийский считался покровителем моряков, его икона висела в кают-компаниях боевых судов Российского императорского флота.
Это столь великий христианский святой, что его чтут и католики, и протестанты, и православные, и “еретические” общества Востока, и даже порой мусульмане и язычники. Знаменит св. Николай прежде всего своими благотворительными поступками, которые он совершал по заветам Христа тайно. Согласно преданию, один разорившийся вдовец по бедности и с отчаяния решил послать трех своих дочерей “на панель”. Святой подбросил в дом несчастного золото и спас девиц от позора.
В 1807 г. купцы из итальянского г. Бари перевезли туда мощи св. Николая, и 9 мая, день прибытия мощей, празднуется там “весьма торжественно”, паломники прибывают со всей Европы.
С бегом столетий добрый Святой Николай стал приносить подарки детям и, разумеется, взрослым. Привычный нам облик его появился не сразу. На рисунках голландских художников начала XIX века он строен, с трубкой в зубах и принадлежностями для чистки дымоходов, через которые он забрасывает подарки детям. Отороченную мехом красную шубу и бороду нарисовал в 1860 году американский художник Томас Найт, англичанин Тенниел превратил стройного джентльмена в добродушного толстяка. А каким предстанет Дед Мороз через сто лет нашим пра-правнукам, гадать не будем.
В Германии дети охотно пишут Святому Николаю письма, описывая подарок, который хочется получить. Естественно, письма не запечатываются, и довольно часто бывает, что добрый Санта-Клаус относится к просьбе со вниманием...
Иной раз возникают дискуссии: не слишком ли много денег мы тратим на елки, украшения и прочую мишуру? Ну, дети – для них пусть, но взрослым-то зачем Рождество? В Германии на елочных базарах и в лесничествах покупают свыше 23 миллионов лесных красавиц, – не лучше ли было позволить им продолжать расти?
Родители отвечают: мы сохраняем праздник Святой ночи, потому что в нем есть таинственная чистота, и неправильно лишать ее наших детей. И во что превратимся мы, если откажемся от Святого дерева, подарков и праздничных трапез?
Тем временем самая высокая – 67,36 метра – естественная новогодняя ель была установлена в Вашингтоне, А самая высокая искусственная – 76 метров – украсила Рио-де-Жанейро, она стояла на плавучей платформе посредине озера, освещенная двумя миллионами лампочек.
Со счастливым Рождеством! С Новым Годом!